Kitabı oxu: «Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Молодежь в литературе XX-XXI вв.», səhifə 3

Надежда умирает? – Последней!..
М. А. Булгаков «Белая гвардия»

Расхоже мнение, что самый мистический роман в нашей литературе – «Мастер и Маргарита». Однако его персонажи кажутся загримированными актерами рядом с героями «Белой гвардии», да и жизнь накрутила куда больше мистики вокруг именно этой книги – и мистики не сочиненной, а «жизненной»! Булгаков плотно работал над романом в 1923 –24 гг. Он писал о недавних событиях – 1918 годе, когда его родной Киев в течение месяца переходил из рук в руки. Сперва его оккупировали немцы и их марионетка гетман Скоропадский. Потом явились войска украинских националистов Симона Петлюры. Затем Киев оказался в руках красных.

Там, над Городом, повисли мрачные тучи декабря 18-го года, а здесь, в уютном доме Турбиных, еще сохраняется островок когдатошних отношений, староинтеллигентского быта. Тающий островок обреченного, но дорогого сердцу Булгакова прошлого. Они все молоды здесь: и Елена Турбина (24 года), и ее братья Алексей (28 лет) и Николка (17 лет), и муж Елены г-н Тальберг (около 30-ти). Их друзьям тоже не больше 30-ти, но все они понимают: прежняя жизнь, беззаботная и человечная, кончилась – «А сейчас ждут нас всех испытания, коих мы еще не видали… И наступят они очень скоро».

Автор основывался на личных воспоминаниях. Дом семьи Турбиных – его родной дом; в прототипах героев угадываются близкие Булгакова. Вот почему персонажи здесь так полнокровны и подлинны. Но только не торопитесь с выводами! Перед нами вовсе не фото на память. Писательская фантазия перелицевала судьбы реальных людей. Прототип милого и не слишком еще мудрого, порой лопушистого юнкера Николки – младший брат писателя, который сделается в эмиграции ведущим французским бактериологом. Прототип бравого артиллериста Мышлаевского станет балетным танцовщиком. А прототип хитрейшего Тальберга, который в романе бросает на произвол судьбы жену, спасая свою шкуру, будет пытан в застенках НКВД и получит биографию настоящей жертвы сталинизма, дожив, впрочем, до 1968 года.

Симпатии автора безоговорочно на стороне «белых». Он и сам настаивал: «…в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране». Советские критики обвиняли Булгакова в контрреволюционных настроениях. Белоэмигранты осудили за то, что писатель – в соответствии с исторической правдой – увидел силу на стороне большевиков. За Булгакова вступился сам Сталин: «если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, – значит, большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь». Кстати, пьесу «Дни Турбиных» по роману «Белая гвардия» Сталин посмотрел 28 раз!

Чем же привлекла вождя и его подданных история семьи Турбиных? Рискну предположить: обещанием того, что «все будет хорошо», что мир, уют, человечность в отношениях между людьми возможны по-прежнему и когда-нибудь возвратятся в перепаханную революцией русскую жизнь. И что этих приятных и в общем-то беззащитных людей – семью Турбиных – история помилует, пожалеет и пощадит…

Впрочем, мы говорим здесь о пьесе. Роман «Белая гвардия» в полном объеме стал доступен советским читателям лишь в 60-е гг.

Но главная тайна, главная «мистика» «Белой гвардии» в том состоит, что почти все прототипы ее героев вопреки даже и тексту романа… спаслись и нашли свое место в жизни!

Цитаты

«– Может, кончится все это когда-нибудь? Дальше-то лучше будет? – неизвестно у кого спросил Турбин.

Священник шевельнулся в кресле.

– Тяжкое, тяжкое время, что говорить, – пробормотал он, – но унывать-то не следует…»

«Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте – пусть воет вьюга, – ждите, пока к вам придут».

«Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка. До самого рассвета шелестели игорные клубы, и в них играли личности петербургские и личности городские, играли важные и гордые немецкие лейтенанты и майоры, которых русские боялись и уважали… В окнах магазинов мохнатились цветочные леса, бревнами золотистого жира висели балыки, орлами и печатями томно сверкали бутылки прекрасного шампанского вина «Абрау».

«– Гетмана? – переспросил полковник. – Отлично-с. Дивизион, смирно! – вдруг рявкнул он так, что дивизион инстинктивно дрогнул. – Слушать!! Гетман сегодня около четырех часов утра, позорно бросив нас всех на произвол судьбы, бежал! Бежал, как последняя каналья и трус!.. Не позже, чем через несколько часов мы будем свидетелями катастрофы, когда обманутые и втянутые в авантюру люди вроде вас будут перебиты, как собаки…

Штабс-капитан Студзинский совершенно неожиданно для всего дивизиона, а вероятно, и для самого себя, странным, не офицерским жестом ткнул руками в перчатках в глаза, причем дивизионный список упал на пол, и заплакал.

Тогда, заразившись от него, зарыдали еще многие юнкера, шеренги сразу развалились и голос Радамеса-Мышлаевского, покрывая нестройный гвалт, рявкнул трубачу:

– Юнкер Павловский! Бейте отбой!!»

«– Мать-заступница, – бормотала в огне Елена, – упроси его. Вон он. Что же тебе стоит. Пожалей нас… Все мы в крови повинны, но ты не карай. Не карай. Вон он, вон он…»

«Черт его знает, Василиса какой-то симпатичный стал после того, как у него деньги поперли, – подумал Николка и мысленно пофилософствовал: – Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные».

Экран откликнулся

В 1976 году вышел фильм режиссера Владимира Басова «Дни Турбиных», являющийся экранизацией пьесы «Дни Турбиных», а не самого романа (пьеса и роман имеют значительные отличия). В главных ролях: А. Мягков, А. Ростоцкий, В. Титова, О. Басилашвили, В. Басов, В. Лановой, С. Иванов.

«Дни Турбиных», 1976 г.

Впервые собственно роман был экранизирован как 8-серийный телесериал режиссером Сергеем Снежкиным в 2012 году. Фильм содержал много спорных идеологических отступлений от оригинального текста и придуманных сценаристами сцен. Критики отмечают, что описанная Булгаковым в романе трагедия в интерпретации Снежкина превратилась в постмодернистскую комедию. В главных ролях: К. Хабенский, М. Пореченков, К. Раппопорт, С. Гармаш, С. Брюн, Н. Ефремов, Е. Дятлов, Ф. Бондарчук.

«Белая гвардия», ТВ-сериал, 2012 г.

Тараканы, вперед!
А. Н. Толстой «Похождения Невзорова, или Ибикус»

Поэт сказал, что свобода приходит нагая. Нет, дорогие мои, в частную, отдельно взятую жизнь революция (она же по совместительству на какой-то миг и свобода) приходит вот так: «Семен Иванович кушал утренний кофе… Вдруг – дзынь! Резко звякнуло оконное стекло, и сейчас же – дзынь! – зазвенело, посыпалось зеркальце, висевшее сбоку постели. Семен Иванович подавился куском, ухватился за стол, выкатил глаза. Внутреннее оконное стекло треснуло мысом, в наружном была круглая дырочка от пули. Из прокисшего тумана булькали выстрелы». И вот уже посреди двора «какой-то бритый, плотный человек с крашеными баками кричал удушенным голосом: «На Екатерингофском канале лавошники околодошного жарят заживо».

