Kitabı oxu: «Жизнь как мистерия и игры разума»

Кто ты?

Этот вопрос я задаю себе постоянно и по сей день.

Правда, такой вопрос, но с определенным подтекстом задают людям, когда хотят их унизить. Например, Олега Даля – талантливого и любимого многими актера унижал один из его режисеров: "Да кто ты такой. Какой ты там артист!". Возможно, и у вас тоже бывает такое настроение, когда хочется всех вокруг построить. Настроение проходит. При этом каждый человек – это целая вселенная со своими мыслями, чувствами и мечтами. И если когда- либо кто-либо пытается другого унизить фразочкой вроде "Да кто ты такой?", просто улыбнись и подумай: "А знаешь, я – тот самый, кто знает себе цену! Я обычно говорю: Я – Виктория.

Именно с этой позиции В конце прошлого столетия я как один из лидеров женского движения конца двадцатого столетия приехала на конференцию в Киев. Организаторы поселили нас (участников-экспертов) в уютной гостинице, построенной в 40–50 годы прошлого столетия. Учитывая, что я предпочитаю одиночество соседству посторонних людей, при поселении я спросила у администратора, есть ли такая возможность учесть мое пожелание поселиться без соседей. Об одноместном номере речь не шла, так как стоимость такого номера выходила за предусмотренный бюджетом лимит. Тем не менее, моя просьба была удовлетворена. Мне предложили поселиться в комнате на первом этаже, в которой одна из кроватей была сломана, и, значит, я могла пребывать в одиночестве.

Я помню обстановку этого номера. Выбрав кровать справа от входа, хотя выбора и не было, учитывая, что кровать слева была сломана, и таким образом номер из двухместного превратился в одноместный.

Важно отметить, что в то время растворимый кофе был в дефиците. Это обстоятельство использовали предприимчивые люди и лично я однажды купила вместе кофе опилки. Правда, это вскрылось уже дома и винить было некого. В тот день, о котором

Учитывая, что я всегда нуждалась в кофе, я отправилась за желанным напитком в центр Киева. Мне несказанно повезло: удалось купить баночку самого обычного порошкового кофе. Выпив перед сном около 1.5 чайной ложечки кофе, я скоро заснула. В то время, кстати, кофе в основном действовал на меня усыпляюще. Это огорчало, когда нужно было приободриться при подготовке к сессии и в других ситуациях.

Я проснулась (скорее включилась) среди ночи, так как происходило что-то непонятное и необъяснимое. Почувствовав, что кто-то умостился на мне и производит со мной какие-то манипуляции, открыла глаза. Увидев, что на мне лежит какое-то существо, стала анализировать. Это был не мужчина. Такой вывод я сделала на основе оценки рельефа лежавшего на мне тела, облаченного по ощущению в одеяние из прорезиненного (целлофанового) материала. Я же была в проводах, присосках и датчиках на руках, ногах и груди. Подобное оборудование используют, когда делают кардиограмму и энцефалограмму одновременно. Лицо этого существа (без волос с большими глазами) невозможно было рассмотреть в деталях, т.к., с одной стороны, мое внимание было распределено на оценку ситуации в целом, а с другой, оно было слишком близко (буквально: «лицом к лицу – лица не увидать»). Тем не менее я его спросила: “Кто ты? Что ты здесь делаешь?” Не могу утверждать, что я говорила вслух и что ответ: “Меня послали” – я услышала обычным способом, был дан голосом пришельца. Но именно так запечатлелась у меня эта ситуация.

Когда гость исчез, я осмотрела комнату. Ничего не изменилось. глянулась. В комнате никого не было, баночка кофе по-прежнему стояла на столе у окна, и я продолжила сон.

Говорят, что подобное – это проявление ложной памяти. Ничего не могло изменить моего сознания, кроме стакана выпитого растворимого кофе. Конечно, эта версия не годилась для объяснения. Тем более, что высокий уровень контрольности позволял мне мгновенно включаться в ситуацию и сохранять спокойствие.

