Врата бога. Ашшур в гневе. Часть вторая

Mesaj mə
Fraqment oxumaq
Oxunmuşu qeyd etmək
Врата бога. Ашшур в гневе. Часть вторая
Şrift:Daha az АаDaha çox Аа

Жестокая эпоха

Повествование моё продолжается, и если бы кто-то из моих читателей меня бы вдруг спросил: «ну а какое второе название ты бы предпочёл для этого романа?», то я не задумываясь назвал бы его именно так. Да-да, это безусловно была эпоха очень Жестокая.

А ещё эта эпоха была и переломная.

Всё на Ближнем Востоке, в регионе древнейших цивилизаций, пришло в движение и начало разительно меняться. И после той эпохи Ближний Восток настолько изменится, что никогда уже не будет прежним.

И вот ещё на что я хотел бы обратить твоё внимание, читатель…

С высоты XXI века, наверное, сложно представить общество, в котором не было того объёма знаний и тех технических достижений, которыми мы сейчас пользуемся. А ещё ведь не было и современной морали, и не были выработаны представления о гуманизме.

Но это вроде бы с одной стороны. А вот с другой необходимо осознать, что даже люди той отдалённой эпохи во многом были похожи на нас.

И они безусловно стремились к чему-то лучшему, и они тоже искали хоть какой-то справедливости, и они хотели счастья для себя и уж тем более для своих детей. То есть, по большому счёту, они всё-таки от нас ничем особо не отличались, а значит вполне могли бы стать нашими современниками.

И мне кажется, что я в своих суждениях не ошибаюсь. Природа человеческая не сильно меняется на протяжении тысячелетий.

Ну а ты как думаешь, читатель?

Глава первая

А теперь хочу высказаться ещё кое о чём…

Знаете, вот прямо сейчас может быть вам скажу и банальную вещь, но в истории порой происходят события не просто значимые, а по-настоящему важные, и даже переломные, когда, казалось бы, привычная и устоявшаяся картина мироздания вдруг в одночасье меняется и всё рассыпается у нас на глазах. Однако обычно причины этих резких и необратимых изменений накапливаются какой-то период исподволь и не сразу воспринимаются очевидцами. Ведь говорят же: «Великое видится только на расстоянии.»

А я бы ещё добавил к этому: на расстоянии во времени.

***

К концу своего существования Ассирийская империя настолько разрослась, что уже охватывала почти весь Ближний Восток, и лишь только на её окраинах находились зависимые от неё царства.

В первой половине VII века до новой эры эта империя достигла зенита своего могущества, и казалось, что ей ничто не может угрожать. Конечно, в ней часто происходили смуты и на её границах не прекращались военные столкновения, однако это никак не отражалось на её статусе.

Ассирийская армия по-прежнему считалась наиболее подготовленной и лучше всех оснащённой, и владыки, построившие для себя грандиозный Северный дворец в Ниневии, являлись не только сильнейшими царями того времени, но и самыми богатыми. Их казна ломилась от золота и других драгоценностей, а торговля и ремёсла процветали как нигде более, и даже отпадение от Ассирии Египта не поколебало могущества этой державы, которая по-прежнему считалась несокрушимой.

Так думали об Ассирии в то время её современники.

И поэтому можно понять на какой же отчаянный шаг решились Шамаш-шум-укин и его тесть. Но понимая, насколько опасно будет для них осуществление их мечты, они к восстанию готовились не то что тщательно, а подготовка к нему у них растянулась на пятнадцать лет.

И за это время они всё кажется продумали…

Однако дальнейшее развитие событий показало, что запланировать всё ну просто невозможно.

***

Сбои начались у них с первых же дней…

Уже изначально стало понятно, что восставшим не удастся договориться с такой влиятельной фигурой, какой являлся халдей Бел-ибни. Да и Ашшурбанапал не зря был уверен в его исключительной преданности. И не только потому, что этот великан женился на непутёвой сестре Великого царя, рождённой от одной и той же жены Асархаддона, что и нынешний правитель Ниневии, а ещё и из-за того, что этот воин с выдающимися физическими данными был не ассирийцем и происходил из самых низов общества. Всей своей головокружительной карьерой он был обязан царственному родственнику, который удивил всех, разрешив великану войти в наиболее привилегированный круг семейства Саргонидов.

