ЭММА

Глава 8

Утро добрым не бывает! По крайней мере, у меня. Прошла уже неделя после моего посещения Ашшур, Саша перезвонил в тот же день, когда я спала, и я опять забыла включить режим со звуком в телефоне. Да и мое желание перезвонить ему перегорело. Какой же у меня скверный и непостоянный характер. Иногда сердце горит огнем и побуждает к действиям, а порой наступает полная апатия к жизни, вот как сейчас. Ничего не хочу, ни любви, ни денег, ни развлечений.

И к Ашшур не хочу, может, она и портит мою психику. Гипнотизирует и нагоняет эти глупые видения. Я ничего не хочу. И вообще не понимаю, зачем я живу. Хочу напиться, уснуть под забором и никогда не просыпаться. Если бы можно было передать все мои чувства словами! Мою усталость от этой семьи алкоголиков, работы в услужение богатеньким дурочкам, моей зависимости от курения. Я столько раз пыталась бросить пить и курить. Ведь я мыслящий человек, а не маргинал. Мой разум должен управлять телом. Но, кажется, я родилась без силы воли, без внутреннего стержня. Стержень был, была самоуверенность, но в определенный момент все рухнуло вместе с верой в Бога, даже это чувство я растеряла со временем. Я ничегошеньки не могу изменить в своей жизни! Даже приказать себе избавиться от вредных привычек. Даже если продержусь один день, как только позовет кто-то за угол выпить или покурить, побегу, сверкая пятками. Ненавижу себя! Я и себе такая не нужна, а Саше тем более. У него наверняка есть принципы. Да и взял бы он меня такую? Девушку, которая стояла на коленях не перед одним мужчиной. Нужно ли ему опошленное беспринципное чудовище с ангельской внешностью? К тому же со всеми своими проблемами и вредными привычками. А он, наверное, хочет взять в жены невинную девушку. А еще и этот глупый спор…

– Елена! – слышу я голос администраторши, оторвавший меня от этих рассуждений. Она кричит со стойки через весь зал, даже не соизволив поднять свою пятую точку. – Работать будешь? Твоя постоянная клиентка пришла.

Я молча отодвигаю чашку из-под кофе, которая давно пуста. С неохотой поднимаю на нее глаза и кратко отвечаю:

– Да.

Затем встаю и, подходя к зеркалу моментом, не узнаю своего лица. Мои глаза безжизненные и пустые. Я опять в них вижу ту же скорбь, что и в 13 лет, в приюте. И опять жалею себя… Это, наверное, от безделья. Пойду работать, и грусть уйдет!

Нет, подходит день к концу, а мне все также печально, грусть и тоска ползают в моем теле мерзкими таракашками и съедают. Вроде все как обычно, ничего не произошло, но что со мной? Опять болит голова, да еще горло, надо поспать. Я слышала, что сон все лечит, может, и мои душевные раны тоже исцелит.

Ну вот, проспала 8 часов, а ощущение недосыпа и печали меня не покинули. Сегодня мой первый клиент придет в час дня, я успею сбегать к Ашшур. Мы созвонились, и я не пойму, мне показалось или у нее был грустный голос. Надо обратить внимание, когда приду к ней. Может, что-то случилось у человека. Вообще идти не хочется, я чувствую себя неважно, но сколько можно переносить сеанс?!

* * *

– Наконец-то добралась, моя хорошая! – слышу я уже почти родной голос. Ашшур будто стала моей родственницей. Порой мне кажется, что этот человек знает меня с детства и читает мои мысли. Хотя виделись мы всего пару раз в жизни.

– Здравствуйте! – отвечаю я тихим голосом, так как горло першит. – У меня была тяжелая неделька, времени не было выбраться.

– Ты заболела? – спрашивает она, взяв меня нежно за обе руки и внимательно вглядываясь в лицо.

– Болит голова и горло, – отвечаю я.

– Это все работа, – говорит Ашшур. – Когда человек устает, у него возникает ощущение, будто что-то или кто-то хватает его за горло. От стрессов и усталости появляются все болезни.

– И правда, у меня было такое ощущение, но я не верю в эти суеверия… – отвечаю я.

