Kitabı oxu: «Завеса Даркамара»

Всем, кто рискнул пойти своим путем

Глава 1. Целая жизнь

В девять лет я решила жить вечно.

И даже придумала план, как это осуществить.

С моим упрямством в то время могло поспорить только мое воображение, потому план вышел так себе, но я решила, что непременно им воспользуюсь и добьюсь своего: найду в мрачном подполе амброзию, сотворю философский камень или наворую полные карманы яблок из сада Гесперид[1].

Использую все шансы, что даст мне судьба, а потом вырасту, отомщу мальчишкам, невзлюбившим меня в школе, и из упрямства переживу их всех.

Узнаю мир и дам ему узнать меня. Стану кем угодно, но не перепуганной девчонкой в кабинете врача.

– Прошу, присаживайтесь, мисс Грант. Разговор будет непростым.

За годы в покое и любви я совсем забыла, каким на самом деле мог быть мир. Поверила, что чудеса случаются, а сны об огне и мертвом мальчике – это просто сны. Давно сбывшиеся кошмары, которые уже не смогут никому навредить.

– Неужели все так плохо? – спросила я, только чтобы заглушить сумасшедший стук собственного сердца, не дававший вдохнуть полной грудью.

Никогда бы не подумала, что детские мечты о бессмертии, забытые уже к десятому дню рождения, когда моя беспокойная душа возжелала новую Барби и велосипед с синей ленточкой на руле, настигнут меня вновь в тесном врачебном кабинете много лет спустя. В день, когда собственное тело восстанет против меня, а мысли отрастят клыки и изранят душу до крови.

– Я бы не стал высказываться столь категорично.

– Хотите внушить мне надежду, доктор?

Я медленно села.

– Не хотите воды? – услужливо предложил мой собеседник, на секунду оторвавшись от изучения результатов последнего МРТ.

На черно-белых снимках мозг – жуткий и непостижимый механизм, управляющий моей жизнью – больше напоминал расколотый надвое орех в лепестках полевых цветов, чем живую ткань.

Зло во плоти. Мой главный враг и мучитель. Так вот он какой?

– Давайте поскорей перейдем к сути, – попросила я.

– А вы нетерпеливы, мисс Грант.

Детские мечты тяжелым грузом обрушились мне на плечи, но я устояла под их натиском, решив играть во взрослую до самого конца и на сколько хватит сил.

– Убивайте меня смелее, доктор. Хуже от ваших слов мне уже точно не станет.

Я улыбнулась и лениво закинула ногу на ногу, вспомнив о роли приятной дурочки, что всегда удавалась мне особенно хорошо.

– Мисс Ева, насколько я могу судить, ваш мозг в полном порядке.

Я так долго ждала от него диагноза – или вердикта – что теперь почувствовала себя обманутой. Не доктор ли обещал мне ответы на вопросы после «финального и самого важного исследования»?

– Хотите сказать, я не больна?

Отчего-то озвученная им новость не показалась мне хорошей.

– Не совсем, – доктор откинулся на спинку стула и пытливо взглянул на меня. – Собственный организм вас убивает, сводит с ума, если изволите, и мы все еще не знаем почему. Понятия не имеем, как с этим бороться.

– И это все, что вы можете сказать?

– К сожалению, сложно починить то, что не сломано.

Я хотела, чтобы доктор рассмеялся собственной совсем несмешной шутке и списал мой последний припадок на репетиции в театре, недосып, неудачную диету и что угодно еще, вернув отмеренное судьбой время назад в дырявые карманы, но он остался пугающе серьезным, пожалев для меня даже улыбки. Словно происходящее было правдой. Пугающей истиной, с которой и спорить глупо.

– Боюсь, в вашем случае дело в плохой наследственности, мисс Грант, и неудачной генетической лотерее, – сказал доктор, а потом потянулся вперед и крепко ухватил меня за ладонь, словно боялся, что я сбегу или даже умру на месте, не попытайся он меня утешить. – Если бы я мог обследовать кого-то из ваших старших родственников по женской линии, скажем, мать или бабушку, а потом взять анализы и провести некоторые исследования, мы могли бы сделать больше.

Похоже, бросаться громкими словами вроде «вылечить» или «спасти» он не спешил даже с оглядкой на немаленькую сумму денег, что отец посулил за счастливый исход. Плохой знак, очень и очень скверный. Если уж обещания Малкольма Гранта не помогли, то что сможет?