Вообще Бел-ибни считался не только самым сильным мужем в империи, но и отчаянно храбрым. А его родители являлись халдеями и были настолько ничтожны, что Бел-ибни нигде их ни разу не упомянул.

***

С началом восстания Шамаш-шум-укина, являвшийся губернатором Урской области уже некоторое время, Бел-ибни оказался сразу же в крайне затруднительном положении. Его область была сравнительно не большая, и она оказалась зажата со всех сторон владениями, переставшими подчиняться Великому царю.

На севере находилась ещё вчера полуавтономная пятимиллионная Вавилония, которая теперь объявила о полной независимости, на востоке и юге лежали владения халдеев и арамеев, и Приморье, которые тоже вышли из повиновения, на западе простиралась Аравийская пустыня, а в ней кочевали арабские племена, всегда с нескрываемой враждебностью относившиеся к Ассирии.

Под рукой у Бел-ибни было не много сил: всего лишь пятнадцать тысяч воинов (среди которых ассирийцев было и вовсе только малая часть), и поэтому его положение выглядело безнадёжным, но он всё равно не собирался опускать руки.

Бел-ибни не отступился от Великого царя и даже в совершенно, казалось бы, безнадёжном положении остался ему верен.

***

Вначале он ещё надеялся на Набуэля и даже послал к нему доверенных людей, чтобы заручиться его поддержкой, но вскоре его постигло горькое разочарование. Красавчик повёл себя двусмысленно и Бел-ибни заподозрил его в возможной измене.

Ну а затем подозрения великана подтвердились…

Уже через некоторое время всем стало ясно, чью же сторону предпочёл занять князь.

Теперь у Бел-ибни окончательно исчезла надежда на кого-то опереться. Он остался в одиночестве. И хорошо, что он загодя отправил Шерруа-этеррит и сына на север, в столицу, и хотя бы за них теперь был спокоен. Ну а вот самому Бел-ибни было о-ох, как не легко. Впереди у него маячили исключительно трудные и опасные дни, и неизвестно было, переживёт ли он выпавшие на его долю испытания.

***

Ур располагался у самой границы с Приморьем и поэтому в столице своей области Бел-ибни оставил только пять тысяч воинов, а сам с десятью тысячами засел в другом крупном городе, в Уруке.

Оба центра были загодя укреплены, и горожане их остались преданы Великому царю и готовы были защищаться до последнего.

Вскоре эти два города осадили восставшие. Их армия насчитывала двадцать пять тысяч воинов и возглавлял её генерал Набунацир. Он разделил свои силы на две части и несколько месяцев осаждал оба города.

Бел-ибни упорно отбивался и не шёл ни на какие переговоры. Он и защитники Ура и Урука всё ещё надеялись, что Великий царь успеет им прийти на помощь.

***

Все пятнадцать лет подготовки к восстанию Шамаш-шум-укин и его тесть кажется ни разу не совершили ни одного существенного промаха. Вначале Шамаш стал потихонечку собирать вокруг себя вавилонских патриотов, так и не признавших над своей страной власть ассирийцев, и в этом ему помогал Набу-ката-цабат, как никто другой знавший местные условия.

Из этих патриотов Шамаш создавал прежде всего костяк чиновничьего аппарата, преданного уже не Великому царю, а ему.

Затем он обратил внимание на укрепление своей экономической базы, благо и здесь у него имелись благоприятные обстоятельства, и прежде всего это касалось того, что в древности Вавилония всегда была богатой и процветающей. И даже находясь под пятой империи, эта страна была более населённой чем собственно Ассирия.

