10% endirim hədiyyə edin
Bu kitabı tövsiyə edin və dostunuzun alışından 1,44 ₼ əldə edin.
Основной контент книги Дневники: 1920–1924
Mətn, audio format mövcuddur
mətnHəcm 610 səhifələri
1980 il
Дневники: 1920–1924
müəllif
Virciniya Vulf
3 kitab 6 seriyadan «Дневники»
5 reytinqlər
4
14,30 ₼
Kitab haqqında
Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.
Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.
Впервые на русском языке.
Üçüncü seriyada kitab "Дневники"
Əvvəlcə populyarlar
«Под моим окном сейчас цокают лошади; ухает сова; и я поэтому пишу чепуху». Вирджиния продолжает наблюдать, читать и писать; в этом вся она. Ивы опылены золотом, грушевые деревья подают надежды, а те два вяза продолжают радовать своим великолепием... красота, она ведь повсюду. Это то, что в ней восхищает: несмотря на трудности, она изо всех сил тщилась отвлечься от дурного и устремить всё своё внимание на такое простое, но при этом столь прекрасное, и пусть и не всегда, но довольно часто это вытаскивало её из лап той самой мглы – и дарило чудесные образы и сравнения. «У меня возникают те же ощущения, что и при чтении Шекспира. Нет, это и есть жизнь. Очень красивая жизнь». Гуляла ли она по равнинам, сидела ли с книгой у камина, разбирала ли почту, она всегда, всегда перебирала свои мысли; что-то просто её радовало, что-то давало пищу для размышлений, а что-то своим загадочным блеском как бы намекало: возможно, это сможет послужить основой для новой истории. «Какой полной жизнью я живу в своём воображении». Да, та самая повозка продолжала своё движение вперёд. В дневник Вирджиния заглядывала не сказать что часто, чаще всего этому способствовала скука, порой – желание отвлечься, да и просто хотелось оставить что-то для себя будущей. Но даже эти редкие набеги дают понять, как же она горела своим делом, и даже сложности не смогли притушить это пламя, её орудием было перо – и она не собиралась его отпускать. «Я пытаюсь остановить время. Тыкаю в него своим пером, чтобы зафиксировать на бумаге».
«Я позволяю своему перу бросаться на бумагу, как леопард, изголодавшийся по крови». Идеи не оставляли деву ни на минуту, и читать о том, как она писала, было занимательно. Тут было место всему: искрящееся вдохновение боролось со свинцовыми сомнениями, иногда она писала не останавливаясь, а иногда впадала в кризис («Перо заело, как какой-нибудь механизм», – опять же, как сказано!), перечитывая написанное, она считала себя то восхитительной, то ничтожной... Было много задумок, выстраивались планы, и она, несмотря ни на что, всё выпускала в сроки, ею же поставленные. Она любила все этапы создания книги, от рождения задумки до выхода готовой работы на бумаге, а это всегда восхищает – когда человек действительно любит свою работу, своё призвание. А это и правда было её призванием... «Но как же здорово мчаться вперёд на всех парах в порыве великого повествования!». Не меньше времени она уделяла рецензированию, которое было для неё как работой, так и тренировкой. Вообще, мне всегда всё равно, кто там что думает о книгах, которые я читаю. Мне это ещё привили в детстве, дескать, это совершенно не имеет никакого значения, это их мнение, не твоё, так чего за него цепляться. Но тут важно понимать: мир, в котором обреталась Вулф, был совершенно отличен от моего. Потому, пусть моё мнение и не всегда совпадало с мнением уважаемой, следить за её мыслями о прочитанном было интересно; да, то было хорошее “удобрение” для почвы её таланта. «Интересно, поможет ли мне Пруст сделать следующий шаг?».
