Kitabı oxu: «Царица Горго»

Şrift:

* * *

Поротников Виктор Петрович родился в 1963 году в селе Бутка Свердловской области в семье обычных сельских тружеников. Его отец, Поротников Петр Феоктистович, устроился работать шофером в геологическую партию. Вместе с геологами его семья кочевала по Уралу с места на место. В 1967 году Петр Феоктистович скончался от болезни, а его вдова и сын надолго осели в поселке Пышма Свердловской области. В Пышме прошли детство и отрочество Виктора Поротникова. Со школьной скамьи он увлекался книгами по истории, поэтому без раздумий и колебаний после школы поступил на истфак Петербургского университета.

Учеба в университете и археологическая практика в Крыму расширили горизонт исторического познания впечатлительного студента. Параллельно с учебой в университете Виктор Поротников посещал лекции и семинары для начинающих литераторов при тогдашнем Ленинградском отделении Союза писателей.

По окончании университета в 1991 году Виктор Поротников преподавал историю в школе сначала в городе Выборге, а затем в различных школах Петербурга. Уже тогда он пытался сочинять исторические романы, но эти попытки завершились ничем. Издательства отвергали неумелые рукописи неопытного автора. Прошли годы, прежде чем один из романов Виктора Поротникова наконец-то был напечатан в московском издательстве «Терра». Этот роман назывался «Василий Буслаев», книга вышла в свет в 1998 году.

С этого момента удача на писательском поприще стала чаще улыбаться Виктору Поротникову, его книги печатались в самых разных издательствах не только в России, но и за рубежом.

Самыми читаемыми книгами Виктора Поротникова, по его мнению, являются романы о Древней Руси и из античной истории. Это романы: «Игорь Святославович», «Василий Буслаев», «Батыево нашествие», «Триста спартанцев», «Дарий» и «Митридат». Все они получили высокую оценку от читателей.

На данное время Виктором Поротниковым написано тридцать исторических романов. И он не намерен останавливаться на достигнутом в своем творчестве.

Книги автора, опубликованные в издательстве «Вече»:

«Игорь Святославич», серия «У истоков Руси», 2023;

«Братья Ярославичи», серия «У истоков Руси», 2024;

«Клубок Сварогов», серия «У истоков Руси», 2024;

«Триста спартанцев», серия «Всемирная история в романах», 2024.

«Царица Горго», серия «Всемирная история в романах», 2024.

Часть первая

Глава первая
Еврибиад и Фемистокл

В это утро военачальники гурьбой пришли к палатке Фемистокла, афинского наварха. Фемистокл вышел к ним, прервав свою утреннюю трапезу. От него пахло оливковым маслом и чесноком.

– Приветствую вас, друзья! – сказал Фемистокл, затягивая широкий кожаный пояс на своей талии. На нём был лишь короткий хитон из мягкой шерстяной ткани, а на ногах грубые военные сандалии с длинными ремнями, опутавшими его плотные икры крест на крест. – Что стряслось? Чем вы так рассержены?

Военачальники заговорили все разом, перебивая друг друга. Их громкие голоса звучали с нескрываемым раздражением. Обступив Фемистокла, навархи изливали ему свою злость на спартанского полководца Еврибиада, вспыльчивость и грубость которого, по их мнению, просто невыносимы!

– Еврибиад позволяет себе оскорблять нас в лицо, словно мы рабы, а не свободные люди, – молвил мегарец Эоситей. – Я и мои люди не желаем с этим мириться!

– Еврибиад повсюду ходит с палкой и колотит ею за малейшие провинности не только гоплитов и матросов, но и стратегов, – вторил Эоситею кеосец Антимах. – Да что там провинности! Еврибиад может ударить палкой просто за косой взгляд или за слишком смелое слово.

– Еврибиад не считается с нашим мнением, – возмущался эвбеец Клеад. – Любой совет с нашей стороны вызывает у него презрительную реакцию. Клянусь Зевсом, Еврибиад мнит о себе слишком много!

– Спартанцы прислали в общеэллинский флот всего-то десять триер, а ведут себя так, словно от их участия в грядущих сражениях на море зависит судьба Эллады! – фыркнул сикионец Феокид. – Еврибиад не понимает, что ему не по заслугам досталась власть верховного наварха, но по уговору спартанских властей с афинянами. Еврибиад столько же смыслит в морской тактике боя, сколько я смыслю в персидском языке!