Далее его взор обратился уже на армию и по сути началось не преобразование, а создание её по-новому, почти что с нуля. Причём она создавалась из тех немногочисленных отрядов городской стражи, которые у него находились под рукой. Работа в этом направлении велась крайне осторожно и Шамаш-шум-укин очень боялся раньше времени свои намерения раскрыть. Но вот и армия им была создана, пусть и не очень большая. И только на последнем этапе подготовки к восстанию Шамаш и его визирь взялись сколачивать антиассирийскую коалицию.

И тут как раз восстал и отпал от Ниневии Египет. И между новым фараоном Псамметихом и Шамашем сразу же завязались интенсивные переговоры, которые уже вскоре дали для обоих сторон положительный результат.

Вслед за Египтом и Шамаш-шум-укином к антиассирийской коалиции примкнула Лидия, к коалиции этой проявил интерес и новый мидийский правитель Фраорт, и даже ещё вчера поверженный Ашшурбанапалом Элам, втоптанный им в прах и только-только восстанавливавшийся, не пожелал оставаться в стороне. Ну а арабы и халдейские и арамейские княжества на крайнем Юге Месопотамии, изнывавшие от тяжкого имперского ярма и различных притеснений, сами по себе были склонны к неповиновению, и Шамаш их достаточно быстро убедил встать на его сторону.

Однако даже самые идеальные и продуманные планы, как всегда нарушает жизнь. Шамаш и Набу-ката-цабат не всё сумели предусмотреть…

***

Как и обещал, Псамметих первым осмелился бросить вызов Ассирии и выступил в открытую против неё.

Он перешёл Синай, но стоило его армии подойти к Ашдоду, как она там надолго и увязла. А Ашдод был самой мощной крепостью империи, прикрывавшей египетско-ассирийскую границу.

Затем была выведена из игры Лидия. С помощью натравленных против неё «чёрноколпачников».

Следующим выпавшим звеном из на первый взгляд мощнейшей антиассирийской коалиции стала Мидия. С этой стороны угрозу Ассирии без особого напряжения купировали скифы. Стоило только им сосредоточиться у границ Мидии, и Фраорт резко передумал что-либо предпринимать.

И, наконец, Элам, пообещавший поддержать Шамаша, затянул с выступлением.

В итоге восставшие вавилоняне по сути остались один на один в своём противостоянии с империей. Ну если не считать арабов и мелких владетелей Юга Месопотамии.

 

Но Шамашу и его тестю отступать было не с руки. А ещё точнее, этого им делать уже было нельзя.

Ведь они знамя восстания уже подняли, и значит бросили вызов Великому царю…

И тот этот вызов принял.

***

Царица-мать, как и обещала своему новому фавориту, греческому скульптору Филомею, нашла его сестру. Как выяснилось, её продали в один из ниневийских публичных домов, но не в обычный и какой-то там зачуханный, больше похожий на припортовый гадюшник, а в самый что ни на есть элитный и дорогой, который посещали исключительно богатые сластолюбцы.

Хотя за неё и заломили тройную цену, однако Накия не торгуясь выкупила сестру своего юного друга и вскоре Ирана появилась в Северном дворце.

– Госпожа, – увидев сестру воскликнул прослезившийся юный грек, – я даже не знаю, как тебя за всё, что ты для меня сделала, отблагодарить?

– А-а-а, – отмахнулась Накия, – для меня это были сущие пустяки! Лучше покажи хотя бы одну готовую скульптуру, которую ты на днях закончил.

– Конечно, конечно! Но тогда следует пройти в мою мастерскую…– произнёс Филомей.

Они прошли в мастерскую грека и Филомей показал своей госпоже уже две готовых скульптуры.

Он сорвал с этих скульптур белые накидки и…

Увиденное превзошло все ожидания Накии. Она даже на некоторое время потеряла дар речи. Действительно, на неё смотрели её копии. Я бы даже сказал, её двойники.

Несомненно, греки далеко превзошли в своём мастерстве остальных художников и скульпторов той эпохи. Их работы были настолько совершенны и реалистичны, что казалось ещё чуть-чуть, и они оживут и смогут заговорить.

