Kitabı oxu: «Роуd-Муви»

© В. Тао, 2024

ISBN 978-5-4485-5767-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДЕМОНЫ ЭБОЛА

Антивирус

безмятежен, на последнем дыхании – тонкий как смог, легкий как сигарета – пепел тающий солнечной высью. Невинность в полу-небе тирольских блудниц. Невесомость жасмина, кофейных зёрен на уличном столике…

пожиратели кино, еды и рекламы, чиксу на кайфе ломает сиянием – фриланс на игле у жизни, чей танец не отмыть до бела, даже за донейшн. Видения, которые говорили, что мы станем ангелами…

на опен-эйре фрики предлагают минералку и алкоголь. Модели бесятся пытаясь снять с себя селфи. Окурки и раскрошенное печенье. Последний энвой это воин обнявший ребёнка, улыбка отца и хрупкое мороженое

Поцелуй

Бриллианты сияющие от боли так похожи

на наши сердца, что даже демоны пожалели, что

связались с нами! Играем в прятки в случайном

теле – владей им как бессмертием: найди меня,

спаси от снайперов ослепших от счастья.

От гимнов, впавших в пафос в честь павших

и их убийц – копы в пролёте, а мы в ударе.

Как боги под кайфом, как рыбы в немом кино.

Дух среди дежавю и витрин, ветер-брат

обнимающий за колени… день ослеплён,

шизофреничен и юн: вкус яблок, хрустящий

в костях и угнанный ветер из сердца ангела

Road-movie

Колыбельная для России – одинокая как свеча, полупьяная как молитва – агнцы в законе под волчьими звездами, с такими же лицами как у нас – да хранит тебя смерть, сердце Иисуса сгорающее на Вудстоке.

Вечный огонь в смуглых душах язычников, шахидов под кайфом… звезды безумия в зарослях демонов, топ-модели в татуировках – слоняюсь по улицам в пустыне граффити – день-эфиоп в полусне тревоги, сонное время в бронзовой дикости

Чайки, бульвары, планшетник, wi-fi – изнеженный трип в безмолвии ветра, крылья распятые в матрице – как земля, как жизнь – в траве печали утонув по плечи

сияли дни беззвёздностью измерений!

шептались с тишиной сияющими пушинками

Люди-кошки

гитара играла, изгибая ночь, комнаты

притихли в надире, в космических печах…

шелест лип и жидкий неон: сырость

сердец скользких от крови

одни в этом городе, в ночных терриконах.

роскошь бессонницы, созвездий над крыльями…

Близнецы совсем не божественны, просто

потеряли головы – обрели покой

в лабиринте огня

в амнезии боли

Summer in the Sity

Конец гранжа и начало лета. Нас накрыло теплом и кайфом безделья. Ставками принятыми онлайн. Мой прикид, твоя кредитка: творим любовь из Духа Святого. Чувство вины и снега… лето кончило в нас:

ласточки поселились в коже как в пляжной глине. В долине. В гимне – Пенсильвания это открытка маме из 60-х и полумёртвый зной…

Тела сливаются с небом… время невесомое словно фейк, желания черные как Гарлем: секс слаще сахара, дешевле сигарет – музыка умноженная на ноль, Пеннивайз поимевший Эйнштейна…

пишу на стенах своего сознания: радугой из баллончика – банка энергетика и сланцы, шиповник и свербящие цикады… ветер веет на маму-шамана, поцелуй ангела горький словно бессмертие – в жадных сердцах, в сиянии одиночества

Мосты любви

Атомные тополя, сонные волны времени.

Кто-то смеется за спиной… латунные монеты

в рассыпавшихся игровых автоматах

Время – ветер заглатывает его пустоту.

Меняю формы тревоги, тайны молчаливых парков.

Жертвоприношение: любовь не влечет, не кажется

волшебством…

Солнце. Гарь натянута над побережьем.

Суходрочка новостей выпускает кровь из жертв —

бараны мычат довольно: «…далше, далше…» увози

нас печальный голубой экспресс…

Море пропахшее нефтью. Солнце

борется с невидимым нашествием словно

мелодия обреченная на распад.

Русское небо – дом, которого нет нигде…

формы деревьев пылают вдоль дороги, словно

кто-то сжигает мосты – мосты любви

Не самый удачный день

Песочница… истребители ищут цели, прежде чем разложить нас на свет. Менты с лакированными взглядами, когти припаркованных иномарок. Чувствую самадхи в сердце и за рулём этого говно-movie.