Хор одобрительных голосов тут же поддержал Феокида.

– По совести говоря, у афинян больше прав на верховное командование, – заявил Эоситей, – ведь Афины выставили двести триер, больше чем любое из греческих государств. Будет справедливо, если наш флот возглавит кто-нибудь из афинских стратегов. Хотя бы ты, Фемистокл. Надо собрать войско и поставить этот вопрос на голосование!

И вновь зазвучали одобрительные реплики военачальников. Все они знали обходительность Фемистокла, его ораторский талант и полководческий дар. Ведь благодаря настойчивости и прозорливости Фемистокла афиняне имеют ныне самый сильный флот в Греции. Благодаря искусной дипломатии Фемистокла эллины сумели объединиться в союз, дабы сообща противостоять нашествию персов, которые уже захватили Фракию, Македонию и Фессалию. Полчища Ксеркса стоят теперь у горного прохода Фермопилы, где их удерживает небольшое эллинское войско во главе со спартанским царём Леонидом.

Дабы не допустить персидский флот в Локридский залив, на северном побережье которого расположен стан Ксеркса, общегреческий флот подошёл к северной оконечности острова Эвбея. Здесь, у мыса Артемисий, греческие флотоводцы собирались дать сражение флоту персидского царя.

Фемистокл постарался утихомирить страсти.

– Я сейчас же разыщу Еврибиада и поговорю с ним, – сказал он. – Согласен, что его грубость переходит все границы. Однако смещать Еврибиада с его должности именно сейчас, полагаю, крайне неразумно. Спартанцы не смирятся с этим, они отзовут свои корабли из общеэллинского флота. Следом за спартанцами уйдут суда коринфян и эгинцев, их преданных союзников. Этот раскол в наших рядах будет лишь на руку Ксерксу.

Пошумев ещё какое-то время возле палатки Фемистокла, военачальники разошлись каждый к своему стану, которые были разбросаны вдоль низкого морского берега. Палатки воинов и гребцов прятались в тени деревьев, а совсем рядом от них стояли длинными рядами многовёсельные боевые суда, вытянутые на сушу.

Стан спартанцев располагался рядом с палатками коринфян и эгинцев.

Стоявшие на страже лакедемоняне сообщили Фемистоклу, что Еврибиад около часа тому назад ушёл из лагеря на гору Телефрию, желая взглянуть с высоты на противоположный берег Эвбейского пролива, где находятся стоянки персидских кораблей. Вместе с Еврибиадом на горную вершину ушли Адимант, военачальник коринфян, и Поликрит, наварх эгинцев.

Фемистокл поспешил к извилистой козьей тропе, ведущей на вершину горы. Ему вдруг тоже захотелось своими глазами узреть флот Ксеркса на другой стороне широкого пролива. По слухам, у персидского царя в пять раз больше судов, чем у греков, собравшихся противостоять ему. Персидские корабли весь вчерашний день длинными вереницами втягивались в Эвбейский пролив, двигаясь вдоль полуострова Магнесия. Греческие дозорные на острове Скиаф вели подсчёт вражеских судов, передавая свои сведения на Эвбею с помощью сигнальных огней. Судя по этим подсчётам, у персов имелось больше тысячи триер, не считая грузовых кораблей.

Гора Телефрия, господствуя над мысом Артемисий, отгораживала своими лесистыми отрогами северный берег острова Эвбея от его внутренних областей, изрезанных невысокими горными хребтами и узкими долинами. Склоны горы были покрыты густым лиственным лесом и зарослями дикого орешника.

В лесу царила прохлада; в ветвях лип и дубов звонко щебетали птицы. Широкая тропа была укрыта тенью от нависавших над ней могучих крон, сквозь которые не мог пробиться ни один луч солнца. Под ногами Фемистокла шуршала сухая прошлогодняя листва. Эта тропа была проложена местными пастухами, издавна гонявшими коз на высокогорные луга. В одном месте торопливые шаги Фемистокла спугнули несколько серн, которые коричнево-жёлтыми тенями мелькнули среди деревьев, уносясь вглубь чащи. Топот маленьких копыт быстро растворился в шуме листвы, колыхаемой ветром, и в несмолкаемом птичьем гомоне.

