Kitabı oxu: «Истоки»

Şrift:

ISBN 978-5-0059-7554-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ляксандр

То земля Русская
зело украшена!
Красотами многими
удивлена!
Дубравыми частыма,
озёрами светлыма.,
полями то дивныма.
Реками полна.

Отселе до Угров ли.
А там и до Ляхов ли.
От Чех до Корелов.
До Устюга.
Буртасы, Булгары ли.
Вояги, Словене,
Поляне, Родимичи.
Итиль там река.

Варяжское море ли.
Ливы, да Латы ли.
Замгалы, Чудь, Меря
и Мурома.
До Русского моря,
Мещеря и Голядь.
Чремисы, Ногайцы.
Народу тут тьма.

Всё под рукою,
под князем Владимиром
было когда-то,
в былы времена.
А ноне Монголы,
ноне поганы,
дань собирают.
И дани сполна.

Дань та не мала.
Пушнина та рухлядь.
То ткани отдай,
то отдай гончара.
Мастера нать им
Корову грязнуху.
А боле того серебра.
Серебра.

Так думал Ляксандр князь,
глядя далече.
Властно и грустно
смотрел на поля.
С высокой горы
ветром овеян,
смотрел он и думал:
– содеял не зря.

Не зря он побил там
и ляхов и шведов.
Вытерпел всё.
И хулу, кливету.
Братьев смирил
и наказ зная дедов,
Русь подымал,
приняв руку Бату.

Приняв руку Бату,
сам помог в час тяжёлый.
Вместе с Бату,
Гуюк-Хана разбив.
Князь Александр
своей собственной волей,
монголов призвал,
Русь с Ордой поженив.

Князь думал так,
что не Запад торговый,
замками, книгами,
речью горласт.
Страшнее орды он.
Довесь в час суровый.
Русскую землю и Веру
продаст.

Запад, католики, рыцари, папы.
Все только ждут,
что же будет потом?
Русью закрыться хотели.
Закрылись.
Русь всех закрыла собой
как щитом.

Горели деревни.
И запах той гари,
с духом медовым
смешался в один.
Смолистый, сосновый,
кедровый, садовый,
с духом беды.
С духом ратных дружин.

Дым от костра
скажет нам о ночлеге.
Дым от пожарищь
– горе, беда.
Гарь скажет нам о
монгольском набеге.
Дым от костра-
то тепло, то еда.

А всёж дума горькая
князя заботила.
Как Иго поганое?
Как скинуть того?
Земля то своя? Нет.
Орда верховодила.
Дружины то мало.
Войск нет и его.

За смелый поход,
что был быстрый, дерзкий.
Где Биргер разбит.
И победа легка.
Сын Ярослава
взял прозвище Невский.
Прозвище дал то народ.
На века.

Земля то устроена
Сыны да бротаничи.
Уделы у всех.
Города на прокорм.
И младший Данилка
устроен одаренный.
Москвой городком.
Знать доволен отцом.

Москва та обительна,
к хлебу рачительна,
к старшим почтительна.
С верой в Христа.
Домами церковныма.
Боярами думныма.
Князьями то грозныма.
Не жизь. Любота!

Кто знат то? Как было б?
Вороти князь к Западу.
Глядя туда, в эти дали времён.
Токмо был верен и
деду и прадеду.
Невский Ляксандр
во Cвятый вознесён!

Тысяцкий

Тысяцкий! Какое-то странное слово?
И мало кто знат, что оно озночат.
А тож воевода! Тож града начальник!
И в думе он первый! Не знал? Так то брат.

В княжевой думе, по правую руку
от княжева трона всегда заседат.
Весь родовитый, в советах маститый.
В заботах, в делах. А делов то хватат.

Весной особливо догляд нужен всяко.
На вымолах, сходнях, в торговых рядах.
Чинят ли лодьи? Стоят ли амбары?
И всё нать на совесть, а не за страх.

На тысяцком всё: мостовые и бани,
повозное, весчее, конско пятно,
дрова для Москвы, то телеги, то сани,
то снедь, то железо, заморско сукно.

И всё сохранить, уложить, не испортить.
Купцов настрожать, а то пригрозить.
С умом всех расставить, кого то заставить,
всё ладно обставить, Москву сторожить.

ТысЯцким в то время – Василь Вельяминов,
что после отца положенье принял.
Высокий, плечистый, из старых руссинов.
Вот давече взял и подкову помял.

ВасИля любили за нрав справедливый,
внимательность к делу, хозяйский догляд.
С купцами сварливый, к старшим учтивый,
а с ратными строгий. Как говорят.