Пурпур чувств лелеющий своё золото, мрак застающий нас уже спящими. Пора будить – добрым словом и контрольным в голову: здравствуй Белоснежка, путана-воровка, которую я не знаю кому спихнуть…

Украденная высь – что может быть бездомней… лишь моё сердце. Твои глаза. Технологии творят нас из пустоты, лишая кожи и сострадания – чего не сделаешь ради селфи с дьяволом… на розах св. Марии дрожит слеза —

когда музыка смолкнет, павшие воссияют над бездной, над памятью лишенной надежд… что, раны не заросшая земля? А крылья наши слеплены из глины? душе не нужно света, что бы вспыхнуть! приблуда-дурочка с небесными глазами —

«распни её! распни!», глумятся дети:

в венках из одуванчиков – над пропастью, во ржи

Мишени

На палящем солнце стояли в

скорости света. Твои волосы на ветру —

трепет воздушных змеев, сияющее побережье.

Время это прямой угол: можно быть

внутри него, или снаружи.

Лодочный стук бамбука.

Термические глаза сновидений.

Чума косит мёртвых, на карте ни гроша.

Рай авиалайнеров и кладбище неба…

…перекресток: жара, алкоголь…

в апатичной уличной толпе: ты отводишь

волосы со лба – лиловая тишина

в солнечном полу-аду

Пустоши

Масличный сад, бездорожье

пакует синеву в целлофан. Порог

выстилает степь: пыль, топот, в окнах

шепот (отец бессильно опускает голову)

Вакуум зеркала. Мел. Жара. Штиль

пересчитывает песчинки: утром встану рано.

Выйду в рассвет – территория памяти намывает

сны: будущее совершенно голое

Она похожа на грозу.

На трепет вспугнутых птиц,

остывшие объятия статуй…

Стоят электрички, время.

Зеркала дают сбой

В горбатой кофейне, на краю города.

Шорох с улицы… пространство прикормленное

ущербностью зноя, скрип вентилятора под

потолком

золотая пыль в зрачках

Курьер

В амфетамине улочек – помятый

как сигарета, худой как Лу Рид. Брожу

среди рахитичной архитектуры,

с расточительной роскошью боли:

это раздражает… Святой Петербург —

смазливый словно невинность,

затхлый как аромат наркомании.

Классические силуэты мажут

дуновения косметикой непорочности:

веду себя как проститутка – но

ничего поделать не могу

Ночь. Улица. Фонарь. Ап… как

послушные псы возвращаются воины

…скрипят полозья в аспирине ночи:

склейка за склейкой помаргивает

экран, увозящий воспоминания —

раскручивается фракталом, шепчет

в самое ухо – лишь сила духа отливает

тоской дважды вышедшей из-под сознания

…дружелюбный асфальт, струйки

страха стекающие по подбородку…

в мазуте воздуха полно тепла и хаоса:

голуби кочующие по тротуарам,

свингующие леди Лондона в толчее

развлечений… в жимолость укутываю

плечи, страшно не танцевальные

у тебя глаза, прости

изгиб канала распятый смертью: голый

как солнце, красивый как одиночество

Обнимал нежно как друга.

Целовал в мертвую морду.

Радуга Файниана

Стаи птиц обживают крыши, тихий

миндальный воздух. Все еще целишься

в самолетик, ползущий по небу. Овеянный

прекрасным светом смерти…

Бог влюблен в меня. В мои руки,

в молчаливый ветер

тишина примеривающаяся к падению

На правах рекламы

Каталина глотает янтарь – закат удлиняет

наши машины! Лишенные времени – голливудские

недотроги: сущности менялись местами с хайвэем —

одиночества хоть залейся!

Банкоматы пропахли деревьями, счастьем.

Бараньи луга, берега. Стовёдерное море. Молодая

луна сутулостью отдавала в скулы: отливают тоской

доспехи. Чайки под жадным мостом хватают

заразную воду

Сломанная спичка. Тюфяк: в зеркалах сияет

запаянное солнце. Эпоха рождает евнухов: время

заканчивается – жизнь растет в цене.

