Kitabı oxu: «Бутылка для Джинна»

Глава I

Я могу сказать откровенно, штурман из меня получился неважный. Повинуясь моде, я вместе со своими товарищами поступил в аэрокосмический колледж, даже не представляя, кем я из него выйду. Нет, фантастические романы мне чужды никогда не были. Это было интересно, особенно до десятого класса, когда меня вдруг потянуло на романтическую литературу.

Друзья собирались вместе, организовав, таким образом, своеобразный клуб. Я среди них всегда пользовался авторитетом, хотя до сближения дело не доходило. Как-то было само собой разумеющимся, что я нахожусь с ними. Разбирался я во всем быстро, но очень поверхностно, что позволяло мне частенько не только просто участвовать в разговоре, но и направлять, а иногда и кое-чему обучать своих «коллег».

Мне было приятно такое положение дел. Так время и проходило. Практически все уже определились, куда они будут поступать после школы. Я же остался в гордом одиночестве со своим задранным носом. Конечно, так продолжаться долго не могло. Закончили мы школу, сдали экзамены и собрались как-то снова в нашем «клубе». Слово за слово, так и пошел разговор, в основном об учебе. Трое из всей компании уже наметили себе поступление в аэрокосмический колледж, остальные «предали идею», как горячо, но вместе с тем грубо, выразился один из тройки. Своего мнения не выразил только я один. И они все – и грешники, и праведники – уставились на меня в ожидании окончательного приговора. Что мне было делать? Сейчас я бы рассмеялся и пригласил ребят попить пивка, а тогда что-то во мне не сработало. Я принял сторону тройки и автоматически на следующий день выехал вместе с ними в соседний город.

О, как это было приятно. Мне нравилось поступать, я млел и красиво сдавал экзамены. Я успевал готовиться сам, подтягивал товарищей и играл во все игры, доступные абитуриентам в общежитии колледжа. Это была прекрасная пора – я буквально парил, купался в блаженстве. А у моих товарищей дела шли несколько похуже. Один из нас «срезался» буквально на первом же экзамене. И, что самое удивительное, он потенциально мог его сдать. Наверное, нервы не выдержали.

Всей толпой мы провожали его на поезд, уходящий в столицу. Домой возвращаться после неудачи он не собирался. Прощание было не очень веселым, но и слезу не вышибало. Мы тогда думали, что наш товарищ не пропадет не только в столице, но и на чужой планете.

На следующий день все вошло в свою колею, если не считать пустующей койки в углу нашей комнаты. Экзамены мы сдали все. Один из товарищей сдал даже лучше меня, к его же удивлению. А я не удивился, ведь если честь, сколько занимался я и сколько он, то все справедливо. А вот третий оказался за бортом. Сдать экзамены он сдал, да вот по конкурсу не прошел, не добрал полбалла.

И вот тогда у меня промелькнула мысль. Насчет того, что он мог бы быть на моем месте, откажись я тогда поехать с ними. Но мысль мелькнула и улетела. Жизнь продолжалась. Мы остались вдвоем, но и этого судьбе было мало. Когда мы собрались на учебу, оказалось, что мы попали в две разные группы. Так что встречались мы с ним только вечером, если не было каких-либо мероприятий.

Постепенно и у меня, и у него появились друзья, и теперь нас связывало только одно слово – земляки. Учение давалось мне тоже относительно легко. Только вот старая беда осталась – я все воспринимал поверхностно. Не один раз приходилось ловить себя на мысли, что мне это не нужно, не интересно и никогда в жизни не пригодится.

Однажды я даже решился на разговор с деканом. Сначала он спросил, не заболел ли я. Получив отрицательный ответ, он покачал головой и с ехидной улыбочкой попытался у меня выведать, не влюблен ли я в какую-нибудь девушку не из нашего города. Получив и здесь отрицательный ответ, он пришел в ярость, якобы настоящую. Мне была прочитана лекция, что я есть на самом деле. Наиболее часто повторялось слово «безответственность» в разных видах и склонениях. Присутствовали и другие, но реже и ко мне, как тогда казалось, они отношения не имели. Короче говоря, не захотелось быть безответственным (это такая у меня для своей совести «легенда») и я остался. Результаты пожинаю по сей день.