– Это твое право, верить или нет! И это не суеверия, а наука – психосоматика. Рекомендую к изучению, – отвечает Ашшур и в завершение темы открывает тетрадь. – На чем мы там остановились? На каменной двери, да? Ты закрыла ее или нет? Если не закрывала, то закрой сейчас.

– Хорошо, – отвечаю я. И ловлю себя на мысли, что мне очень хочется заглянуть в тетрадь. Интересно, что там: наверное, мой психотип, повадки и вообще куча научных психологических подробностей. А как она описывает там мои видения? Может, загляну, если она отойдет на минуту.

– Ты готова? – спрашивает Ашшур таким тоном, будто я космонавт, приготовившийся к полету.

– Да, – тем же тоном рапортую я, забыв про все свои скорби и головно-горловые боли. Я улечу с этой проклятой ненавистной земли сейчас в космос. С этими мыслями я покидаю свое тело и оказываюсь в знакомом, родном коридоре дверей.

Каменная дверь, где живу я в теле кроманьонки, закрыта, не понимаю как, но это не важно. Сейчас передо мной около 15–20 разных дверей. И я в растерянности, в какую войти. В первый раз я не сомневалась, эта дверь из камня была самой первой, да и вид у нее был необычный. Как будто в пещере вырубили прямоугольник и в нем же дверную ручку. В общем, мое подсознание творит чудеса. Я делаю шаг в сторону, здесь дверь похожа на вход в сарай или в аул, для меня это почти одно и то же, не хочу туда. Делаю еще шаг, здесь деревянная дверь, похожа на арку с железным засовом, похоже вход в замок или башню, а возможно и в темницу. Скорее всего – средневековье. Интересно, конечно, но я не хочу видеть эти ужасы. Как по мне, так это самая страшная эпоха: казни, охота на ведьм, антисанитария, умирающие на улицах от голода и чумы люди. Нет! Туда я не войду. Остальные двери не так выделяются на фоне этих трех. Здесь есть деревянные и железные, по форме створчатые и раздвижные, похоже на поздние эпохи. Если я правильно думаю, то дверь символизирует определенную эпоху. Каменная – каменный век, палеолит. Дверь аула – неолит, дверь замка – средневековье и т. п. Я решила! Пойду туда, куда велит сердце. Я закрываю глаза, делаю несколько шагов вправо, не считая, и хватаюсь за дверную ручку…

Глава 9

И вот я в другом теле. Сижу на неудобном деревянном стуле, скрестив ноги. Сейчас ночь. Вокруг кромешная тьма, только керосиновая лампа на столе немного освещает часть комнаты, в которой я сижу. Я в длинной одежде, похоже на пеньюар, светло-русые волосы рассыпаны по плечам. Я кладу локоть на стол и тру переносицу. Мне нужно принять важное решение. Меня охватывает множество мыслей и противоречивых чувств. Я слышу легкие уверенные шаги, кто-то приближается из темноты.

Мужской голос спрашивает на русском, вполне понятном мне языке, почему я сижу без электричества. Я отвечаю тоже на русском, что мне и так неплохо, а многие бедные люди вообще живут без электричества и так обходятся. Я заметила, что у меня есть небольшой, совершенно незначительный акцент в произношении. Мужчина подходит ближе и садится на корточки передо мной и берет за руки. Мне это неприятно, но не сопротивляюсь. Теперь вижу его лицо. Короткие темные волосы, небольшая коротко стриженная борода, лицо очень приятное и симпатичное. Он расспрашивает, что со мной происходит. Почему я не иду в спальню. И какую литературу я читала. А я уже не смотрю на него и не отвечаю, отвернула голову в темноту. Мне так горько сейчас. Я убираю его руки и резко встаю. Подхожу к шкафу, его дверца открыта, и, беря в руки маленькую стеклянную бутылку, говорю о ней. Говорю, что хорошо, что уксус придумали наливать в трехгранные бутылки, которые прощупываются в темноте, а то можно было бы принять за мерзавчик, например, и, выпив, отравиться. Я не понимаю, о чем она, да и сама она, кажется, не совсем в себе сейчас. Мужчина подходит, обнимает меня за плечи, в этот момент я начинаю горько рыдать и говорить ему, какой он хороший и добрый человек. Я назвала его по имени – Саша.

