Kitabı oxu: «Есенин»

© Василий Берг, 2025

© ООО Издательство АСТ, 2025

* * *

Сергей Есенин. 1920-е

 
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.
 

Сергей Есенин. «Я обманывать себя не стану…»

В жизни он бывал и нежен, трогателен, и несносен – в буйстве душевного разора. Я видал его мягким, спокойным, внимательным; видал и в состоянии, граничившем с помешательством. Мне не хочется рассказывать о том, что имеет большее отношение к патологии, чем к душевной структуре поэта.

Илья Эренбург о Есенине

Предисловие

Новокрестьянский поэт Серебряного века

Русских поэтов Серебряного века, имевших крестьянские корни, принято отличать от крестьянских поэтов XIX столетия, таких, например, как Алексей Васильевич Кольцов, сын богатого прасола. Торговец скотом – это не совсем крестьянин, но и не дворянин. Интеллигенция не считала Кольцова за своего поэта, хотя и почитывала, и даже похваливала…

Главное отличие между двумя категориями заключается в том, что крестьянские поэты XIX столетия стремились к классицизму, поминая то и дело в своих стихах Аполлона, туники, гроты да «гармонические волны». Если «старые» крестьянские поэты писали о природе, то делали это с максимально возможным изяществом, как, например, тот же Кольцов в стихотворении «Осень»:

 
Настала осень; непогоды
Несутся в тучах от морей;
Угрюмеет лицо природы,
Не весел вид нагих полей;
Леса оделись синей тьмою,
Туман гуляет над землею
И омрачает свет очей.
 

Крестьянские поэты начала ХХ века своей крестьянской сущности нисколько не стеснялись, а, напротив, гордились ею. «Родовое древо мое замглено коренем во временах царя Алексея, закудрявлено ветвием в предивных строгановских письмах… – писал глашатай новой крестьянской поэзии Николай Алексеевич Клюев, сыгравший заметную роль в судьбе Сергея Есенина. – Отцы мои за древлее православие в книге Виноград Российский¹ навеки поминаются».

Если мы сравним кольцовскую «Осень» с клюевской «Осинушкой», то разница между старыми и новыми крестьянскими поэтами станет понятна без комментариев.

 
Осинушка
Ах, кому судьбинушка
Ворожит беду:
Горькая осинушка
Ронит лист-руду.
Полымем разубрана,
Вся красным-красна,
Может быть, подрублена
Топором она.
Может, червоточина
Гложет сердце ей,
Черная проточина
Въелась меж корней.
 

С «Осинушкой» перекликается в определенном смысле есенинская «Береза», но оба этих стихотворения весьма далеки от того, что писал Кольцов (хотя писал он очень хорошо).

 
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой…
 

Если прежде у деятелей искусства было модно просвещать простой народ, то в ХХ веке настала пора учиться у народа, искать в своих корнях то, что не могла дать западная, интеллигентская культура. «Народ – это, конечно, подлинное Слово жизни, но лишь тогда, когда к нему вплотную припадают», – писал известный в свое время литературовед и критик Иванов-Разумник.

Яркие и красочные черты деревенского быта сочетаются у новых крестьянских поэтов с элементами символистской поэзии, олицетворением которой были Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Андрей Белый и, конечно же, Александр Блок, которого можно считать литературно-идеологическим антагонистом Сергея Есенина. Впрочем, начиналось их знакомство вполне благостно. При знакомстве, состоявшемся в марте 1915 года, Блок нашел есенинские стихи «свежими» и «голосистыми». «Дорогой Михаил Павлович! – напишет Блок несколькими днями позже в рекомендательном письме известному литератору Мурашеву. – Направляю к вам талантливого крестьянского поэта-самородка. Вам, как крестьянскому писателю, он будет ближе, и вы лучше, чем кто-либо, поймете его».

3 июля 1916 года на квартире Мурашева, находившейся в Москве на Театральной площади, Есенин запишет в альбом свое стихотворение «Слушай, поганое сердце…».