Закончил колледж я неплохо, хотя и неблестяще, где-то ближе к середине списка. Распределение получил в самое лучшее из оставшихся от более трудолюбивых товарищей место. Место неплохое, как мне сначала показалось. Только оказалось, что нас учили совсем не тому. То есть то, чему учили, составляет мизерную часть от того, что пришлось познавать на «рабочем» месте. Все высокие научные познания пришлось отложить на самую верхнюю полочку, пусть немного отлежатся. То, что они запылятся или мышка погрызет, тогда особенно не волновало. Просто было обидно за напрасно потраченные усилия, можно сказать, за бесцельно прожитые годы. А началась моя работа с вахты на старом, с мелкими выбоинами на черном корпусе, корабле, повисшем на задворках ставшей такой родной планеты Земля.

Как мне сказали, у меня проходил период адаптации. А потом, все зависит от моего организма, уже на другом корабле меня отправят каким-нибудь по счету помощником штурмана. Вот тебе и вся карьера. Сначала надо научиться драить, космическую палубу, услужливо подносить по первому требованию все, что нужно, своим начальникам. А их оказалось столько, что сразу всех и не упомнишь. Наверное, больше, чем родственников в геральдике королей.

Об этом я мечтал всю жизнь! Вот она, прелесть бытия. Так бы сразу и говорили, что нужны негры на плантацию, если мне не изменяет память, так говорили в старину. А еще мне захотелось встретиться с деканом и спросить у него, так что же такое безответственность?

Но время шло, я постепенно входил в коллектив. Ребята в большинстве своем оказались неплохими парнями. Говорили, что командир наш не просто человек, а ходячая легенда, но меня эта романтика почти не трогала, и я поначалу с сожалением смотрел на их восторженные лица. Так же смотрели бы и они на меня, когда в долгом полете меня ничто не могло бы поддержать морально. Зато они держались как огурчики. Романтика играла здесь не последнюю роль. Но я отвлекся.

День, которого все так ждали, наступил. Точнее, не день, а время. Нас отправили на Землю, где туманно намекнули, что после трехдневного отпуска мы на новом корабле отчаливаем в средней длительности полет. А пока – извольте переодеться и скорым шагом – на аэровокзал.

Отпуск – это прекрасно. Но что такое три дня? По их окончании я уже сожалел, что они были. Мне крупно не повезло. В один из вечеров я встретил свою бывшую одноклассницу, и у меня появилось чувство, что я увидел ее впервые. Из худющего, угловатого подростка, у которого определителем пола служили две косички, выросло нечто – ну, вы сами понимаете. В моей черствой душе что-то повернулось и, наверное, совсем неправильно. Появилось какое-то беспокойство, неуравновешенность. Больше я ее не встречал и, по приговору «бывалых», еще раз смогу увидеть только в глубокой ее старости. Но беспокойство осталось, а с ним и чувство утраты.

Родителей у меня уже не было, а к родственникам ехать не хотелось. Слезы, прощания и прочее нужны мне как прошлогодний снег. Я дал телеграммы о своем отлете и провел эти три дня среди людей, не подозревающих о моих делах, да и ни к чему это им. Просто отдохнул, но огорчения не избежал. Все-таки, душа моя оставалась здесь. И надо же было ее встретить!

Вот в таком состоянии и начался мой первый «межзвездный», как шутили мои новые товарищи, перелет. Этот перелет планировался на базу, находящуюся на орбите искусственного спутника Юпитера. Эта база создавалась уже много лет. Каждый пролетающий корабль доставлял на нее какой-нибудь новый модуль, так что в скором времени это будет уже искусственная «малая планета».

