Kitabı oxu: «Мы никогда не увидимся, Джоди!», səhifə 2

Окончив педагогический институт, я приехал в районный центр и в течение двух лет отдавался школьной системе. Наша с ней связь начиналась рано утром и заключалась в том, что ежедневно я давал три урока русского языка в шестых классах и три – литературы у старшеклассников.

Какие это были странные времена! Вы заходите в школу в конце девяностых, и вас охватывает ужас, потому что за десять лет по-настоящему здесь ничего не изменилось. Все те же раздутые до непомерной величины дамы с тройными подбородками, все тот же строгий директор – монолитный демон во главе стола, все так же бежит в узкие двери познания орущая толпа маленьких варваров. Мелькающие яркими пятнами дешевые китайские рюкзачки за их плечами своей инородностью сводят с ума.

– Пушкин – это гений русской литературы, дети. – В центре маленького класса колышется около сотни килограммов женской плоти. – Всякий раз, читая стихотворение «Я вас любил: любовь еще, быть может…», я не могу сдержать волнения – настолько проникновенны эти чудные строки. – Рукой, созданной самой природой для сельскохозяйственных орудий, дама пытается изобразить в воздухе должное быть изящным жестом, и даже настоящая слеза наворачивается на один глаз. – Непременно, непременно прочтите это замечательное стихотворение, и вы почувствуете всю силу и талант русского гения.

Не знаю, как Александр Сергеевич, но по части воздействия на утонченные чувства необъятной романтической особы молодой физрук Сергей Александрович был гораздо гениальнее.

От ежедневного кошмара спасал видеомагнитофон.

За два года я посмотрел все, что было в видеопрокатах районного центра. Тогда же я впервые увидел ее.

Честно говоря, сначала она не произвела на меня никакого впечатления. Вернее, скажу так: я отложил кассету «Молчание ягнят» в сторону и принялся за другую картину, уже не помню, какую. Но что-то заставило меня вернуться к тому фильму. Я пересмотрел его еще два раза.

На следующий день, к счастью, свободный от школы, я обошел все немногие видеомагазины. В результате такого обхода в моей сумке лежали: «Контакт», «Таксист», «Мэвэрик» и «Соммерсби».

Всю ночь я просидел перед экраном, а утром уволился из школы.

Я испытываю непреодолимое отвращение к тем людям, что создают себе кумиров. Мои чувства и мысли были абсолютно лишены той пошлости, которая у потерявших разум фанатиков называется любовью. Думаю, в Джоди я сумел разглядеть символ своей свободы. Не спрашивайте, как такое могло произойти. Я и сам не знаю ответа. Я боялся наделить ее качествами, ей, вероятно, совсем не присущими. Повторяю, больше всего на свете я боялся сделать из нее кумира. Это был парадокс: увидев в ней символический образ своего освобождения, я продолжал смотреть на нее трезвым взглядом.

Возможно, нечто подобное испытал и Джон Хинкли, посмотрев «Таксиста». Я не исключаю, что его чувства были гораздо сложнее обычного фанатизма, когда он пытался из-за мыслей о Джоди Фостер убить Рональда Рейгана. Однако элементарная ревность заставляет меня думать, что мой феномен все-таки исключителен.