Вершина горы Телефрии представляла собой узкую седловину, покрытую травой с двумя конусообразными известняковыми пиками по краям. Расстояние между этими скалистыми утёсами было не меньше трёхсот шагов. В стародавние времена, когда на Эвбее жили легендарные абанты, на вершине Телефрии обдуваемой всеми ветрами, стояло поселение этого древнего племени. Следы селения в виде полуразрушенной башни и фундаментов домов заросших травой и барбарисом были видны и поныне.

Возле руин каменной башни Фемистокл ещё издали заприметил красную хламиду Еврибиада и серые плащи его спутников. Неподалеку на круглой площадке из плоских камней лежали тонкие обгорелые стволы срубленных клёнов и ясеней покрытые ещё горячим дымящимся пеплом. Это были остатки сигнального костра, с помощью которого эллинские дозорные на Эвбее сообщались с греческими наблюдателями на острове Скиаф. Ночью афинские триеры забрали со Скиафа эллинских лазутчиков, так как на этот остров вот-вот должны были высадиться персы.

– А вот и Фемистокл пожаловал! – Поликрит дружелюбно протянул руку подошедшему афинянину. – Привет тебе, друг мой!

Фемистокл крепко стиснул пальцами локоть эгинского наварха, одновременно ощутив такое же сильное пожатие на своём правом локте. В те времена мужи равные по рождению совершали рукопожатие не ладонью в ладонь, а локтем к локтю.

Еврибиад и Адимант, обернувшись, тоже поприветствовали Фемистокла, но без малейшего дружелюбия в голосе.

– Взгляни туда, Фемистокл! – сердито обронил Адимант, указав рукой на видневшиеся вдалеке скалы полуострова Магнесия, возле которых вдоль песчаных пляжей и небольших бухт в несколько рядов стояли корабли персидского флота. – Взгляни на этот лес мачт и скажи нам откровенно, смогут ли наши двести восемьдесят кораблей победить эту вражескую армаду! Ты не верил донесениям наблюдателей с острова Скиаф, так, может, теперь ты поверишь своим глазам!

– И впрямь, Фемистокл, любопытно узнать твоё мнение, – сказал Еврибиад. – На военных советах ты так ловко раскладываешь на столе бобы, изображающие наши и персидские триеры, с таким азартом объясняешь, как нам следует действовать против троекратно превосходящих сил врага… Однако выясняется, что флот Ксеркса не втрое, а впятеро превосходит наш флот.

Отсюда, с горной вершины, Эвбейский пролив показался Фемистоклу не таким уж и широким, каким он виделся ему с палубы корабля. Оказалось, что и цвет морской воды с высоты птичьего полёта имеет далеко не одинаковый оттенок. Ближе к суше море серебрится голубоватой лазурью, а вдалеке, возле острова Скиаф, морские волны имеют цвет тёмного ултрамарина. Там, где торчат верхушки подводных скал, разбиваются пенные валы, а над мелководьем морская вода кажется зеленоватой дымкой или светлым пятном покрытым рябью из маленьких волн.

Горный кряж на полуострове Магнесия казался голубым, сливаясь с синим безоблачным небом. На фоне горных склонов и белой прибрежной полосы многочисленные суда персов были прекрасно различимы. Сотни и сотни кораблей стояли бортом к борту на якоре или приткнувшись носом в низкий берег.

– Вполне возможно, что флот Ксеркса впятеро превосходит наш флот, – промолвил Фемистокл после долгой паузы, во время которой он внимательно вглядывался в противоположный берег Эвбейского пролива занятый врагом. До него было около восьмидесяти стадий. – Но это не означает, друзья мои, что мы должны уйти отсюда без сражения. Этот пролив не настолько широк для того, чтобы персидские навархи смогли развернуть здесь в боевой порядок все свои суда. Мы же без труда сможем это сделать. К тому же нам ведомы все здешние рифы и мели. Мы же у себя дома, а варвары – гости незваные.