«Она сохраняет таинственность. Напоминает дрессированного тюленя, который не знает, что есть инстинкт и интеллект», – типичное от Вирджинии Вулф. Её вдохновляли не только природа и книги, она “подпитывалась” и окружающими, потому она так обожала все эти чаепития, ужины и встречи, на которых любила не столько разговаривать – хотя и это тоже, – сколько смотреть. Когда более-менее разбираешься в английском обществе тех лет, читать все эти записи интересно, кого и чего здесь только нет. Интриги, отношения и ссоры, немного любви, капелька поддержки и море зависти. Писательница не была милой и дружелюбной, это надо понимать. Она вот понимала. «Она сказала мне, что я однажды поступила жестоко. Не помню уже, что я ответила – что-то дикое и случайное, полагаю, как и всегда в подобных обстоятельствах». Читать это было тяжело. Сплетни, зависть и прочие нападки не для меня, но вот эта черта характера, когда стоишь скалой и не желаешь прогибаться, мне знакома, и может потому я смотрела на многое сквозь пальцы. Надо учитывать и то, что она не сходила с тропы войны, ибо не только её враги, но и так называемые союзники всё ещё свято верили, что женщины на ступень ниже мужчин. У Вирджинии были близкие люди, но вот это «Как можно быть такой дурой, чтобы в кого-то верить?» играло ключевую роль в её жизни, потому что все эти знакомцы... и правда, стоило ли на них надеяться, тем паче учитывая, что они сами о ней говорили и писали? В том-то и дело. «Видите, как хорошо я всё помню и как рьяно обесцениваю это?».
«И весь Лондон – Лондон, ты жемчужина из жемчужин и яшма из яшм – с его музыкой, разговорами, друзьями, видами, книгами, публикациями, чем-то центральным и необъяснимым...». Жизнь продолжала своё то медлительное, то стремительное движение. Всё шло к тому, что рано или поздно чета Вулф покинет пасторальную деревню и нагрянет в буйную столицу, и вот они здесь, дом приобретён, издательское дело процветает, у обоих дела идут замечательно... В дневниках много бытового и будничного, было бы странно, если бы обошлось без этого, но даже об этом Вирджиния умудрялась писать интересно. «Меня как будто охватывает ощущение поэтичности бытия». Посиделки с книгой и чаем у камина, посещение концертов и театров, непрекращающаяся ругань со слугами и дела семейные, – даже это обычное подпитывало её воображение, отовсюду она брала пищу для размышлений, отделяя золото от меди и постепенно выплавляя костяк своих историй; что это, если не талант во всём его великолепии?.. Писала она и о том, что творилось в мире, но делала это, как и раньше, вскользь, не хотела тратить на это свои чернила, а зачем, если всё это было слишком разочаровывающим. «Не могу описать свои чувства; это скорее гнев на бессмысленность происходящего и... нет, не безразличие, но ощущение, что ты уже знаешь, как всё будет», – и её хорошо понимаешь. К тому же, какое там переживать за внешнее, когда внутреннее то и дело сбоит... тротуар становился всё уже. «Почему жизнь так трагична и очень похожа на узкий тротуар над пропастью?».
«Я смотрю вниз – кружится голова... Спрашиваю себя, сумею ли вообще дойти до конца». Приступ мог выпустить когти в любой момент. Порой он длился несколько дней, порой – неделю, но иногда он продолжался несколько месяцев. В эти периоды она ничего не могла делать, даже брать в руки перо; мгла была слишком густой. «Все ужасы тёмного чулана моей болезни вновь вырвались на волю». Удивительно, что каждый раз она находила в себе силы вернуться к прежней жизни, и всё же подобное не может не оставлять рану, которая никогда не затянется, она будет то кровоточить, то побаливать, не давая о себе позабыть. «И всё же я больше не чувствую, что могу доверять себе». Она была очень ранимой. Хочется отметить, что я её не оправдываю. Но понимаю – это да. Её беспокоили вопросы возраста и известности, голова полнилась навязчивыми идеями, и всё это разрывало её изнутри, а ещё это стекло... Её реакция на приключившееся с племянницей несчастье была довольно показательной. Она смотрела на происходящее как бы со стороны, отмечая, что после всего, что произошло с ней самой, между ней и миром – стекло. Ей вообще не был чужд самоанализ, она признавала и дурные стороны своего характера, то есть она критиковала не только других, но и саму себя. За всем этим временами даже забываешь о её болезни, но она всегда была с ней, и это тоже стоит учитывать. Впрочем, она давала ей бой – и всё ради того, чтобы продолжать свою работу. Настоящая валькирия. «Я прошла ещё некоторое расстояние по тротуару, но не упала».
