Kitabı oxu: «Я тебя не жду», səhifə 3

– Соскучилась? – ехидно замечает.

Передёргивает и к горлу тошнота подступает, а в это время Шукрат как-то одобрительно хмыкает, но всё так же прицельно сканирует моё лицо глазами.

– Я не чувствую себя в безопасности пока знаю, что он где-то рядом.

Мне всё время кажется, что он где-то тут, совсем рядом, наблюдает и ждёт… ждёт что останусь одна и тогда…

Горло в очередной раз перехватывает болезненным спазмом.

– Он не рядом. – жёстко рубит. – А вот я – да. Так что не вздумай что-то выкинуть. Я сопли вытирать не умею, а вот сделать жизнь невыносимой – всегда пожалуйста. Слушаешь меня беспрекословно, говоришь и делаешь что я скажу. Всё понятно?

– Понятно, – шепчу осипшим голосом и всё-таки опускаю глаза вниз.

Глава охраны Фархада вручая мне мой телефон. Смотрит несколько секунд, а после говорит, что тот номер, на который я звонила теперь его и Фархад позвонит сам.

Услышав это – улыбаюсь, Шукрат щелкает языком, головой качает, что-то там на своём говорит и всё-таки оставляет меня одну.

Забираюсь в кровать, ложусь и всё с такой же широкой улыбкой смотрю в потолок Сердце радостно подпрыгивает в груди, собираясь выпрыгнуть.

Я так по тебе соскучилась… и я так сильно хочу к тебе: в самые нежные объятия в этом мире. Слышишь?

Я хочу к тебе…

Закрываю глаза представляя: как влетаю прямо в руки, прижимаюсь крепко-крепко и вдыхаю его запах. У меня обязательно закружится голова и слёзы побегут, а он посмотрит на меня и тоже улыбнётся, потому что каждый день скучал… больше, чем я скучал…

Я всё-всё ему расскажу, если спросит. Расскажу, как очнулась, расскажу, как мне было плохо, как мечтала сбежать, как думала, что не увижу его и как сильно за него боялась и скажу, что люблю. Посмотрю в глаза и скажу это.

Переворачиваюсь на бок, подкладывая ладошки под щёку.

Плевать на всё, к нему хочу. Сейчас.

В этот вечер я впервые нормально поела, так как надо поела. И улыбалась широко, даже охранникам, которые буквально везде за мной ходили, пугая своим видом других больных. А ещё я бесконечно смотрела на часы. Ждала.

Час…

Два…

Пять…

Сначала подумала, что очень занят, потом что что-то случилось, а после… придумала ему кучу оправданий…

Ждала звонка до двенадцати ночи… каждую минуту, каждую секундочку на экран смотрела, а он не звонил.

Вечером следующего дня – посыпалась, откровенно разрыдавшись. Оправданий больше не осталось.

Внутренне всё выжгло…и в какой-то момент я с ужасом осознала: он не позвонит. В груди что-то сжалось, щелкнуло и болезненно треснуло. Пластик нагревался в руках, а экран даже не мигнул не разу. Да и я не стала снимать блокировку, потому что там наше фото… селфи. Я его поставила, в тот самый день, когда Паша решил повернуть мою жизнь вспять.

Разблокировать пришлось: Шукрат настоял, чтобы я позвонила родителям и сказала ровно то, что он написал на листке. Сказала… врала и плакала, захлёбываясь на каждом слове. Они думают, что меня украл маньяк и просто держал в доме и ничего непоправимого не случилось.

Эта версия перекликается с настоящей и слава Богу, потому что рассказать правду, я точно не смогу. Для них это был старый трухлявый дед, который сбрендил и решил, что я его когда-то погибшая внучка…а я на неё похожа как две капли воды, вот у него и переклинило: выкрал, подкараулив вечером и отвёз к себе, там запер и хорошо относился, а я умная девочка – подыграла ему.

Мама плакала, убиваться начала, а отец и вовсе не стал со мной говорить, на фоне ругался. А мне… мне пусто было… ужасно пусто.

Родители хотели приехать, буквально кричали об этом – не дала. Сказала, что я тут как важный свидетель прохожу и нахожусь под защитой государства… мне самой нельзя уехать… пока что…

Им не нужно знать правды, я не выговорю её, не решусь.