 
Слушай, поганое сердце,
Сердце собачье мое.
Я на тебя, как на вора,
Спрятал в руках лезвие.
Рано ли, поздно всажу я
В ребра холодную сталь.
Нет, не могу я стремиться
В вечную сгнившую даль.
Пусть поглупее болтают,
Что их загрызла мета;
Если и есть что на свете —
Это одна пустота².
 

В 1916 году это стихотворение не звучало в полную силу, не звучало тем запоздалым набатом, каким оно воспринималось после 28 декабря 1925 года… Но тем не менее в нем ощущается сильный эмоциональный посыл автора, сочетающийся с поклоном в сторону декаданса: «Если и есть что на свете – это одна пустота». Есенин не тяготел к декадентам, которые считали его стихи «неправильными», не соответствующими их канонам, однако в начале прошлого века, отторгающего все старое в искусстве, поиск нового нередко приводил к отрыву от повседневности, а в более широком смысле – к огульному отрицанию всего сущего, к любованию Пустотой, которую каждый волен наполнить тем, что ему дорого.

Идеалистический образ крестьянской Руси, созданный новокрестьянскими поэтами, ценен своей уникальностью, своей мифической патриархальностью и своей противопоставленностью Городу и всей городской культуре. «Так не бывает!» – приходит на ум первая мысль, а за ней следует вторая: «А может, и хорошо, если бы так оно и было?»

 
Земля моя златая!
Осенний светлый храм!
Гусей крикливых стая
Несется к облакам.
То душ преображенных
Несчислимая рать,
С озер поднявшись сонных,
Летит в небесный сад.
А впереди их лебедь.
В глазах, как роща, грусть.
Не ты ль так плачешь в небе,
Отчалившая Русь?
Лети, лети, не бейся,
Всему есть час и брег.
Ветра стекают в песню,
А песня канет в век…³
 

Октябрьскую революцию большинство крестьянских поэтов если не поняли до конца умом, то приняли сердцем. «Это значит, что не будет греха, – писал в одном из своих писем Клюев. – Что золотой рычаг вселенной повернет к солнцу правды, тело не будет уничижено бременем вечного труда, особенно “отдажного”, как говорят у нас, т. е. предлагаемого за плату, и душа, как в открытой книге, будет разбираться в тайнах жизни». Но дальше в этих тайнах жизни каждый разбирался по-своему – пути певцов колосящихся нив начали расходиться и со временем разошлись очень далеко…

К концу жизни Сергей Есенин уже не считал себя крестьянским поэтом: он «вырос из рубахи и порток», как говорили в народе, и шагнул в Большую Поэзию, где творцы не делятся на категории, ибо стоят вне их. Тем не менее среди всех крестьянских поэтов, которых дала миру Русская земля, Сергей Есенин занимает особое положение благодаря своей всемирной известности. Стихи Есенина переведены на двадцать один язык, причем на семнадцать из них – при жизни поэта. Это ли не слава? Это ли не успех? Это ли не честь? В ряде случаев переводчики совершили настоящий литературный подвиг, сумев сохранить не только смысл, но и дух таких сложных для перевода есенинских произведений, как, например, «Запели тесаные дроги…». Конкретно этот подвиг совершил француз Жан Шюзвиль, которому отечественные литературоведы не могут простить следующее высказывание: «Чрезмерное обилие поэтов в России не является признаком расцвета поэзии, поскольку поэтом (и даже большим поэтом) прослыть там не так уж и трудно».

О Есенине можно сказать многое, но можно выразить главное простыми словами – русскую поэзию без него представить так же невозможно, как без Пушкина, Лермонтова, Некрасова или Блока.

 
Тот поэт, врагов кто губит,
Чья родная правда – мать,
Кто людей как братьев любит
И готов за них страдать…⁴
 

Высказывания

Любовь – это купание, нужно либо нырять с головой, либо вообще не лезть в воду. Если будешь слоняться вдоль берега по колено в воде, то тебя только обрызгает брызгами и ты будешь мёрзнуть и злиться.

Лицом к лицу – лица не увидать: большое видится на расстоянии.

Совершенно лишняя штука эта душа. С грустью, с испугом, но я уже начинаю учиться говорить себе: застегни, Есенин, свою душу, это так же неприятно, как расстегнутые брюки.