«А теперь, ради всего святого, дайте мне почитать», – чисто моё настроение. Сложно выразить словами, как же сильно мне нравятся дневники этой дамы. Как и в случае с первым томом, читала второй – и не могла остановиться, как не могу сейчас прекратить писать о прочитанном, хотя казалось бы, что тут обсуждать, да и по духу мне это всё чуждо, так отчего же так задело? А кто знает... Тон повествования несколько изменился, чувствовалось, что Вирджинии стало более комфортно вести дневник, она перестала загонять себя в рамки, и как это было поэтично! Писалось-то об обыденном, но... «Явилась мадам Гравэ, которая оставила после себя лишь руины вечера», «С ним легко и спокойно, он трепетный как голубянка», «Она была весела и разговорчива, как сойка в лучах солнца», – ну как тут не зачитаться, великолепные сравнения. Это та книга, с которой хочется сидеть возле камина с чашкой кофе и читать «с наслаждением, умиротворённо, подолгу», к тому же имеется просто блестящий перевод с многочисленными сносками, где и об упомянутых людях всё рассказано, и всё остальное разъяснено. Это действительно вечное, как и её книги, не просто «узоры из красивых слов», а нечто более глубокое, рассказывающее историю жизни столь незаурядной личности и того, чем она жила и что её окружало. Да, тротуар и правда становится для неё всё уже, и те два вяза... да что уж там говорить. Но сейчас об этом думать совсем не хочется. Лучше пойти прогуляться... «Я собиралась написать о смерти, но, как обычно, ворвалась жизнь».
Livelib rəyi.
Второй том прочитал на одном дыхании. Эти дневники заслуживают не меньшего внимания, чем художественные тексты Вулф. Моя признательность и благодарность переводчику. Ждем оставшиеся тома.
Второй том дневников Вирджинии заметно более насыщен жизнью и всевозможного рода комментариями по сравнению с первым. Будучи весьма самокритичной и то и дело обвиняя себя в попустительстве относительно личных записей ВВ тем не менее довольно плотно описывает всё, что с ней происходит. Мало что ускользает от её взгляда, а если и ускользает, она с лихвой заполняет все кажущиеся пробелы и бреши неподражаемо яркими и ни с чем не сравнимыми описаниями.
"Вот, например, выглянуло солнце и кроны деревьев словно полыхают огнем; стволы изумрудно-зеленые; даже кора здесь ярко окрашенная и изменчивая, будто кожа ящерицы."
"Последние дни были похожи на замерзшую воду, которую ветер бросает в лицо мельчайшими частичками льда, а затем в укрытии она превращается в небольшую лужицу под ногами."
Не переставая фиксировать явления природы и убеждая себя в том, что ей не хотелось бы "тратить время на бытовую хронику", Вирджиния всё же отдаёт предпочтение людям. Около 90% текста - скурпулёзный анализ человеческих характеров и её самоличного взаимодействия с окружающим обществом. Поэтому фраза: "Люди интересовали меня куда меньше, чем красные ягоды, восходы солнца и луны" больше похожа на некую фантазию писательницы, ибо в реальности, что очень заметно, всё обстоит с точностью до наоборот. Однако в этих словах есть и капелька правды, так как в прелестной и ёмкой многословности автора больше прослеживается сам автор, его субъективная точка зрения, из чего можно сделать вывод, что ВВ чаще волнует собственное мнение, то бишь реакция на людей, а не сами люди. Наравне с этим, даже в самых едких и эгоистичных замечаниях писательница мыслит вселенски широко, буквально склоняя себя к объективности, в чём, полагаю, объёмно раскрывается её мощная интеллектуальная натура. Порой мне казалось, она защищается своим разумом от гнетущей её действительности. Впрочем, подобный экзистенциальный кризис испытывают все выдающиеся личности, что вызывает в них серьёзный внутренний конфликт, как правило, хронический.
"Люди, не обладающие ни гениальностью, ни хитростью, похоже, воспринимают все просто и здраво, поэтому меня, причисляющей себя к выдающимся, это смущает."
"Я склонна верить, что милые люди ведут себя более сдержанно и универсально, чем мы, и не имеют нашей страсти."