Наконец, Накия смогла выразить свой восторг:

– У-у-ух, ты! Да я не просто довольна, а я… Я восхищена, Филомей! Как жаль, что эти скульптуры никто не увидит! Я обещаю, что они украсят мою опочивальню, и я буду ими постоянно любоваться в свободное время! Ты получишь за них щедрое вознаграждение!

– Мне за них ничего не надо! – склонив голову, ответил юноша.

Однако Накия настояла на своём.

И тут же она распорядилась дать свободу своему юному любовнику и выплатила ему за его две работы целых шесть талантов серебра. И ещё в придачу подарила ему дом неподалеку от Северного дворца, но от себя Филомея она не собиралась отпускать, и в подаренном ему доме поселилась сестра греческого скульптора и по совместительству любовника царицы-матери.

***

Генерал Эриб-адад был неприятен и внешне.

Грузный, с большим и вечно слюнявым ртом, с каким-то необъятным брюхом и кривоногий. Я о нём ранее упоминал.

Генерал не мог забыть нанесённой ему обиды, всё не успокаивался и не находил себе места. Он относился к так называемой «военной партии», причём в этой «партии» он играл не последнюю роль. И он нередко за кубком неразбавленного вина бахвалился, что у него в ней имеются обширные связи, его там многие поддерживают, а ещё у него и преотличная память, и он никогда не забывает нанесённых ему обид. А я опять же напомню, что это был тот самый военачальник, с которым круто обошёлся карлик, и которого он со скандалом отстранил от должности.

Эриб-адад после случившегося не мог толком ни есть, ни спать, ну и постоянно досаждал Накии, и та, наконец-то, решила выполнить своё обещание.

Царственного внука Накия застала в дворцовом парке.

Ашшурбанапал прогуливался в одиночестве и за ним покорно следовала его любимица и её уже чуть подросшие шесть котят. Четверо из них были, как и мать, иссиня-чёрные, а двое тоже чёрные, но не до синевы. И все они были очень игривые и забавные. Они бежали за матерью, спотыкались и падали, однако быстро поднимались и продолжали бежать на коротких и ещё не послушных лапках.

При виде царицы-матери Ашшурбанапал велел пантере Лилит замереть и прошёл к скамейке под развесистым вековым платаном, где они с Накией и разместились.

Ашшурбанапал выжидающе посмотрел на Накию.

Она молча теребила подол красного платья, провернула несколько раз самое любимое своё кольцо с сапфиром на безымянном пальце, которое ей подарил ещё Асархаддон, сняла его, вновь одела. Видно она думала, как же ей начать разговор на не очень-то удобную тему.

Тогда, проявив нетерпение, Ашшурбанапал спросил её:

– Ты хотела со мной о чём-то поговорить?

– Да, хочу! – подтвердила царица-мать.

– Думаешь узнать, что происходит на данный момент в Вавилонии?

– Не совсем. А вернее, не только об этом…– Накия, наконец-то, решилась: – Я вначале хотела бы с тобой поговорить… кое о чём другом…

– Ну, хорошо… Я тебя готов выслушать.

Накия начала издалека:

– Вот скажи мне… ну а тебе хотя бы известно, что у князя Набуэля и Аматтеи родилась дочь? – При этих словах Накия испытующе посмотрела на внука. Она надеялась выяснить, как он отреагирует на подобное сообщение. Хотя Накии и удалось вновь свести внука и её племянницу, но она всё равно подозревала, что Ашшурбанапал не забыл свою лидийку. И что по-прежнему вспоминает её. И по-прежнему о ней часто думает.

Выражение на лице Ашшурбанапала изменилось. Он явно не хотел касаться этой темы, а тем более обсуждать её с кем-то, однако царица-мать оказалась настойчива, и тогда Ашшурбанапал ответил:

– Я знаю уже об этом. Мне сообщили. И к…ка-ажется… да, на днях, вроде бы ещё вчера, – и всё-таки ассирийский царь до конца не смог сдержаться и лоб его прочертили недовольная складки.