Христос для меня совершенство. Но я не так верую в него, как другие. Те веруют из страха, что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородною душою, как в образец в последовании любви к ближнему.

Коль гореть, так уж гореть сгорая.

Грубым дается радость, нежным дается печаль.

Как нелепа вся наша жизнь. Она коверкает нас с колыбели, и вместо действительно истинных людей выходят какие-то уроды.

Поэт должен думать о смерти, чтобы острее чувствовать жизнь.

Кто любил, уж тот любить не может, кто сгорел, того не подожжешь.

Никому не отдавайте того, с кем счастливы.

От любви не требуют поруки.

Жизнь – это глупая штука. Всё в ней пошло и ничтожно. Ничего в ней нет святого, один сплошной сгущенный хаос разврата. Все люди живут ради чувственных наслаждений. Но есть среди них в светлом облике непорочные, чистые, как бледные огни догорающего заката…

Счастье – удел несчастных, несчастье – удел счастливых.

Мне нужно себя, а не другого, напичканного чужими суждениями.

Живи так, как будто сейчас должен умереть, ибо это есть лучшее стремление к Истине.

В бури, грозы, житейскую стынь, при тяжёлых утратах и когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым самое высшее в мире искусство.

Радость там, где у порога не слышны стоны.

Я не доверяюсь ничьему авторитету, я шел по собственному расписанию жизни, но назначенные уроки терпели крах.

Хорошо быть плохим, когда есть кому жалеть и любить тебя, что ты плохой.

Лучше всего, что я видел в этом мире, это все-таки Москва.

Интересные факты из жизни

Болезненно переносил одиночество, стремился всегда быть на людях.

Отличался любовью к борщу и, вообще, к простой пище.

Обладал исключительной памятью.

Страдал люофобией (боязнью заразиться сифилисом).

Любил играть в лапту, городки, шашки и в карточную игру «козел».

Не мог рационально распоряжаться деньгами и откладывать «на черный день».

Любил рыбалку.

Одно время увлекался вегетарианством.

Научился читать в пятилетнем возрасте и с тех пор много читал, самообразование играло ведущую роль в жизни поэта.

Свое последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Есенин написал кровью, так как под рукой не было чернил.

Значимые люди

Бениславская, Галина Артуровна, подруга и литературный секретарь (1897–1926)

Дункан, Айседора, вторая жена (1877–1927)

Есенина, Татьяна Фёдоровна, мать (1875–1955)

Изряднова, Анна Романовна, первая фактическая жена, мать сына Юрия (1891–1946)

Клюев, Николай Алексеевич, поэт и друг (1884–1937)

Мариенгоф, Анатолий Борисович, поэт и друг (1897–1962)

Миклашевская, Августа Леонидовна, муза поэта (1891–1977)

Райх, Зинаида Николаевна, первая жена (1894–1939)

Толстая-Есенина, Софья Андреевна, третья жена (1900–1957)

Шершеневич, Вадим Габриэлевич, поэт и друг (1893–1942)

Краткая хронология жизни и творчества

1895, 21 сентября (3 октября) – родился в селе Константиново Кузьминской волости Рязанского уезда.

1904 – поступил на учебу в Константиновское четырехгодичное земское училище.

1909 – заканчивает Константиновское четырехгодичное земское училище и поступает в Спас-Клепиковскую второклассную учительскую школу.

1910 – начало систематического поэтического творчества.

1912 – заканчивает Спас-Клепиковскую второклассную учительскую школу и приезжает в Москву.

1913 – работает в типографии Товарищества И. Д. Сытина, поступает вольнослушателем на историко-философское отделение Московского городского народного университета имени А. Л. Шанявского.

1914, январь – в московском детском журнале «Мирок» под псевдонимом «Аристон» напечатано стихотворение «Береза», это первая из известных есенинских публикаций.

1914, декабрь – рождение сына Юрия (мать – Анна Изряднова).

1915, март – приезжает в Петроград, встречается с А. А. Блоком на его квартире.

1916, январь – отпечатан тираж первой книги «Радуница».

1916, апрель – призывается на военную службу в Царскосельский полевой военно-санитарный поезд № 143.

