Kitabı oxu: «Поликлиника. Повести и рассказы о любви»

Поликлиника

Годы и годы работы в разных медицинских подразделениях приносили не только отвращение к людям, не только новые впечатления от общения с ними, но и самые не предсказуемые приключения на любовных фронтах.

Вот вам очередная книга из этой серии. Если можно так сказать, то это типа начало новой "подсерии", посвященной именно разным подразделениям. И как начала начал, – поликлинике и возможным приключениям именно там или около нее.

Пусть будет так

Я сидел без халата в кабинете поликлиники, перебирал накопившиеся за день амбулаторные карты, не спеша делал в них нужные записи и старался ни о чем не думать, кроме работы. Сегодня был ранний и очень насыщенный прием больных, потом посещения больных на дому – фактически бег на короткие и длинные дистанции, в том числе на высокие и низкие этажи. Потом я вернулся в кабинет и сидел с документацией, неспешно приводя ее в порядок.

Мой стол был завален различными бумагами, бланками, амбулаторными картами, авторучками и карандашами, и прочим канцелярским хламом. Столы уже закончивших работу и ушедших домой коллег были свободные, – так, пара бумажек, а то и без них. Ну да и я перед уходом всё уберу в ящики и в шкаф, чтобы не делать этого в начале рабочего дня завтра.

Домой ехать не хотелось, – там никого сегодня не было: семья уехала несколько дней назад на курорт на море, и вернутся они не ранее, чем через 3 недели. Дневной рацион питания мне заменили взятые из дома бутерброды и чай. Да и не хотелось есть в течение дня в такую жару. Алкоголь я не приемлю, да еще в такую жару. На сторону не хожу… Потому пост во всех отношениях начался и предстоял весьма долгий.

Если утром в окно немилосердно светило и грело солнце, то теперь в этом кабинете было немного прохладнее, чем даже в коридоре по всему этажу, благодаря легкому сквозняку в незапертую дверь. А как представишь себе, что в такую жару надо ехать через весь город на общественном транспорте, нюхать запахи от чужих веками не мытых подмышек и ног, то становилось просто даже невозможно стать из-за стола и заставить себя выйти на размягченный от жары асфальт. А раз не «горит,» то можно посидеть здесь до хотя бы некоторого снижения температуры на улице.

В дверь постучали. Я мог бы и не отзываться, но если меня хочет увидеть кто-то из начальства, то лучше пусть он выскажет мне свои идеи или замечания сегодня, чем испортит завтрашний день.

– Да, – громко ответил я.

В приоткрывшуюся щель заглянуло женское лицо без намека на косметику, и, как мне показалось, сильно грустное и озабоченное своими проблемами.

– Можно я зайду? – жалобный голос, ну просто почти плачущий и неотвратимо просящий.

– Вы что-то хотели?

Теперь уже голос и лицо проникли всем телом в кабинет в лице приятной молодой худощавой особы в больших дымчатых очках под сильно растрепанной копной волос на голове (или это такая прическа стала входить в моду?). На ней был легкий почти прозрачный короткий сарафан на длинных бретельках с широким ремнем, сильно открытые босоножки на босу ногу, маленькая сумочка-косметичка на длинном ремне и умоляющее выражение на лице. Она уже стояла в кабинете, но не прикрывала дверь, держа ее рукой. Мне очень не хотелось, чтобы вслед за ней нагрянула толпа просящих совета, задающий вопросы с дежурной фразой «я только на минуточку» и т. п. Но в коридоре за ее спиной никого не было, как мне показалось, на всем длинном этаже. Потому наш разговор был никому и не слышен.

– Доктор, сможете уделить мне минутку? – ну до чего стандартное у нашего народа начало!…

– Я уже закончил свой рабочий день и занимаюсь документами в свое личное время.

– Но только минуточку!…

– Этажом ниже идет прием врачей всех профилей и они смогут ответить на все Ваши вопросы… – как же они мне все надоели!…

– Доктор, это дело жизни и смерти. Я не могу ждать в таких длинных очередях, т. к. очень тороплюсь. И вопрос коротенький. Ну, пожалуйста! – жалостное выражение приблизилось к плаксивому. Мне вот только не хватает еще слез и рыданий в кабинете или около него.

– Ладно, зайдите и объясните, в чем такая большая срочность.