– Меня удочерили, – хмуро напомнила я, хотя врач и так прочел это в моей медицинской карте. – Другие идеи есть?

Грубость, не имевшая никакого смысла, заставила его поморщиться, но не смягчила моего сердца. Мне не стало легче. И все же даже злость оказалась лучше, чем грусть и бесконечные раздумья о будущем. Том, как именно все должно было случиться.

– Мы можем скорректировать план лечения и попробовать что-то новое. Привлечь специалистов и купить экспериментальное лекарство в Штатах. Я возьму деньги мистера Гранта, легкой рукой назначу новый препарат и буду следить за вашим состоянием со всем чаянием, но едва ли это приведет к приятным для нас результатам. Или успокоит мою совесть.

Я заглянула ему в глаза, терпеливо ожидая продолжения.

Так прямо и открыто со мной уже давно никто не разговаривал, и, как ни странно, это ударило по хрупкому эго больнее, чем мне того хотелось:

– И сколько мне осталось?

– Год или два. Сложно сказать наверняка.

Вот так просто.

Обстоятельства не позволили мне быть благодарной за его слова и сопровождающую их смелость, и я все же кивнула. А потом представила все оставшиеся дни, минуты и часы. Постаралась объять их, прочувствовать и сосчитать. Но быстро сбилась и оставила попытки.

– Как все будет?

– Как мы выяснили, ваш контроль над телом слабеет после каждого приступа. Вероятно, вскоре вы совсем его потеряете. Видения станут сильнее, а повреждения сознания – интенсивней.

Выходит, сумасшествие и комната с мягкими стенами в каком-нибудь приличном заведении, что, несомненно, подберет отец, и есть мое будущее? Только это ждет впереди?

Мне, с детства страдавшей разве что редкими простудами, чрезмерной бледностью и легкой аллергией на серебро, было трудно принять такую перемену в реальности.

– Как свеча, – тихо прокомментировала я.

– Что, простите?

– Теперь я, должно быть, напоминаю догорающую свечу. Огарок, что вот-вот зальют водой и выбросят вон.

– Признаться, о таком сравнении я даже не подумал. Звучит очень поэтично!

Мы помолчали, а потом я непроизвольно потерла желтоватый синяк, изуродовавший предплечье в особенно жестокий приступ накануне.

– Спасибо за честность. И за то, что хотя бы попытались помочь, – я подхватила сумочку, резко поднялась и зашагала к выходу, собираясь сбежать с разгромленного поля боя не попрощавшись, но доктор помешал мне, в последний момент заслонив путь к двери.

Высокий, крепкий и плотный, он вдруг показался мне великаном из забытых детских книжек. Злым и коварным, как и его сказочные собратья.

– Я действительно не могу помочь вам, но это не значит, что никто другой не сможет.

И все же есть в великанах нечто особенное, чарующее и даже магическое: им веришь и надеешься на лучшее, даже понимая, что никакой надежды нет. Когда они сами выбивают эту глупую и пустую надежду прямо у тебя из-под ног.

– Хотите сказать, вы знаете человека, который сможет меня вылечить? – голос предательски дрогнул от подкатившей к горлу тревоги, но взгляд, хотелось верить, остался твердым. – Или разобраться, что именно со мной не так?

Я хотела жить, хотела чуда, но запретила себе верить в него и представлять счастливый исход, до которого по-прежнему оставалось как до луны и обратно и даже дальше. Невыразимо, невозможно далеко.

Так что мне ни за что не дотянуться.

– Мисс Грант, если позволите, я передам вам контакты одного заграничного коллеги. Он – настоящее чудо медицины и известное в наших кругах дарование. Но попасть к нему будет нелегко и весьма затратно.

– Деньги – не проблема, – спешно заверила я.

Отчего-то его предложение, столь же щедрое, сколь неожиданное, напоминало сделку с дьяволом. С погубленной душой, кровью и контрактом, на который мне не дали взглянуть.

И все же устоять перед соблазном все исправить оказалось нелегко, даже невозможно.

Да и чем мне было рисковать? Парой лет постоянных приступов и сожалений?

– Погоди минутку.