***

Полетели дни… холодные, пустые, какие-то глухие.

У меня берут анализы, со мной разговаривает психолог, терапевт, кардиолог и ещё немереное количество специалистов, калейдоскоп которых пролетает мимо глаз смазанными пятнами.

Я отвечаю на вопросы, принимаю препараты и больше ничего не прошу, окунаясь в свой личный ад по самую макушку. Меня даже не радует тот факт, что по анализам я полностью здорова.

Смешно… анализы выше всяких похвал, словно на курорте отдыхала, а не голодала, находясь в бесконечном стрессе.

Но самое болезненное было совсем не это.

Фархад не звонил, а Шукрат наотрез отказался позвонить сам или дать номер. Кричала, угрожала, плакала – ответ всё равно был одинаков:

– Нет!

– Сложно?

– Нет, я сказал. Чё не ясно?

Обиделась, отвернулась и снова заревела, а он ушёл, полностью проигнорировав.

Я искренне не понимала, что могло случиться! Что? Неужели не хочет? Минуты на меня не нашёл?! Плевать там ему? Или что?!

Не понимаю почему…

Всё же было прекрасно, я думала, что он… любит… что я не просто, что…

Господи…

Мучаясь, извожу себя до колик, придумываю разные варианты: от нашёл другу, до проблем на работе… Я не знаю как ещё! Я не знаю!

А потом всё резко меняется, резко и болезненно.

В день выписки приезжает Шукрат, привозит новенькую одежду и хмуро окидывает меня взглядом. Хочет что-то сказать, но молчит, просто смотрит, а я к окну отворачиваюсь.

Не надо больше слов, я теперь понимаю, почему не звонил.

Теперь всё кристально ясно.

В руках шелестят обычные листы, там чёрным по белому всё написано.

Не хочу смотреть и читать этого не хочу.

– Поехали, чё сидишь, царевной. – Шукрат подходит ближе. – Что забрать? Это? Или чё за пакет валяется? Оксан, ты глухая?

Прикосновение к плечу, едва ощутимое, практически невесомое … но мне хватает, чтобы разрыдаться. Зажимаю рот рукой, скукоживаясь в комок.

Лучше бы меня не нашли в этой канаве… лучше бы там осталась… лучше бы сдохла!

Глава 4

Влюблённые, воздушные, безумные… Они такие странные, чужеродные для этого прогнившего насквозь мира.

Сердце сжимается… от зависти сдавливает. Смотрю и больно.

Парочка самозабвенно целуется на остановке посреди бела дня на глазах у всех. Буквально вгрызлись друг в друга никого вокруг не видя. Бабулька, сидящая на лавочке на той же остановке – пыхтит и возмущается, а им плевать.

Сжимаю губы, чувствуя привкус горечи во рту.

Не могу смотреть…

Раньше всё равно было: кто и что, а сейчас выкручивает. Взгляд упирается в багажник впереди стоящей машины.

– Куда ты меня везёшь? – хриплым, каким-то слишком низким голосом спрашиваю я, не отрывая глаз от номера машины.

Шукрат хмыкает и тут же вставляет шпильку:

– О-о-о… да ты смотри, заговорила.

Игнорирую. Он справ, конечно… я молча всю дорогу. Смотрела на пролетающие мимо автомобили, деревья, города и молчала…

Каждый километр что мы преодолевали оставлял рубец. Очередную борозду на моём сердце. А их там уже много, живого места не осталось – вот так их там.

– Квартиру тебе сняли – туда едем. Обустроиться помогу.

Смотрю на свои сцепленные пальцы – дрожат. Тремор по ощущениям распространяется по всему телу… по телу, которое меня предало.

– Не надо.

Шукрат мгновенно бесится: ругается громко, кажется что-то с матом говорит. Не обращаю внимания, смотрю сквозь стекло на залитый солнечным светом асфальт.

Ласковое солнышко совсем никак не вяжется с тем, что у меня в душе творится… мне бы подошёл колючий буран с тысячей игл, а не вот это всё.