Вслед за моими словами она чуть отодвинулась в сторону от двери и закрыла ее. Я услышал щелчок закрывшегося автоматического замка и подумал, что надо бы отрегулировать его работу снова так, чтобы не выходить открывать замок после каждого закрытия дверей. Но потом как-то сразу отвлекся от этой мысли и вспомнил о ней только назавтра, перед приемом.

– Я понимаю, что Вас сегодня что-то сильно беспокоит?

– Да, доктор, беспокоит. Я очень прошу Вас послушать мое сердце, т. к. оно стучит как-то неправильно.

Самый простой и быстрый вариант отделаться от столь непонятливых посетителей, это послушать ее сердце. Тем более, что особа молодая и у нее не может быть серьезной болезни, с которой я просто завязну в работе с ней и во времени. В своем личной времени. А мне еще так хотелось посидеть в пустом кабинете и поблаженствовать в тишине.

– Давайте Вашу амбулаторную карту.

– Ой, доктор, я ее не выписывала. Дело в том, что не из вашего района обслуживания, я здесь в гостях. Просто с ночи сильное сердцебиение, и мне немного страшно.

Она бросила на кушетку свою сумочку, мгновенно сняла через голову сарафан и буквально подбежала ко мне, всё еще сидящему за столом. Пришлось повернуться к ней всем телом, хотя ноги из-за стола я вытащить не успел. Ну да ладно, наспех – так наспех. Вставил в уши стетофонендоскоп и приложил мембрану его акустической головки к ее грудной клетке. Послушал в нужных точках спереди, заставил подышать глубоко и задержать дыхание, потом повернул спиной к себе, потом снова подышать глубоко. Да, сердце билось немного чаще обычного, но не на столько, чтобы объявлять вселенскую тревогу. Даже того, что она было в незнакомой ситуации и обстановке, было достаточно, чтобы возникла такая умеренная тахикардия. Скажем так: эмоциональная тахикардия.

Повернувшись ко мне лицом, она снова взглянула мне в глаза и опять на ее лице появилось умоляющее выражение лица.

– Доктор, я вижу, что Вы ничего не услышали. Вот попробуйте послушать без этой Вашей трубочки, просто ухом. Ведь мне так плохо, так плохо! Вы должны что-то услышать и помочь мне!

Да, попадались мне такие пациенты, которые верили, которые думают, что через «эти трубочки» слышно хуже, чем просто ухом. Обычно я отказывался это делать, объяснял, что «эти трубочки» не только не ухудшают, но и еще и усиливают звук. К тому же гигиена… Но в настоящий момент я хотел только отделаться от нее и, возможно, не на долго вытянуться на кушетке в запертом кабинете, расслабить все мышцы спины за весь день и просто молчать в прохладе. Я уже ругал себя, что вообще не заперся в кабинете изначально, что пустил эту особу вообще в кабинет.

Ладно, быстренько прижмусь ухом и заставлю покинуть кабинет. Тем более, что она закинула руки себе за голову и нетерпеливо просила взглядом послушать ее.

Я отложил стетофонендоскоп в ящик стола, отодвинул стул от стола и развернул его, вытащил свои ноги из-под столешницы и повернулся уже весь в сторону пациентки. Чтобы приблизиться в ее грудной клетке ухом, мне пришлось раздвинуть широко свои ноги и приблизить ее всю к своему лицу еще ближе.

Ну, привлек за бока ее грудную клетки к себе, прижался ухом к грудине, ну, делаю вид, что что-то слушаю. А сам почувствовал приятный запах какого-то парфюма, нежно проникающий куда-то глубоко внутрь меня. Наконец-то заметил, что грудная клетка, хотя и немного худощавая, но приятная и по форме, и на ощупь. Перед моими глазами была изящная коническая молочная железа с большой темной ореолой, увенчанная большим набухшим соском. Сосок размером в хорошую вишню и почти такой же по цвету. Он так естественно набух изнутри…

