Kitabı oxu: «Наследники Мишки Квакина. Том III»

Şrift:

ISBN 978-5-4498-0573-7 (т. 3)

ISBN 978-5-4493-6050-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Продолжение веселых и забавных, а порой и страшных, приключений юных костромят Пашки и Влада, их заумного хвастливого отца, чопорной строгой матери, глупых жадных родственников и деревенских друзей.

Для желающих помочь автору money.yandex.ru/to/410014049375873

Все права защищены. Произведение предназначено исключительно для частного использования. Никакая часть электронного экземпляра данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для публичного или коллективного использования без письменного разрешения Автора. За нарушение авторских прав законодательством Российской федерации предусмотрена выплата компенсации правообладателя в размере до 5 млн. рублей (ст. 49 ЗОАП), а также уголовная ответственность в виде лишения свободы на срок до 6 лет (ст. 146 УК РФ).

Бородавка

Когда мы с младшим братом Пашкой были маленькими, то жили в глухой деревне. Отец был директором совхоза, мать бухгалтером. Был у меня тогда друг Андрюха по кличке Пончик. Я с ним познакомился еще в ту пору, когда мы жили в первом доме, возле конторского сада. После переезда нашей семьи в новый, специально по проекту матери выстроенный дом, дружба наша нисколько не прервалась. Даже наоборот. После совместного взлома вагончика, в котором жили строители, и кражи оттуда инструмента, дружба стала еще крепче. Можно так выразиться, что преступная связь скрепила ее (дружбу).

Однажды летом у Андрюхи вскочила бородавка на лице.

– Я же жаб не трогал, – едва не плача говорил он. – За что мне такое?

– Это тебе наука, чтобы вагончики не грабил! – безжалостно заявила моя мать, по привычке подслушивавшая за дверью, и вошла в комнату.

– Я же больше не буду! – жалостливо сказал Пончик. – И мы с Владом попросили прощения за тот раз. Может, пройдет?

– Само не пройдет! – категорически заявила мать. – Но если обещаешь не воровать…

– Обещаю! Сроду больше ничего чужого не возьму!

– Будет тебе средство, – принесла из зала трехлитровую банку с водой. – Вот, самим Чумаком заряжено. Я тебе отолью в бутылку, а ты мажь бородавку три раза в день.

– А поможет? – усомнился я, с детства скептически относясь ко всем этим целителям.

– Поможет, – уверенно ответила мать. – Я вот забеременеть Пашкой не могла, а потом съездила к самому Порфирию Иванову и вскоре получилось. Как раз повезло, он года через два после этого умер.

– Лучше бы не получилось, – буркнул Пашка, как обычно прятавшийся под столом в прихожей. Из-за свисавшей почти до пола скатерти его было не видно, и он часто подслушивал там разговоры матери с ее подругами. Была у него такая привычка. Спрячется под столом и норовит якобы невзначай под стулом, на котором человек сидит, прошмыгнуть. А то вдруг метнется, нырнет мимо ног, выскочит на веранду и поминай, как звали. Люди, видевшие это первый раз, очень пугались.

– Тебя забыли спросить! – повысила голос мать и постучала по столешнице. – Ума никакого, только лягушкам глаза колоть, а туда же, квакает, совсем как умный.

– Ты лягушек точно не обижал? – пристально посмотрела она в глаза Андрею.

– Нет, что вы, тетя Валя. Никаких лягушек не трогал!

– Смотрите, – предостерегла мать нас с Пашкой. – Будете на озеро тайком ходить, и у вас бородавки будут!

– А кто такой этот Иванов? – осмелился спросить я.

– Ты что дикарь? Таких людей не знаешь? Митрофанушка ты, только лягушкам глаза колоть, да, как подрастешь, по кабакам шлындрать! – доступно объяснила мать. – Экстрасенс такой, народный.

Тут притопал с работы отец.

– Кто экстрасенс? – спросил он.

– Порфирий Иванов, – ответила мать.

– Диалектический материализм его отвергает, – важно ответил папаша. – А чего вы его вспомнили? По какому, так сказать, контексту?

– У Андрюши бородавка, а я ему воды заряженной налила.

– Бородавка это мелочи, – отец закатал левый рукав и ткнул узловатым пальцем в большое пятно светлой кожи на мощном левом бицепсе. – Вот тут у меня родинка была и сковырнул. Так потом корни вырезали, во какая дырища получилась.