1916, июль – читает свои произведения на концерте для раненых воинов, устроенном в царскосельском лазарете № 17, в присутствии императрицы Александры Феодоровны и ее дочерей.

1917, май – в газете «Дело народа» публикуется поэма «Товарищ».

1917, июль – выходит в свет первый сборник «Скифы», содержащий несколько есенинских стихотворений; женитьба на Зинаиде Райх.

1918, июнь – рождение дочери Татьяны (мать – Зинаида Райх).

1919, январь – воронежский журнал «Сирена» публикует «Декларацию имажинизма».

1919, февраль – организация кооперативного издательства «Имажинисты».

1919, декабрь – выходит альманах имажинистов «Конница бурь» [№ 1] с поэмой «Небесный барабанщик».

1920, февраль – рождение сына Константина (мать – Зинаида Райх).

1920, июль – сентябрь – поездка на Кавказ.

1920, ноябрь – знакомство с Галиной Бениславской.

1920, декабрь – в издательстве «Имажинисты» выходит книга «Радуница».

1921, январь – в издательстве «Имажинисты» выходит книга «Исповедь хулигана».

1921, апрель – июнь – поездка в Туркестан.

1921, октябрь – знакомство с Айседорой Дункан, приехавшей в Россию по приглашению советского правительства.

1922, май – 1923, август – заграничное турне с Айседорой Дункан.

1923, сентябрь – пишет первые стихотворения цикла «Любовь хулигана», посвященного Августе Миклашевской.

1923, октябрь – окончательный разрыв отношений с Айседорой Дункан.

1924, май – рождение сына Александра (мать – Надежда Вольпин).

1924, август – в газете «Правда» опубликовано письмо С. А. Есенина и И. В. Грузинова о роспуске группы имажинистов.

1924, сентябрь – 1925, март – поездка на Кавказ.

1925, июнь – подписание договора с Госиздатом на издание «Собрания стихотворений» в трех томах.

1925, сентябрь – окончательный разрыв с Галиной Бениславской, женитьба на Софье Толстой.

1925, ночь с 27 на 28 декабря – покончил с собой в номере ленинградской гостиницы «Англетер».

Родители Есенина – Александр Никитич и Татьяна Федоровна. 1905

Сергей Есенин в детстве. 1898

Сергей Есенин с сёстрами Катей и Шурой. 1912

Глава первая. Начало

 
И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далекой стороны.
И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.
 

Русь советская

Сергей Александрович Есенин родился 21 сентября (или 3 октября по григорианскому календарю) 1895 года в селе Константинове Рязанского уезда Рязанской губернии. Жил Есенин не так уж давно и популярность имел огромную, так что воспоминаний о нем сохранилось много, но…

Но к воспоминаниям современников, лично знакомых со знаменитостью, всегда следует относиться критично. Вот простой пример. Младшая сестра поэта Екатерина Александровна пишет в своих воспоминаниях: «Наш дедушка, Никита Осипович Есенин, женился очень поздно, в 28 лет, за что получил на селе прозвище “Монах”. Женился он на 16-летней девушке Аграфене Панкратьевне Артюшиной, которая потом, по дедушке, прозывалась Монашка. Я до школы даже не слышала, что мы Есенины. Сергей прозывался Монах, я и Шура [Александра Александровна Есенина (Ильина)] – Монашки».

А вот что сообщает Николай Алексеевич Сардановский, знавший Сергея Есенина по Константинову: «Приходилось мне во время каникул жить в доме дальнего моего родственника – священника села Константинова, Ивана Смирнова… Необычайная приветливость его хозяев очаровывала всякого, кто туда попадал. Вот в такой-то обстановке впервые я увидел приятного и опрятного одиннадцатилетнего мальчика – Сережу, который был на два с половиной года моложе меня. Тихий был мальчик, застенчивый, кличка ему была – Серега-монах».

Последняя фраза прямо наводит на мысль о том, что Сережа получил прозвище «монах», потому что был тихим и застенчивым.