– Не еби мне мозги, понятно?! – зло проговаривает. – Я неделю убил в этой дыре из-за тебя! У меня дел до жопы, так что без выкаблучиваний!

Хочу попросить его не орать, но в самый последний момент, решаю промолчать.

Сил – нет.

– Ну да… в молчанку опять. Пиздец.

Растягиваю губы в подобие улыбки, но даже она не получается… ничего не получается так как мне бы того хотелось.

Психолог сказал, что это пройдёт… он в общем много чего говорил, работал на полную катушку: рекомендации дал, контакты специалистов, звонить обещал. Боится наверное, что я руки на себя наложу в один прекрасный момент…

Не наложу. Тоже не смогу…

– Я домой поеду. Ничего не нужно.

Тихо выдыхаю, сжимая пальцы до ощутимой боли. Больше всего на свете мне хочется закрыться где-то в тихом месте и обхватив колени руками – плакать. Просто плакать…

– Нет! Ты будешь там! Решено уже! Будешь ходить на грёбаные групповые занятия и ещё какую-то хреноту. Чё там у тебя по списку: магазины, больничка, ещё какая-нибудь ебатория.

Часы переключаются на тринадцать ноль-ноль… смотрю на циферблат, расположенный на одном из зданий. Бегут минуты и люди бегут… а я уже остановилась.

Шукрат психует, к сигаретам тянется, потом опомнившись кидает пачку на приборную панель и сжимает зубы, бормоча под нос очередную фразочку.

Делаю вид что не вижу, смотрю на знакомые улочки тщетно пытаясь пропитаться хорошими воспоминаниями… с первого курса например: я так восторженно бегала по городу, всё рассматривала и фотографировала… мне так нравилось тут всё. Какой же свободной я была, от всего свободной.

От невыплаканных слёз свербит горло.

Не так я представляла себе возвращение. Совсем не так.

Жаль, что наперёд невозможно знать, что и как будет. Мне бы сейчас хотелось вернуться в прошлое и сказать себе: «Выбери другую профессию, просто выбери другую…». Тогда, возможно, не было судьбоносных встреч, не было любви, которую я не искала и боли бы тоже не было… и выбора… выбора вот этого, так же.

Выбор…

Я хочу сделать правильный, но правильного нет.

Мне предлагают жить дальше. Просто жить… А я не смогу уже просто, я ничего не смогу просто! Просто было когда я его не знала, когда этот прогнивший до основания мир не поглотил меня без остатка!

Господи… ну, почему ты так… за что?

Он великодушно оплатил квартиру, выделил денег, пристроил очередным психологам… он… он открестился от меня. Это иначе не называется.

Радоваться нужно, наверное… потому что как не крути – позаботился. Только мне такая забота не нужна. Лучше ничего чем так!

Почему не в глаза? Почему не в глаза!!!

Внутри сжимается пружина, больно раня, а после я понимаю, что не хочу слышать его слов. Прокручиваю в голове варианты и прихожу к выводу, – не хочу. И видеть его не хочу! Боюсь, потому что знаю – встреча не оставит от меня и мокрого места.

Нужно чем-то заняться, отвлечься, забить голову работой, например, только вот… Я практически безработная и вернуться к нормальной жизни тоже не смогу так быстро.

Шукрат, вторя моим мыслям говорит:

– На работу не ходи, всё утрясли, выйдешь если захочешь потом. Пока тебе есть чем заняться.

Сглатываю.

– Его нашли?

– Нет.

Закрываю глаза. НЕНАВИЖУ! Хочу, чтобы с пулей валялся где-то, чтобы не стало его, чтобы сгнил под забором!

– Я найду – не сомневайся. – хмыкает, заруливая во двор многоэтажки.

Верю я или нет – не имеет значения. Всё в что я когда-то верила в прах превратилось, даже я.

Спустя десять минут, переступаю порог квартиры. Современная, большая и светлая… Хороший дом, в хорошем районе – тут все такие. Я знаю, недалеко жила одна из мох одногруппниц.

– Вот, – на кухонный стол ложится банковская карта, – тут бабки, пользуйся.

Бросаю на Шукрата усталый взгляд. Мне всё равно… деньги, ключи, воздух… Я не хочу даже дышать, а он про деньги говорит.