– Это да, – уважительно рассматривали дефект кожи мы с Андрюхой и Пашкой.

– Больно было? – уточнил Пашка, жалостливо скособочившись.

– Конечно, больно, но я не хныкал, как некоторые! – бахвалился отец. – Берите пример с батьки, солитеры бледные!

Прошла неделя, и друг прибежал к нам домой без бородавки.

– Правда, помогло! – выпалил он, тыча грязным пальцем в свое лицо. – Сошла бородавка! Теперь постоянно буду Чумака и Кашпировского смотреть. Мамка моя тоже будет воду заряжать.

– Брехня все это, – ответил я.

– Почему брехня? Помогло же!

– Потому, что я заряженную воду вылил, а в банку обычной воды налил из-под крана.

– Правда? – побледнел друг.

– Да, просто при матери говорить не хотел.

– А зачем?

– На всякий случай.

– И что теперь? – голосом унылого ослика Иа-Иа спросил друг.

– Ничего. Помогло же. Радуйся.

– Пойду я домой.

Вечером пришла с работы мать, и Пашка поведал ей радостную новость.

– У Андрея-Пончика бородавка прошла!

– Вот видите, – поучающе воздела палец мать. – Помогает. Будете теперь по утрам по столовой ложке натощак пить. От язвы желудка.

На следующий день Пончик пришел к нам с бородавкой.

– Откуда бородавка? – искренне удивился я.

– Ночью опять появилась. Что делать?

– Я откуда знаю? Мажь водой, может, пройдет.

Неделю он мазал водой из той бутылки, что налила мать, но ничего не прошло. К нам в гости приехала бабушка Евдокия Архиповна, мать отца. Пришедший в гости Андрюха попался ей на глаза.

– Мальчик, что это у тебя? – спросила бабушка.

– Это он на озеро тайком ходил, и Бог его наказал, – воспитательно влезла мать, со значением посмотрев на нас.

– Валь, не мешай, – отмахнулась бабушка Дуня. – Так что это?

– Бородавка. Я водой заряженной мазал, что тетя Валя дала, и она прошла, а потом опять вскочила, – пожаловался Андрей.

– Валь, что за вода?

– Чумак заряжал по телевизору, – слегка покраснела мать. – Я Андрюше отлила…

– Валь, ты, как и Витя мой, совсем малахольная! Какой Чумак?! Бесовщина это все!

– А по телевизору говорят…

– Тю на тебя! Батя твой с нечистым водился и ты туда же. Молчи больше.

– А при чем тут батя мой?

– Да, на чужой роток не накинешь платок, – вздохнула бабушка. – Не при детях.

– Андрюша, я тебя вылечу, – ободрила она Пончика. – Подожди немного.

Дом наш стоял в большом яблочном саду, и она отправилась гулять по этому саду. Через полчаса вернулась и протянула моему другу растение с мелкими желтыми цветочками.

– Это чистотел, – сказала она. – Мажь его соком бородавку и все пройдет.

– А точно пройдет? – после того как «обжегся» на воде Андрюха был готов и на чистотел дуть.

– Точно. Еще можно молочаем мазать. Знаешь молочай?

– Да.

– Вот и мажь, – бабушка проследовала в дом.

– Поможет, – подтвердил я, внимательно наблюдая, как друг неуверенно мажет бородавку густым оранжевым соком. – Бабушка у меня в травах понимает. Когда меня змея укусила, то она меня вылечила.

– Точно, – подтвердил Пашка.

– Ты-то откуда знаешь, ты же маленький тогда был? – спросил я.

– Помню, – важно заявил брат.

Андрюха мазал соком чистотела бородавку и через пару-тройку дней она прошла. А мать по-прежнему заставляла нас пить воду из банки, считая ее «заряженной» и целебной.

– Пончику бородавку свела и вам может мозгов прибавит, – приговаривала она.

– И главное, что практически даром, – поддерживал ее отец, наливая себе в стакан. – Для потенции тоже пользительно будет.

Трава у дома

Однажды поехали мы в райцентр, за покупками в универмаг.

– Еще брандахлыст можно в холодильник положить, а потом к ранке прикладывать, – учила дорогой мать, повернувшись к нам с переднего сидения.

– Я в их возрасте уже сам брандахлыстом был, ги-ги-ги, – гиеной засмеялся отец, важно оглаживая лысину.