Со свойственным мне скептицизмом я представлял себе эту база как сотни кораблей такого же типа, что и наш или тот, на котором я адаптировался, только соединенные вместе. То же самое, только много. И людей много, и, соответственно, начальства. Таким образом, для меня интересного в этом не так уж и много.

Так вот, мои «межзвездные» приключения начались с удивления. После выполнения формальностей нас погрузили, я не ошибся в выборе слова, в транспортный корабль, и отправили на орбиту. Отрыв от земли для меня всегда был большим событием, независимо, самолет это был или космический корабль. Я хочу сказать, что событием не особенно приятным.

Все произошло слишком быстро, чтобы я успел рассмотреть, как выглядит наш новый корабль. По крайней мере, эта громадина мало походила на ту жестянку, где я успел побывать. Нас спешным порядком препроводили на борт этого гиганта. Снова формальности, обработка, переодевание, сбор в большом помещении, где на наших глазах из пола выдвинулись скамьи и, попробовав их на устойчивость, мы расселись в ожидании, когда с нами сделают что-нибудь еще.

Здесь я получил возможность оглядеться. Вокруг меня были в основном такие же юнцы, как и я, поэтому ожидать нужно было наших руководителей, неторопливых, умудренных опытом дядей со строгими лицами, держащих в руках указки для объяснения прописных истин и наказания нерадивых учеников.

Но удивляться я еще не разучился. Открылся шлюз, и вошла группа относительно молодых людей, громко говоривших и смеявшихся на ходу. Не было того разглядывания, когда под суровым изучающим взглядом у тебя начинают мурашки ползать по спине, не было любопытства с их стороны, когда начинаешь себя чувствовать зверьком, сидящим в клетке в зоопарке. Вся группа расселась на таких же скамейках невдалеке от входа, от нее отделился крепкий черноволосый мужчина и подошел поближе к нам. Его открытое лицо располагало к себе, мне он показался вполне симпатичным, не знаю, может быть кому-нибудь и не очень.

– Разрешите представиться. Я – командир этого корабля. Зовут меня Джек Орвилл. Честно признаться, я никогда не командовал такой большой бригадой. Нет, меня это не смущает, а радует. Радует и то, что вы все молодые и хорошо подготовленные. Нам было значительно труднее, еще не было таких хороших преподавателей, как у вас. Так что не переживайте, тяжелее, чем нам, вам не будет. А вот интереснее – это я вам обещаю. Сейчас ваши руководители все вам расскажут и покажут. Мы немного, два-три дня, повисим здесь, а вы привыкайте, приводите корабль в порядок. Со мной пойдут мои помощники. Вы и Вы. Прошу за мной, – командир направился к выходу, за ним поплелись двое юношей. Было видно, что они очень переживают.

Один из пришедших назвал моя фамилию и я, а вместе со мной встали еще двое, направился к нему. Штурман был молод, по виду всего лет на пять старше меня, но по своей манере держаться, по веселому, даже лукавому лицу выглядел, наверное, моложе меня. Я по обычаю держался отчужденно и физиономия моя веселостью не блистала.

– Привет, ребята! Я – Альфред. – Он пожал каждому руку. Чувствовалось, что его благожелательность не наиграна. – Пойдем в наш блок, там у нас все: и дом, и работа. Теперь это, видимо, лет этак на…дцать! Не вешайте свои носы, – это он мне, – обживемся. Здесь полгода нужно, чтобы корабль осмотреть. Я только свой блок и знаю. Пошли! – скомандовал он, видя, что никакой реакции от нас не добьешься.

Добирались мы долго. Пока нашли лифт, потом долго поднимались в нем, а затем шли, шли… Эти пятнадцать – двадцать-тридцать минут показались мне вечностью.

Мне здесь почти нравилось, но я был не в том настроении, чтобы признаться себе в этом. Комнаты двухместные. Неплохо, а, может быть, одноместные были бы лучше? Сейчас бы самому побыть, наедине с собой, а, впрочем, зачем, сойдет и так.