Оставь в покое… пожалуйста. Иди, просто иди…

Шукрат недовольно цокает, головой качает и всё-таки высказывается:

– Давай только без выкрутасов. Ты под охраной. Пока грёбаного утырка не найду, кто-то будет присматривать постоянно, так что ходи по улицам спокойно. И ещё: вены не резать, с балкона не прыгать, вести себя адекватно. – напутствует, в глаза заглядывая.

Отворачиваюсь и молча жду, когда уйдет. Он же не настаивает, сам поскорее хочет от меня отделаться.

– Ну и заварила ты… дура – дурой.

Тарабанит по столешнице, очередное ЦУ проговаривает сквозь стиснутые зубы и наконец-то уходит, напоследок обернувшись у порога.

Молча жду хлопка двери и как только это происходит – падаю на колени как подкошенная, сгибаюсь пополам и ору во всё горло. Ору так сильно, что горло саднить начинает, но я всё равно не останавливаюсь… я задыхалась в этом и я больше не могу так. Не хочу в себе держать.

Сворачиваюсь котёнком в клубочек, тихо всхлипывая.

Я хочу, чтобы кто-то сказал: не переживай, всё будет хорошо, теперь всё будет хорошо…

Но этого никто не скажет, потому что больше хорошо не будет. Ни-ког-да!

Прихожу в себя далеко не сразу, а только тогда, когда понимаю, что продрогла до самых костей. Эта квартира не про уют, она холодная, мёртвая… ледяная. Поднимаюсь на ноги, пошатываясь, и иду в комнату, чтобы остановиться на пороге, как вкопанная, потому что там мои вещи – те самые вещи из прошлой счастливой жизни. Везде они! В шкафу, на тумбочке, на кровати! Срываюсь на бег до ванной и там тоже самое… всё моё: баночки, флакончики, патчи начатые…

Захлопываю дверь испытывая крайнюю степень ярости. Вот так меня из жизни вычеркнули! Со всеми шмотками и вычеркнули!

Что же ты не на помойку, а? Зачем сохранил?! ЗАЧЕМ?!

Слёз нет – высохли, а тело в очередной раз ватой становится.

А плевать. Пусть всё это будет. Пусть всё что угодно.

Плетусь в гостиную, сажусь на диван и вот менно в этот момент отмораживаюсь, просто застываю. Глаза приклеиваются к панели телевизора, а кровь сгущается до состояния киселя. Не знаю сколько так сижу… видимо долго, потому что полуденное солнце сменяется закатным, а потом и вовсе гаснет, погружая комнату в темноту.

Я вижу себя в отражении, и я себе не нравлюсь, но всё равно смотрю. Паша снял зеркало в ванной, убрал все предметы, которыми я могла навредить себе и хорошо, потому что то, во что я превратилась, явно не способствует благоразумию. Я ужасна… мешки под глазами, веки опухшие, ярко-выраженные скулы и волосы с желтизной… Кошмарное зрелище.

И вроде бы всё тоже самое, просто приведи тело в порядок и всё, но я даже не пытаюсь встать и сделать это. Я больше не хочу. Внутри стоп искр, мой личный костёр в котором сгорает всё когда-то очень дорогое для меня.

Вот так из обычной девчонки, строящей грандиозные планы на эту жизнь, я превратилась в это нечто… Автоматически глотаю воздух. Он сухой, никакой… без запаха, без нагрузки и я тоже никакая, фактически полная, практически – пустая.

Глаза жжёт и под рёбрами больно.

Моё настоящее – ад.

А потом… тишину взрывает звонок, от которого вздрагиваю, медленно поворачивая голову к двери.

Мне не нужно смотреть в глазок, чтобы понять кто это. Я чувствую его кожей, каким-то внутренним чутьём. Всегда. Везде. Он у меня на подкорке вшит, где-то гораздо глубже чем сердце, сердце, которое в данную секунду обливается багряной кровью, как кислотой.

Не бегу открывать, как раньше делала.

Я так часто это делала…

Поднимаюсь на ноги, чувствуя, что с каждой секундой всё больше и больше проваливаюсь в трясину. Вязну там… и не сопротивляюсь – готова сама себя закопать, лишь бы оттянуть встречу. Знаю, как смотреть будет и не хочу видеть эти глаза.