Покопавшись в ящике письменного стола, слишком старого и вычурного на фоне прочей безликой обстановки, доктор извлек из стопки медицинских бумаг визитку и настойчиво протянул мне.

Я послушно потянулась за карточкой, но забрать ее сразу так и не смогла. Доктор отпустил свою сторону только долгое и странное мгновение спустя. Неохотно и с улыбкой, мелькнувшей в уголках тонких губ.

Эта улыбка совсем мне не понравилась, но вернуть визитку, зашвырнув ту доктору прямо в лицо, я все же не решилась.

Вместо этого я крепче сжала драгоценный подарок в руках, провела пальцами по тесненным золотой нитью буквам, и, повторив их сложный узор, попыталась найти мрачный скрытый смысл, незаметный на первый взгляд. И не нашла ничего похожего.

Визитка казалась совершенно обычной. Для меня она была шансом не хуже любого другого. А может, тем единственным, что готовы дать равнодушные боги. Или даже последним.

– Спасибо.

Принять, что мне уже никогда не служить в большом театре, снова не сняться в кино и просто не выйти на сцену, задыхаясь от чужих взглядов и горячего, как полуденное солнце, света прожекторов, оказалось тяжело, но я почти смирилась со всем. Убедила себя, что это – мой рок и плата за случившееся много лет назад.

Но теперь…

«Лазло Балаш, частный врач. Будапешт, Венгрия».

Я прочла надпись трижды, каждый раз упуская нечто важное. Из вещей, что трудно заметить, хоть они и на виду.

Недостающую мелочь.

Конечно!

– Но здесь ведь нет точного адреса и телефона? – я подняла глаза на доктора, но тот только пожал плечами. – Неужели вы предлагаете мне обходить город с картой и стучаться в каждую дверь?

Шутка вышла надрывной и совершенно несмешной.

– Доктор Балаш уже много лет не берет пациентов с улицы. Чтобы попасть к нему на прием, вам понадобится провожатый из своих. Если позволите, я подниму старые связи и найму для вас подходящего человека. Он встретит вас в аэропорту и сопроводит в лечебницу.

Его страстное желание помочь все сильнее меня беспокоило. Трудно было поверить в бескорыстность, когда вокруг моей жизни роились лишь бизнес, выгода и тлен.

Конечно, отец щедро одарит его, но только ли в этом дело?

– Провожатый будет мужчиной? – не сумев сдержаться, быстро спросила я.

После летней истории с Роуэном я старалась не допускать ситуаций, которые обещали закончиться плохо и намеренно держалась от мужчин так далеко, как только возможно.

Конечно, я могла сколько угодно притворяться, что никакого проклятия нет и случившееся с нами тем вечером – просто стечение гнусных обстоятельств, но только вот поверить в случайность так и не смогла. Сын моих названных родителей пострадал из-за меня, и это ничего уже не могло изменить.

– Моя знакомая – женщина. Вам не о чем переживать.

О, поводов для переживаний у меня было достаточно даже без после его слов! То же возращение Роуэна на рождественские праздники. Необходимость говорить, улыбаться и дышать с ним одним воздухом через какую-то пару месяцев. Так скоро и нескоро сразу, что иногда мне начинало казаться, будто это случится уже не со мной…

– Мисс Грант?

Я обещала не вспоминать о том дне, но в очередной раз нарушила данную себе клятву. И, замечтавшись, пропустила последнюю фразу доктора мимо ушей.

К счастью, он ее повторил.

– Мы с Лазло учились вместе много лет назад. За его профессионализм я готов поручиться головой.

Представив, как светлая докторская голова будет смотреться среди хищных чучел в охотничьей комнате отца, если все пойдет не по плану и вне высоких ожиданий семьи, я невольно усмехнулась.

И почему люди вечно не представляют, о чем говорят?

– Кажется, ваш доктор Балаш и правда особенный, – пробормотала я.

Мы вернулись к красивому докторскому столу и, вновь превратившись во врача и пациентку, расположились напротив друг друга, но будто в разных мирах. Кажется, еще никогда пропасть между нами не казалась мне такой огромной, непреодолимой и почти осязаемой.

– Так вы воспользуетесь визиткой? – будто не услышав моих слов, спросил доктор.

Мне почудилось, или в его голосе мелькнул искренний интерес и нечто очень близкое… к страху?