А недавно я очередной раз столкнулась с необъяснимым.

Очередной раз разговаривая по скайпу с человеком, отношения с которым у нас динамичные, я в какой-то момент заметила, что он как будто задремал. В следующее мгновенье его верхняя часть, на которую переключилось все мое внимание, трансормировалась и превратилась в морду кота, излучающего наслаждение и умиротворение. Так кто мы?

Завещание на жизнь

В моей жизни, необычной, непростой, но интересной было немало мистериального.

Сама я не помню, но из рассказов моих родителей и по фотографиям знаю, что в нашей семье была нянька, которая обладала даром предвидения, и что она предсказывала мне известность и не очень счастливую личную жизнь.

Тема: “Кем я стану в жизни” в детстве была очень значима для меня. Когда мне было одиннадцать лет, уединившись небольшой подсобной комнате при кухне, которую по моей просьбе мне выделили для жилья, я мечтала стать хорошим человеком.

Для этого я готова была лежать на гвоздях, как Рахметов, герой романа Чернышевского "Что делать". Мне нравился Иван Земнухов из “Молодой гвардии”, Дмитрий Гусев из "Девять дней одного года”. А еще почему-то я любила петь “басом” куплет из Песни о погибших пилотах (фильм "Последний дюйм" – «Песня Бена») с такими словами, записанными у меня в блокноте:

«Тяжелым басом гремит фугас

Ударил фонтан огня

А Боб Кеннеди пустился в пляс

Какое мне дело

До всех до вас?

А вам до меня!».

Прошло более полувека… Мой жизненный путь вполне можно назвать тернистым. Была ли я хорошим человеком? В этом мире есть несколько человек, которые дадут утвердительный ответ на этот вопрос. А последнее время мне часто говорят приятные вещи, от чего я прихожу в смущение. Конечно, это меня радует, но оценочные суждения людей всегда субъективны…

Мне кажется, я в основном умела и была в состоянии оценивать свои поступки, выделяя те, которые не очень соответствовали маркеру “хороший”. Вспоминаются эпизоды, которые, возможно, свидетельствуют о том, как люди (в данном случае я лично) пытаются обмануть окружающих с целью поддержать впечатление о себе, как о безукоризненном человеке. Например, в 60-е годы прошлого века я – отличница утопила дневник с двумя случайно полученными тройками в одной из уборной города Винница. Невозможно было себе представить, что кто-то из близких увидит мой «позор».

В целом я хорошо училась. Причем, учитывая, что мой отец был военным, наша семья постоянно перемещалась (за десять лет пришлось учиться в одиннадцати школах) и в каждой школе был учитель, чей предмет становился для меня любимым. Именно с этим, на мой взгляд, были связаны мои особые успехи то в математике, то литературе, то в биологии или английском языке. Помимо учебы в школе, как и многие мои ровесники я училась музыке, участвовала в олимпиадах. занималась спортивной гимнастикой и готовилась стать хорошим успешным человеком.

В 11 лет, когда мы жили в небольшом городишке при воинской части, мне приходилось добираться до школы 7 км, а по возвращении из школы – мыть крашеные полы четырехкомнатной квартиры, на котором собиралась угольная пыль. А сажа, как известно, опасна для лёгких, так как ее частицы менее пяти микрон в диаметре не отфильтровываются в верхних дыхательных путях. Именно поэтому, учитывая болезнь мамы. важно было протирать полы каждый день. Я старалась…