Один звонок, второй и ещё несколько.

Отталкиваюсь от дивана, делая несколько неуверенных шагов.

Ну… у тебя же есть ключи… так открывай, что же ты.

Я точно знаю, что он с ключами, потому что Фархад и контроль – тожественные величины.

Щелчок дверного замка, скрип ручки и полоска света из подъезда становится всё больше и больше. Доползает до ног, поднимается выше и вскоре освещает всю меня.

Встреча взглядами, удар сердца и следом пустота… не моя – его.

Я не чувствую запахов, биения сердца и, кажется, забываю, как дышать.

Он не изменился… такой же, как и был в наше последнее утро. В то самое утро, когда я была самой счастливой.

Болезненный удар о рёбра, судорожный вздох и пламя, окатившее с головы до ног.

Мы – прошлое.

Сердце болезненно сжалось. Если было бы можно повернуть время вспять, я бы осталась в квартире: ждала его до вечера и кинулась в объятия, а он бы точно поймал и закружил, а потом поцеловал, как всегда, делал.

Фархад медленно осматривает всю меня с головы до пят, а я стою, не предпринимая попыток хоть как-то закрыться – тоже смотрю. Смотрю как он заходи внутрь, как зажигает свет, как делает несколько шагов навстречу.

Он еще слова не сказал, а у меня уже нет сил вести диалог. Говорить не могу, но смотрю неотрывно, понимая, что ко мне из офиса приехал: брюки, рубашка, пиджак.

– Здравствуй…

Сказала и голос дрогнул, потому что он резко в глаза посмотрел, разгоняя мою вселенную до скорости гиперпрыжка. Пульс галопом, а из глаз слёзы побежали.

Всё…

Закрыла лицо ладонями, тихо всхлипывая.

– Не бойся меня, ладно.

Голос звучит где-то совсем рядом, но я дёргаюсь не от этого, а оттого, что он говорит. Отрываю руки от лица, в глаза смотрю. Чёрные глаза заволакивает какой-то непонятный смесью из сожалений и участия.

Я так тебя ждала… так сильно тебя ждала.

Давай напишем другой финал… давай сожжём прошлое. Всё сожжём и напишем новое… пожалуйста.

Между нами, один единственный шаг. Всего один шаг…

Опять смотрим друг на друга и ничего не можем сказать, просто не знаем, как начать говорить, потому что каждое слово только больше боли принесёт. И все это прекрасно понимают.

– Не плачь… не могу смотреть на твои слёзы.

Говорит и тут же отворачивается чтобы пройти в кухню. Зажигается архитектурная подсветка. Медленно двигаюсь следом – внутри стекло смешивается с кровью причиняя ещё больше боли.

Горло давно пересохло, но я всё равно выдавливаю:

– Шукрат сказал, что ты снял её.

Фархад останавливается у варочной панели, смотрит на неё, а после разворачивается ко мне.

Два шага и я смогу обнять, всего два шага… Господи, помоги.

Слезы высохли, но трясёт всё так же.

– Я её не снимал. Она моя.

Киваю, пуская глаза на пол.

Я в его квартире. Снова… Только радости от этого, как и тогда – минус сотня.

– Не знала.

– Да… – хмыкает, – дело было ещё в студенчестве. Поспорили с… пусть будет другом… В общем, спор был на тему: дом сдадут раньше сроков. – Фархад облокачивается о столешницу, ставя руки по обе стороны от себя, максимально демонстрируя открытую позу.

– Сделали?

– Нет, – усмехается, – на три года задержали, придурки. Я уже и забил на это, но Сява ушлый, про спор помнил. Пришёл требовать выигрыш после сдачи.

– Спор на квартиру?

– Я купил этаж… – признаётся, поджимая губы сдерживая улыбку, что напрямую говорит о том, что он явно осуждает собственные действия.

– Это было не выгодно?

Говорю просто для того, чтобы поддержать хоть какое-то подобие диалога. Диалога, который никому не нужен.