«Он верховодил среди ребятишек и в неучебное время, – вспоминает односельчанин и друг детства Сергея Есенина Клавдий Петрович Воронцов. – Без него ни одна драка не обойдется, хотя и ему попадало, но и от него вдвое. Его слова в стихах: “средь мальчишек всегда герой”, “И навстречу испуганной маме я цедил сквозь кровавый рот”, “забияки и сорванца” – это быль, которую отрицать никто не может. Помню, как однажды он зашел с ребятами в тину и начал приплясывать, приговаривая: “Тина-мясина, тина-мясина”. Чуть не потонули в ней».

Тихий застенчивый мальчик, без которого ни одна драка не обойдется и от которого противникам «попадало вдвое» – это парадокс… Нет, скорее даже оксюморон.

Но если принять во внимание, что знакомство Николая Сардановского с Есениным произошло в доме сельского священника отца Ивана, где Сережа вел себя не так, как на улице с друзьями, то несоответствие во впечатлениях о характере нашего героя становится понятным. А Сардановскому можно поставить в вину его оплошность – приняли уличное прозвище за личное, Николай Алексеевич, глубже, глубже следовало вникать в деревенскую жизнь!

Если каждое мемуарное несоответствие сопровождать аналогичным подробным разбором, то повествование сначала забуксует, а потом и вовсе увязнет в деталях, как увязли в костромских болотах поляки с литвинами, собиравшиеся захватить юного царя Михаила Федоровича Романова. Лучше сделать проще – опираться на то, что выглядит более достоверным, а прочее игнорировать, даже если это «прочее» исходит от самого поэта. Так, например, большинство вдумчивых исследователей склонны считать, что многие из стихотворений, которые сам Есенин датировал ранним периодом своего творчества, на самом деле были написаны им гораздо позже.

В 1965 году жительница Рязани Мария Дмитриевна Ильина передала сотрудникам Рязанского краеведческого музея две сшитые тетради со стихотворениями, предположительно написанными Сергеем Есениным. История тетрадей была такова. Летом 1912 года вместе со своим братом Сергеем Мария Дмитриевна была в Константинове во время праздника Казанской иконы Божьей Матери. Возвращаясь на поезде в Рязань, брат и сестра познакомились в вагоне с юношей, назвавшимся Сергеем Есениным. В Рязани Есенин переночевал у новых знакомых, а затем отправился в Москву, оставив брату Марии Дмитриевны тетради со своими стихами, которые, предположительно, пытался напечатать в местной прессе, но потерпел неудачу. Сергей Дмитриевич погиб во время Великой Отечественной войны, а тетради хранились в доме Ильиных в ожидании того часа, когда о них вспомнят. Час настал только в 1965 году… Графологическая экспертиза, проведенная в таком авторитетном учреждении, как НИИ охраны общественного порядка при МООП РСФСР⁵, неопровержимо установила, что одно из содержащихся в тетрадях стихотворений (а именно – «Деревенская избенка») написано рукой Сергея Есенина, следовательно, и остальные стихотворения написаны им же. У есениноведов был двойной праздник – они обрели доселе неизвестную рукопись поэта, да вдобавок получили для исследования его ранние стихи…

И что же?

Давайте просто сравним два стихотворения из «Больных дум» (такое название дал своему первому поэтическому сборнику сам Есенин) с двумя другими, которые он датировал тем же периодом (1911–1912 годы).

В «Больных думах» читаем:

 
Нет сил ни петь и ни рыдать,
Минуты горькие бывают,
Готов все чувства изливать,
И звуки сами набегают.
*
Думы печальные, думы глубокие,
Горькие думы, думы тяжелые,
Думы, от счастия вечно далекие,
Спутники жизни моей невеселые!
Думы – родители звуков мучения,
Думы несчастные, думы холодные,
Думы – источники слез огорчения,
Вольные думы, думы свободные!
 

Не так уж чтобы и плохо, но не сказать, что и очень хорошо. Рифма присутствует, но запоминать эти стихи не особо и хочется, верно? Не льются никак они песней из сердца. И в то же время 1911 годом поэт датировал свое известное:

 
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.
Месяц в облачном тумане водит с тучами игру…
 

А вот это стихотворение и вовсе помечено 1910 годом:

 
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет…
 

Разница между «неотточенным» и «отточенным» настолько велика, что комментарии, пожалуй, здесь излишни.