– Витя, за дорогой следи! – оборвала мать. – Не хватало нам еще одной аварии, а то и второй охромеет.

– Охромей Вахрамей, – захихикал папаша. – Пенсию платить будут, – но руль больше не бросал.

– Пенсия пенсией, а здоровье не купишь, – рассудительно вздохнула мать. – Вон тебе от плеши никакая зарплата не помогла. Что агрономом был, что директором стал, а лысина только растет.

– Это у меня практически боевое ранение! Долг, отданный Родине! – напыжился отец.

Лысеть он стал сразу после армии. По его словам облучился, загорая на крышке шахты межконтинентальной ракеты с ядерной боеголовкой.

Переезд был перекрыт шлагбаумом.

– Значит так, щеглы неоперившиеся, – глядя на проносящийся мимо поезд, поучал отец, – смотрите по сторонам, может, что где плохо лежит. Тогда уж не плошайте, хватайте сразу и волоките в машину.

– А что там может лежать? – простодушно спросил Пашка.

– Что угодно, это же оплот цивилизации в наших прериях, райцентр. Видишь, тут даже поезд ходит, – переезд открылся. – На дальней станции сойду, трава по пояс, – запел отец, посылая машину вперед. – Сойду в траву, как в море, босиком.

– Только не будьте дикарями, – поучала, кутаясь в душегрейку, мать, – заборы не тащите, а то с вас станется, – вздохнула и вытерла глаза уголком платка.

– Я вас здесь высажу, – машина остановилась напротив хлебозавода. – Пойдете прямо, на площади найдете машину. Понятно?

– Так точно, – надрессировано ответил я.

– Присматривай за братом, – напутствовала мать.

– Держите хвосты пистолетами, – добавил папаша и УАЗ умчался к площади Ленина.

Мы не спеша пошли по улице, ныряя в тень деревьев и присматриваясь.

– Кран, – первым заметил брат.

Я оглянулся по сторонам. Никого не было, а водителям редких машин мы были не интересны. Попинал торчащую из земли трубу, открутил вентиль. Напились.

– Вкусная вода.

– Такая же, как у нас, – не согласился я. – Наша даже вкуснее.

– Трубу не украдешь, – рассудительно поправил очки брат.

– Вентиль можно скрутить, – пассатижами, когда-то украденными из комбайна, я свернул гайку, еще раз оглянувшись, сдернул вентиль и спрятал в карман.

– Ловко мы, – восхищался Пашка. – Просто шли и нашли, как гриб!

– Угу.

– Батя будет рад, – брат подобрал четвертинку кирпича и спрятал в висящую через плечо объемную холщевую сумку.

– Угу.

Незаметно дошли до площади. Остановились, разглядывая Ленина, указывающего «правильную дорогу». От крашеного в желтое универмага нетерпеливо посигналил УАЗ. Вздрогнув, мы кинулись к машине.

– Где вас носит, пострелята? – зло спросил отец.

– А мы думали… – начал Пашка.

– Вы думали? Не смеши мои штиблеты. Значит, дело такое, – родитель понизил голос, – надо будет добыть козла…

– Чего добыть? – не понял я.

– Кого! – папаша смерил меня долгим взглядом. – Мамка ваша, овца, козла себе присмотрела. Понятно?

Мы молчали, переваривая.

– Какого козла? – наконец спросил я.

– Обычного козла, только козу, – ясности не прибавилось.

– И семеро козлят? – осторожно спросил Пашка.

– Правильно мыслишь, – отец потрепал его по кепке, прикрывающей белобрысую голову, – но несвоевременно. Пока нам и вас хватит, козлята… Начинать надо с козы. Короче, не перебивайте отца! Сейчас я сдам вон туда, – узловатый палец указал на проулочек между универмагом и деревянной хибарой. – Влад, ты выскакиваешь и помогаешь мамке затянуть козу. Потом садишься спереди и мы едем домой, как ни в чем не бывало.

– А мне что делать? – спросил брат.

– Тебе, вахлаку, заткнуться самому и помогать заткнуть козу.

УАЗ сдал назад. За хибарой была небольшая вытоптанная лужайка, по которой мать тащила упирающуюся козу. Я выскочил и начал помогать. Вдвоем заволокли добычу в машину, назад. Я сел на переднее сидение и УАЗ рванул, как спугнутый заяц. Похищенная попыталась кричать.