– Ну, почему же… перспективный район, хороший застройщик, мне было интересно покопаться в бумагах. Я только поступил и всего хотелось попробовать. В общем, по приколу купил и пообещал, что построят. И обломался… Пришлось Сяве квартирку отписать, остальные продать, а эту себе оставил, потом забыл про неё. Столько времени прошло…– опять усмехается, качая головой.

– Пригодилась…

Наша близость в тягость. Разговор этот пустой неловкостью приправленный как перцем жгучим. Всё не так… Я хочу сказать ему другое… но так и не решаюсь, язык прирастает к нёбу и не даёт.

– Я хотел узнать, как ты.

Скукоживаюсь, буквально съёживаюсь до песчинки внутри, но внешне слабо улыбаюсь и говорю:

– Жить буду.

– Если тебе нужна помощь, я могу помочь. Не хочу, чтобы ты думала, что я тебя к чему-то принуждаю. Твой звонок выглядел неоднозначно на фоне всей ситуации, но я буду рад знать, что у тебя всё хорошо.

Звучит неестественно, как-то заученно, не по-настоящему.

Господи… между нами ничего не осталось настоящего… а раньше так горячо было, так сильно штормило… Если бы я только знала, что это всё закончится… я бы иначе себя вела. Совсем иначе.

Он хочет сказать что-то, но отвлекается на входящий звонок. Вытаскивает телефон из кармана, слегка хмурится, но, извинившись, уходит в глубь квартиры, чтобы ответить, оставляя меня в одиночестве.

Не держу. Не имею на это право, как бы не раздирало – ничего не могу!

Мы говорим и смотрим друг на друга как чужие люди. Даже выдерживаем светский тон… Боже, как же это выдержать всё. КАК?! Он в квартиру вошёл, а я физически ощутила стену, которую поставил между нами. И я не смогу позволить себе даже просто попробовать подойти ближе. Это бесполезно…

Не нужна ему. Чувствую. Знаю.

А ещё, я как последняя идиотка за что-то цепляюсь. Всё ещё борюсь с желанием заорать, встряхнуть его и себя, вывалить правду! Всё -всё сказать! Пусть делает с этой информацией всё что хочет… пусть…

Сжимаю пальцы, дышу через нос и почти собираюсь это сделать как слышу приглушённое:

– Да, скоро. Закажи ужин. Устал.

Делаю несколько порывистых шагов, а после замираю, услышав женский голос.

Женщина…

Холод прошибает до самых костей неся с собой горькое осознание: это женщина, с которой у него сегодня ужин…

Боль прокручивается в грудной клетке как нож.

Наверное, она соответствует его понятиям о том какая должна быть женщина. Его женщина. Ведь я теперь – нет.

Не могу дышать. Кислород перестаёт поступать в лёгкие, а голова начинает кружиться. Нахожу рукой спинку стула и опираюсь, чтобы не упасть. Перед глазами чёрные мушки пляшут.

Фархад возвращается на кухню, к этому моменту я успеваю переместиться на стул. Ноги просто подкосило и всё…

– Шукрат уверял, что со здоровьем у тебя всё хорошо. Как ты себя чувствуешь?

На лоскуты режет. Вот прямой сейчас…

Тон вежливый и глаза спокойные, но он всё равно убивает. Лучше бы орал… лучше бы злился, лучше бы ударил. Но не так…

Ему меня жаль, просто жаль, как собаку дворовую. Страсть растворилась, а любовь… любовь как оказывается вполне себе заменяется тошнотворной жалостью.

Ты же меня любил… меня…

Я для тебя… кто? Жалко меня? Или ты нос хочешь утереть? Я разменная монета? Переходящее знамя?

Кто я милый… кто я?

– Хорошо.

Голос бесцветный… надо же… и такое может быть.

Фархад хмурится, плотно смыкая губы, смотрит в глаза, которые я отвожу в который раз.

– Если ты хочешь вернуться к нему, я не стану удерживать.

Задыхаюсь в ту же секунду. Резко поворачиваюсь лицом, вгрызаясь глазами в глаза. Фархад, как и прежде убийственно спокоен.

– Я думала, вы враги.