Я осмотрелся. Все сделано аккуратно, блестит красиво. Это правильно. На черных нарах не очень весело спать.

Пока Альфред показывал комнату моим коллегам, я осматривал свою, причем с такой тщательностью, как будто у меня не будет времени на это. На первый взгляд, несколько пустовато. Судя по всему, все вмонтировано в стены. Возле стены, противоположной входу, расположился компьютер. Я подошел к нему и осмотрел. Компьютер как компьютер. Включил. На экране появилась надпись – «Привет». Я набрал такую же. На экране появилось меню. Весь экран был занят всевозможными предложениями удобств. Я выбрал температуру. На запрос машины – какую температуру мне нужно, я поставил семьдесят градусов по Цельсию. И вскоре взмок. Тут же я отменил команду. Все вернулось на свои места, кроме мокрой рубашки. Мне надоело стоять, и я выбрал режим «сидеть». Предложения были самые разные – от табуретки до кресла-качалки. Я выбрал табуретку, так как в кресло не привык садиться в мокрой рубашке. Табуретка выскочила рядом со мной, и я уселся на нее с видом человека, которому предстоит долго ждать.

В такой позе меня и застал мой начальник. Он посмотрел на меня, склонил голову набок и засмеялся.

– Генри, ты, наверное, собираешься просидеть весь полет? Такое впечатление, что более мрачной личности я еще не видел. – Очевидно, Альфред имел обыкновение высказывать свои мысли прямо, не боясь обидеть человека. – О, да ты уже разобрался! Молодец, а тем двум я полчаса рассказывал сказки о скатерти-самобранке. Как ты понял, здесь есть практически все, и материальное, и моральное.

– Моральное? – больше, чтобы поддержать разговор, промямлил я.

– Ну, ладно, не придирайся. Не совсем моральное, а так, для души. Кстати, а чего это ты такой скромный? Сидишь на табуреточке, как засватанный? Не стесняйся, кресла здесь мягкие, мягче, чем в лучших отелях.

Я почувствовал, что в его присутствии становится немножко легче, проще, что ли.

– Да ты знаешь, я поэкспериментировал с температурой, немножко перегрелся… – мои слова были прерваны его безудержным смехом.

– Хорошо, что не поставил на минус сто, сейчас бы тебя размораживали!

Мы легко и от души посмеялись, причем так громко, что в дверях показались удивленные физиономии наших коллег. Альфред знаком показал им, что они могут войти. Утерев выступившие слезы, он представил нас. Тот, что повыше, был Тэдди, а крепыш – Жан. Вот так и состоялось наше знакомство. Меня усадили за компьютер, и мы как дети пробовали все возможные комбинации, пока не проголодались.

– Ребята, я забыл вас предупредить, что наш командир только с виду такой простой. Он мягкий во всем, кроме дисциплины. Генри, набери распорядок дня, посмотрим, что у нас сейчас. – Альфред посерьезнел и посмотрел на часы. Я набрал команду, и на экране высветилось расписание.

– Вот так-то, у нас есть пятнадцать минут до обеда. Быстренько принимаем душ и переодеваемся, – голос Альфреда приобрел металлические нотки.

– А можно вопрос? – не выдержал Жан. – А что это…

– Вопросы потом, выполняйте приказ, – еще более жестко сказал Альфред.

Насчет быстроты нас учить не нужно было. Принять душ – дело пяти минут. А вот с новой одеждой пришлось повозиться. Не то, чтобы она была особенной, почти обычный комбинезон, но быстро найти нужные лямки и кнопки дело не такое уж и простое. Мы уже на ходу помогали друг другу застегиваться. Альфред рысью припустил по коридору, мы – за ним. Ровно в половине первого в столовую вошел Орвилл со своими подопечными. Стол по правую руку от нас был свободен.