Бедный Семен Иванович Невзоров, серенький питерский человечек, «офисный планктон», по сегодняшним меркам, еще не знает, что раскокали не стекло, а всю его жизнь! Точней, это был первый почти смертельный для него залп в честь будущего Невзоровского успеха. Повесть 1924 года «красный граф» Алексей Толстой пишет по живым впечатлениям только что пережитого, и это чувствуется в каждой строке, в каждой детали. Позже в эпопее «Хождение по мукам» он сам отсеет иные неудобные подробности эпохи, а пока творит непринужденно, без оглядки на советскую цензуру. Семен Иванович Невзоров последовательно станет убийцей, самозванным «графом», помещиком, спекулянтом, кассиром у бандитов, агентом белой контрразведки, киллером, сутенером, кабареточным шансонье и, наконец, откроет настоящее дело: организует тотализатор тараканьих бегов в Стамбуле, уже в эмиграции.

Тут-то к нему и придет успех, деньги, да какие! А с ними и Наполеоновы планы на будущее: «Первое: он открывает в Перу (фешенебельный район Стамбула, – В. Б.) шикарный интимный ресторан с тараканьими бегами и отдельными кабинетами. Для особо избранных будет аристократический салон…, В салоне – изысканное кабаре из нестерпимо пикантных номеров. Второе: женитьба на миллионерше… Третье:… Он законодатель мод, он рычаг политики, …он – злой гений биржи… Четвертое: он встает во главе священного движения… Искореняет революционеров безо всякого стеснения. Напускает террор на низшие классы. Вводит обязательное постановление: нравственные принципы жизни, – немного, правил десять. Но – сурово… Наконец Семен Иванович объявляет себя императором».

Ясно, что Толстой пародирует здесь программу тогдашних европейских фашистов. Ясно, что своего жилистого голенастого героя он уподобляет таракану, которому во время бегства из охваченной гражданской войной России приходит по ассоциации гениальная идея о тараканьих бегах. Ясно, что Невзоров – не только антигерой эпохи, это и оборотная сторона (теневая, конечно) Остапа Бендера. Ясно, что автор не только брезгливо ворошит графской тростью грязненькое бельишко души своего героя, но в чем-то и любуется им – его жизнестойкостью, его «вечностью». Ведь тараканы – самые древние твари на Земле. И чем-то непотопляемый Невзоров похож, между прочим, на Буратино! «Веселый талант» Алексея Толстого любил витальных персонажей…

А ведь что самое парадоксальное: Невзоров – продукт и дитя революции! Не случись ее, так и доживал бы он мелким питерским клерком с пустыми мечтаньями о «красивой жизни»…

Цитаты

«Семен Иванович с тоненькой усмешечкой ходил, прислушивался, приглядывался. Великие князья, солдаты, жулики, хорошенькие барышни, генералы, бумажные деньги, короны – все это плыло, крутилось, не задерживаясь, как в половодье.

«Тут-то и ловить счастье, – раздумывал Семен Иванович и кусал ноготь, – голыми руками, за бесценок – бери любое. Не плошать, не дремать».

«Нужно торопиться рвануть и свой кусок… и бежать в Европу. Там с хорошими деньгами, – он это знал по кинематографу, – жизнь – сплошное наслаждение».

«Семен Иванович считал себя новым человеком в этой жизни, полной унылых дураков с невентилированными мозгами, набитыми трухой предрассудков о дозволенном и недозволенном».

Экран откликнулся

Фильм «Похождения графа Невзорова» 1983 года (режиссер Александр Панкратов-Черный; в главных ролях: Л. Борисов, П. Щербаков, В. Самойлов).

«Похождения графа Невзорова», 1983 г.

Люди новой и старой России
В. П. Катаев «Уже написан Вертер»

«Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: «За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…» (Иван Бунин, «Окаянные дни», запись начала 20-х).

С годами Катаев стал одним из крупнейших и вроде бы преданнейших советскому официозу писателей. Но где-то с середины 60-х он ломает свой стиль, предпочтя писать, как память велит. А память велела не забывать тех страшных дней на исходе гражданской войны, когда он оказался белым офицером, участвовал в белогвардейском заговоре, попал в подвалы Одесской ЧК, и лишь чистая случайность спасла его от расстрела. Повесть «Уже написан Вертер» (1979 г.) – об этом. Ее герои – художник-любитель Дима, участник заговора, и его жена Инга, агент ЧК, предавшая его, а после сама расстрелянная. Погибнет и тот, кто казнит ее. А вот Дима выживет, эмигрирует, но и он умрет в больничке ГУЛАГа уже после Великой Отечественной войны.