Фемистокл посмотрел на Поликрита и Адиманта, затем перевёл взгляд на Еврибиада, за которым в любом случае оставалось последнее слово как за верховным навархом всего греческого флота. На суровом загорелом лице Еврибиада с прямым носом и низкой линией бровей Фемистокл не заметил той внутренней решимости дать бой персам, какая проступала во взгляде его светло-голубых глаз ещё вчера и позавчера. Было видно, что тяжкие сомнения одолевают Еврибиада, который, как гражданин Спарты, не страшится опасности и смерти, но как человек честолюбивый не желает погибнуть бесславно.

«Похоже, Адимант и Поликрит уже напели Еврибиаду, что с нашими силами флот Ксеркса неодолим даже в узком Эвбейском проливе, – промелькнуло в голове Фемистокла. – Тем более что сделать это нетрудно, ведь Еврибиад плохо разбирается в морской тактике. До этого Спарта никогда не вела войн на море».

Для своих пятидесяти лет Еврибиад выглядел очень моложаво. Он был высок и статен, с мускулистыми руками и жилистой шеей. У него были довольно резкие черты лица из-за острых скул, крупных надбровных дуг и заметно выступающей вперёд широкой нижней челюсти. Свои длинные светлые волосы Еврибиад перетягивал на лбу узкой повязкой. У него имелась небольшая бородка, но отсутствовали усы, поскольку мужчинам в Спарте ношение усов было запрещено законом. Под правым глазом у Еврибиада имелся шрам в виде серпа, другой шрам наискось пересекал его высокий лоб прямо над левой бровью.

Одет Еврибиад был в короткий льняной хитон, подпоясанный широким ремнём с висящим на нём мечом, и красный военный плащ-хламиду. На ногах у него были сандалии из толстой бычьей кожи.

– Сражаться, конечно, придётся, – хмуро произнёс Еврибиад. – Об отступлении не может быть и речи. Ведь наш флот прикрывает с моря эллинское войско, стоящее в Фермопилах против полчищ Ксеркса. Наша первейшая задача – не допустить персидские корабли в Локридский залив. Ведь тогда варвары смогут миновать Фермопилы по морю и окружить греческий отряд во главе с царём Леонидом.

Фемистоклу было известно, что Еврибиад получил приказ из Спарты всеми средствами препятствовать проникноению персидских кораблей в Локридский залив. От этого во многом зависел успех сражения между греками и персами в Фермопильском проходе. Власти Лакедемона надеялись на то, что безуспешные попытки персов пробиться через Фермопилы в Среднюю Грецию вынудят Ксеркса повернуть назад и возвратиться в Азию. В той горной бедной местности, куда забралось персидское войско, было невозможно раздобыть в достатке хоть какой-то провиант, а собственных съестных припасов у персов имелось немного. Дабы не обременять свои пешие и конные отряды излишними обозами на узких горных дорогах, Ксеркс распорядился погрузить большую часть продовольствия на грузовые суда. Об этом афинян и спартанцев известили фессалийцы, земли которых персы изрядно опустошили перед тем, как двинуться на Срединную Элладу.

– Коль морской битвы нам не избежать, тогда нашему флоту нужно отступить за Гемейские скалы в самую узкую часть Эвбейского пролива, – сказал Адимант, махнув рукой в западном направлении. – Там-то мы сможем биться с варварами на равных. Ни окружить, ни обойти с флангов наши корабли персы не смогут, береговые кручи и прибрежные мели не позволят им этого.

– Верно! – поддержал коринфянина Поликрит. – Близ Гемейских скал мы сможем выстроить наши триеры в несколько рядов от берега до берега, закупорив ими пролив. Персам придётся наступать на нас в лоб, неся большие потери.

На лицо Фемистокла набежала мрачная тень.

– Не забывайте, что в том месте Эвбейского пролива нет ни одной удобной бухты для стоянки кораблей, – заметил он. – Допустим, наш флот отразит натиск персидских кораблей днём, но куда нашим триерам деваться ночью. Не стоять же им в боевом строю и в тёмное время суток. Воинам и гребцам надо будет отдохнуть.

– Если персы отступят, значит, и у наших кораблей появится возможность стать на якорь у мыса Артемисий, – сказал Еврибиад.

– Персидские навархи первым делом захватят побережье у Артемисия, если наш флот уйдёт отсюда, – промолвил Фемистокл. – И конечно же, персы займут своими кораблями все бухты на противоположном берегу пролива. Не следует принимать вражеских полководцев за глупцов, друзья.