На этом пора прекращать занудствовать, ведь нас с вами ждет увлекательнейшая история – история жизни самого известного крестьянского поэта и при этом весьма противоречивого и не всегда предсказуемого в своих поступках человека. Есенин – классический трикстер, субъект, играющий по своим собственным правилам, которые меняются в зависимости от обстоятельств. Гётевский Мефистофель говорил: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Есенин зла не хотел и, при всех его недостатках, в глубине души был добрым человеком. Добрым человеком, которому не хотелось прожить свою жизнь скучно, поэтому он всячески боролся со скукой, а заодно и с тем, что обыватели называют «порядком». Если попытаться охарактеризовать жизнь Сергея Есенина одним словом, то лучше всего к ней подойдет слово «неупорядоченная». Неупорядоченная жизнь, оборвавшаяся на тридцать первом году… «Вот жалеют: Есенин мало прожил, – говорит один из шукшинских героев. – Ровно – с песню. Будь она, эта песня, длинней, она не была бы такой щемящей. Длинных песен не бывает».

Автор этой книги тоже будет стараться не «растекаться мыслью по древу», дабы его повествование не вгоняло читателей в сон или скуку. Обилие подробностей любой желающий может найти в дополнительных источниках, благо их существует множество. Хотите – из первоисточника, то есть из мемуарного родника черпайте, хотите – взгляды мудрых исследователей сравнивайте да впитывайте, хотите – сугубо научную литературу читайте, где один умный вывод на другом сидит, третьим погоняет, а четвертый и пятый следом бегут…

«А эта-то книга мне зачем нужна?» – могут спросить сейчас пытливые умы. И ведь спросят же!

Эту книгу образно можно сравнить с ядром ореха, сутью, очищенной от скорлупы и различных наслоений. О Есенине знают все… Но что каждый о нем знает? Автор поставил себе задачей дать читателям четкое, ясное, всестороннее и достоверное представление о личности одного из светочей отечественной поэзии и о его творчестве. Идею этой книги можно выразить словами: «Есенин без придыхания и косых взглядов». Или, если угодно – «Живой Есенин». Да, именно что живой! Эта книга не о Кумире, а о Человеке, который стал Поэтом и многого на этом поприще достиг.

Хочется верить, что где-то там, в неведомых астральных далях, существует райская страна для поэтов, созданная Эвтерпой с благословения Зевса и Мнемосины. И в этой прекрасной стране по золотым полям под лазурно-голубым небом ходит светлоглазый отрок и сочиняет стихи…

Ладно, помечтали и будет! Возвращаемся в реальность. А именно – в осень 1895 года, когда японцы утверждали свою власть на Тайване, а французы завоевывали Мадагаскар. Где – что, а в селе Константинове родился мальчик, которого при крещении нарекли Сергеем в честь преподобного Сергия Радонежского, одного из самых почитаемых на Руси святых.

Отношения между родителями Сергея, Александром Никитичем Есениным и Татьяной Федоровной Титовой, были весьма сложными, и не потому, что жить им приходилось порознь. Многие из мужчин, уехавших на заработки в города, оставляли жен с детьми в деревнях и посещали их наездами. С одной стороны, жизнь в деревне была дешевле, чем в городе, да и за хозяйством нужно было кому-то присматривать, а с другой – «добытчикам» не хотелось стеснять себя, ведь почти у каждого в городе были «подженки». Александр Никитич уехал в Москву в двенадцатилетнем возрасте и начал делать карьеру в мясной лавке – от мальчика на побегушках до приказчика. Выбиться в купцы ему так и не удалось, но он все же состоял при «чистой» городской службе и не бедствовал. В целом – хорошая партия, но Татьяна не любила Александра и вроде как собиралась выходить за другого, но ее отцу хотелось пристроить дочь получше, вот и выдал ее за нелюбимого. Свадьбу сыграли в июле 1891 года. Жениху было восемнадцать, а невесте – шестнадцать, самый брачный возраст.