Рассказчик здесь, в отличие от героев, знает все наперед и искусно тасует эпизоды, создавая атмосферу эпохи и заражая жаждой жизни нас – жизни, которой в любой миг можешь лишиться.

Автор явно вступает в спор с героями фадеевского «Разгрома»: люди «новой России» бесчеловечны, аморальны, трусливы. Но прекрасные люди прежней России беспомощны перед ними. И значит, да – все-таки всеми движет «судьба»! Но в 1979 году она уже подкапывалась и под затянувшийся «советский эксперимент».

Цитаты

«Пространство сновидения, в котором он находится, имело структуру спирали, так что, отдаляясь, он приближался, а приближаясь, отдалялся от цели. Улитка пространства».

«Четверо голых один за другим входили в гараж, и, когда входила женщина, можно было заметить, что у нее широкий таз и коротковатые ноги, а в облике четвертого, в его силуэте, действительно что-то сохатое. Они были необъяснимо покорны, как все входившие в гараж».

«Как прекрасен, свободен и необъятен был мир, который у него отнимут».

«Стрелка весов колебалась, как жизнь, и маленькие клейменные гирьки мал мала меньше стояли как дети, возле весов, наблюдая за действиями Кейлиса и восхищаясь, как безошибочно точно он оперирует с продуктами, отпущенными революцией для своих граждан…»

«Наверно, вы не дрогнете, сметая человека. Что ж, мученики догмата, вы тоже – жертвы века» (Б. Пастернак).

Гуманно ли новое общество?
П. Ф. Нилин «Жестокость»

Эту повесть Павел Нилин написал в 1956 году, когда стало возможным критиковать культ личности Сталина, а заодно и говорить нелицеприятную правду об «органах». В юности Павел Нилин сам служил в угрозыске. Впечатления тех лет и легли в основу повести.

Итак, начало 1920-х годов, глухой сибирский городишко Дудари. Главный герой повести – комсомолец Венька Малышев, зам. начальника местного угрозыска. «Аккуратный, как птичка», – аттестует его квартирная хозяйка. Но Малышев – чистюля не только в быту. Он искренне верит в людей, в доброе начало в них. Он сам чистый и честный человек, человек будущего, как мыслился он энтузиастами революции, герой новой России. Когда в руки оперативников попадает один из бандитов, Малышев решает, что тот – заблудившийся человек, которого можно перевоспитать. Но «опытное» начальство придерживается другого мнения… Да и методы борьбы с бандитами вполне себе практикуются здесь бандитские.

В повести звучит чуть ли не главная тема хрущевской «оттепели»: спор между доверием к людям и равнодушной жестокостью системы. В конечном счете, доверие к людям, гуманность и моральная чистота воспринимаются автором и его любимым героем как та необходимость, без которой новый мир невозможен, без которой революция теряет свой смысл. Для Веньки Малышева все кончится трагически, не вынесет его душа контраста между революционным идеалом утверждаемой человечности и практикой «низкой жизни».

А что было б с самим Венькой, прослужи он в органах еще этак с десяток лет?..

И еще: Павел Нилин – хороший «фактурщик»: быт эпохи и ее типажи передает он точно и сочно.

Цитаты

«В коридоре на зеленой садовой скамейке с выгнутыми чугунными лапами сидели по утрам, пригорюнившись, как на приеме у зубного врача, свидетели и воры в ожидании вызова на допрос».