Придвинувшись на самый краешек стула, я внимательно посмотрела на доктора, но тот успел изобразить уже знакомое выражение приторного участия.

Плохой актер. Деревянный, неумелый и гротескный. Такой бы не продержался и года на учебной сцене, а может – вылетел сразу после первого семестра.

– И правда, что же мне с ней делать?

Вспомнив любимую привычку еще из театральной школы и далекой теперь жизни, я ответила вопросом на вопрос, оставив доктору простор для толкований.

И без того мы оба знали, как именно я поступлю.

***

Сперва они заглянули в детскую.

Не бальную залу, полную музыки и разодетых по старой моде людей, издали напоминавших фарфоровых кукол, а в маленькую комнатку на втором этаже.

Немного странный выбор, но не так уж неожиданный, раз они попали в дом по веревке и через открытое настежь окно. Или то была лестница?

Отсюда не рассмотреть.

Восемнадцать лет спустя все происходило снова, но одновременно было от меня настоящей невозможно далеко.

– Где остальные, детка? – осведомился высокий мужчина, а потом наклонился ко мне и с интересом заглянул в глаза, словно рассчитывал прочитать в них ответ.

В хороших сказках таким, как он, нужно разрешение, чтобы войти в дом, но это – жестокая сказка, и в ней все совсем перепуталось.

– Мама с папой ведь не оставили тебя одну дома?

Мне снова исполнилось шесть. Я вернулась назад и стала собой из прошлого, до одури желавшей, чтобы незнакомцы ушли. Не спрашивали, не смотрели так, будто мы все перед ними виноваты, а просто ушли. Вниз, прочь, куда угодно лишь бы подальше.

– Мама с папой никогда не оставляют меня одну.

Ответ ему понравился. Мужчина поднялся и, вмиг потеряв ко мне интерес, грубо скомандовал остальным. На его сапогах неприятно блеснуло алое, скользкое, страшное.

Кровь.

Тогда я решила, что это краска, но теперь, воскресив ту сцену с пугающей точностью, поняла, как сильно ошиблась.

– Прочь! – фыркнул мужчина, грубо оттолкнув меня от себя.

– Посмотри! – остановил его другой. – Разве эта не подойдет?

Все мужчины в комнате, слишком тесной для такой толпы, разом уставились на меня.

Прошло десять минут, восемнадцать долгих лет или целая жизнь, прежде чем внизу, оборвав танцы и музыку на половине такта, расцвел первый крик.

[1] Золотые яблоки из садов титана Атласа, охраняемые нимфами Гесперидами. 12 подвиг древнегреческого героя Геракла

Глава 2. Мираж

И…

Кошмар вернул мне имя, но я забыла его, едва проснувшись. Вязкая тревога вытеснила видение из памяти, оставив лишь смутное, неуловимое воспоминание о нем.

Может, оно и к лучшему.

Возвращаться к прошлому и искать нити, связывающие меня с городом, что годами преследовал во снах и оставался неясным миражом на горизонте, в мои планы точно не входило.

Теперь, когда все окончательно сгладилось и забылось.

Я встречусь с доктором и уеду, едва представится возможность. Сделаю, что должно, и попрощаюсь с прошлым, ни разу не оглянувшись, как уже поступила когда-то. Точка. Мне незачем оставаться в Будапеште и вспоминать жизнь там.

Роз, мертвых мальчиков и крови достаточно и во снах.

Тяжело повернув на правый бок, самолет вспорол плотную массу облаков и медленно пошел на снижение.

Я выглянула в иллюминатор, но в ярком свете из салона различила лишь собственное бледное отражение: болезненно худую, хрупкую и совсем незнакомую девчонку, готовую рискнуть всем, чтобы спастись. Даже вернуться в город, причинивший много боли…

В Будапешт, все такой же великолепный, прекрасный и пугающий, как в день, когда я его покинула.

– Приведите спинку кресла в вертикальное положение, пожалуйста, – попросила стюардесса, одарив меня смущенной улыбкой.

Я послушно выровняла кресло, еще раз проверила, пристегнут ли ремень, а потом убрала телефон и наушники в карман перед сиденьем, но не почувствовала себя и на капельку лучше.

Полеты выжимали все силы каждый чертов раз.

