Kitabı oxu: «Гимн комару. Премия им. А. А. Блока»

НП «Литературная Республика»

Благодарности:

Директор издательства: Бояринова О.В.

Руководитель проекта: Крючкова А.А.

Редактор: Петрушин В.П.

Вёрстка: Измайлова Т.И.

Обложка: Дондупова С.Ж.

Книга издаётся в авторской редакции

Возрастной ценз 18+

Печать осуществляется по требованию

Шрифт Old Fashioned

ISBN 978-5-7949-0790-2

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА

Издательство

Московской городской организации

Союза писателей России

121069

Россия, Москва

ул. Б. Никитская, дом 50А/5

2-ой этаж, каб. 4

В данной серии издаются книги номинантов

(участников) конкурса им. А.А. Блока,

проводимого Московской городской организацией

Союза писателей России

Электронная почта: litress@mail.ru

Тел.: + 7 (495) 691-94-51

© Василий Фомин, 2022

ISBN 978-5-7949-0790-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Сделайте паузу – почитайте стихи!

В эпоху глобализации, увеличенных до предела скоростей жизни, перехода во всемирную сеть – Интернет, где каждый соревнуется со всеми жителями планеты за количество полученных лайков под выложенными фото с краткими подписями (а попробуй написать по-человечески с душой – нет-нет, страшно! – ведь кто-то за это время тебя обязательно опередит по количеству выложенных постов), нам реально не хватает банальных остановок.

Да-да, остановок – пауз, тишины, возможности переварить полученную информационную пищу путём размышлений для перезагрузки и со-творения нечто своего, выстраданного душой.

Душевность – утраченное многими людьми качество, поскольку в большинстве своём они закормлены не литературой, а рекламой, воспитывающей из них полноценных членов общества потребления, в котором главное – наличие огромной суммы на счёте в банке, а не инвестиции в свой интеллект и духовный рост.

На этом выжженном поле бездушия едва заметными ростками всё же продолжают появляться книги и пока ещё неизвестных миру авторов «самиздата», чья душа не может молчать. И даже если их слово несовершенно с точки зрения мастерства, их голоса сегодня – лучики Истинного Света, без которых мир погрузится во Тьму.

Когда в стихотворениях звучит голос души, прошедшей через огонь-воду-и-медные-трубы, но не потерявшей вкуса к жизни, жизни реальной, не виртуальной, наполненной настоящей Любовью и Светом, мы не просто знакомимся с интересным человеком-автором, но и отдыхаем душой от меркантильной повседневной суеты.

Сделайте паузу – почитайте стихи!

Алиса Глинская,

журналист,

литературный критик

РЕМИНЕСЦЕНЦИИ

ПРОЛОГ

Перед тем как проглотить бабочку,

надо оторвать у нее крылья.

«В мире животных»

Никогда не надо думать о том,

что ешь и кого любишь.

Доктор фон Рюль

 
Друзья! Сюрпризом, без сомненья,
Вам будет исповедь моя.
Так извините мне волненье
И не сердитесь на меня.
Я школьным классикам вослед
Иду неверными стопами.
А этих опусов предмет
Вот-вот предстанет перед вами.
Кто он? Покуда умолчу,
Тут тайны нет – я так хочу.
 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

 
Я, в силу прирожденной лени,
Особо формы не блюду,
Но вы не ждите извинений:
Ведь в пиитическом ряду
Я крайний слева по ранжиру,
Так, согласитесь, каждый жить,
Как хочет, волен, и любить,
И истязать несчастну лиру.
И пусть мне скажут: все вторично,
Мне это, право, безразлично.
 

II

 
Играл ветвями ветер шалый,
Вступая с пылью в шумный спор,
Дождь начинался; я, усталый,
Свернул на постоялый двор.
Хозяйка, добрая старуха,
Поесть внесла, я сел и ел…
Напев, приятнейший для слуха,
Вдруг с антресолей долетел,
Вмиг в моем сердце воскресив
Равеля праздничный мотив.
 

III

 
Я, к сожаленью моему,
Воспитан был не в лучшей школе;
Там получал я – поневоле —
Лишь упражнение уму,
Лишь факты там преподавали,
Смесь цифр и букв излить спеша.
И в запустеньи пребывали
Мои и сердце, и душа.
Как сад, где рядом – так и сяк —
Растут и розы, и сорняк.
 