«Венька жил искренним убеждением, что все умные мастеровые люди, где бы они ни находились, должны стоять за Советскую власть. И если они почему-то против Советской власти – значит, в их мозгу есть какая-то ошибка. Он считал, что и Лазаря Баукина запутали, задурили ему голову разные белые офицеры».

Экран откликнулся

«Жестокость» (1959 г.) – криминальная кинодрама режиссера Владимира Скуйбина по мотивам одноименного произведения П. Ф. Нилина, один из лучших советских фильмов, в котором снялись звезды того времени Г. Юматов, Б. Андреев, Н. Крючков.

«Жестокость», 1959 г.

Новый пугающий мир
Е. И. Замятин «Мы»

Этот роман вызвал бурю среди знакомых писателя: не роман, а целое откровение! Между тем, сам автор удивлялся: «Я лишь последователь Уэллса». Читая книгу сейчас, мы тоже можем удивиться: как, этот сверкающий стеклом высокотехнологичный мир 32 века нашей эры создан фантазией глубоко русского человека, сына священника, в голодном и холодном 1920 году, когда и гражданская война еще не закончилась?!..

Да, картину 32-го примерно века Замятин воссоздал во многом по калькам Уэллса: и у него будущий мир поражающе технически совершенен, и у него человечество поделено на «цивилизованных» и «дикарей». Но у британского фантаста все это было рассеяно по разным текстам, а Замятин вывел, можно сказать, формулу, сообразно которой затем творили свои антиутопии Хаксли, Оруэлл, Брэдбери, братья Стругацкие. И главными слагаемыми этой формулы стали на весь 20 век власть тоталитарного государства и власть техники, которая подчиняет себе душу человека.

…Когда-то на Земле разразилась Великая Двухсотлетняя война, в результате уцелевшие люди поделились на тех, кто остались дикарями в природе, и тех, кто укрылся за Зеленой Стеной городской цивилизации. Здесь создано совершенное Единое Государство, граждане которого отказались от имен и носят золотистые жетоны с «нумерами», живут в стеклянных домах со стеклянной мебелью, на любовные свидания ходят строго по расписанию и сообразно предварительной заявке. Все здесь рационально до предела, и единственное, чего не хватает правителю – это насадить такой же совершенный порядок в других галактиках, «просчитать всю Вселенную».

Увы, и в Едином Государстве люди остались людьми: они продолжают внепланово любить, внепланово интриговать, внепланово стремиться к свободе. Главный герой романа гениальный инженер Д-503 влюбился в жилистую актрису I-330 с улыбкой, похожей на укус, а она оказалась революционеркой, хочет взорвать Зеленую Стену и выпустить на свободу «счастливых» обитателей Единого Государства…

Высокотехнологическими средствами своего искусства Замятин (сам инженер-кораблестроитель) показал: натура человеческая сопротивляется всякому насильственному социальному инженирингу, такое сопротивление – «в природе людей». «Этот роман – сигнал об опасности, угрожающей всему человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства – все равно какого» (Е. Замятин).

Автор (между прочим, по убеждениям социалист) угодил в ахиллесову пяту советской идеологии. Он доказывал, что революции и гибель так же актуальны для любого нового «совершенного» общества (в том числе, и для нарождавшегося СССР), как и для «проклятого старого мира».

Ясно, что такой роман до советского читателя не дошел, а сам автор умер в эмиграции.

Цитаты

«Через 120 дней заканчивается постройка ИНТЕГРАЛА… стеклянным, огнедышащим, электрическим ИНТЕГРАЛОМ проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной. Вам предстоит благодетельному игу разума подчинить неведомые существа, обитающие на иных планетах…»

«Она была в фантастическом костюме древней эпохи: плотно облегающее черное платье, остро подчеркнуто белое открытых плечей и груди, и эта теплая, колыхающаяся от дыхания тень между… и ослепительные, почти злые губы».

«Закрывши глаза, я мечтал формулами».