Было видно, что настроение командира резко изменилось. Он усадил своих ребят и стал неторопливо прохаживаться вдоль стены. Через две-три минуты подоспела команда под руководством молодого веснушчатого парня. Он подбежал к командиру и вытянулся по стойке смирно. Было видно, как он побледнел. Доклада не было, оправданий тоже. Командир сказал кратко: «Замена» и пошел к своему столу. Веснушчатый постоял, лицо его перекосилось, будто он выслушал приговор о смерти. Затем повернулся и со слезами на глазах вышел из столовой. Трое его подчиненных не знали, что делать дальше. Один из них подошел к столу командира и попытался оправдать своего начальника. Объяснил он опоздание своей собственной нерасторопностью. Командир посмотрел на него и, не моргнув глазом, произнес:

– Вы полетите на Землю вдвоем, – и никаких эмоций.

Я не мог стерпеть такого обращения, ведь здесь не тюрьма и командир не Господь Бог. Да за такое отношение… Едва я начал вставать, как почувствовал руку на своем плече. Такой силы от Альфреда я не ожидал, поэтому послушно сел.

– Сиди, – прошипел он. – Я потом все объясню.

За соседним столом сидело двое вместо положенных четверых. Обед был отменным, но было видно, что никто не придает этому значения, кусок становился поперек горла. «Старики» же с аппетитом поглощали содержимое пластмассовых тарелок. Создавалось впечатление, что происшедшее мало их трогало. Ровно в час командир встал, оглядел присутствующих. Он явно заметил нетронутые порции на столах и отвернутые от него лица. Но на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Командирам групп увести подчиненных на отдых, – раздался его голос.

Мой сосед, Тэдди, вздрогнул и растерянно оглянулся. Все встали и группами начали выходить из столовой. Я обернулся и увидел, что остались только двое, они стояли и не знали, что им делать дальше. Я окликнул Альфреда и показал глазами на этих несчастных. Он показал мне большой палец, мол, все нормально. Мне, как впрочем, и всем остальным, не терпелось остаться со своим начальником наедине и о многом, очень многом расспросить. Но Альфред довел нас до наших кают и ушел.

Мне, конечно, не хотелось оставаться одному, но боязнь подставить под удар Альфреда заставила меня отказаться от мысли присоединиться к моим новым товарищам. Не знаю, как остальные, но я лично был возмущен поведением командира. Тоже мне, диктатор нашелся. Если бы не Альфред, я ему сказал бы кое-что из неопубликованного словаря. И тут же мелькнула мысль – и остался бы я на Земле, с позором снятый с этого самого корабля. Что я бы смог сделать? Да ничего.

Я мерил шагами свою келью и не заметил, как прошло полчаса. Альфред появился вовремя, и мы двинулись на наше рабочее место.

– Послушай, командир, Ты можешь нам кое-что объяснить? – я весь кипел от негодования.

– Я объясню, но не раньше 19.00. К сожалению, или к счастью, расписание для нас – это закон и не мне его менять, – мягко, но довольно убедительно отрезал Альфред, – и привыкайте к тому, что на службе надо называть всех по должности. Я, например, штурман. Вы это знали? – обратился он к нам совершенно серьезно, но в глазах его светилась смешинка, – а отвечать нужно – да, сэр. Это нетрудно, привыкните быстро, – обратился он ко мне.

– Да, сэр, – в очередной раз я почувствовал его превосходство.

Помещение, в котором нам предстояло работать, было прекрасно оборудовано. Как и везде, ничего лишнего. Огромный, во всю стену, экран с изображением той части звездного пространства, с которым нам предстояло работать, и два компьютера с удобными для работы креслами. Ничего более. Никаких столов, заваленных картами и бумагами. В нашем колледже все было не так, и это радовало, по крайней мере, будем что-то изучать, даром время проходить не будет.