Непрерывное противопоставление себя "им" и ощутимо брезгливое отношение к "низшему классу" меня, как непредвзятого читателя, регулярно наводили на мысль, что автор несознательно (а может и сознательно) стремится отделить себя от других, как будто боится остаться незамеченным. В чём, я считаю, его одиночество. Ибо тот, кто желает быть "лучшим"/"отдельным", всё время один. Здесь я о том, что каждый из нас априори индивидуален, но сохранять свою уникальность не отделяясь от целого (т.е. не смущаясь от того, что в мире есть "другие", которые живут и воспринимают мир иначе) способны лишь зрелые люди. Эмоционально зрелые! Вирджиния, несомненно, была гением в интеллектуальном плане, но что касается эмоционального интеллекта, тут, очевидно, прошёлся Сусанин. Я уже говорил о том, что ВВ неизменно избегает рефлексии (см. рецензию к 1 тому). Во время болезненных рецидивов она продолжает думать о работе (том 2 и... ничего не изменилось). Она жалеет, что приступы отнимают у неё дни, недели, месяцы, которые можно было бы потратить на литературу. Но разобраться в причинах болезни уму, как мы видим, недосуг. Кому из нас незнакомо это чувство: уйти с головой в работу, чтобы избавиться от травмирующих воспоминаний?
"Иногда мне кажется, будто успешное выполнение работы – единственный признак здорового состояния. Это главная функция души."
Да, в этом что-то есть. Но если душа травмирована, то что есть работа - цель или средство?
Как бы там ни было, ВВ начинает писать "Комнату Джейкоба" - экспериментальный роман, который делает ей имя.
"Каждое утро я сажусь работать над «Джейкобом» и каждый раз чувствую, что должна преодолеть очередное препятствие – душа уходит в пятки, – расчистить себе путь, взять новую планку и оставить ее позади."
"...я запустила в него руки, словно в бочку с отрубями. Результат отличный! И он будет совершенно другим."
Результат действительно превосходит все ожидания. Публика довольна, Леонард в восторге. Это даёт ВВ силы с разбегу начать "Миссис Дэллоуэй" - книгу, которая прославит её как писательницу.
Чрезвычайно любопытно окунуться в процесс созидания этих шедевров! Конечно, в дневниках ему не уделяется особенного места, но мы хотя бы можем проследить, за что цеплялась ВВ в периоды их написания.
"Заставить людей полюбить литературу – вот выход," - считает Вирджиния.
И ей это мастерски удаётся! Естественно, в определённых слоях общества. Прислугу, к примеру, вообще не волнуют её достижения. А во втором томе довольно много материала о непростых отношениях ВВ со слугами. И о "Блумсберри". И об обществе Апостолов. И о типографии (где денно и нощно трудились Вулфы). И о судьбах её родных и друзей. И о критиках, политиках, известных романистах... Но всё это меркнет в сравнении с тем историческим фактом, когда Вирджиния опускает перо на бумагу, чтобы...
"Я работаю над «Часами» и считаю роман весьма любопытной попыткой; похоже, на сей раз я и правда наткнулась на залежи самородков. И смогу добыть настоящее золото... Морган сказал, что в «Комнате Джейкоба» я проникла в душу глубже, чем любой другой романист."
Она ещё не в курсе, что "Миссис Дэллоуэй" (рабочее название "Часы") проникнет в души людей ещё глубже.
В целом отлично! Читать В. Вулф - удовольствие. Однако, имеются опечатки, часто совершенно явные. И когда ждать следующих двух томов дневников?
Читающая леди, здравствуйте и большое спасибо за отзыв. Опечатки будут исправлены; я периодически обновляю файл с книгой. Третий том уже доступен. Четвертый планируется к публикации этим летом, а пятый, вероятно, к концу года. Будут и другие интересные переводы Вирджинии Вулф. Мы можем обсудить детали с вами лично, если захотите.
Daxil olun, kitabı qiymətləndirmək və rəy bildirmək üçün
Kitab Вирджинии Вулф «Дневники: 1920–1924» — fb2, txt, epub, pdf formatında yükləyin və ya onlayn oxuyun. Şərh və rəylər yazın, sevimlilərinizə səs verin.
Yaş həddi:
18+Litresdə buraxılış tarixi:
15 fevral 2023Yazılma tarixi:
1980Həcm:
610 səh. 1 illustrasiyaTərcüməçi:
Rəssam:
Müəllif hüququ sahibi:
Автор
Rəylər, 4 rəylər4