Я говорю, что ухожу от него. Саша отходит и не спеша садится на стул. Его лицо освещает лампа, по выражению его лица видно, что это не новость, как будто он знал. Я говорю о том, что наши дети маленькие, и перечисляю: Саше 8, Феде 6, Инне 4, а Варе и 2 лет нет, им нужна мама. Он соглашается. Просто говорит – да. Не ругается, не кричит, а, кажется, спокойно меня отпускает. Меня эта реакция убивает. Я снова плачу. И извиняюсь, много, много раз извиняюсь. Он встает, и мы обнимаемся, крепко, как самые близкие родственники и самые лучшие друзья. Стоим так, наверное, несколько минут. Он говорит идти спать и что утро вечера мудренее. Он дает мне в руки лампу и провожает до спальни, а сам потом почти в темноте идет в свою.

Я гашу керосиновую лампу, но спать не ложусь, а сажусь на край кровати и смотрю в окно. Понятия не имею, сколько сейчас времени. Но за окном светает, может, сейчас 4, 5 или 6 часов. Я уже не плачу, слез больше нет. Я встаю с кровати, подхожу к зеркалу, но не смотрю на свое отражение, просто сажусь напротив и смотрю на колени. Помимо горечи мое сердце наполнено любовью и необыкновенно пылающим огнем. Странно, что я говорила про уксус на кухне, я люблю жизнь. Хочу жить, любить и творить. Внезапно мое настроение меняется. Странные мысли приходят в голову, будто весь мир хочу перевернуть. Уже совсем светло, и слышно кукареканье петухов и пение птиц. Мне становится радостно, ведь я скоро встречусь с любимым человеком. Все вообще очень хорошо пошло. Грусть растворилась в рассвете, заполнившем мою комнату. Я поднимаю глаза на содержимое трюмо, здесь лежат: электрический прибор от морщин, аккуратно сложенный в коробочку, шкатулка, пудра, что-то похожее на карандаш (наверное, для глаз), множество заколок и расческа. И еще полное собрание графа Толстого «Крейцерова соната», я окидываю его взглядом, но долго не задерживаюсь, год рассмотреть не удалось, но, судя по интерьеру и одежде, я сейчас в 18-м веке. И это определенно очень богатый дом. Мои ручки без мозолей, нежные и ухоженные. Видимо, в доме есть прислуга. Я ухожу к человеку, которого люблю, но, видимо, от того, кто так же сильно любит меня. Как же тяжело от всего этого, но я верю, что буду счастлива. В моей комнате преобладают светлые тона, стены, потолок и даже столик у окна белоснежные. А трюмо кремового цвета. Комната и вправду выглядит богато. Я чувствую что устала, а дорога будет долгой, надо поспать.

– Елена! – снова слышу голос Ашшур. – Иди на мой голос!

И я снова в своем теле. Теперь это состояние перемещения стало для меня более привычным. Я быстро прихожу в себя, и даже уже не так сильно хочется пить, но все же тянусь за стаканом.

– Интересно, – говорю я. – Я мать четверых детей, ухожу от любящего, красивого мужа ради мимолетной страсти. Вот так поворот! Может, сейчас мне в наказание за это Бог не дает найти любовь, – сказала слово «Бог» и засомневалась: может, правильнее было бы сказать «высшие силы».

– Возможно, – отвечает Ашшур. – Но, я думаю, путешествие не окончено и тебе многое предстоит узнать…

Сказала она это крайне интригующе. Будто знает больше меня.

– Ашшур! – продолжаю я. – А что вы говорили на первом сеансе про открытую дверь? Мне не грозит сумасшествие? Хотя мне кажется, что я давно того… Что я ненормальная!

– Ну за пару дней ничего не случится, ты только приходи почаще. И я бы охарактеризовала тебя другим словом – уникальная! – отвечает Ашшур.

Какая все же приятная женщина! Она мне определенно нравится. У меня даже поднялось настроение, и захотелось позвонить Саше. Вечером позвоню.

* * *

Ну вот, забегалась я сегодня, на работе был завал. Сейчас почти полночь. Я не могу звонить человеку в такое время, тем более монаху, он, наверное, спит перед утренней службой. Но мне так хочется с ним встретиться сейчас, как никогда раньше. А может, написать ему СМС, он утром прочтет и ответит… Вот всегда так, то я равнодушна ко всему на свете, то наполнена глупыми порывами что-то сотворить. Какой же ужасный, дрянной и переменный у меня характер. Мои мысли резко прерывает звук сообщения на телефоне.