Но время сюрпризов, наверное, еще не прошло. Усадив нас за компьютеры, Альфред стал в позу преподавателя и произнес:

– А сейчас мы приступим к изучению курса навигации в условиях полностью автоматизированного полета.

У нас отвисли челюсти. Большего, наверное, не мог бы сказать ни один профессор. Ехали, ехали и приехали. Штурман сделал паузу и, удовлетворенный результатом, продолжил.

– В данных условиях от нас требуется только одно – постоянно быть в полной готовности заменить компьютерную сеть в любой момент времени. Мы пройдем ряд аварийных отключений, но только тогда, когда будет полная уверенность в том, что мы готовы это сделать. Поэтому, если вы уже расслабились и приготовились отдыхать в течение всего полета, то вы глубоко ошиблись. Занятия будут проходить ежедневно и по полной программе. Нас будет тошнить от количества повторов и отсутствия новизны. Вас будет воротить от одного только моего вида, а меня от вашего, но все это нужно пройти. Кроме того, один из нас должен находиться на вахте. Девять часов дежурство, следующее через двадцать семь часов. Режим достаточно жесткий, если учесть, что придется придерживаться основного расписания. Это, так сказать, вводная часть. А сейчас приступим к ознакомлению с материальной частью…

К пяти часам нам уже не хотелось идти ни на какую гимнастику. Альфред отнял у нас все силы. Таких занятий я еще не видел. Штурман вылил на нас такой водопад информации, что мы едва успевали следить за ходом его мыслей.

Тэдди пытался задавать вопросы, но Альфред заставил его сесть и продолжал свой монолог. Создавалось впечатление, что его не интересует, усвоили мы новые знания или нет, он шел вперед и не оглядывался.

Лично я был ошеломлен всем происходившим на корабле. Иногда мелькала мысль, что наши начальнички просто не успели реабилитироваться после очередного полета. Командир играет роль властелина вселенной, а штурман – роль компьютера, переполненного накопившейся информацией за время полета. Нереальность происходящего становилась все более явной.

Так или иначе, время близилось к пяти часам и я начал про себя гадать, что же за гимнастику предложат нам в этом ковчеге? Наверняка, что-то уж слишком специфическое, отработанное в полете и принятое за единственно верное. Я представлял себе дикие позы, в которых переплетались все конечности и не удержался от улыбки. Альфред уставился на меня, я явно сбил его с мысли.

Чтобы избежать объяснений, я постучал по циферблату, мол, время подходит к концу, не нарушай распорядок и веди нас туда, где мы должны быть. В глазах Альфреда что-то сверкнуло, но он сдержался. Каково же было мое удивление, когда он привел нас в обычный гимнастический зал, и мы занимались обычными упражнениями, которые знали еще в школе. Я даже немного разочаровался. Ничего особенного.

Понемногу разогревшись, я увлекся и показал несколько упражнений, за которые был награжден аплодисментами. Так час и прошел. Когда Альфред подал команду на выход, послышались возгласы недовольства.

То, что происходило с нами в следующие полчаса, походило на детские игры. Каждому из нас предлагалось пройти несложные тесты, начиная с теста на внимательность, кончая тестом на реакцию. Я поймал себя на мысли, что такая несложная работа меня действительно успокоила. Я как ребенок двигал кубиками, искал нужные цифры и отзывался на определенные звуки. Просто и эффективно. А самое главное, я чувствовал себя увереннее – еще бы, все тесты я прошел!

Короче говоря, на ужин я шел в прекрасном настроении, еще немного, и я начал бы насвистывать что-нибудь веселенькое. А в столовой еще один сюрприз – за соседним столом уже сидела в полном составе проштрафившаяся команда, все, включая командира с его миллиардом веснушек. Вопросы отпали сами собой, и ужин показался особенно вкусным. Тем более, что нам предстояло немного и отдохнуть.