Как старшая дочь в семье я всегда помогала маме по хозяйству (кроме приготовления еды), в уходе за младшими детьми, так как она страдала от астмы, которую приобрела в юности от переохлаждения. Она всегда много работала, преподавая математику в школе, и стремясь быть хорошей женой, мамой и бабушкой. К сожалению, ревность зачастую поглощала ее волю и делала неуправляемой. Я не знаю, почему и как она умерла. Отец, который вызвал меня в связи с ее уходом, не мог ничего толком объяснить, только плакал. Я бы сама не узнала ее в больнице, так как в платке, который на нее надели, она была похожа на крестьянку с крупным лицом, а не на маленькую пожилую учительницу. Она оставила мне прощальное письмо и просила помочь папе. Позже, когда я уже переехала в Подмосковье по просьбе отца, мама мне снилась. Сон был необычным. Она сидела в кресле на возвышенности и держала в руке блюдце с четырьмя яблоками. Она подмигнула мне левым глазом, так, чтобы это было не видно стоящим неподалёку от меня людям и больше не произнесла ни слова. Отец ушел из жизни по прошествии четырех лет.

Странным был и сон после смерти отца. Но это другой сюжет. Последние годы через сны я получаю дополнительную информацию, поддержку и предупреждение об опасности. Но это отдельный сюжет, который, возможно, стоит отразить в следующей части повествования.

На 16-летие мой дедушка подарил мне книгу с таким посвящением:

«Может быть в свете тебя не полюбят,

Но, пока люди тебя не погубят,

Стой – не сгибайся, не пресмыкайся,

Правде одной на земле поклоняйся! …

Как бы печально ни сделалось время

Твердо неси ты посильное бремя

(Вересаев)

Правда, оказалось, что это цитата не В. Вересаева. Эти стихи известны как «завещание Вите» (строки в стихотворной форме А. Навроцкого, с подписью: «В. Смидович и Е. Смидович» которую оставили родители ВВ на титульном листе одной из любимых книг будущего писателя «Собрание стихотворений» А. Толстого) и оно имеет продолжение:

С мощью пророка, хоть одиноко.

Людям тверди, во что веришь глубоко

Мало надежды? Хватит ли силы?

Но до конца, до грядущей могилы,

Действуй свободно, не уставая

К свету и правде людей призывая.

А между детством и 16-летием произошло нечто, что нельзя назвать событием или определить каким-нибудь другим словом из этого понятийного ряда, резко изменившее траекторию моего жизненного пути.

Моя семья уезжала в ГДР по месту службы папы. Я к тому времени окончила восемь классов. и из-за ограничений к возрасту детей, имеющих право проживать на территории страны, не могла поехать с ними. Не хочется вдаваться в подробности, но я понимаю, что мой папа из лучших побуждений добился разрешения на мое помещение в московский интернат для посольских детей.

Вот тут и случилось необъяснимое и фатальное. Помню удаляющийся от меня поезд Москва-Берлин и свой крик “ма-ма-ма” (скорее всего, внутренним голосом, так как не помню, чтобы на меня кто-то обратил внимание), пронизавший небесное пространство. А затем пустота и выпадение многих деталей из памяти. Именно поэтому подробности жизни в интернате воспроизвести невозможно, разве что отдельные моменты и эпизоды. Среди них фрагменты уроков в школе 666 (Измайлово), черные конфеты, которые присылали из-за границы девочкам из комнаты, и медпункт, где на меня с ужасом смотрели, не понимая ни диагноза, ни что с этим делать. А со мной действительно происходило что-то необъяснимое. Я «сломалась». В организме произошли очевидные для всех изменения и позже врачи подтвердили, что моя нейроэндокринная система дала сбой, но как с этим справиться не знал никто, включая членов неоднократных консилиумов и маститых ученых. Я пробыла более месяца в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге, затем были другие лечебные учреждения, разные схемы лечения нейропсихологических, эндокринных и других подобных сбоев в деятельности моего организма, но результаты были незначительные. Тогда родителям пришлось забрать меня из интерната и отвезти в Харьков, где жили мои бабушка, дедушка и тетя. В семье появился подросток, которого пришлось всем терпеть и пытаться лечить. Я же уходила с утра из дому, доезжала до центра и бесцельно ходила по городу, лишь бы не быть дома. Все потеряло смысл и с этим было трудно справиться.