И оно от Саши. Вот это чудо! Неужели нас одновременно тянет друг к другу? При этой мысли волнение накрывает меня еще большей волной. Я открываю его и читаю: «Елена, прости, что поздно пишу, но я волнуюсь! Ты так и не перезвонила. У тебя все хорошо? Позвони мне, как будет время. В любое время!»

Он волнуется! Вот это да! Я нравлюсь ему? А может, я рано радуюсь, может, он за всех знакомых волнуется. Звоню. Или не стоит? Не стоит так быстро, он подумает, что только и ждала СМС-ки и сходила с ума. Но, в принципе, так оно и было… Решено. Звоню.

Он взял трубку с первого гудка. Я неожиданности потеряла дар речи, услышав в трубку его «Алло». Хорошо он начал.

– Здравствуй, сестра! У тебя все хорошо?

Сестра?! А это еще неожиданней и очень обидно. Но я не буду спрашивать, почему он меня так назвал. И мне теперь все понятно. Блин! Сейчас разревусь…

Я все еще молчу.

А он продолжает в трубку:

– Елена! Елена, у тебя все в порядке?

Ну наконец-то хотя бы по имени назвал! А то тоже мне придумал – сестра.

– Наверное, – отвечаю я. – Может, в порядке, а может, и нет!

– Что это значит? Почему говоришь загадками? – спрашивает он, и я чувствую волнение и в его голосе. – К тебе приехать?

И вот я включаю обиженную стерву:

– Не стоит, Александр, уже слишком поздно. Я устала после работы. А в порядке я или нет, я просто еще не решила.

Сама себя не узнаю, что за чушь я несу.

– Прости, не хотел тебя тревожить, – очень жалостливо произносит он. И от этих слов я прихожу в себя.

– Это ты прости, Саша, я просто правда устала, был тяжелый день…

И тут в один голос мы произносим: «Давай встретимся!»

Это просто невероятно! Неужели он не видит, как мы близки? И как посмел обозвать меня сестрой!

Мы договорились о встрече в парке через 2 дня. Ну это уже что-то, думаю, там я выясню его отношение ко мне. Решу, что мне делать с глупым спором. Ну, спать я с ним точно не буду. А может, буду. До сих пор помню его мощные руки, держащие меня пьяную, и его мощную богатырскую грудь, на которую я упала. Вот только лицо я плохо помню. Казалось, мы смотрели друг на друга всего пару секунд. Я помню его подростком. Этот образ худого мальчика-сиротки с карими глазами преследует меня уже много лет. А может, мы еще и станцуем с ним под «Медляк». С этими приятными мыслями и мечтами о встрече я ложусь спать.

Глава 10

Прошло два дня. Сегодня все случится. Я встречусь с Сашей. Это так волнительно. Я с утра в приподнятом настроении и уже перерыла весь шкаф в поисках подходящей одежды. Оденусь красиво – поймет, что пытаюсь понравиться, а в повседневной одежде боюсь, что не понравлюсь. Ох, было бы у меня одно платье на все случаи жизни, не приходилось бы так заморачиваться. Я выбираю джинсы и черную футболку с длинным рукавом. Ведь вряд ли я сниму сегодня куртку перед ним. Или сниму? Опять мои мысли уходят в другую сторону. А можно подумать, что он пригласит меня на развлечение в кафе или ресторан. На это не стоит и надеяться. Да и вообще об этом рано думать, до 5 вечера времени много. Сначала я схожу к Ашшур.

Прибегаю я к ней в приподнятом настроении духа. Она это замечает. И говорит мне с улыбкой с порога:

– Любовь приходит, боль уходит! Я же говорила, психосоматика – великая наука. Спорим, у тебя ничего не болит теперь, ни голова, ни горло…

– Вы меня смущаете такими разговорами, – говорю я, и настроение поднимается еще на пару баллов выше. И я понимаю, что она действительно была права.

– Теперь можешь и курить бросать! – говорит она также с улыбкой.