Управились с ужином мы быстро. Мы, я имею в виду пополнение, а «старики», как мысленно я называл основной экипаж, на удивление медленно, можно сказать, с толком и расстановкой, поглощали свои порции. По ним можно было сверять часы. Наверное, что-то было в этом рациональное, хотя пока я этого не чувствовал. Поднялись мы всей командой, пошли в свой отсек, сгорая от любопытства. Альфред шел впереди, напевая какую-то старинную мелодию, остановился у двери нашей с ним комнаты и жестом пригласил всех войт- Генри, будь добр, создай нам уютную обстановку, – тоном постоянного клиента в шикарной гостинице попросил он.

Меня начинало коробить его поведение. Я уже не знал, как к нему относиться, да, наверное, не только к нему. С одной стороны доброжелательность до предела, с другой – невысказанное требование полной подчиненности. Я так не привык, и, думаю, остальные из вновь прибывших – тоже. Я представляю это дело так – если ты начальник и требуешь полного подчинения, то ты должен выглядеть соответственно, то есть иметь строгий вид и держать подчиненных на определенном расстоянии. А так, как держал себя Альфред и ему присные, вызывало, по крайней мере, недоумение.

Я набрал программу. В центре комнаты появились четыре кресла навстречу друг другу. Мы расселись и уставились на своего начальника. Он рассмеялся.

– Вы так на меня смотрите, как будто я в чем-то провинился и теперь должен объяснить свое поведение, – его слова почти соответствовали действительности и Альфред знал это. – Так вот, извиняться перед вами я не буду, а расскажу одну историю из нашей жизни. Эта жизнь, так уж получилось, соприкоснулась с вашей только совсем недавно. Сначала заочно, когда нам предложили довольно внушительное количество кандидатов, и мы долго мучились, прежде чем отобрали нужных людей. Да будет вам известно, что мне сейчас по вашим меркам, я имею в виду по земному календарю, уже сто тридцать лет. Немало, правда? А по нашему времени мне скоро должно стукнуть двадцать семь, то есть, я на несколько лет старше вас. Одновременно и старик и молодой – интересно, правда?

После этих слов я начал понимать, пока еще смутно, смысл его поведения. Альфред сам еще не освоился со своим положением. То есть, не воспринимал всерьез эти временные парадоксы. Вся действительность напоминала собой игру, где, с одной стороны, правила устанавливали играющие, с другой, они могли изменяться по ходу игры независимо от игроков. Да и как можно серьезно относиться к сидящим рядом с тобой пра-правнукам? И как им объяснить, что и они сами, если повезет, окажутся в такой же ситуации? Остается только ждать, когда они сами дойдут до этого, раньше или позже, это не имело значения, времени будет достаточно. И тогда я немного успокоился. Игра, так игра! Выигрывать я не собирался, а попробовать можно. Так даже интереснее.

– … с одной стороны, летный стаж у меня сто семь лет, с другой – только семь. Что одна цифра ни о чем не говорит, что другая, – начали доходить до моего сознания слова штурмана. За семь лет мы повидали такое, что, казалось бы, хватило бы на всю жизнь. И, как вы видите, наложило отпечаток на наше поведение. Каждый человек по-разному воспринимает происходящее, но, если это происходит в сплоченном коллективе, то почти одинаково. Особенно, если исход благополучный. Вот так получилось и у нас. Всего «прадедушек» на корабле семнадцать, а когда мы улетали в первый раз, было двадцать шесть. Арифметика, если она применима в данном случае, простая – минус девять. Только ушедшие оставили разный след в наших сердцах. Одного просто очень жалко, неплохой был парень, другого, извините за циничность, жалко не как человека, а как хорошего специалиста, без которого как без рук. Уход третьего – это трагедия, которую мы будем переживать до конца наших дней. Тэдди, я понимаю, что ты хочешь сказать. Может быть, по земным меркам ты и прав, но в космосе свои законы, чем-то напоминающие первобытные. Здесь нет личности как таковой, вернее, нет возможности противопоставления личности обществу, этого основного антагонизма, движущего мировой прогресс. Нам всем, находясь на корабле, не нужно тратить энергию на такие опасные вещи, нам просто нужно научиться выживать в этих условиях, я уже не говорю, что еще и выполнить свою миссию.