– Так что же ты предлагаешь? – с вызовом в голосе обратился к Фемистоклу Адимант.

Фемистокл не успел ответить Адиманту. С морского побережья, где на отмелях стояли греческие триеры, вдруг раздались сигналы боевых труб, объявляющие тревогу.

– Похоже, друзья, худшее всё-таки случилось! – мрачно обронил Поликрит. – Не теряя времени даром, персы решили напасть на наш флот.

– Но ведь персидские корабли по-прежнему стоят на якоре у побережья Магнесии, – недоумевающе пробормотал Еврибиад, оглядывая море из-под ладони, дабы его не слепили солнечные лучи. – Ничего не понимаю! Кто там внизу сигналит тревогу?

– В самом деле, что происходит? – проворчал Фемистокл, разглядывая синюю гладь Эвбейского пролива, на котором не было заметно ни одного вражеского судна. – Почему афинские триеры отчаливают от берега?

– Глядите! – Адимант указал рукой в сторону Скиафа. – Видите, от острова к мысу Артемисий идут под парусами две вереницы судов. Судя по очертаниям носовых штевней, это явно азиатские корабли. К ним-то и направляются афинские триеры.

Правота Адиманта очень скоро подтвердилась. Пятнадцать кораблей, шедших на всех парусах от острова Скиаф, при виде афинских триер, надвигающихся на них, сбились в кучу, с них посыпались горящие стрелы. Сорок афинских триер, действуя быстро и слаженно, окружили вражеские корабли, взяв их на абордаж. Сражение продолжалось не более получаса.

Видя, что победоносные афинские триеры возвращаются обратно к мысу Артемисий, таща на буксире захваченные вражеские суда, Фемистокл чуть ли не бегом устремился вниз по тропе к подножию горы. Следом за ним поспешили и трое его собеседников, придерживая на бегу полы плащей и мечи, висящие на поясе.

Оказалось, что приказ афинским морякам о выходе в море отдал стратег Мнесифил. Если Фемистокл похвалил Мнесифила за быстроту действий и умелое руководство афинскими кораблями в сражении, то Еврибиад набросился на него с упрёками. Еврибиаду не понравилось то, что Мнесифил вывел триеры в море без его приказа.

– Твоя палатка была пуста, уважаемый, – оправдывался Мнесифил перед Еврибиадом. – Разыскивать тебя не было времени. Наш дозорный корабль заметил движение вражеских судов к мысу Артемисий. Нужно было спешно принимать решение. Медлительность на войне недопустима! Я думаю, всякому спартанцу это хорошо известно.

Из всех афинских навархов Мнесифил был настроен особенно непримиримо к Еврибиаду, коего он считал грубияном и невеждой. Мнесифил, знающий наизусть почти всю «Илиаду», частенько в спорах с Еврибиадом позволял себе отвечать ему стихами Гомера. Это злило Еврибиада, который не мог похвастаться своей начитанностью. Ещё Еврибиада уязвляло то, что Мнесифил прекрасно умеет командовать в сражении как одним кораблём, так и большим отрядом триер.

Лишь благодаря вмешательству Фемистокла перепалка между Еврибиадом и Мнесифилом не переросла в крупную ссору.

Шагая к своему шатру, Мнесифил с нарочитой громкостью цитировал слова Нестора из «Илиады»:

В прежние годы с мужами отважней тебя говорил я;
Даже они никогда увещаний моих не гнушались.
Ибо подобных мужей я не видел и вновь не увижу…

Еврибиад удалился в свою палатку весь красный от еле сдерживаемого гнева. Фемистокл посчитал этот момент подходящим для того, чтобы побеседовать с Еврибиадом об его деспотизме в общении с воинами и стратегами из стана афинян и их союзников. К коринфянам и эгинцам Еврибиад проявлял дружелюбие, ибо те были дорийского племени, как и спартанцы. Афиняне же, вместе с эвбейцами и кеосцами, относились к ионийскому племени. В далёком прошлом, когда греческие племена только-только пришли на Балканский полуостров, между дорийцами и ионийцами не раз случались войны из-за более плодородных земель. Ионийцы большей частью были вытеснены дорийцами с материковой Греции в Малую Азию и на острова Эгеиды. Лишь афинянам удалось выстоять под натиском воинственных дорийцев и закрепиться на полуострове Аттика.