Я вдруг почувствовал, как она опустила руки, взяла мою голову обеими руками, повернула ее к себе лицом и… направила этот сосок мне в рот. Лицо оказалось крепко прижато к поверхности грудной клетки, в связи с чем мне было не очень комфортно дышать, но я не отстранялся от нее. Попавший в мой рот сосок коснулся моего языка, и я начал играть с ним губами, языком. Обхватил эту грудь вокруг моих губ правой рукой, – грудь как раз очень удобно легла в мою ладонь. Второй рукой так же обхватил вторую грудь и почувствовал, как второй сосок уперся мне в кожу ладони. Я начал массировать и эту грудь, но уже не губами, а рукой

Потом одной рукой, что была на груди у моего лица, я обхватил ее за поясницу, притянул к себе еще больше. Гладил и целовал, ласкал, сосал ее соски по очереди, переходя от одного к другому, потом возвращаясь к прежнему. Менял руки у нее на пояснице и по очереди массировал груди свободной рукой. А девушка ответно выгнулась мне навстречу всем телом и словно склонилась надо мной в легком поклоне. Груди словно немного нависали надо мной от склонившегося тела. Когда я, оторвав на короткое мгновение губы, взглянул на нее, на ее лице уже не было выражения грусти и озабоченности. Оно светилось широко открытыми глазами и выражением блаженства. Вот как мало оказалось надо, – просто поцеловать несколько раз сосок… Ну и погладить по спинке. Ну, не только по спинке. Начал с поглаживания спинки, потом спустил руку ниже, на ягодицы, на бедра, – мне так было удобнее слегка притягивать ее к себе, удерживать в удобном для меня положении при смене груди для поцелуя. Да и приятнее.

Моя рука уже свободно скользила по поверхности ягодиц, бедер, свободно попадая между не сдвинутых бедер и касалась мягкой горячей поверхности половых губ, которые четко контурировались сквозь тесные тонкие женские трусики. Временами просто прижимал к ним ладонь, массировал сквозь ткань, после чего особа расставляла ноги всё шире и шире. И трусики стали влажными в самой понятной их части.

Я понимал, что вечно это длиться не может, что мы застыли на какой-то промежуточной точке события, и кто-то должен был сделать первый шаг. Ну, следующий шаг, если точнее сказать. Хотя сам процесс можно немного затянуть еще, продлить, и… Мне интересно было играть с ней, и было интересно, на что и когда она решится, если я не буду проявлять инициативу. Ну, проявила же она собственную инициативу, ворвавшись ко мне в кабинет!

Я почувствовал ее руки у себя на брюках, – пальцы расстегнули пуговицы сначала на поясе, потом ниже, ниже. Из под этих пуговиц и ткани легких летних брюк и трусов был выпущен на свободу «молодой конь», вздыбившийся во вполне определенном желании. И уже тянущийся к желанной плоти женщины. И она это нащупала, почувствовала и оценила, видимо… Взяла его в руку, обхватила и держала некоторое время.

Я немного приподнялся на стуле и приспустил брюки ниже, чтобы она могла легче его обхватить ладонью. Это словно послужило ей сигналом. Неуловимым движением ее тонкие трусики вдруг оказались у меня на столе. Правая нога переступила через мою левую ногу и подвинула ее к середине, также была придвинута и вторая моя нога. Наездница по-хозяйски устроилась у меня на коленях, всё ближе и ближе придвигая свою плоть к моему «жеребцу». Очень скоро уже не только рука, которая не покинула своего поста и активно массировала влажную область, а уже и твердая плоть стала чувствовать это горячее прикосновение. «Жеребец» некоторое время стоял «перед входом», плотно прижавшись головкой к влажному входу в «пещеру». Моя попытка раздвинуть губы пальцами привела к тому, что она схватила мою руку и немного придержала ее движения, четко давая понять свое нежелание такой помощи. Постепенно головка «жеребца» стала медленно утопать в скользких горячих объятиях губ, вроде как сама собой погружаясь между ними. Было похоже, что эта «пещерка» именно такого медленного движения и хотела. Дама отпустила мою руку у себя между бедер, и направила другую мою руку для более активного массажа груди, ритмично поверх нее сильно сжимая и расслабляя свои пальцы.

Ну, что ж, если так – пусть будет так. Медленное проникновение, сопровождающееся поглаживанием и поцелуями сосков и грудей, поглаживанием внутренней поверхностью бедер и тех интимных областей между ними, до которых я мог дотянуться. В конце концов я уже не мог так изогнуться, чтобы целовать ее соски и выпрямился, взглянул ей в лицо и обнаружил, что глаза у нее всё так же широко открыты, хотя судя по выражению лица, просто ничего не видят вокруг.