– Я не знаю, – говорю я с неподдельной горечью в голосе. – Пыталась много раз, но не получалось…

– Ты не понимаешь, – продолжает Ашшур. – Надо сейчас бросать! Ведь сигареты, алкоголь и любовь – это все зажигает огонь в сердце. У тебя не было любви, вот ты и поджигаешь ее этими ядами, которые травят организм и мозг. Теперь они тебе не нужны.

И она произнесла последнее предложение почти шепотом, очень трогательно и заботливо. Эта такая глубокая мысль! И я не могу уже сдерживать эмоции и начинаю говорить взахлеб слова благодарности:

– Ашшур, – говорю я, – вы истинный психолог. Это ваше призвание – лечить душу! Я никогда бы сама не пришла к тому, о чем вы говорите. Даже если там, в коридоре дверей, я не найду свой смысл жизни, я чувствую, что благодаря вам встала на правильный путь.

И мы в хорошем настроении теперь приступаем к сеансу. Снова приятный запах благовоний, детские воспоминания. Теперь уже более старые, как я готовила в игрушечной посудке еду из грязи и травы. Это был приятный и очень увлекательный процесс. Но тут я открываю глаза и обрываю сеанс, мне в голову пришла странная мысль…

– Ашшур, – резко говорю я смотрящей на меня в недоумении женщине.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Простите, что прервала сеанс, я хотела спросить… Дело в том, что… Даже не знаю, как объяснить. Когда я вспоминаю моменты детства, это те моменты, когда мне казалось, что кто-то следит за мной. Когда была совсем маленькой, думала, что кто-то следит за моей жизнью так же, как я смотрю фильм, только самые значимые моменты… Потом, как стала подростком и начала верить в Бога, думала, он следит. Я даже иногда стеснялась сделать что-то неблагоразумное, ведь была уверена, что за мной следят. Но это было только моментами. И теми моментами, которые сейчас вспоминаю на сеансе. Я вот вам рассказываю, и у меня мурашки по коже.

Ашшур смотрит на меня задумчиво и спустя несколько секунд отвечает:

– Интересно… Я впервые сталкиваюсь с таким случаем. А может, ты просто более внимательна, чем другие. Ты же у меня уникальная, – говорит она снова с приятной, подбадривающей улыбкой.

И я возвращаюсь в воспоминания, только теперь другие. Сбор колорадских жуков. И странно, я боюсь букашек сейчас, но воспоминания не кажутся мне неприятными. Мне 4 или 5 лет, я хожу между грядками картошки и собираю жучков в бутылку, светит солнышко, я пою песню на «калякском», ни для кого не понятном языке. Может, я кинозвезда, певица или спортсменка в мечтах в тот момент, уже не помню, но помню только то, что я была счастлива.

И я снова в 19-м веке, в теле богатой дворянки. Только теперь я пребываю в глубокой скорби. Нерасчесанные волосы заплетены небрежно в косу, на мне черное длинное платье. Похоже, что-то произошло. На столе бардак, раскиданы печенье и чай в железных коробках, они смяты. Вошла какая-то девушка, похоже прислуга и спрашивает, помочь ли мне. Я прошу открыть чай и в это же время ударяю эту коробку об стол и говорю, что она не открывается. Я в истерике. Душевная боль гложет меня. Девушка подбегает и открывает ключом коробку. Я успокаиваюсь, благодарю ее и прошу уйти. Мне не нужен этот чай, просто не знаю, куда себя деть, за что браться? Хочу разгромить весь дом, всю страну, весь мир! «Вовы больше нет!» – шепчу я себе под нос. «Его больше нет!» – повторяю я себе снова и снова.

В комнату торопливыми шагами вбегает мужчина. Это Саша. Бывший муж, от которого я ушла с детьми. Он обнимает меня. Говорит, что у меня жар, и берет на руки, несет в комнату. Говорит, что надо поспать. А я не хочу спать, я хочу к нему, к единственному, любимому, к Вове! Хочу к нему! Мои мысли только и кричат об этом. Я не заметила, как уже оказалась в кровати, слезы не останавливаются. В комнату входит доктор, он говорит на немецком. Я его не слушаю. Он протягивает мне ложку с лекарством, Саша кивает, чтобы я выпила. Доктор говорит: «Glück und Glas, wie leicht bricht das». Это значит – радость не вечна, печаль не бесконечна. И я в полном бессилии засыпаю.