– Валь, заткни ее! – нервно сказал отец, зыркая по сторонам.

– Как? – растерялась мать.

– Как хочешь!

Мать начала гладить зверя, приговаривая:

– Коза-дереза, шерстка шелковая, рожки острые…

Коза заблажила пуще прежнего.

– Козлятушки-ребятушки, ваша мамка пришла, молочка принесла…

– Паш, сними кепку и заткни ей глотку! – заорал отец, останавливаясь перед закрытым переездом.

– Кому? – не понял брат.

– Козе, баран!!! Не Вальке же!!!

Пашка неуверенно снял кепку с накладными кудрями и боязливо попытался засунуть в пасть.

– Что ты трясешься?! – закричал отец.

– Укусит…

– Как она тебя укусит?! Это же травоядное!!!

– Мало ли…

– Суй!!! – УАЗ проскочил рельсы и запрыгал по колдобинам.

– А-а-а-а!!! – заорал укушенный Пашка.

– Что ты? – испугалась мать.

– Укусила-а-а!!! – брат залился слезами.

Коза поддержала завыванием.

– Заткнись! – материнская оплеуха заткнула Пашку. – И ты тоже заткнись! – рывок за рога лишил голоса козу. – Я вас выдрессирую! – мать сняла жалостливую маску и вернулась к привычной вспыльчивой мрачности. – Удушу, падлы купоросные!

До самого поворота на Горовку мы ехали молча.

– Валь, зачем тебе коза? – свернув на родную дорогу, нарушил молчание отец.

– Вить, она так жалобно на меня смотрела… Глаза такие добрые… Не то, что у наших волчат. Молоко опять же.

– Молока с нее не ахти, – закурил «Приму» папенька, – как и у тебя мозгов. Кормить животное чем будем?

– Небось прокормим. Сена выпишем, соломы привезешь. Она даже полынь жрет, я помню, у нас в детстве была похожая.

– Если полынь… – задумался, – можно в огороде с краю да на задворках привязывать, чтобы бурьян поела, а то косу портить жалко.

– Видишь? – обрадовалась мать. – Будет польза.

– Все относительно, – «бычок» полетел в форточку, – кому польза, а кто-то без козы остался, ха-ха-ха, – громко захохотал, испугав пленницу. Отсмеявшись, затянул:

– И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зеленая, зеленая трава.

Под веселое пение УАЗ допрыгал до деревни.

– Если вас кто спросит… – начала говорить мать.

– А кто нас может спросить? – испугался Пашка.

– Не перебивай! Кто угодно, хоть Моргуненок твой. Всем говорите, что козу купили.

– Подозрительно получается, – поскреб лысину отец. – Коз в районе мало – это раз; никто не покупает козу, если есть корова – это два.

– Тогда говорите, что Владу для лечения козье молоко прописали, а козу бабка Дуня отдала. Никто же не проверит.

– Толково, – одобрил отец, – так всем и говорите, опездолочи. Сами добыли что-нибудь или все за батькой прячетесь?

– Вот, – я показал вентиль.

– В хозяйстве сгодится. Все?

– Кирпич, – робко показал брат.

– Кирпич, – хмыкнул отец. – Сам ты кирпич. Не ахти.

– Ты же говорил, что в хозяйстве все сгодится, – обиженно надулся Пашка.

– Сгодится, главное, что не в убыток. Ладно, оставь, скажешь училке, что у тебя камень из почки вышел.

– Как вышел? – не понял Пашка.

– Дерево, натуральное дерево, – присвистнул отец. – Я тебе потом объясню, а то все равно забудешь.

– Вить, не свисти, денег не будет! – дополнила мать.

Пока она нянчилась во дворе со скотиной, мы, под чутким руководством отца, готовили в сарае «козлятник».

– С другой стороны, – развалившись на табурете, курил отец, – коза в хозяйстве тоже не лишняя. Молоко, – загибал палец, – сыр, мясо засолить можно, из шкуры пошить что-нибудь ширпотрепное. Женщину заменить может, как у Робинзона Крузо, хотя вам еще рано про это. Или тигра подманить можно…

– У нас есть тигры? – боязливо оглянулся Пашка.

– У нас есть бараны, – родитель метко выщелкнул окурок в оконце на навоз, – и они сейчас передо мной, ха-ха-ха, – захохотал, перепугав курей. – Как ты приколачиваешь? – заорал на меня. – Сильнее бей, утконос гамбургский, не бабу по жопе хлопаешь!