«В древнем мире – это понимали христиане, единственные наши (хотя и очень несовершенные) предшественники: смирение – добродетель, а гордыня – порок, и что «МЫ» – от Бога, а «Я» – от диавола».

«В каждом из нас, нумеров, есть какой-то невидимый, тихо тикающий метроном, и мы, не глядя на часы, с точностью до 5 минут знаем время».

«И я вместе с ним мысленно озираю сверху: намеченные тонким голубым пунктиром концентрические круги трибун – как бы круги паутины, осыпанные микроскопическими солнцами (сияние блях); и в центре ее – сейчас сядет белый, мудрый Паук – в белых одеждах Благодетель, мудро связавший нас по рукам и ногам благодетельными тенетами счастья».

Котлован для Вавилонской башни
А. П. Платонов «Котлован»

Повесть писалась в 1930 году. Вся страна, если верить тогдашним советским газетам, с энтузиазмом строила новое, социалистическое общество. Вроде осуществлялись мечты юности Андрея Платонова. А он – вот, написал одно из самых трагических своих произведений. И очень странно, что после такого текста остался жив. Ведь в год начала первой пятилетки он предрек в своей страшной и страшно ироничной повести крах всего советского проекта!

Ну, в самом деле, что такое «котлован», который роют рабочие в повести – и к этому беспродышному рытью сводится вся их жизнь? Это основание для фундамента будущего «общепролетарского дома». Грядущее обещано им такое светлое, что для его приближения ни своей, ни чужой жизни совершенно не жалко. Советский проект и строился на вечном обещании прекрасного «завтра», во имя которого нужно принести любые жертвы прямо сейчас. Однако Платонов, сам в юности разделивший все утопические идеи революции, «усомнился» в этом проекте. Неслучайно главный герой повести Вощев носит фамилию, которую можно произвести от слов «вотще», «тщетно». Он, Вощев, ровесник автора, простой рабочий человек, который вдруг стал не руками работать, а задумываться. Ну, и ничего хорошего из этого у него не вышло…

Вереница колоритнейших героев пройдет перед нами. Это и «урод капитализма» Жачев (инвалид первой мировой войны), который, как пламя всеобщего пожара, носит в себе свое отчаяние и готов поджечь да хоть все; и работяга Чиклин, умеющий думать лишь руками; и злостный онанист-единоличник Козлов, попытавшийся (индивидуалист такой!) вырваться из общей нищеты посредством делания карьеры; и девочка Настя, которой рабочие как светлому «элементу будущего» устраивают постель в одном гробу, а «красный уголок» для игры в куклы – в другом. Просто кроме случайно найденных гробов другой мебели на стройке светлого будущего нет.

Котлован так и останется ямой, а Настя погибнет. Вотще будут принесены жертвы во имя светлого будущего. Так стоит ли нам и книжку про это читать?

Стоит, очень даже стоит! Потому что никто, как Платонов, не сумел в одном аккорде слить энтузиазм своего времени, его боль, его гнев, его святую простоту и бесконечную, трагическую сложность. И почти каждая фраза этой повести звучит как формула. Короче, за главным смысловым шифром раннесоветской эпохи – нам всем сюда, в эту повесть!

Цитаты

«– Я мог выдумать что-нибудь вроде счастья, а от душевного смысла улучшилась бы производительность.

– Счастье произойдет от материализма, товарищ Вощев, а не от смысла».

«К бараку подошла музыка и заиграла особые жизненные звуки, в которых не было никакой мысли, но зато имелось ликующее предчувствие, приводившее тело Вощева в дребезжащее состояние радости… Музыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью».

«– Некуда жить, вот и думаешь в голову».

«…устало длилось терпенье на свете, точно все живущее находилось где-то посредине времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление. И Вощев ушел в одну открытую дорогу».

«Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошел бы энтузиазм!»

«Каждую новую директиву он читал с любопытством будущего наслаждения, точно подглядывал в страстные тайны взрослых, центральных людей».

«Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движением».