IV

 
Поэзии я не любил,
Был равнодушен к рифмы пенью.
Хотя порой и находил
Забаву в строчек повтореньи.
Читал же много – что попало,
Без рассужденья, без систем,
Запоминал, однако, мало…
Но научился, между тем,
Довольно складно строить речь
И пользу из того извлечь.
 

V

 
Цветную музыки струю
Не знал и сторонился злобно,
Напоминая ту свинью,
Что небо видеть неспособна.
Однако годы шли, и книг
Смысл до души моей достиг
И некую сместил преграду,
Я обратился снова к саду,
Стал свой возделывать цветник,
В гармонии найдя отраду.
 

VI

 
Обрел я Гайдна торжество,
Затейливый изгиб Бизе,
И венских вальсов маркизет,
И много разного всего,
Что гений в этот мир принес;
Но чуждо мой Равель звучал
В стране, где больше слёз, чем грёз.
Я тщетно в жизни суть искал,
И беглый взгляд мой отражал
Кругом бессмысленный развал.
 

VII

 
Я думал: как же скучно жить!
Вертится колесо Фортуны,
И так же тянут парки нить,
Взирая вниз на мир подлунный.
Я не потомок Чингисхана,
Да кто их видел, тех татар!
На дне разбитого стакана
Собрало солнце весь свой жар.
И отдает нам по чуть-чуть,
Напрасный освещая путь.
 

VIII

 
Все это вспомнил я, когда
Услышал голос с антресолей,
Огонь, рожденный изо льда,
Святой и сладкой полный боли.
– Кто там, хозяйка? Расскажи,
Чей это голос вдохновенный
На этой мызе сокровенной
Среди заброшенной глуши?
– Ах, парень, тут беда такая.
История-то не простая.
 

IХ

 
– Так кто? – Племянница моя.
В консерватории училась
Она в Москве. Её семья
Её успехами хвалилась.
Но жизнь в столице – ад, содом,
Гулянки. Водка и постели.
Наркотики. Затем с панели
Нам удалось её с трудом
Забрать. Теперь живет со мной.
У ней неладно с головой.
 

Х

 
Она заплакала. Я встал.
– Как жаль! – Да все по воле Бога…
– Я поживу у Вас немного…
Как бы магический кристалл
Вдруг в голове моей, сияя,
Вращаясь, осветил кругом
Благословенный этот дом,
Где сумасшедшая младая —
Столице бешеной упрёк —
Тянула призрачный свой срок.
 

ХI

 
Когда проснулся я, светало,
Еще метались по стене,
Как бы в колодезе на дне,
Ночные тени; было мало
Так звуков в воздухе пустом,
Что весь, казалось, вымер дом.
Оделся я и вышел в сени,
Чтобы отдать природе долг.
Ты, мой читатель, без сомнений,
Сам понимаешь в этом толк.
 

XII

 
Уже застегивая зиппер
Своих дорожных старых брюк,
Я увидал её. За липой
Она стояла молча. Вдруг
Она шагнула на тропинку.
Я был смущен – не без причин,
Но все же справился с ширинкой.
И, по обычаю мужчин,
Я рассмотрел её вполне
В колеблющейся тишине.
 

XIII

 
Невысока. Тонка, как ласка.
На тонких ножках черный стрейч
И черная же водолазка;
Прямые волосы до плеч,
Блестящие, прямой пробор.
Котурны на большой платформе.
Стандартный девичий набор.
Теперь все в этой униформе.
Огромные из-за ресниц
Глаза; а взгляд то вверх, то вниз.
 

ХIV

 
Тот взгляд ловил я увлечённо,
Но так ни разу не поймал.
А бледного лица овал
И подбородок заострённый
Все время мне напоминал
Актрис из фильмов Тарантино.
Они мне нравились сперва,
Но в них одни и те ж слова,
Одна особая рутина.
И мне теперь уже не люб
Болезненный кармин их губ.
 

ХV

 
– Привет! – Она не отвечала,
Стояла, голову склонив
Чуть набок, губку закусив,
– Возможно, с Вами мы встречались
В Москве? Знакомо мне лицо,
Мне кажется, я помню даже
Вас в ЦДХ, на вернисаже,
Да, я Вас видел – с молодцом
Каким-то… – нес я всякий вздор,
Начать пытаясь разговор.
 