Сложись актерская карьера иначе и как мне того хотелось – со съемками по миру и интервью белозубым ведущим светских новостей – перелеты бы превратились в настоящую проблему, ведь с детства каждый из них – пытка, паника и ужас.

Но теперь о старых страхах можно было не переживать.

Если неделя в Будапеште закончится провалом, чудовищным, но вполне ожидаемым, – все потеряет смысл. Какая разница, убьет меня падение сейчас или недуг несколькими годами позже? При хорошем раскладе – убьет, а не отправит в мир кошмаров и жутких грез…

О, святая ирония.

Даже думать о плохом исходе было больно, но я настойчиво повторяла слова доктора про себя и как могла старалась смириться с уготованным будущим и принять его хотя бы в собственной голове.

Получалось не очень хорошо.

А ведь еще недавно казалось, что смерть, взявшая плату жизнями самых дорогих людей, осталась далеко позади. Похоже, и правда только казалось…

Все это время она шла по моим следам, чтобы явиться во всем величии сейчас. В момент, когда все, казалось, наконец стало таким, каким я хотела его видеть.

Так некстати.

Стараясь отвлечься от густых и темных, как смола, мыслей, я нервно поправила шторку и снова выглянула в иллюминатор, но не увидела за ним ничего, кроме облепившей мир черноты и капель дождя, сложившихся в замысловатый узор на толстом стекле.

Город внизу притаился. Замер, благоразумно решив не показываться на глаза блудной дочери до последнего. Пока не станет слишком поздно.

Как бы я ни храбрилась перед путешествием, приблизиться к воплощению своих кошмаров оказалось нелегко. Как и убедить себя, что иногда сны – это только сны, а не обрывки детских воспоминаний, которым не место в жизни ни одного ребенка. Осколки мира до удочерения и вступления в семью, которая дала мне все.

– Ваша первая поездка в Венгрию?

Сосед по ряду, который мирно дремал через проход и свободное место от меня все два с половиной часа полета, зашевелился в кресле, ухватился за подлокотники и резко выровнялся, продолжив смотреть прямо перед собой. Так что я не сразу поняла: отвечать на его странное замечание полагалось мне.

– Не бывали в Будапеште раньше, барышня?

Приемная матушка любила говорить: от незнакомцев жди беды. Но разве я когда-то ее слушала?

– Не приходилось, – проиграв битву с собственным благоразумием, соврала я. – Так заметно?

Удовлетворенный ответом, попутчик кивнул и облизнул пересохшие тонкие губы. Жест получился таким хищным и странным, что я невольно попятилась, прикидывая, смогу ли укрыться от новых вопросов за книгой или рекламным журналом.

Он мне не позволил.

– Никогда не любил Будапешт, – не замечая моего замешательства, продолжил мужчина. – Гадкий город и всегда таким был. Я возненавидел его еще во времена учебы.

Я приказала мозгу оставить возникший в голове вопрос при себе, но все равно задала его, каждой клеточкой чувствуя, что стоило промолчать:

– Почему?

Услышать его версию было безумно интересно, хотя и я сама могла кое-что рассказать о местных порядках и особом жутком колорите.

– Sár. Tűz. Halál[1], – задумчиво протянул он. – Провались его мостовые в ад.

Грязь, огонь и что-то еще. Значение третьего слова я так и не вспомнила, но с таким соседством то едва ли мне понравилось.

А ведь я думала, что так и не выучила родной язык даже на курсах, которые оплатил и выбрал отец… Но, видно, какие-то знания со мной все-таки остались.

– Зачем же вы возвращаетесь? – спросила я.

Попутчик не спешил отвечать. Заплутав в лабиринте собственных мыслей – причудливых и совершенно нечитаемых – он будто забыл обо мне. А потом вздохнул, вынул из кармана помятого пиджака красивое кольцо из обточенной кости, и, щурясь, стал рассматривать его на свет.

Отчего-то алый камень в середине перстня показался мне уродливым и даже зловещим.

– Хотел продать его на местный блошиный рынок или в антикварный, – сухо пояснил мужчина, завороженно уставившись на драгоценность. – Второе поколение в нашей семье. Можно сказать, реликвия.

– Разве не проще было сбыть его в Лондоне?

Мужчина издал сдавленный смешок.