– Если я бываю суров, а порой и жесток в общении с военачальниками, то это ради поддержания строгой дисциплины, – молвил Еврибиад, отвечая на упрёки Фемистокла. – В спартанском войске царит жесточайшая дисциплина, друг мой. Благодаря этому спартанцы непобедимы на поле битвы. В объединённом эллинском флоте должен быть такой же железный порядок, иначе нам не одолеть варваров.

– Полностью с тобой согласен, Еврибиад, – сказал Фемистокл, – но не следует всё же перегибать палку. Ты позволяешь себе открыто оскорблять стратегов в присутствии слуг и простых воинов, забывая при этом, что они люди знатные. И совершенно недопустимо, по-моему, подвергать военачальников телесным наказаниям, если дело не касается измены или бегства с поля битвы.

– Ты же сам, Фемистокл, сурово наказываешь тех афинян, кто играет в кости или пьёт вино перед заступлением в караул, – возразил на это Еврибиад. – У тебя есть специальный раб, который сечёт плетью провинившихся воинов. Это ли не унижение для свободнорождённых граждан!

– И всё же мой раб не наказывает плетьми военачальников, – заметил Фемистокл. – Я прекрасно сознаю, что аристократы и люди из народа – не одно и то же. Будет лучше, Еврибиад, если и ты станешь следовать моему примеру. Я понимаю, ты привык жить по суровым спартанским законам. Однако здесь не Спарта, а твои соратники – не илоты.

Фемистокл знал, что спартанские илоты – государственные рабы – полностью бесправны, хотя численно они в несколько раз превосходят граждан Лакедемона. Всякий спартанец имеет право подвергнуть любого илота истязаниям за какую-либо вину, а то и вовсе убить. Никакой ответственности за это спартанские граждане не несут. Более того, власти Лакедемона поощряют убийство наиболее сильных илотов спартанскими юношами, готовящимися вступить в войско.

Еврибиад заверил Фемистокла, что впредь он станет более милостив к провинившимся стратегам.

– Я больше не буду поднимать на них руку, – с кривой полуусмешкой молвил Еврибиад, – не стану и голос повышать на этих изнеженных аристократов. Поручу это моему симбулею Динону, пусть он журит их, как малых детей, не трогая пальцем.

Симбулеем в Спарте называли помошника наварха, который был обязан неплохо знать морское дело. По этой причине в симбулеи обычно назначали кого-нибудь из периэков, живущих на морском побережье Лаконики. Периэками в Спартанском государстве называли граждан, населяющих небольшие лаконские города подвластные Спарте и ограниченных в правах по сравнению с коренными спартиатами. Периэков было гораздо меньше, чем илотов, но значительно больше, чем полноправных лакедемонян. Если илоты во время войны поставляли гребцов на триеры и лёгкую пехоту в спартанское войско, то периэки выставляли тяжеловооружённых гоплитов, занимая в боевом строю равное положение с лакедемонянами.

Еврибиад глубоко уважал Фемистокла за его изворотливый ум и красноречие, за умение давать самый верный совет и находить выход из любого затруднения. Еврибиаду было ведомо, что впавших в отчаяние афинян, получивших убийственный оракул из Дельф, именно Фемистокл убедил не склонять голову перед персами. Фемистокл дал своё толкование дельфийскому оракулу, заявив, что «деревянные стены», упомянутые в нём, которые будут «несокрушимо стоять перед варварами», это не бревенчатая стена Акрополя, но афинский боевой флот. Афиняне поверили Фемистоклу, решив сражаться с персами, хотя перед этим они собирались бежать из Аттики в Италию.

Переговоры афинян со спартанцами на общегреческом съезде в Коринфе также завершились успехом благодаря красноречию Фемистокла, убедившего своих сограждан уступить лакедемонянам главенство на суше и на море. Таким образом, военный союз Афин и Спарты породил Синедрион – объединение эллинских городов, выступивших против Ксеркса. Синедрион объявил войну и тем государствам Эллады, которые дали персам землю и воду в знак своей покорности.