ХVI

 
Ах, эта вечная задача,
Как их подвигнуть на контакт,
Чтобы два сердца бились в такт;
Мы это делали иначе…
А ныне молодые волки
Живут в больном полубреду,
И с русской речью не в ладу:
Безумных шёпотов восторги,
Признаний тайных милый лад
Им заменил видеоряд.
 

ХVII

 
Но нет, галантному искусству,
Знать, умереть не суждено, —
Повеет в воздухе весной,
И романтическое чувство
Опять зовет, опять пьянит…
И молодость к тому влекома,
Что гонит вечером из дома,
Чем полнятся девичьи сны,
О чем теперь поет порой
Известный Ляпис Трубецкой.
 

ХVIII

 
Девице я болтал о разном
Ещё с лишком минуты две,
Смотрел в лицо ей томно, страстно,
Одно молчание в ответ.
На выручку пришла мне тётка:
«Мария, отправляйся в дом!»
Мария улыбнулась кротко
И нас оставила вдвоём.
Есть не хотелось; тёткин вид
Отшиб мне напрочь аппетит.
 

ХIХ

 
Однако ж завтрак был превкусный,
Ему я должное воздал;
Скитаясь в этой жизни грустной,
Я никогда не понимал:
Почто всегда позывы плоти
Над духом нашим верх берут?
Почувствовав в желудке зуд —
Мы забываем о работе,
А долг и честь важны не столь,
Когда томит зубная боль.
 

ХХ

 
В подобном духе размышляя,
Я закурил Парламент свой.
Хозяйка бегала. Лесная
Шумела даль передо мной;
За полем по шоссе со свистом
Летели бойкие авто;
Над речкою, как странный торт,
Белела церковь; серебристо
Блестела быстрая вода
И убегала в никуда.
 

ХХI

 
– Скажите, Клавдия Петровна,
Зачем не вижу Машу здесь?
Её упрятали Вы, словно
Какая-то угроза есть,
Коль она будет вместе с нами?
И не услышу я, – как жаль! —
Как её голос льется вдаль
Над сопредельными полями,
Как дополненье к чуду дня?
За что же кара для меня?
 

XXII

 
– Вот, кстати, к случаю, я вспомнил, —
Вы тут потратились слегка…
…Я потянул, вопрос дополня,
Купюры край из кошелька,
Кладу сто грин на край стола.
Старуха тут же их взяла.
– Спускайся, Машенька, к нам вниз!
Да спой нам, радость, потрудись! —
Я же наполнил вновь бокал
Продуктом чистым, как кристалл.
 

XXIII

 
Читатель, видимо, считает,
Что дело в роковых страстях,
Что тут история простая…
На самом деле, все не так.
Я не какой-нибудь чудак,
Чтобы влюбляться в первых встречных
И тратить сердца жар беспечно.
(Тем более законный брак…)
Не увлеченный красотой,
Имел я свой расчет иной.
 

ХХIV

 
На этом месте, друг-приятель,
Позволь отвлечься, отойти
За пивом, дух перевести.
Поэт, а также и писатель,
Порою может в кресло сесть,
Написанное перечесть,
Грядущую смакуя славу.
За тем и я – имею право —
Повествование прерву,
Закончив первую главу.
 

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

 
В районе Старого Арбата,
Где переулков тихих вязь,
Есть малый дворик; там когда-то
Жизнь оживлённая велась.
Направо в подворотне двери,
В дверях железных домофон;
И вывеска есть: Галерея
И артистический салон.
Тут были выставки (продажи)
И проходили вернисажи.
 

II

 
Вы помните, друзья, Россию
В тот девяносто первый год;
Наш старый ржавый пароход,
Влекомый штормовой стихией,
В неведомое бойко мчал,
Украшен флагами, цветами,
С раскраденными парусами,
И невесть кто держал штурвал.
Еще не стар был капитан,
Но, видимо, все время пьян.
 

III

 
Нам всем свободу объявили,
Как бы метнув народу кость,
Затем цензуру отменили,
И понеслось, и понеслось…
Даешь искусство на продажу!
По большей части гнали лажу.
Открыли массу галерей,
Салонов, частных экспозиций,
Из них едва ли треть в столице
Дошла кой-как до наших дней.
 