От Накии не укрылись эмоции внука. Она поняла, что для Ашшурбанапала эта тема по-прежнему была неприятной и болезненной. Оказывается, Великий царь ещё ни в кого так не влюблялся, как в эту девицу. Он по-прежнему по ней вздыхал и ради неё готов был на многое. Он даже готов был её сделать женой, и не простой женой, а главной и самой любимой, то есть царицей, но она несколько раз отвергала его предложения, что в то время было неслыханной дерзостью с её стороны! Величайшему правителю ойкумены отказывали! И кто?! Обычная женщина ему говорила «нет»! Да ещё и какая-та чужеземка! И он всё равно не хотел применять к ней силу, а желал завоевать её сердце другими способами, но только не принуждением и не насилием. И хотя его унижали отказами, он терпеливо ждал. Ждал как обычный смертный. И пытался вниманием и заботой пробить вдруг возникшую между ними стену отчуждения.

Впрочем, воспользовавшись тем, что он находился в походе, Аматтея сбежала от него. Её долго искали по всей необъятной империи, и вот наконец то выяснилось, где пряталась она.

Лидийка сбежала на Юг и спряталась в Приморье. А теперь стало известно, что она ему, Великому царю, предпочла какого-то халдея. И стала этому халдею супругой. И более того… она даже родила ему уже дочь. Этим самым величайшему правителю ойкумены было нанесено смертельное оскорбление.

Накия испытующе продолжала смотреть на царственного внука.

– Лидийка совершила глупость, – выдавил из себя Ашшурбанапал, – и я-я…я её всё равно верну! Она будет моей!

– Но неужели ты по-прежнему это хочешь сделать? – удивлённо переспросила Накия.

– Да, хочу!

Накия что-то хмыкнула в ответ, ну а Ашшурбанапал продолжил:

– Но теперь я верну её силой! И я… намерен сделать её уже обычной наложницей! Женой моей она уже не достойна быть! И никогда ею не станет! Однако прежде… я разделаюсь с этим князьком. Тем более он встал ещё и на путь измены! Мне уже известно, что он поддержал моего братца и присоединился к бунтовщикам. Вот ему то… О-о, ему… от меня не будет никакой пощады! Когда этот князёк попадёт в мои руки, то я с него с живого сдеру шкуру! Я сдеру его шкуру своими руками! Или же… посажу его на кол! Этому Набуэлю от меня не будет прощения! Никакого!

– Ты это вправе сделать и тебя за это не осудят… – согласилась с царственным внуком Накия. Немного выждав, она продолжила: – Но я ещё хотела кое о чём поговорить…

– О чём же? – переспросил её Великий царь, немного уже успокоившийся.

– Я хочу поговорить о карлике. Вернее, о его самоуправстве…

Ашшурбанапал очень не хотел затрагивать и эту тему, однако царица-мать не намерена была ему уступать и упрямо продолжила:

– А знаешь-ли ты, что твой ставленник, это чучело, этот карлик хромоногий, который даже не ассириец, этот Мардук-апла-иддин, он изгнал со службы трёх заслуженных ассирийских генералов, которые преданы тебе! Представляешь?! Трёх генералов умудрился прогнать! И это произошло перед решающим противостоянием с бунтовщиками! Ну разве же это разумно?

– Это не разумно…– согласился с царицей-матерью Великий царь.

– Тогда в чём же дело? Прими их!

– Хм-м-м… – Ашшурбанапал не долго колебался и сдался. – Так и быть…

Уже на следующий день три опальных генерала были приняты Великим царём, и он их восстановил на службе, но не вернул в действующую армию, а отправил одного в Харран, другого в Гузану, а Эриб-ададу, по настоянию Накии, было предоставлено тёплое местечко в Ниневии, и он получил весьма хлебную должность начальника тыла.

К чему этот чванливый и мстительный пройдоха и стремился.

***

С начала восстания громадный Вавилон напрочь забыл о покое.

