Həcm 284 səhifələri
2012 il
Московский дневник
Kitab haqqında
Вальтер Беньямин (1892–1940) – фигура примечательная даже для необычайного разнообразия немецкой интеллектуальной культуры XX века. Начав с исследований, посвященных немецкому романтизму, Гёте и театру эпохи барокко, он занялся затем поисками закономерностей развития культуры, стремясь идти от конкретных, осязаемых явлений человеческой жизни, нередко совершенно простых и обыденных. Комедии Чаплина, детские книги, бульварные газеты, старые фотографии или парижские пассажи – все становилось у него поводом для размышлений о... Daha sonra
Дневник путешествия знаменитого немецкого культуролога в Москву: декабрь 1926 - январь 1927 оказались для Беньямина временем неудач в профессиональной и любовной жизни. В Москве его никто не знает, попытки устроиться немецким корреспондентом русской прессы оканчиваются провалом, любимая женщина (Ася Лацис) говорит ему, что он прошляпил свой шанс стать её мужем. Картины московской нищеты, холода, повальной "осторожности" в выражении собственного мнения (в послесловии Рыклин, удачно цитируя место из дневника, называет её "осторожность здесь") даются в мелочных, избыточных описаниях. Беньямин лишён голоса (он не знает русского), поэтому вынужден полагаться на зрение. В этой мелочности, вещности, в этом внимательном вслушивании (всматривании?) в язык вещного мира и раскрывается метод Беньямина, возможно, полнее, чем в его философских работах. Мне не хотелось бы писать в связи с дневником о сексуальности... Daha sonra
Наверное, это одна из самых моих любимых книг из жанра автофикшн. В своем московском дневнике автор сравнивает Москву с крепостью, а самого Вальтера Беньямина можно сравнить с отчаянным рыцарем. Автор обращается к повседневности тихого и заснеженного города, где терпит любовную неудачу. Его состояние, на протяжении всего путешествия, напрямую зависит от Аси Лацис, его возлюбленной. В “Московском дневнике”, как ни в одном другом тексте Беньямина чувствуется неизбежность одиночества.
Данная книга охватывает двухмесячный период пребывания Беньямина в Москве середины 20-х годов. Холодная русская зима, снег, лед, дефицит, становление коммунистического строя, новая экономическая политика, еще пока малоэтажная застройка, храмы, музеи, расцветающая самоцензура среди населения - все это автор описывает на страницах своего дневника. Наряду с тем, на фоне этой, уже советской, действительности развиваются отношения Беньямина с его возлюбленной, её будущим мужем, деятелями искусства того времени и другими людьми. Очень любопытно наблюдать, как переплетается исторический антураж и абсолютно частная история одного конкретного человека, со всеми его чувствами, мыслями (как о великом, так и о чем-то своем, исключительно личном). Совокупность суровых внешних условий, в которые поставлен автор и он же главный герой этих дневников, и внутренней драмы, бессилия, разочарования, которыми буквально... Daha sonra
Прочитала симпатичнейший "Московский дневник" Вальтера Беньямина. Забавно смотреть на столицу молодого революционного государства глазами немца, пусть даже в экстремальном марксистском исполнении. Дневниковые записи о поездке в СССР (зима 1926/27 гг.) полны любви к сумасшедшей идеалистке, театральными впечатлениями, неожиданным вниманием философа к русской игрушке. Часто описания непривычной московской зимы (снег!) сопровождаются редкими по своей состоятельности замечаниями: "Россия сегодня - не только классовое, но и кастовое государство. Кастовое государство - это значит, что социальная значимость гражданина определяется не представительной внешней стороной его существования - скажем, одеждой или жилищем, - а лишь исключительно его отношением к партии".
Беньямин... Daha sonra
Я понял, что нам не дано одиночество, если человек, которого мы любим, одинок в другом месте, где он для нас недостижим.ьТак что чувство одиночества, похоже, явление рефлексивное, поражающее нас только тогда, когда до нас доходит отражение знакомых нам людей, более же всего тех, кого мы любим, когда они развлекаются без нас в обществе. И вообще, одинокий сам по себе, в жизни, ощущает свое одиночество лишь в мысли о - пусть неизвестной - женщине или каком-либо человеке, которые не одиноки и в чьем обществе он тоже не был бы одинок.
Место по-настоящему знаешь только тогда, когда пройдешь его в как можно большем количестве направлений. На какую-нибудь площадь нужно вступить со всех четырех сторон света, чтобы она стала твоей, да и покинуть ее во все стороны тоже. Иначе она три, четыре раза перебежит вам дорогу, когда вы совсем не ожидаете встречи с ней. Н следующей стадии вы уже отыскиваете ее, используете как ориентир. То же и с домами. Что в них скрывается, узнаешь только тогда, когда разыщешь среди других какой-либо определенный. Из подворотен, у дверных косяков на тебя выскакивает полная молчаливого ожесточения и борьбы жизнь, то разными по величине черными, синими, желтыми и красными буквами, то стрелкой-указателем, то изображением сапог или свежевыглаженного белья, то вытоптанной ступенькой или солидным крыльцом. Нужно также проехать по улицам на трамвае, чтобы увидеть, как эта борьба карабкается вверх по этажам, чтобы в конце концов достичь решающей... Далее
Передо мной был красивый красный кисет с превосходным крымским табаком, который я приобрел в одном из привокзальных киосков.
Кто любит, испытывает слабость не только к "недостаткам", не только к причудам и слабостям женщины; морщинки на лице и родимые пятна, заношенные платья и неровная походка привязывают его гораздо прочнее и безжалостнее, чем любая красота. Об этом давно известно. А почему? Если верна теория, согласно которой восприятие берёт своё начало не в голове, мы ощущаем окно, облако, дерево не столько мозгом, сколько через то пространство, в котором мы их видим, тогда и при взгляде на возлюбленную мы оказываемся вне себя. Только в этом случае- в мучительном напряжении и захваченные внешней силой. Ослеплённое восприятие бьется в сиянии женщины, словно стая птиц. И подобно тому как птицы ищут прибежище в тенистой гуще листвы, так и ощущения скрываются, забиваясь в тень морщинок, лишенные фации движения и неприглядные изъяны любимого тела, прячась в них. И никто из посторонних не угадает, что как раз здесь, в несовершенном, в достойном... Далее
У стены Китай-города стоят монголы. Возможно, зима на их родине не менее сурова, а их обтрепанные шубы не хуже, чем у местных жителей. Однако это единственные люди, которые вызывают здесь сочувствие из-за климата. Они стоят на расстоянии не более пяти шагов друг от друга и торгуют кожаными папками; каждый точно такими же, как и другие. За этим, должно быть, скрывается какая-то организация, ведь не могут же они всерьез так безнадежно конкурировать друг с другом.
Rəylər, 4 rəylər4