IV

 
Увы! Прошел халявы час,
И иностранцы, пуча глаз,
Уж не бросаются на нас,
Крича: «О, рус! Высокий класс!»
Художник должен напрягаться,
Чтоб был коммерческий успех,
Художник должен выставляться
И угощать при этом всех.
Вот на одну из этих party
Я приглашаю вас, читатель,
 

V

 
Там, от стены и до стены, —
(Перед искусством все равны) —
Художник, музыкант и критик,
Банкир, писатель и политик,
И неизвестно чьи подруги,
Чьи ягодицы так упруги,
Так нежен взор, так томна речь,
Что хочется их тут же влечь,
Схватив за задницу, в кровать,
А там… не буду продолжать…
 

VI

 
Тут был ещё поэт маститый,
Герой концертов, автор книг,
Неимоверно плодовитый,
Вершин в поэзии достиг;
Он у фуршетного стола
Тихонько выпивал, харчился,
Зачем сюда он и явился.
А водка хороша была!..
Он явно больше пил, чем ел,
И взгляд всё больше стекленел.
 

VII

 
В ковбойских рыжих сапогах
И в брюках кожаных в обтяжку
Стоял певец, держа за ляжку
Парнишку в розовых носках,
Тот тонким голосом смеялся,
Манерно взмахивал рукой,
А отвратительный плейбой
Юнцу умильно улыбался
И наполнял вином бокал,
Чтоб опьянел провинциал.
 

VIII

 
Сейчас, как ни выходишь в свет,
Заметны всюду голубые;
Не тем плохи, что не такие,
А в том беда, что меры нет.
Ведь и в советские года
Не мало было средь поющих
Не по традиции дающих,
Но на эстраде, господа! —
Уж коль «мужчина» – будь в штанах
И без помады на губах!
 

IX

 
В том дело, что судьбой убит
Весь наш российский шоу-бизнес
(Виной тому, конечно, кризис).
Плачевный и убогий вид:
Жестокий дефицит талантов,
Бездарность жалких дилетантов,
Зато неимоверна спесь!
Народ же хавает, что есть,
Кидая деньги за билеты,
Сметая диски и кассеты.
 

X

 
И, зову доллара покорны,
Продюсеры сажают зёрна;
Сонм дарований молодых,
Небесталанных, но сырых,
На час кумиров, что ни год,
Провинция нам поставляет
И тем исправно пополняет
Наш доморощенный бомонд,
Все, все, кого ни назову,
Стремятся в матушку – Москву¹.
 

XI

 
Москва же всем приезжим рада;
Известность – сладкая награда,
Здесь бабки, спонсоры, почёт,
И сладкий мёд рекой течёт.
Гордыня нас на сцену гонит
Пред рев восторженных зевак
И чувства чистые хоронит,
Ввергая душу в вечный мрак.
Тщеславье – двигатель прогресса,
Оно толкает всех к перу,
Рождая песенки, пиэсы,
Стихи и прочую муру.
 

XII

 
И в нашем цехе так бывало:
Поэт – с далекого ль Урала,
Из Казахстанских ли степей, —
В Москву бежит: скорей, скорей!
Ведь он талантлив, безусловно,
Вокруг него восторгов рой,
Поклонницы жужжат толпой,
Он пьёт и пишет; благосклонность
Не знает публики границ;
Пред ним столица пала ниц!
 

XIII

 
Все славно, но! – вопрос оплаты —
В Москве уж долго наш поэт,
Вот он уже с брюшком, женатый,
А денег не было и нет!
Не удалось попасть в обойму,
Туда так просто не берут,
И ни талант, ни тяжкий труд
Тебя не сделают достойным,
Экран TV не распахнут
И гонорар не принесут.
 

XIV

 
Поэт в панельном сером доме
Живёт, не в замке золотом,
Пьёт только на чужие, кроме
Бутылки пива вечерком.
Уже он дома в воскресенье,
(Перо продать своё готов)
Статьи строчит взамен стихов;
Порой, бывает, вдохновенья
В душе затлеет огонёк;
Он, в общем, очень одинок.
 

XV

 
Знакомая картина, верно?
И опасаюсь, что теперь
Друзья обидятся безмерно,
Захлопнув предо мною дверь.
Предвижу, вы взглянули строго:
«А сам-то ты чего достиг,
Коли берёшь судить других?»
Отвечу просто: «Слава Богу,
Доход имею верный я
Не от стихов, мои друзья!»
 

XVI

 
Ну, впрочем, хватит отступлений,
Вернемся к делу; есть один
Собой приятный господин.
Промоушена тихий гений.
Есть деньги, ум и знанье дела,
И всякой дуре заводской
Помочь он может стать звездой,
Как плохо бы она ни пела,
Была бы талия стройна,
Бойка и телом не бедна.
 