А ноне случилась колгота на прИстанях.
Там Фряги да Греки, всегда меж собой.
И кто тут главнее в повАдах, да в прИхотях?
А Фряги сильнее в колготе то той.

– Эй, гости торговые! Чего же шум пОдняли?
Аль места вам мало? – тысЯцкий спрошат.
А Греки: – тож Фряги пол вымола отняли,
и русским лодьям тута мест на хватат.

Послушав в молчанье и Фрягов и Греков
Василь Вельяминов тут так порешил:
– Сам вымол поставишь! Утя есть там в сусеках!
Так Фрягу сказал. И ешо пригрозил.

– А коли узнаю, что вымол тот строен
не в ладности, в споре, да не в чести,
то знай – переверку задам! Всем! Доволен?
А лес свезёшь сам! Нету часа. Прости.

От пристани в город, ешо не пемши,
литейный то двор посмотреть, доглядеть.
Каки таки нужды вперёд? Что первейши?
В клети зашёл, а угля то на треть.

Тихо взьерясь: -сторожить углежогов!
Как и откель этот уголь достать?
Возчиков надоть, телеги, хлолпов,
уголь с Заречья в Москву доставлять.

Сам на коня, без промашки, немедля.
Литейный то двор поважнее всего.
Как без угля, без железного кегля?
Литейный вот встанет?! А спрос то с него.

А вдруг тут война? А где ядра, шелОмы,
секиры, топорики, да куяки,
стрел наконечники, скрабы, да скобы,
ножи, да подковы, сабли, крюки?

Василь понимал, то не просто Литейный.
Это ж не кузня, а сердце Москвы!
Это не склад, но завод оружейный!
Литейный Двор встал – не сносить головы.

Дав себе роздых, поев хлеба с квасом,
с горсткой холопов навстречу скакал
к возАм углежогов, с конями, с запасом,
где поезд угля, что в Заречье застрял.

А как довезти? Ведь река неспокойна!
Вот вот ледоход, ледолом! Эт же страсть!
Река то Москва по весне то разбойна!
Застрял на реке в ледолом – знать пропасть.

Вот и спешит Василь в то Заречье.
И лёд то стоит и надо б успеть.
Часом пойдёт!? И встанут там печи.
ТысЯцкий рискнул, не боясь умереть.

Мосты знать построены ныне заранье.
По ним то с обозом за Углем вперёд!
Да слабы подмостки, но всё же старанье.
Всёж не по льду. Ну авось пронесёт….

Свезло. Переправились. Обозчиков встретили.
Те убоялись идти: – лёд попрёт?
Иван хвать за плеть: – Ну, что? Все заметили?
Буду пороть! А ну все вперёд!

И так с божей милостью все переправились
обратно с углём. А с чем же ешо?
С последней телегой как только управились,
услышали треск. Лёд то вскрылся, пошёл!

Ан токмо узрели – последний возница,
замешкавшись чёй-то стоит на мосту.
Все ему в крик: – Эй! Надо ж случится.
Стоит, знать от страха, глядит в пустоту.

А лёд бушеват, ломит в гору всё злее.
На мост наступат ледянная река.
Боярин в седло. Спасти бы быстрее
мужичка -недотёпу. И пятки в бока!

Вынес гнедко к мужику на подмостки.
ТысЯцкий за шкворень того мужичка:
– Детки то есть?
– Да. Они то подростки.
– Мужик на коня!
Ну а смерть то близка.

Рушится, ломится мост над рекою.
На берегу рты раззявили вси.
ТысЯцкий с холопом, с единой судьбою,
скачут на берег. Эх конь, выноси!

Как вынеслись, мост так и рухнул.
Стали стоять, друг на друга смотрев.
Уж после, потом по плечу ктой-то бухнул.
Кто-то обнЯл, не сробев, осмелев.

И только к утру, в срЯде мокрой и грязной,
тЫсяцкий всёж этот уголь довёз.
Голос сорвавши, с походкой не ясной.
Княжева служба! Не крестьянский извоз.

А небо окрасило розовым светом
сиренево -белые облака.
Он успокоясь: -ну хватит об этом,
теперя домой, повидать бы сынка.

Вьехал во двор. А скакун спотыкатся,
по мускулам видно бьёт дрожь и озноб.
Спустился с седла, на ногах удержался,
губами прижался коню прямо в лоб.

Такие Бояре! КнЯжевы слуги!
Заботливы, строги, да деловы.
Чин то по праву, по праву заслуги
даётся ТысЯцкому града Москвы!