А вместе с ним о покое забыл и Шамаш, так как дел у него было теперь не просто много, а стало их невпроворот. И при этом Шамаш всё равно почти ежедневно посещал свою старшую супругу и её детей, которые находились на женской половине Летнего дворца.

С Эушмиш они вновь сблизились.

Опасность помогла им восстановить их прежние доверительные отношения и Шамаш нередко с Эушмиш проводил всю ночь на её половине, позабыв о своих многочисленных наложницах из гарема.

Эушмиш всегда считали в семье тихоней, такой же она осталась и после замужества. Она ни одного слова поперёк мужу никогда не говорила, ни разу не устраивала скандала. Но когда ей стали известны планы мужа и её отца, она выступила категорически против них, однако к ней ни тот, ни другой не захотели прислушиваться. И ей пришлось смириться с этим.

Но она по-прежнему считала, что Шамаш и её отец совершали роковую ошибку, однако ей только и оставалось теперь, что возносить свои молитвы к богам. Впрочем, даже и Мардук её не слышал и не отвращал мужа от дурных помыслов.

***

– Я очень боюсь будущего… – высказалась как-то Эушмиш, обращаясь к Шамашу. – Я каждый день теперь непрестанно молюсь богам! И за тебя, и за всех наших детей! И за отца и маму! И за моих сестёр и братьев!

– Успокойся, – провёл рукой по неприбранным волосам старшей супруги вавилонский царь.

Шамаш отвлёкся от тревожащих его дум. Он внимательно посмотрел на Эушмиш, склонился над ней и заглянул ей участливо в глаза. Затем приподнял осторожно за локти её и прижал к своей груди. Сердце у Эушмиш забилось учащённо. Он это почувствовал.

Эушмиш уткнулась в грудь Шамаша, закрыла глаза и всхлипнула как маленькая девочка.

– Всё будет у нас хорошо… Вот поверь мне! – произнёс успокаивающе Шамаш.

Эушмиш усомнилась:

– Ты в этом уверен?

– Я доверяю Набунациру, – ответил ей Шамаш. – На следующей неделе наша армия преградит путь Мардук-апла-иддину, посланному против нас моим братцем. Будем молиться, что бы Набунацир и его армия одержали верх над карликом и возглавляемыми им ассирийцами.

– Но у Великого царя очень сильная армия, почти что непобедимая, – выразила вновь свои сомнения Эушмиш. Сомнения свои она уже не считала нужным скрывать от мужа.

– Ты права. Однако и у нас она уже достаточно большая… и уверяю тебя, вполне боеспособная! – возразил ей Шамаш. – Мы набрали семьдесят тысяч рекрутов! И из этих неопытных молодцов за несколько месяцев сделали воинов! И даже успели их проверить в деле…Они отличились под Кутой. А ещё у нас есть союзники… Нас поддерживают арабы и халдеи. И вот-вот на нашей стороне выступят эламиты. Будем надеяться, что к нам окажутся благосклонны и боги!

– Я за это и молилась… и сейчас молюсь… – на этот раз не стала возражать Шамашу супруга. Он кажется её немного успокоил.

***

Кальха находилась примерно в трёх фарсахах южнее Ниневии и была большим городом, вторым по населению и значению в Ассирии в то время, так как до Саргонидов она на протяжении нескольких веков являлась столицей империи.

Перед выступлением на Вавилонию карлик провёл в этом городе смотр армии и затем парад. А за пару дней до парада вблизи полевого лагеря он провёл масштабные учения, в ходе которых назначенный Великим царём командующий убедился, что его армия вполне готова к боевым действиям.

Под рукой Мардук-апла-иддина были действительно наиболее боеспособные полки ассирийской армии, и карлик уже не сомневался, что выполнит возложенную на него задачу по усмирению бунтовщиков.

Вперёд им были высланы разведчики, которые сообщили, что основные силы восставших сосредоточились севернее Описа. И Мардук-апла-иддин со своей стотысячной армией направился им на встречу.

 

Карлик очень надеялся именно там застать бунтовщиков.