Сергей был вторым ребенком молодой пары. Первенец, названный Петром, умер, не дожив до года. После Сергея Татьяна родила двух девочек – Ольгу и Анну, которые тоже умерли в младенчестве. А вот двум другим дочерям – Екатерине, родившейся в 1905 году, и Александре, появившейся на свет в 1911 году, посчастливилось выжить. Три выживших ребенка на троих умерших – не самый плохой расклад по тем временам, бывало и хуже. Впрочем, не три на три, а четыре на три, ведь у Татьяны был еще один сын, которого она родила в октябре 1902 года. Родила не от мужа, но назвала его именем и вскоре после того потребовала развода. Дело дошло до суда, но развода Татьяна так и не получила. Александр Никитич простил жену (сам, видно, тоже был не без греха), однако прижитого на стороне ребенка воспитывать не пожелал.

«В Рязани мать встретилась с человеком, от которого впервые в жизни познала ласку, внимание и заботу, – писал Александр-младший, получивший отчество Иванович и фамилию Разгуляев. – Но не долгой была их дружба. Очень часто в Рязань приезжал законный муж Татьяны Федоровны и требовал ее возвращения. Ради семейного уюта, ради сына Сергея, мать долгое время не соглашалась, продолжала жить в Рязани. Вскоре родился второй сын – Александр. Двоих сыновей воспитывать стало тяжело, и мать была вынуждена обратиться в Народный суд с требованием развода или же паспорта, чтобы она имела право жить в Рязани. Суд состоялся в том же городе, судил их земской начальник. Татьяна Федоровна на суде была с двумя сыновьями: с Сергеем и Александром. На суде муж отклонил требование Татьяны Федоровны и потребовал возвращения в семью. Татьяна Федоровна была вынуждена вернуться в семью. Дома она прожила 17 дней, не могла вынести укоров и брани. Она вернулась в Рязань и устроилась в детдом со своим сыном Александром на должность кормилицы, приняв на грудь другого ребенка. В детдоме она познакомилась с одной убогой девушкой 23-х лет, с Разгуляевой Екатериной Петровной. Это была умная и ласковая женщина. Татьяна Федоровна попросила ее взять сына Александра на воспитание. Екатерина Петровна долго не соглашалась, но потом уступила просьбам матери. Мать, Татьяна Федоровна, была очень довольна тем, что устроила меня в хорошие руки, но, когда стала отдавать сына, она потеряла сознание…»

Сергею мать рассказала о том, что у него есть младший брат, только в середине 1915 года. «Саша один кругом, – сказала мать. – Ты должен ему посочувствовать». «Сочувствовать, сочувствовать-то я ему буду, а вот помочь чем? – ответил Сергей. – Помочь я ему сейчас не могу. Я ведь еще сам молод». Мать попросила Сергея не бросать брата, и на том разговор закончился. Так, во всяком случае, рассказывает Александр Иванович Разгуляев. А истинное мнение по поводу поведения матери Сергей выразил в письме к отцу, написанном в декабре 1916 года: «У меня против тебя ни одного слова нет, кроме благодарности. А мать… Клянусь тебе, и Катька, и Шурка с Ленькой [сестры и брат Александр] вряд ли помянут ее добрым словом». Что же касается Александра Никитича, то он требовал от своих детей не иметь никаких дел с Александром-младшим. «Прошу Вас, ради бога, – писал он в мае 1925 года дочери Екатерине, – не принимайте вы его к себе, очень мне больно переносить все это, гоните его к черту, шантажиста проклятого. Он совсем не пристает к нашему семейству». А вот что писал отцу Сергей в августе 1925 года: «Я все понял. Мать ездила в Москву вовсе не ко мне, а к своему сыну. Теперь я понял, куда ушли эти злосчастные 3000 руб. Я все узнал от прислуги. Когда мать приезжала, он приходил ко мне на квартиру, и они уходили с ним чай пить. Передай ей, чтоб больше ее нога в Москве не была».

Что еще можно сказать о младшем брате нашего героя? Он работал проводником на железной дороге, поддерживал отношения с матерью вплоть до ее смерти, наступившей 3 июля 1955 года, а сам умер пятью годами позже, оставив после себя двух дочерей и сына.