Я начал стучать сильнее.

– Вот так, как строитель коммунизма! – отец достал из кармана «четверку» «Пшеничной», свернул ей голову, выпил из горлышка. – Главное в жизни, это труд, – назидательно поднял палец вверх. – А в труде главное – чуткое руководство, – схватил себя за челюсть, словно Гамлет череп Йорика. Покачав головой, отпустил челюсть и сказал: – Нормально, отсюда не выскочит.

– Витя!!! – влетела мать. – Коза!..

– Чего там? – поспешно спрятал недопитую бутылку.

– Коза!.. – мать всплеснула руками.

– Да что стряслось?! – отец неохотно встал с табурета.

– Коза на крышу залезла!

– Какую крышу? – не понял он.

– На дом…

– Шутишь? – выскочил из сарая.

Мы кинулись следом. Коза стояла на плоской крыше кухни, возле печной трубы.

– Как она там оказалась? – почесал лысину отец.

– Я хотела ее в огород, а она вырвалась, на бочку скок, на мастерскую скок, а оттуда на дом.

– Ме-е-е-е, – громко подтвердила коза, нагло глядя на нас.

– Валь, ты очумела?! Ее же с дороги увидят!

– Ме-е-е-е! – коза подошла к краю крыши, начала бить копытцем.

– Серебряное копытце, – вспомнил диафильм Пашка и подставил кепку, ожидая монет.

– Серебряное корытце, – передразнил отец.

Поднялся хвост и Пашку окатило вонючими катышками.

– Еще и срет на нас, скотина! – взъярился отец.

Подхватив с дорожки кусок гравия, бросил в козу. Она повернулась и стала корчить рожи, презрительно крича.

– Заткнись!!! – отец бегал по двору и швырялся камешками. – Я тебя урою, контра! Я тебе покажу козью морду! Кузькину мать!

– На, – Пашка протянул найденный кирпич.

Отец в запале засветил четвертинкой. Коза шарахнулась, в листе шифера откололись две волны.

– Твою контрреволюцию! – отец, тяжело дыша, уставился на Пашку. – Какого лешего ты мне кирпич дал?

– Помочь хотел… – попятился брат.

– Помочь?! Крышу кто ремонтировать будет? Пушкин? Или вы, лежебоки? Опять за батькиной спиной отсидеться хотите? Всегда так: один с сошкой, семеро с ложкой!

– Вить, не кричи так громко, – одернула мать. – Сроду ты с сошкой не был.

– А ты? Ты, коза, со своей козой!!! Крыша треснула!!! Одни убытки! Что делать?

– Может, вы с Владом на крышу залезете? – робко предложила мать. – И снимете ее?

– Как?

– По лестнице.

– Козу? По лестнице? Чтобы или рогами или копытом ударила? Или обосрала, как Пашку?

– Она меня еще и укусила, – наябедничал брат.

Коза верещала на всю деревню.

– Стойте здесь, следите, – отец кинулся в дом.

Выскочил с ружьем.

– Витя! – кинулась наперерез мать. – Не стреляй!

– Козу жалко? – прищурился отец.

– Дурак! – сварливо ответила мать, постучав его по голове. – Крышу прострелишь.

– Вдоль крыши ее сниму.

– Там же дорога, застрелишь кого-нибудь.

– Хм… Влад, неси лестницу и ставь вон там, – пожевав губами, решил он, – буду в сторону сада стрелять.

– А если там кто идет? – не сдавалась мать.

– Нечего шляться, – отрезал. – Сами виноваты. Влад, лестницу!

Я приволок лестницу, отец забрался на нее. Прозвучал выстрел. Коза пронзительно закричала, будто Пашка, которого бьют. Второй выстрел. Упала с крыши. Подергалась, с болью и презрением посмотрела на нас и издохла.

– Вот тебе и трава у дома, – спустился отец. – Шкуру попортил…

– Ничего, – мать старалась не смотреть нам в глаза, – зато мяса пожарим. Все равно у коз молоко вонючее…

– Лучше засолить, – подумав, сказал отец, – раз уж не удалось как Робинзон, так хоть попробуем, что он ел. Влад, пошли, будешь учиться коз потрошить.