Я откинулся на спинку стула (эх! не развалился бы он, старенький, под нашим общим весом и от таких планируемых совместных движений! хорошо, что он придвинут и прижат спинкой к стенке шкафа!) и это обоим принесло облегчение. Я теперь смог смотреть на нее и это еще больше меня возбудило. (Хотя, куда уж больше?) Она смогла лучше всем телом придвинуться ко мне ближе и пустить моего «скакуна» на всю длину пути в ее лоно. Внутри было ну очень горячо и мокро, губы крепко обхватили «скакуна» у самого основания, головка его уперлась во что-то мягкое и бугристое очень глубоко. Моя попытка сделать встречное движение не принесла успеха. Во-первых, потому, что в такой позе это неудобно, во-вторых, она сама судорожно схватила меня за запястье, словно останавливая меня. Ну, ладно, попробуем и дальше плыть по ее командам и желаниям. Сама начала, теперь сама, сама…

Сама она и начала возвратно-поступательные движения тазом, – моему тазу навстречу. «Жеребец» продвигался иногда глубже, хотя казалось, что глубже уже невозможно. Иногда вылетал на свободу и упирался в кожу между бедер. Потом по мокрой поверхности опять влетал в «стойло» и … Прижималась лобком к моему лобку сильно, потом ослабевала нажим и даже отстранялась на краткий миг. И так длилось некоторое уже бесконечное время наслаждения. У нее между ног становилось всё горячее и горячее. Мой орган уже не только вздыбился, но и расширился, как мне казалось, до неимоверных размеров, чуть не лопаясь от напряжения изнутри. Чтобы не запачкать брюки я приспустил их почти сразу пониже, а скоро в процессе ее подпрыгивания удалось их снять и откинуть одной ногой в сторону. Теперь ничто не мешало и не отвлекало.

Ее волосы растрепались окончательно, хотя сказать наверняка, что они стали еще более растрепанными, было бы трудно. Тяжелое глубокое дыхание и явно сдерживаемые стоны рвались из обоих глоток. Глазные яблоки партнерши то закатывались под лоб, то упирались невидящим взглядом на меня. Вперед-назад, вперед-назад, еще и еще…

Вдруг она вскочила с моих колен. Подскочила к пустому столу около окна кабинета, легла на него на спину, согнула ноги в коленях и прижала их к груди. Молча умоляюще посмотрела в мою сторону. Я вспомнил свою же мысль: «Ну, что ж, если так – пусть будет так,» – и улыбнулся. Она поняла мою улыбку как-то по-своему, и сделав несколько змееподобных движений телом, придвинулась тазом к краю стола и даже немного зависла ягодицами над пустотой.

Я подошел к ней, медленно снимая футболку, – я только теперь обнаружил, что футболка из сетчатой ткани до сих пор на мне и полностью мокрая. Потом приблизил к ней свой орудийный ствол, долго тер головку вверх-вниз по мягкой горячей влажной поверхности губ, медленно раздвинул их этими движениями и начал медленно (и очень мучительно медленно для меня самого, – но ведь ритм был уже задан ею самой!) погружаться всё глубже. Казалось, что погружение занимает час на каждый миллиметр. При этом я одной рукой начал массировать ей клитор, а другой рукой подталкивать ствол вправо-влево, вверх-вниз, массируя им ее стенки изнутри. В такт поглаживающих движений клитора.

И она не выдержала, – рванулась навстречу резким движением и насадила себя на мой орган. Да так резко, что почти ущемила мою руку на клиторе. И опять затихла. Еще хорошо, что подхватил ее обеими руками, иначе от последнего движения она не просто зависла над полом, но и практически оказалась висящей над «пропастью» только на моем органе и моих руках, упираясь о стол шеей и головой. Но ноги опустить вниз даже не попыталась. Видать была уверена, что ее подхватят. Или даже не думала об этом.

«Ну, что ж, если так – пусть будет так,» – и улыбнулся снова. Посмотрим, на сколько времени тебя хватит вот так висеть на шее и чуть-чуть на плечах. Это не очень комфортно, да и не безопасно.