XVII

 
Он вынимает из деревни
Каких-то лабухов смешных,
Неделя-две, и песни их
Торчат в ротациях бессменно,
Ди-джеи их ужасно любят,
А наш герой капусту рубит;
Полгода-год; пора придёт,
Других бедняжек он найдёт.
Вот так и крутятся дела,
Богата жизнь и весела.
 

XVIII

 
NN**** – его под маской скрою —
Фигурою был непростою;
Когда-то, люди говорят,
Он истину искал по свету;
Пять лет скитался по Тибету,
Там долго жил в монастырях;
И некий лама умудрённый,
Его талантом покорённый,
Ему бесценный дар вручил
Или какой секрет открыл.
 

XIX

 
Созвучий тайной трансцендентной,
Гармоний неземной игрой,
Познавши, овладел герой,
И, выступая на концертах,
Как бы в насмешку над толпой,
Он заставлял её порой
То в исступленьи бесноваться,
То в отупении молчать,
То похотливо обниматься,
Порою ж в панике бежать.
 

XX

 
Конечно, стал он знаменитым,
Завел рок-группу; женский пол
Визжал, когда на сцену шёл
Он в свете яростном софитов.
Скандален, громок и талантлив,
Известен был на весь совок.
Я в первых строчках хит-парадов
Встречал фамилию его.
Он водку пил, стихи писал
И весь бомонд очаровал.
 

XXI

 
За все платить, однако, надо,
Во многом знании – печаль.
Понятно, при таких раскладах
Он к жизни вкус не потерял.
Но не даёт таланту ходу
Житейских обстоятельств топь,
Хоть три столетия угробь,
Не переделаешь природу.
(Кто раз подсел на рев толпы,
Тот с этой не свернет тропы…)
 

XXII

 
Еще писать ему охота,
И получается – пока…
Все чаще – в жанре анекдота,
Все реже – добрая строка.
Пузырится, что «Кока-кола»,
Всех ублажает, как Дисней…
Читатель требует прикола?
На вот – возьми его скорей!
…Ужели жребий лишь таков
Везде для истинных творцов?
 

XXIII

 
К нему-то я и вёз Марию,
Чтобы, прослушав, он сказал,
Годится ли ее вокал
Для нашей песенной стихии;
Собрать ли сможет полный зал
И деньги нам принесть большие.
Вот час назначенный пробил,
Я вывез Машу на прогулку,
И «Опель» мой затормозил
В Старо-Арбатском переулке.
 

XIV

 
Вот мы вошли с подругой в залу;
Уже тускнело торжество,
И на столах мало-помалу
Не оставалось ничего.
Стихал галдёж, толпа редела;
Глядели искоса на нас
Те, кто еще не залил глаз,
Как будто им до нас нет дела.
Я ж, Машу взяв под локоток,
Её к начальству поволок.
 

XV

 
– NN****, позволь тебе представить…
Принцессу подмосковных кущ,
Тебя, который всемогущ,
Сей образ, верно, позабавит.
Она всегда как спит… да ладно,
Зато поет весьма изрядно!
…Моя красавица очнулась
От очарованного сна:
– Bonjour, monsieur, – шепнув, она,
Глаза потупив, улыбнулась.
 

XVI

 
Затем, за фортепьяно сев,
Знакомый завела напев;
Вокруг все мигом замолчали,
И голос, как китайский шёлк,
Исполнен неги и печали;
Звучал – томил – манил – умолк —
В тревожном сумраке; и мне
Наш гений бросил в тишине:
– Есть стиль, манеры, голосок…
Да… тут, возможно, будет прок…
 

XVII

 
…Итак, история катится
Наезженною колеёй,
Запущен механизм; и птица
Закрыта в клетке золотой,
Ей не видать свободной воли:
Поездки, записи, гастроли,
Концерты там, концерты тут,
Билеты все с руками рвут.
И я процент имею свой…
На том конец главе второй.
 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ*

*Внимание: в главе использована ненормативная лексика. Детям до 16 читать можно, но никому не рассказывать.

Запретить толлинг – хватит грабить Россию.

