Kitabı oxu: «Блажь»

Şrift:

План

В юности я строил планы на жизнь.
Составил список,

как только научился печатать

на пишущей машинке.
Листок потерял, но основные пункты запомнил.
Выполняю его теперь год за годом,
десятилетие за десятилетием.
Родил и воспитал детей,
написал горы стихов и песен,
сочинил несколько романов.

Славы маловато, но я ее и не планировал.
Отсутствие медных труб
мотивирует держаться в хорошей форме.
Что еще нужно пишущему человеку?

Отец считает, что мой отъезд
в Америку не дал мне нужных
знакомств на родине, и попортил карьеру.
Зато я могу писать на ковбойские темы,
а остальные не могут.

В гробу я видал карьеру,
главное иметь хорошее настроение.

Все, что сделал сегодня за день —
разбил стакан. Мне не жалко его.
Я могу разбить и второй стакан,
если он скучает по своему другу.

Иногда хочется выброситься из окна,
но дети и амбиции не позволяют.

Согласно планам
на старости лет я должен
упасть на желтой дорожке для пешеходной ходьбы,
чтоб люди перешагивали через меня
и шептали «Гамлет».
До этого момента я еще не дожил.

Поэтому у меня есть шанс
довести до конца все задуманное —
и умереть с улыбкой на устах.

I
Из цикла «В сухом остатке»

Особенности характера

Человекоугодие – мой главный грех.
Я не отличаю сильных от слабых,
и в каждого тайно влюблен, как говорил поэт.
Он что-то знал о зависти даже
                           при своем таланте.
Я не знаю. Жуткий недостаток души.

Женщины, которые любят меня,
считают, что это от сказочной доброты,
или даже – комплекса совершенства.
Я плодовое дерево – срывайте с меня плоды,
говорил мне мой гид в Непале.
Я с отвращением узнавал в нем себя.

Я такой хороший, что можно офигеть.
Я – ходячая вежливость.
Добродетель дарящая, мать Тереза.
Мое сердце в мозолях,
но думает кому бы еще помочь,
кому бы еще сказать «да».

В самолете я пропускаю в туалет
       обкуренного кавказца,
чтобы обоссаться перед любимой женщиной,
привожу домой цыган, удивляясь,
что они, уходя, вынесли мебель,
но не ободрали обои.

Слышал историю как родители
сына-дебила платили его приятелю за дружбу.

Когда сын узнал об этом, повесился.
Я бы дружил с ним бесплатно,
а в финале бы повесился сам.
Представляете, с кем вы имеете дело?

Нет никого, кто не отжал от меня хоть что-нибудь.
Каждый должен в этой жизни что-то отжать.
И я ничем не отличаюсь от них.
Может, я уже отжал для себя все, что мог?

Возможны другие трактовки
                      моей любви к людям.
Нетрудное детство, хотя в Сибири
оно у всех одинаковое,
долгая жизнь в Америке,
свобода перемещения,
никогда не оставляющая меня,
благосклонность прекрасных дам…

Женщины, которые не любят меня
считают все это проявлением эгоизма,
отсутствием настоящих чувств.
Я навязчиво помогаю людям,
чтоб откупиться от них сейчас
          или в следующей жизни.
И в детской доверчивости моей
больше хитрости,
чем на всем Ближнем Востоке.

Или я настолько труслив,
чтобы заняться самим собой?

Христианство велит не быть
                 рабами человеков,
с умыслом или бескорыстно.
Угождать нужно Богу,
баловать только Его,
а ближнего любить во благо и к назиданию.

И я с этим согласен.
Мы должны быть свободны от людей.
И я не лицемерю в своем грехе,
незаметно для себя
    таская тяжелую фигу в кармане,
обожествляя людей, догадываясь, что их нет.

Лиомпа

Каждый вечер отец ищет во дворе кота.
Он гоняет его длинной ложкой для обуви,
ловит в кромешной тьме и тащит в дом,
хотя Чарли царапает ему руки до крови.
Неважно, какая на улице погода —
он волнуется за него,
            боится, чтобы тот не простыл.
Ему нужно, чтобы все были на месте.

Раньше он ловил меня в подворотнях Томска,
где мы с одноклассниками пили вино,
в Москве, где где я целовался
                         с дамами на скамейках,
даже в Америке, когда приехал познакомиться
с моей молодой женой – забрел куда-то не туда.
Он боялся, чтобы мы не простыли.

Когда мать недавно увезли в больницу,
он пошел к ней по трассе пешком.
Хотел проверить свои силы, —
          объяснил он мне свой поступок.
По дороге замерз, потерял кошелек.
Его подвезла до дома знакомая парикмахерша.

У Юрия Олеши есть рассказ «Лиомпа»,
где человек по имени Пономарев,
умирая, пытается забрать с собой весь мир:
любимое пальто, башмаки, кран, примус, стакан.

Чтобы умереть, ему нужно дать имя крысе,
которая копошится в мусоре.
Имена всего остального ему известны.

Мы с отцом идем в одном направлении,
но отказываемся что-либо называть,
потому что любовь не имеет имен.