И гонка продолжилась. Держа ее навесу над полом с упором головой на стол, я начал теперь сам возвратно-поступательные движения тазом. Медленно-медленно, ритмично и как-бы с растяжкой. Партнерша попыталась немного извиваться всем телом, как бы ускоряя эти движения, но будучи в доминирующем теперь положении я не обращал на это внимание и продолжал свой ритм. Точнее ее ритм, который она задавала в начале, мучая меня. В момент таких своих встречных моим движениях, она чуть на соскользнула головой со стола, потеряла равновесие и схватилась обеими руками за край стола. Острые локти, словно рога, были выставлены в моем направлении, в глазах легкий испуг… А внутренние стенки с такой силой обхватили мой орган, – тоже, видимо, от испуга.

Она разогнула ноги верх и закинула их мне на шею. Обхватила, стала ими отталкиваться и потом притягивать меня к себе. Отталкивать-притягивать, отталкивать-притягивать. Это довольно затратное по силам упражнение, и она стала быстро выдыхаться. А я приподнял ее руками за таз и подвесил ее под углом, оторвав от стола. При этом я уже стоял, отклонившись назад под углом к полу, чтобы она сама собой насаживалась на мой орган силой собственной тяжести. Она сначала не поняла, что произошло и судорожно сжала ноги, а руками стала ловить край стола. А стола-то уже под ней не было!… К тому времени я не просто оторвал ее от поверхности стола, но и повернулся с ней на середину кабинета. Уничтожающий испуганный взгляд, новые рывки рук в поисках опоры, еще более сильные «пожатия» ног на моей шее. Я несколько раз как-то смог ее слегка приподнять и опустить руками, как бы поправляя и еще больше насаживая на свой отвердевший до каменного состояния орган, к тому же не только сам разбухший до боли, но еще и обхваченный ею весьма плотно. Подкинул ее собственным тазом еще несколько раз, любуясь, как она продолжает руками искать себе точку опоры.

Потом пожалел и отнес в сторону кушетки, опустил на нее, вынул свой орган. Ноги на моей шее она разжала сразу же, как коснулась спиной кушетки. В глазах у нее стояло что-то такое, напоминающее смесь страха, удивления и восхищения. Я рывком отодвинул кушетку под углом от стены, чтобы стена не мешала моим ногам и движениям. Совершенно послушно под действиями моих рук она повернулась лицом вниз, прижалась щекой к простыне и покорно пустила меня опять внутрь себя, когда теперь я сел на нее верхом. Вот так сидя на ее бедрах и немного ягодицах или нависая над ней я продолжил свои возвратно-поступательные движения с медленным нарастанием амплитуды, и с постепенным увеличением частоты движений. Мои движения стали вызывать ее встречные движения тазом, она стала выпячивать свою попочку навстречу, и то словно соскальзывала с органа, то старалась, идя ему навстречу, насадиться сильнее и глубже. Обхватывая его своими стенками всё плотнее и плотнее.

Честно говоря, я совершенно потерял чувство места и времени, – всё внимание сосредоточилось только на моем органе и в малом тазу. Внизу – и уже не только в органе, но и по всему низу живота, – нарастал пожар, который стал разогревать всего меня. Мне становилось всё жарче и жарче, пот лился рекой, с носа и подбородка капал ей на спину. От каждой упавшей на нее капли моего пота она вздрагивала, извивалась всё больше, насаживалась всё сильнее. На ее плечах и руках тоже выступили капельки пота, сильнее разлился вокруг нас запах парфюма, который я унюхал при ее появлении в кабинете.

Мои руки придавливали ее к кушетке. Временами я одной рукой добирался до ее груди, массировал сосок, но это было не очень удобно. Потому я взял ее руки и притянул их ей за спину, и стал просто тянуть на себя во время собственного поступательного движения тазом.

Когда она залилась сильными подавленными стонами, – словно стала делать длинные глубокие вдохи-выдохи, – стала извиваться, вырываться, метаться подо мной, я просто отпустил собственный контроль над собой. Ее метания на кушетке подстегнули мои движения, и я стал двигаться со скоростью швейной машинки, от чего она стала биться подо мной еще сильнее, дышать еще чаще и еще глубже, двигать руками вообще не координировано, и даже бессмысленно сгибать-разгибать ноги у меня за спиной.