В горле сдирает до мяса. По ощущениям мы заступили за грань – за ту самую грань, где адово больно уже обоим, но всё равно упрямо дальше идём.

– Так и есть. – кивает, подтверждая слова.

И тут я понимаю, что он… он меня врагу своему вернуть хочет? Так?!

В груди что-то взрывается, образуя после себя огромную дыру.

– И всё равно хочешь вернуть?

– Я сказал, что не буду против. – чеканит, гвоздя меня тяжёлым взглядом. – Передам из рук в руки, если хочешь. Это не твоя война и я не воюю с женщинами – тем более с тобой.

Снова ударом под дых. Сжимаю пальцы до боли, тормозя подкатившие слёзы.

Хватит! Молчи, умоляю, молчи…

– Я думал, что ты вполне счастлива.

Меня прошибает судорога. Пока я страдала, он думал, что мне хорошо…

– Думаешь мне было хорошо? – смотрю в глаза.

Кровь в ушах шумит, я голоса своего не слышу, но его очень остро ненавидеть начинаю… за слова и за холод, за всё!

– Разве детей рожают от тех, с кем плохо?

Контрольный в голову.

Один выстрел – одна смерть…

Больно, до самых кончиков волос – больно.

Нужно сказать: я не хотела, он – урод, я… много можно сказать вот тут, глядя ему в глаза, но я не скажу… У моего мужчина другая жизнь, другая женщина и эта грязь для такого как он… не нужна. Я же знаю как для него было важно, что я чистой ему досталась, что девственницей была. Только его, только для него. У них видимо это тоже пошито на подкорке где-то. Своя должна быть изначально своя. А я… уже всё.

Паша сделал всё чтобы его от меня отвернуло: видео отправил… Немудрено, почему он решил, что я рада была прыгнуть на другого мужика. Там, на той записи, только двое знают, что действительно было правдой. До этой секунды… мне отчаянно хотелось верить, что он увидит правду, что…

Наивная.

– Если ты так считаешь…

Криво улыбается, подтверждая все мои мысли.

А я… я просто не имею никакого морального права лезть к нему.

Да и что сказать? Что тут скажешь уже.

Во мне чужой ребёнок. Ребёнок, которого я не хотела, но данную секунду он живёт и развивается внутри меня. И это будет вечным напоминанием о том, что я упала ниже дна… ниже дня – для него. Мало того, что мною пользовался другой, так ещё и это. Такой мужчина, как Фархад, не примет ни саму мысль, ни факт. В глазах это вижу и единственное, что остаётся – отпустить быть счастливым, пусть и не со мной.

– Почему помог? Зачем привёз?

Складывает руки под грудью, взгляд чёрных глаз становится тяжелее.

– Спрашиваю себя об этом каждый день, – просто отвечает он.

В грудь врезается нож… умерщвляя истерзанную душу. Иллюзия счастья развеялась, оставляя после себя болезненное эхо воспоминаний.

Отворачиваюсь, смотря на фасад кухни.

Мне было так плохо без тебя… ужасно.

На какое-то время воцаряется гнетущая тишина. Я чувствую его немигающий взгляд на лице, но говорить сил нет.

– Хочешь вернуться?

Вздрагиваю, мгновенно возвращая глаза обратно.

Вернуться? Вернуться к нему?!!

Что ты говоришь… как ты можешь мне такое говорить? Я лучше в ад спущусь, чем снова вернусь к нему.

– Нет.

Фархад кивает, спокойно принимая мой ответ. В его картине мира всё иначе, но переубеждать нет никакого смысла – уже нет. Мне хочется, чтобы он спросил почему я так ответила, но он не спрашивает. Раньше ему было интересно всё, что со мной связано, а сейчас… И это «нет» оставляет рытвины на коже. Рубцы, которые никогда не затянутся.

– Надеюсь, тебе будет не очень жаль, когда я найду и сотру его в порошок.

Впервые за наш диалог на лице прорезаются яркие эмоции: ярость, жестокость и жажда мести.

– Не будет.

Он ничего не отвечает, а я опять взгляд отвожу.

Уходи… просто уйди.

Позже, когда за Фархадом закрывается дверь, я понимаю: именно так умирает душа. В эти мгновения она просто перестаёт жить.