Когда мы возвращались из полета, то обсуждали вопрос о том, стоит ли отдавать за такие ничтожные достижения человеческие жизни. Но наш командир, да, да, не удивляйтесь, именно он, предложил пересмотреть причины смерти наших товарищей. И, к нашему великому удивлению и сожалению, виновниками потерь были мы сами. Представляете себе, что это значит? Девять жизней мы загубили сами, по своей неопытности и непредусмотрительности.

Мы многому научились за эти семь лет. Поэтому твердо решили – ошибки не повторять ни в коем случае, по крайней мере – те, которые уже были совершены. На одном из таких рандеву мы все согласились выполнять некоторые правила. Я подчеркиваю, согласились, что значит – добровольно, а не поклялись под принуждением чего-либо или кого-либо. Каждый из нас волен был выбирать свой путь, и он его выбрал. Поэтому и нарушение этого соглашения недопустимо. Вы были свидетелями такого нарушения, ведь одним из пунктов соглашения была железная дисциплина. Командир не мог принять другого решения, даже невзирая на то, что нарушитель – его лучший друг. Свое решение он изменил только потому, что на нашем собрании, которое, извините, прошло без вашего участия, пятнадцать человек настаивали на отмене наказания. Не подумайте, что это большинство могло оказать воздействие на командира, отменить это решение мог только он сам. И мы до конца не знали, как он поступит. Орвилл человек не только прямой, твердый, ответственный, но и справедливый. Решение свое он отменил, не боясь потерять свой авторитет, но я знаю, что вся группа будет находиться под его персональной опекой. Я хочу сказать, что с этого момента я стал уважать его не только как командира, но и человека, еще больше. Ему я могу довериться полностью, как и он – всем нам.

– Все это хорошо, сэр, но, как мне кажется, вы слишком переигрываете, – я, конечно же, не мог не высказаться. – Вы что же, считаете что мы бессловесные животные, так сказать, рабочая сила, которую надо учить, кормить, оберегать от всяких там опасностей, а в остальном не брать в расчет? И это, по-вашему, вписывается в ваш, как вы говорите, неписаный кодекс. По-моему, извините за каламбур, но наивнее прадедушек, чем вы, я не встречал. Неужели вы считаете, что сможете управлять этим стадом таким образом?

– Мне нравится твоя откровенность, Генри, – казалось, что я коснулся больной темы для Альфреда, – но сейчас другого пути мы просто не знаем. Я могу рассказать вам много примеров, которые подтвердят нашу правоту, возможно, они убедят тебя. А если нет, то, мне кажется, что тебе будет трудно в этом полете. Эти рассказы поучительны, но очень трагичны. Поэтому я даже не знаю, стоит ли мне это делать, а вам стоит ли их слушать. Таких ситуаций может больше не повториться, по крайней мере, мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы эти кошмары вновь не стали явью. А перегружать ваши мозги таким вещами, мне кажется, не стоило бы. Самое лучшее – это если бы вы нам просто поверили.

– Сэр, перед вами не маленькие мальчики, которые потом не будут спать ночами, – почти обиженно произнес Жан.

– Дорогие мои, вы просто не представляете себе, о чем идет речь. Иногда и мне тоже хотелось стать маленьким мальчиком и спрятаться у моего большого и сильного папы. Или чтобы мама погладила меня по голове и сказала «не бойся, ведь мы с тобой». Взрослые, мужественные люди впадали в элементарную истерику, сталкиваясь с леденящей душу неизвестностью, и гибли тогда, когда можно было бы спастись, сохранив разум. И, только подчинившись коллективному разуму, мы сохранили себя. И тогда мы поверили в себя. Только не в себя лично, а в себя среди таких же, как мы сами.