Плакат

I

 
Читатель, друг, ну как же сладко —
Домой спешить издалека,
Москвы понюхать ветерка,
Почувствовать её повадку,
Пройдя по центру не спеша,
Листвой осеннею шурша,
И в улицы свернуть с бульвара,
Который описать нельзя,²
И – в сутолоке тротуаров —
Вдруг старый друг – глаза в глаза.
 

II

 
Тут надо сделать отступленье,
Все по порядку: он певец,
Поэт, актёр и, без сомненья,
В кругу своих имеет вес.
…Я же, гонимый жаждой денег,
Всегда кручусь, всегда в бегах…
Читатель, милый современник!
Да кто ж из нас не при делах?
Вот так и в это лето было:
Судьба вдали меня носила.
 

III

 
Он мне: – Привет! Ну, как ты сам-то?
– Да, в общем, как тебе сказать?
Кручусь помалу: воровать
Сегодня стало трудновато.
Теперь я казачина вольный,
А раньше было много дел:
Полгода я в первопрестольной
Бывал наездами: сидел
На алюминиевом заводе
Под Красноярском (знаешь сам)
От крупной фирмы: был навроде
Там разводящим по долгам.
 

IV

 
Когда-то гордостью народа
Заводу быть пришлось тому,
Но – наконец – пришла свобода,
И вместе с ней – п…ц всему.
Завод в долгах – поставщикам,
За воду, свет и по зарплате,
Банкирам, фондам и браткам…
Налоги же семь лет не платит.
Его б закрыть, едрёна мать,
Да работяг куда девать?
 

V

 
Налоги? Кто их вовсе платит?
Разве узбек в базарный день,
И то – когда за жопу схватят…
Случается такая хрень…
Госналогслужбе до болванки:
На кой им эта суета?
Они, конечно, в местном банке
Арестовали все счета.
Ну, а заводу безразлично,
Он без счетов живёт отлично.
 

VI

 
За свет и воду – полный бартер,
Или взаимно, блин, зачёт,
И не отмечено на картах,
Куда деньга рекой течёт.
Вот наша фирма – трейдер крупный,
Что значит: через нас идёт
Весь сбыт и все сырья закупки;
К нам – прибыль падает на счёт.
И ровно столько мы дадим
Заводу, сколько захотим.
 

VII

 
Моя задача – отбиваться
От кредиторов, чтоб могли
Долги в пределах оставаться
В разумных; месяцы текли;
И получилось, как ни странно,
Наладить дело; но сперва —
Конфликты были постоянно —
Все больше из-за воровства.
Ах, братец, тут такие драмы:
Все воры: гендиректор, замы,
Зам по финансам, например,
Бухгалтер, главный инженер.
 

VIII

 
Ломали печку раз в заводе
(Была уж старая она),
И главный наш – при всем народе —
Труд оценил в сто штук грина.
– Дороговато вроде будет?..
Я усомнился; он в ответ:
– Дак сколько техники; и люди —
Специалистов круче нет!
Не сомневайся, дорогой:
Работу сладят – Боже мой!
 

IX

 
А через месяц у нач. цеха
Спросил я – просто так, для смеха:
– Пригнали техники вагон?
Сломали печку-то?.. А он:
– Где техника – там работяг
Штук восемь было инвалидов;
Да я им… свой компрессор выдал,
Пять дней еб… сь… и все ништяк!
…Я понял: главный инженер
В таком же варится говне.
 

X

 
Еще, пожалуйста, пример:
Наш финдиректор – хитрый хер;
Онэксимбанка векселёк
(В милльон грина по номиналу)
Он отдаёт кому попало —
За полумиллионный долг!
Бегу к нему: что за фигня;
Тебе бы в банке, обормот,
За вексель дали девятьсот!
А он: – Не понимаю я
 

XI

 
В бумажках ваших, мать ити…
Мы заводские, от станка!
…Но сразу видно: дурака
Включает… Бог его прости…
Он может, правда, и не знал,
Но уж разведка мне доносит:
Он отпуск взял и умотал
В края, где не наступит осень,
На берегу встречать закаты —
К себе на виллу в Эмираты.
 

XII

 
А гендиректор, старый волк,
Всегда переуступит долг;
К примеру, фирма есть – с деньгами,
Весьма известна и сильна,
Она давно торгует с нами
И, скажем, миллиард должна.
На цессию³ по договору
Дает добро наш шеф – и вот:
Другая нам должна контора,
Но мёртвая уж третий год.
 