Примерно через год меня все-таки, вопреки преградам и подлости отдельных людей, забрали в ГДР. К тому времени изменились правила, и дети военнослужащих получили возможность получать среднее образование по месту службы отца и жизни родителей. Мы жили в военном городке в двадцати пяти километрах от Дрездена.

Так как я в тот год не училась, ко мне иногда заходили ровесники, живущие в военном городке.

Дело было днем. В выходной от школы день ко мне зашла одна из девочек. Мы устроились в комнате, в которой я жила, и оживленно говорили о том, о сем. Отмечу, что я стояла спиной к холодильнику, уместившемуся между стеной и дверьми в смежную комнату, а подруга сидела в кресле ко мне лицом и спиной к окну.

Вскоре на улице потемнело и началась гроза. Порывы ветра наклоняли ветви дерева, которое росло в нескольких метрах от нашего дома, а в помещении ощущалась тревога и напряженность.

Все произошло очень быстро, хотя для меня происходящее воспринималось, как замедленная съемка. Я видела и до сих пор вижу эту картинку, как на меня медленно движется светящийся плазменный шар. Казалось, он направлялся прямо в область моего сердца. Мысленно, но без паники я решила, что моей жизни пришел конец. Ну, что ж… Затем тишину прервал оглушительный гром и моя подруга вскрикнула от испуга, а я ощутила, как мои ноги подкосились и упала на пол, отключилась.

Что же произошло на самом деле. Картину восстанавливали вместе. Когда началась гроза, мой отец был на службе, но почувствовав тревогу, прибежал домой и застал меня лежавшей на полу в обмороке. Важно отметить, что папа был очень чувствителен к моему состоянию. Ему уже приходилось видеть меня в критических для моей жизни ситуациях и я ему доверяла. В тот день я видела его слезы (скупые, сдержанные мужские слезы) и до сих пор помню глаза, полные сострадания и любви.

Позже выяснилось, что справа под потолком деревяного коттеджа была выжжена круглая сквозная дыра. Никаких других следов случившегося не было, но говорили, что меня спас холодильник, на который я опиралась спиной, так как молния ушла в его розетку. Но до конца воспроизвести физику происшедшего мы не сумели, да и так ли это важно. Жизнь продолжалась. Правда, этот случай стал причиной обострения моих проблем со здоровьем.

Тем не менее, пропустив один учебный год, в конце концов я закончила среднюю школу.

Ежедневно до школы из Кёнигсбрюка, где мы жили в военном городке, до Дрездена и обратно нас доставлял специализированный автобус. Нужно отметить, что преодоление расстояния 50-ти километрах в день не проходило бесследно для детского организма. Но в моей жизни это был уже второй раз, когда дорога к знаниям была сопряжена с долгой дорогой.

Наградой за усталость и прочие неприятности того периода жизни была возможность увидеть в Галерее Дрездена лучшее творение Рафаэля – «Сикстинская Мадонна». Как завороженная я долго стояла под полотном, расположенным в зале старых мастеров Галереи.

Жизнь рядом с болезнью продолжалась около пяти лет. Меня лечили, в том числе радикальными методиками, используемыми в знахарстве, психиатрии (можно припомнить «Полет над гнездом кукушки»), но результат не позволял надеяться на полноценную жизнь. И было просто невыносимо слышать: «Тебе этого нельзя, и этого нельзя». Было много разных сложных ситуаций, но сейчас не хочется возвращаться в то тяжелое время. Память имеет способность вытеснять «лишнее» …

Долгие годы я не способна была быть «хорошим человеком», так как болезни сопутствовала личностная деформация и мною нередко руководили инстинкты и потребности, которые я скрывала и маскировала. Это было следствием того самого патологического рассогласования психо-эндокринной системы, с которым мне удалось в результате справится, вопреки прогнозам, конечно, не без медицинской помощи.