Охотники

отцу в день его рождения

В детстве я мечтал,
чтобы ты меня взял на охоту,
хотя вряд ли понимал,
что я не захочу никого убивать.
Дядя Сережа Бугаев своего Лешку брал:
Один раз они там кого-то добыли,
делились мясом с друзьями.

Я завидовал, не догадываясь,
что ты можешь дать мне гораздо больше.

Приятно находиться в Господних руках:
без фатализма, без фанатизма.
Глядеть, как медленно проявляется
кадр твоей жизни, и ты понимаешь,
что имелось в виду ранее, и
мир принимает четкие и окончательные черты.

Любовь к детям опасней испанских страстей.
Она безысходна, даже когда взаимна.
Она сжигает нас
своей убийственной добротой.

Наследственная болезнь, родимое пятно
на сердце…

Помнишь, в моей юности
мы спорили про группу «Аквариум»?

Ты говорил, что это невнятная чушь,
а я возмущался…

Я хочу сегодня признаться тебе,
что ты был прав.

С остальным я давно согласился.

Surf city

Приснился сон, лишающий сил,
изощренно-беспредметный.
И я полночи курил на веранде,
не зная, как жить дальше.

На следующий день в Сибири
умерла тетка Юлька, старшая сестра отца.
Утром я позвонил родным,
И мы сразу уехали в Нью-Джерси,
с новорожденной Дашкой на океан.

Песчаные пляжи ослепляют,
словно вспышки молнии разлились и застыли.
Вышки спасателей обезглавлены и пусты,
дробятся в воздухе отражения якорей.

Жена была счастлива (отель у самой воды),
из Нью-Йорка мне позвонил Давид,
ах, сколько лет – сколько зим…

Меня не покидала навязчивая мысль,
что мир остался прежним, но вера стала другой.
То ли потеряна буква в алфавите,
то ли послы иноземные смогли убедить кагана
поверить в чудо Голгофы…

Или вот. Скифы прислали лягушку
царю всемогущих персов,
а он так и не понял, в чем намек.

Жасмин

В сорок пять лет, я узнал, как цветет жасмин,
обломав с сыном ветки с каких-то кустов
на обочине серпантина в графстве Монро.
Лесная дорога петляла по холмам:
из-за поворота в любой момент
могли появиться менты или взбешенные садоводы.
Мы привезли букет нашим дамам,
и они сообщили нам названье трофея.
Подумать только, свершилось!
Начался новый виток судьбы под знаком жасмина.

Леса дышали влагой разлагающейся плоти,
в духоте парниковой отсыревали папоротники и хвощи,
в июле окунь и басс начали клевать на червя,
забыв о своей хищнической природе.

Цветы стояли на столе в обрезанной пластиковой бутыли
от «Кока-колы» почти десять дней.

Тем летом из Нью-Йорка ко мне часто приезжал мой друг.
Мы сидели на дощатых мостках у воды,
говорили про Каббалу, Барака Обаму, женщин Востока…
Он рассказывал, каким прекрасным будет наш мир,
когда американская духовность войдет в каждый дом.
Я не спорил, лишь повторял, что свобода,
это когда ты можешь идти день за днем по лесам и полям,
питаться сушеной рыбой, спать там, где тебя настигнет ночь,
рвать грибы и цветы, чтобы когда-нибудь случайно
узнать, что такое жимолость… жерест… жасмин.

Ветреное лето

Листья шумят рыбьей чешуей,
листва в трепетанье теряет цвет.
У моих детей мерзнут руки,
тонкие как листья ладошки.

Что за лето? Сколько дней дует
не переставая, западный ветер?
В моей голове ни мыслей, ни слов.
Но и покоя нет. Одно беспокойство.

Душа моя стала как бесконечный лес.
Шумит на ветру, но не облетает.
Когда наступит пора листопада,
мы уедем отсюда туда, где тепло.

Вдали от больших городов забываешь,
что мир – это кладбище, и все
что тебе остается теперь – делать вид,
что ты живой и подвижный, как ветер.

Детские шалости, взрослые вздохи,
бесцельные дни. Ветер с озера
выстуживает взгляд. И передо мной в ряд
встают серебряные пули,

отлитые на вурдалака.

В сухом остатке

Дети прощаются второпях,
предчувствуя вечную жизнь.
Я размышляю, какими они
запомнятся мне на этот раз:
мальчик выкручивает руль внедорожника,
чтоб не улететь под откос,
младшая дочь просыпается
и сидит на койке, хлопая глазами,
мы идём со старшей по ночному городу.
Страна утопает в весне,
но я не могу заставить себя
поверить в цветение
и в то, что зло – лишь тень ангела,
парящего над землёй.

Варвара

Ночью, развалившись под Южным крестом
на лежаках в подступающем приливе,
я заговорил с тобой о бесконечности мира,
и сказал, что если он бесконечен,
то где-то такие же двое сейчас
размышляют о нас.
Наверное, нет человека
с которым я бы мог обсуждать эту чушь,
а с ребенком это случилось само собой.

Pulsuz fraqment bitdi.