– Моя дочь хотела надеть кольцо на свадьбу, как ее мать в день нашего венчания, но я бы ни за что не позволил девочке даже прикоснуться. Никогда бы не отдал.

Разговор петлял и перескакивал с одного на другое. Я никак не могла уследить за ним и хотя бы примерно уловить суть.

– Вы хотите избавиться от семейной реликвии, чтобы не отдавать ее родной дочери? – удивилась я.

Что-то внутри меня, неосознанное, тревожное и отчаянно любознательное, не позволило оборвать разговор, не добившись четкого ответа.

– Оно мое, – объяснил попутчик и разве что пальцем мне не погрозил. – Пока мое.

Я вдруг подумала о хоббитах[2], кольцах власти[3] и пресловутом осеннем обострении, о которых вечно все говорят.

Что-то в его словах заставило сердце биться чаще, растревожило мысли в ожидании чего-то неприятного и даже дурного.

На какой-то момент мне захотелось слиться с обстановкой, моля всех богов, чтобы странный мужчина больше никогда со мной не заговорил.

– Хотите, я отдам его вам? – шепотом поинтересовался попутчик, впервые за время короткого диалога посмотрев прямо на меня.

Взгляд показался мне таким же пустым и странным, как и слова. Словно передо мной сидел не человек, а восставший из могилы мертвец, которого вынуждала действовать черная магия.

– У меня нет денег, – спешно отказалась я. – И мне не нужны украшения, простите.

И проблемы тоже. Своих хватит с головой.

– Вы должны захотеть, – сказал он, окончательно меня смутив. – Прошу.

Я бросила быстрый взгляд на часы. И когда уже самолет приземлится, и пытка общением закончится?

– Если честно, не представляю, что вам ответить, – пробормотала я и пожала плечами.

Двадцать три пятнадцать. Значит, осталось каких-то десять минут.

Сущая ерунда. Такое можно выдержать.

– Ваша первая поездка в Венгрию? – донеслось до меня после долгой паузы. – Бывали в Будапеште раньше?

Внутри у меня все похолодело. Самолет сделал крутой вираж, заходя на невидимую пока посадочную полосу, но я едва это заметила.

А потом, как в плохом кино, медленно повернулась к сумасшедшему попутчику.

Тот выглядел столь непринужденно, словно на самом деле полагал, что нашего прошлого разговора просто не было.

– Простите?

Я долго всматривалась в его лицо, но так и не нашла признаков фальши или лжи. Если он и играл, то так искусно, что мне, как актрисе, оставалось только позавидовать.

– С вами все в порядке, сэр? – осторожно уточнила я.

Сосед резко и неестественно мотнул головой, а потом улыбнулся – широко и радостно.

– Баю-баю, засыпай!

Сердце ручкой прикрывай.

А не то придет вампир

Заберет тебя в свой мир.

Прозвучало до жути знакомо.

Слишком.

Я в отчаянии закрыла уши, но воспоминания уже было не остановить.

Холодная рука, качающая колыбель. Женщина с черными, как ночные воды, глазами. Мама. Мать. Память не сохранила ее имени, но оставила на подкорке образ и лицо – прекрасное и очень молодое.

Кажется, я так и не смогла забыть, как она самостоятельно укладывала меня, если была в хорошем настроении, и пела глубоким и сильным голосом.

Колыбельные у нее всегда были жуткие и мрачные, но тогда мне даже нравилось. Теперь – нет. С меня хватило кошмаров.

– Кольцо мое. Семейная реликвия. Дочь хотела взять, а я не дал. Убил бы, но не позволил ей даже притронуться. А тебе отдам! – на одной неприятной ноте заголосил попутчик, а потом поднялся и, сделав неверный шаг в сторону, едва не рухнул на свободное кресло рядом.

– Отойди от меня! – в панике закричала я.

Мужчина попытался глотнуть воздуха, но тот будто комом встал у него в горле. Несчастный удивленно посмотрел на меня, схватился свободной рукой за шею, словно собирался разодрать ее ногтями, а потом тяжело осел на пол.

Злосчастное кольцо выпало из его ослабевших пальцев и покатилось по постеленному в проходе ковру. Я невольно потянулась за ним и поймала уже под своим креслом.

Красивое, тяжелое, мое. Теперь точно мое.

Sár. Tűz. Halál.