Ветер умер в шорохе аллей – в агрессии

улиц, голубей заваленных небом. Бикини реклам…

в сумерках красотки снимают дальнобойщиков —

свободный доступ на пороге гор

Никотин

Понедельник с перламутровыми ногтями,

поезд увозящий нас – экспрессо, американо…

нищих всегда больше чем денег, а надежд – чем

живущих. Смертельное пшено, которым Он

кормит нас словно черных куриц.

Беспилотники на орбите. Трепет полыни

у самых сердец. Патрули и маршрутки подбирают

последних влюблённых – пахнет жасмином

в прохладной вселенной. Твоими

веснушками в середине лета…

Но мне всё равно

36,6°

Сидели допоздна, молились огню – оборотни

прокачанные на экстазе. Звезда в затылке застрявшей

пулей – собираем блаженство как пчёлы пыльцу,

на нас лежат тени Москвы и Беслана…

Разбитые окна, тротуары. Непознанные объекты

видеонаблюдения: глотаю энергетик, чтобы не

вырубиться, дуновения сочащиеся сквозь пальцы.

Плечо для друзей и сердца для подружек —

св. причастие в обнимку с букетами, призраки

тронутые сладким кумаром… беспилотники

сканируют синеву: ангелы слизаны огнём —

их глаза бездонны как боль, незабываемы как

проклятие… это точно просчитанный, прекрасный

мир – и нам даже заплатили вперёд

Virginia Slims

Скамейка, пивные бутылки.

Кафедральный бриз тянущий вверх деревья…

Духота жуёт перекрестки, тенты летних

кафешек – денег нет, а время не ждёт,

просто подворачивается под руку…

Матовость пыли. Травы. Черная марлевая

повязка: это предохраняет. От слов влекущих

заразу опустошения. В наших телах черные

кости, милая. Что-то траурное в блуде

дневного зноя, пустота и теплая

но-шпа ветра

Облака загипсованы. Тени выдуваются

из-под наших ног. Каре байков, медленно

съезжающее с пустыря: улицы готовы

к изнасилованию.

Бензоколонки дымящие в сторону моря.

Аромат сигар, кочегарок… в эпидемии зари,

одни: неоновый кот заражен бессмертием,

и мы глядим в его холодные глаза

Заводной апельсин

…ну, наконец-то, легавый!

съёмное время, стрёмное лето – торчу

собираю бычки на виниле пляжей волны

цедят протухающий свет – ночь химическая

музыка джойнт – ебу мозги, попиваю колу…

хватит на этот раз завязал – в порно-

сетях силиконовых долинах —

затрахан безнадежен…

при делах при вчерашних денечках…

время склеивает сердца комнаты в номерах

отелей запертые на ключ беглецы дети – girl,

you’ll be a woman soon – в волшебстве в

опустошении в бессмертии – зачем

Ты оставил нас здесь

беспечный ездок стопанувший время

только вякните что-нибудь…

Цветок для Кристины

Пейзаж в окне, почти бесплотный —

нарывает май, опираясь о подоконник,

тишина усыпанная черной парчой

Созвездия распахнули ворота: сигары

обрастали позолотой (время остановилось,

прикинулось мертвым) стена исцарапанная

признаниями – ещё недавно канаты натирали

безмолвие парусов, Гончих Псов

Комнаты полные соломенных

строчек, блестят полы скудоумием солнца —

притомился, сидел на коленях у ангела…

Вышли в поле ворота – день лежать

неохота… не болит голова, не спорят две

вечности за околицей – в поле: бог пыли

задёрнул зеркала, и смерть ещё мала,

как жизнь – не распустилась

бесплотной прялкой дремлет свет

сто комнатные дни гуляют эхом

Ложное движение

на сжатой солнцем трассе – одиночество.

в онлайне – фантазии кончающие рекламой,

меланхолия – в чёрных кольцах её движений позы

змей и провалы памяти бережно зашиваемые

солнечной асфиксией.

души в инкубаторах светотени; призраки

на кислоте технологий – плавимся в плазме

баннеров, божественные пранкеры-любовники:

инсайд раскрывающий восприятие, хищный взгляд

как удар током.

вечерний город, хамоватые такси

следуют глобальным маршрутом – теряюсь

в духоте автостанций: жара сползает на лоб как

сомбреро, Сикейрос раскрашивает бензоколонки —

безмолвные, зыбкие

мех воздуха на коже

бессилие и тлен