XIII

 
И в чём изюминка: все знают,
Все понимают, что к чему,
Но шум никто не поднимает,
И что тут предъявить кому?
Все по Закону, честь по чести,
(ГК⁴, такая-то глава…)
Переуступлены права.
Директор хапнул тысяч двести.
Жаль, не получит долг завод,
Ну, как-нибудь переживёт.
 

XIV

 
Вот в этой каше я копался,
Налаживал стабильный сбыт,
Проконтролировать пытался
Все, что контролю подлежит.
Мотаясь, в кровь стирая ноги,
Я тех и этих разводил,
И получилось, что в итоге
И тем, и этим стал не мил.
Москва кричит: контроль, доклад!
А заводским – как шило в зад…
 

XV

 
И вот однажды пригласили
Меня в контору на совет:
Все лица первые там были,
Все, кто имел авторитет.
И говорят: – Ты шустрый, парень,
Ты наш, сибирский, нам – как брат,
И потому давай-ка, барин,
Ты поезжай в Москву назад,
Возьми деньжат и в добрый путь.
А то – прости! – тебя убьют.
 

XVI

 
Я, предложеньем убежденный,
Вмиг чемоданы уложил,
И скоро драйвер полусонный
В аэропорт меня влачил.
Вдали росло заката зарево.
Окрашивая гребни крыш.
Час – и на «Боинге» «Трансаэро»
Лечу, считая свой барыш,
Итоги занося в блокнот.
…Так я покинул свой завод…
 

XVII

 
Всё это я дружку поведал
За чашкой кофе. Слушал он
Вполуха, чем-то увлечён.
Кругом народ шумел – обедал,
Болтал, звонил иль ждал звонка;
Кто просто тихо расслаблялся,
Принявши водочки слегка,
Запив бутылочкой пивка,
И плыл в негромком ритме вальса,
Плескавшем из динамика.
 

XVIII

 
Уют осеннего кафе!
Свет сквозь пластмассовую крышу
Так по-особенному дышит,
Скользя в редеющей листве.
Тепло на улице, однако —
Нет удушающей жары,
И люди пьяные к собакам
Так убедительно добры.
Они их кормят шашлыками.
Собаки машут языками.
 

XIX

 
Однако, к делу… Средь забот
Я не отметить мог едва ли:
Проценты мне не поступали
Уже два месяца на счёт.
Что ж там NN***? И как там Маша?
Неужто крякнулся проект?
(Жаль, коли так… Но в жизни нашей
Ни в чём уверенности нет.)
И только пиво друг допил,
Как я, естественно, спросил:
 

XX

 
– А где NN****? Что слышно в мире?
Ты здесь, в Москве, ты должен знать,
А то, ты знаешь, там, в Сибири,
Я понемногу стал дичать.
Там, видишь ли, ложатся рано
И рано поутру встают,
И если пьют – то водку пьют,
И пьют, конечно, из стаканов.
Так что тут? Расскажи скорей,
Кого встречал ты из друзей.
 

XXI

 
– С NN**** проблемы. Он сначала
Светился на виду у всех;
Девчонка эта выступала,
Имела бешеный успех.
Потом наш друг все реже, реже
Стал появляться. Грустен стал,
А после – и вообще пропал.
Тут выставка была в Манеже;
Я забегал туда на час —
И он зашёл. Последний раз,
 

XXII

 
Когда его я видел в свете.
Он был рассеян, похудел,
И, знаешь, я ещё заметил, —
С зимы ни разу он не пел.
Ты поезжай; он, верно, дома;
Да жаль, не хочет никого.
Визиты близких и знакомых
Уже не радуют его.
Я встал. – Прощай же, друг, звони!
– Эй, шеф! До Кунцева – гони!
 

XXIII

 
День к вечеру… Машина мчится,
Попав в зеленую волну,
И расступается столица,
И я в ней попросту тону.
Тону – захлестывает память,
Арбат, Садовое и вниз —
К мосту. Прости, что отвлекаюсь,
Читатель! Это мой каприз.
Пойми, Москва и я – одно,
Так повелось уже давно.
 

XXIV

 
Так жизнь устроена везде:
Грибы растут в лесу сосновом,
А рыбы малые – в воде.
Пингвины – в климате суровом
Антарктики; вся тварь жива
Свой ареал предпочитает.
И пусть меня всю жизнь бросает
Туда-сюда… но есть Москва!
Под эту мысль автомобиль
К главе четвертой прикатил.