Последнее слово ведь «смерть»?

Острая игла тревоги ударила по сердцу, едва не пронзила его насквозь.

Мне снова почудилось, что вот-вот случится плохое. Или… уже случилось? Как же я не заметила?

– Помогите же ему! – подзывая стюардессу, я невольно сорвалась на крик и только после поняла, что мужчина рядом перестал шевелиться и будто – дышать.

Крики пассажиров, отрывистые и уверенные команды старшего бортпроводника и гул самолета слились в один отвратительный раздражающий слух звук.

– Он просто упал.

Не желая мешать экипажу, который участливо окружил притихшего соседа, я покорно пересела в конец салона, едва кто-то предложил.

Снова смотреть на чужую смерть, такую близкую и осязаемую, что, казалось, можно было коснуться ее скорбного одеяния рукой, оказалось уже чересчур.

– Ему обязательно помогут. Скоро все закончится, мисс! – женщина рядом ободряюще сжала мою ладонь, но я поспешно высвободила руку.

Столь жуткие вещи никогда не заканчиваются, в этом их главный секрет, о котором знают лишь те, кому пришлось столкнуться со смертью лицом к лицу.

Даже если попутчик выживет, его лицо, выпученные в панике глаза и губы, по-рыбьи хватающие воздух, мне уже не забыть.

Боги.

Пожалуйста, пусть в этот раз обойдется!

Привычно потянувшись к шраму на запястье, круглому, как монета, ожогу в обрамлении продольных царапин, я поняла, что продолжаю сжимать в руках чужое кольцо.

Проклятая, сводящая с ума игрушка. Зачем она мне?

Мне стоило бросить украшение на пол или незаметно подкинуть его в оставшуюся без присмотра кожаную сумку, но я не стала делать ни того ни другого. Хотя могла. Так почему же так и не решилась?

Нахмурившись, я убрала кольцо в карман жакета и пообещала себе вернуть безделушку законному владельцу, едва представится возможность. Или еслиона представится?

Прикосновение к шраму помогло вернуть мыслям ясность и чистоту.

Приступ соседа удивил меня, но не напугал. Я не чувствовала страха, хотя должна была. По правде, совсем ничего не испытывала, словно пострадал не живой человек, а кукла. Но было ли то лишь естественной реакцией организма на стресс?

Вздрогнув, самолет мягко коснулся взлетной полосы.

Старший бортпроводник подошел ко мне и, склонившись, чтобы соседи не могли нас услышать, полушепотом уточнил некоторые детали случившегося.

Я отвечала спокойно и по делу, и, кажется, моя собранность – или даже холодность – слегка его удивила. Не такого он ждал от двадцатичетырехлетней девушки, столкнувшейся с кошмаром наяву.

О, знал бы кто-нибудь, с чем мне пришлось столкнуться в детстве…

– Так все и случилось.

Не хочешь лишнего внимания – до последнего веди себя как все. Делай то, что другие от тебя ожидают. Плачь, грусти, бойся. Играй как в последний раз и на лучшем своем спектакле.

– С вами все в порядке, мисс? Вызвать врача в зал прибытия?

– Не стоит. Но благодарю за беспокойство.

Вспомнив простенький школьный этюд, я искусно изобразила грусть. Бортпроводника это устроило.

– Могу я узнать ваше имя? Вероятно, нам понадобится связаться с вами и уточнить кое-какие детали позже, – попросил он, завершая нашу короткую неприятную беседу.

– Ева. Ева Грант.

Самолет остановился.

Я дождалась, пока бортпроводник, проталкиваясь через вереницу спешащих на выход пассажиров, скроется в служебной зоне за шторкой, и только тогда выдохнула. А потом, скользнув взглядом в сторону, случайно заметила кое-что еще. Точнее, кое-кого.

Мираж. Фантазию. Человека.

– Не может быть!

Фигура, мелькнувшая в проходе, показалась мне знакомой и пугающе неожиданной в такой дали от дома и отцовской фирмы, где этой самой фигуре надлежало служить.

Неужели он?..

Или снова он?

[1] Венг. – Грязь. Огонь. Смерть.

[2]Волшебный народ из книги Джона Р.Р.Толкина «Властелин колец»

[3]Магический артефакт из книги Джона Р.Р.Толкина «Властелин колец»