До трех лет Сергей рос в доме отцовской матери Аграфены Панкратьевны Есениной, которая зарабатывала на жизнь, пуская к себе постояльцев. Молодая невестка (Татьяне на момент рождения Сергея было двадцать лет, а ее мужу – двадцать два) пришлась Аграфене Панкратьевне весьма кстати, ведь помимо обслуживания постояльцев у нее было много хлопот по хозяйству. Свекровь и невестка не ладили и в 1898 году распрощались. Оставив Сергея у своего отца, Федора Андреевича Титова, Татьяна подалась на заработки и даже одно время работала на кондитерской фабрике в Москве, но отношения с мужем она восстановила только в конце 1904 года. Федор Андреевич брал с дочери на содержание внука три рубля в месяц, что примерно соответствовало минимальному месячному заработку крестьянина – родство родством, а денежки по уговору. Знавал Федор Андреевич хорошие времена – гонял когда-то баржи по Волге и неплохо на этом зарабатывал, но одни баржи потонули, другие сгорели… Как говорится, «не жили хорошо, нечего и начинать».

 
Хорошего коня пасут.
Отборный корм
Ему любви порука.
И, самого себя
Призвав на суд,
Тому же самому
Ты обучать стал внука.
Но внук учебы этой
Не постиг
И, к горечи твоей,
Ушел в страну чужую.
По-твоему, теперь
Бродягою брожу я,
Слагая в помыслах
Ненужный глупый стих.
Ты говоришь:
Что у тебя украли,
Что я дурак,
А город – плут и мот.
Но только, дедушка,
Едва ли так, едва ли, —
Плохую лошадь
Вор не уведет.
Плохую лошадь
Со двора не сгонишь,
Но тот, кто хочет
Знать другую гладь,
Тот скажет:
Чтоб не сгнить в затоне,
Страну родную
Нужно покидать.
Вот я и кинул.
Я в стране далекой.
Весна.
Здесь розы больше кулака.
И я твоей
Судьбине одинокой
Привет их теплый
Шлю издалека.
Теперь метель
Вовсю свистит в Рязани,
А у тебя —
Меня увидеть зуд.
Но ты ведь знаешь —
Никакие сани
Тебя сюда
Ко мне не завезут…
 

Есенинское «Письмо деду», написанное в декабре 1924 года в Батуме, проникнуто такой же теплотой, как и «Письмо матери», выросшее из стихотворения в песню. А вот «Письма отцу» у Есенина нет, и вообще отец в его жизни фигурировал где-то на заднем плане. Ничего удивительного – родственные чувства начинают закладываться с раннего детства, а с отцом Сергей близко познакомился лишь в июле 1912 года, когда жил у него некоторое время по приезде в Москву, причем отношения между сыном и отцом складывались неровно. Можно сказать, что дед Федор заменил Сергею не только отца, но и мать, которая постоянно находилась где-то на заработках.

«С двух лет, по бедности отца и многочисленности семейства, был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство, – напишет Есенин в одной из своих автобиографий. – Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: “Эх, стерва! Ну куда ты годишься?” “Стерва” у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавая по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо я был выучен лазить по деревьям. Из мальчишек со мной никто не мог тягаться. Многим, кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду. Средь мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: “Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче!”»

Драчун и озорник Сережка поначалу ничем не отличался от других крестьянских детей, но позже у него появилась несвойственная крестьянам любовь к чтению. «Читал он очень много всего, – вспоминала мать. – И жалко мне было его, что он много читал, утомлялся. Я подойду погасить его огонь, чтобы он лег, уснул. Но он на это не обращал внимания. Он опять зажигал и читал. Дочитается до рассвета и не спавши поедет учиться опять. Такая у него жадность была к учению, и знать все хотел. Он читал очень много, я не знаю, как сказать сколько, а начитан очень много». Эти слова перекликаются с тем, что вспоминал о своем друге детства Клавдий Воронцов: «Если он у кого-нибудь увидит еще не читанную им книгу, то никогда не отступится. Обманет – так обманет, за конфеты – так за конфеты, но все же – выманит».