Подарок маме

Рассказ участвовал в конкурсе «Волшебная весна» литературного журнала «Четверг»

– Февраль: достать рубли и плакать… – выдохнул сигаретный дым отец. – Семья это важнейшее дело в жизни человека, – приоткрыл дверцу УАЗ-а и выбросил куцый окурок в мокрый снег. – Без семьи нынче некуда. Понятно?

– Понятно, – ответил Пашка.

Я молча кивнул, подозревая подвох в непривычной ласковости отца.

– А что в семье самое главное? – продолжил отец, закуривая следующую «Приму».

– Чтобы кормили? – предположил Пашка.

– Это важно, не спорю. А еще что? Ты чего молчишь, Влад? – повернулся ко мне.

– Чтобы было, где жить?

– И это тоже важно, но не все, – отвернулся, гладя сквозь лобовое стекло на памятник Ленину. – Важнее всего родители. Понятно?

– Да, – закивал Пашка.

Я промолчал.

– Скоро международный женский день, посвященный Кларе Цеткин и Розе Люксембург, поэтому…

– А что такое кларцеткин? – спросил брат.

– Вот придурок, – отец сплюнул под ноги и постучал по рулю. – Это иностранки такие.

– А мы тут при чем? – удивился Пашка.

– Это не важно, важно добыть подарок для вашей матери, – и добавил тихо что-то неразборчивое.

– Купить? – не унимался любознательный Пашка.

– Купить любой дурак может, – презрительно скривился отец. – Даже такой, как ты.

– У меня денег нет, – радостно ответил брат, – я не могу.

– Знать бы, кто твой отец, – сняв шапку, задумчиво почесал плешь папаша, – ты явно не в меня, я в твоем возрасте догадливее был. Ладно, объясняю для умственно отсталых. Вон там, – палец отца указал вправо, – универмаг. В универмаге подарок. Ваше дело его добыть!

– Украсть? – осторожно спросил я.

– Можно бы украсть, – с сожалением сказал отец, – но ты и так в детской комнате на учете состоишь, хватит с меня позора. Будете делать так, – понизил голос, посвящая нас в план. – Заходите, спотыкаетесь, будто погреться зашли. Потом ты, – палец уткнулся Пашке в лоб, – одеваешь на голову вазу, там есть такая большая, я разведал…

– Кому? – испугался Пашка.

– Себе, – вздохнул отец.

– Зачем?

– Зачем я с тобой связался! – кулак отца врезал по спинке сиденья. – Но у Влада не получится, голова большая, – с сожалением посмотрел на меня. – Понятно?

– Я боюсь, – накуксился Пашка.

– Нечего там бояться. Твой дядька два года с глиняным горшком на голове проходил и ничего, не облез. А тебе несколько минут потерпеть. Одеваешь и ревешь! А ты, старшОй, начинаешь бегать вокруг и кричать, что он задохнется. Тут вбегаю я и увожу его, вроде как в больницу, а ты потом незаметно выходишь и топаешь к вокзалу. Мы тебя там подождем. Ясно?

– Ясно, – кивнул я.

Пашка промолчал.

– Чешите, дармоеды. Я зайду через, – посмотрел на часы, – десять минут.

Мы вылезли из машины и неуверенно пошли к универмагу. Внутри было тепло и Пашка немного расслабился после промороженного нутра УАЗ-ика.

– А меня милиция не поймает? – тихо спросил он.

– Нет, – без всяких угрызений совести обманул я. – Милиции тут нет.

Здание РОВД находилось рядом, но Пашке об этом было знать не обязательно.

– А какая ваза? – шептал он.

Я в уме прикинул размер вазы, головы брата:

– Вон та, вроде.

– Хорошо, – он внезапно схватил тяжелую вазу и напялил на себя.

– Мальчик, ты что делаешь? – всполошилась молоденькая продавщица.

– А-а-а-а! – приглушенно ревел брат.

– Это он чего? – подбежала вторая, пожилая. – Это что тут?

– Он задыхается!!! – закричал я. – Умирает!!!

– Мальчик, мальчик!!! – трясла Пашку за плечи пожилая. – Мальчик!!!

– Сдохнет сейчас!!! – орал я, понемногу пятясь к выходу.

– Вера Тихоновна, – испуганно спросила молодая, – что делать?!

– Без паники, Аня! Беги к телефону, вызывай скорую!

– А как звонить?

– А я знаю?!

– Что тут происходит? – вошел отец с поднятым воротником, в низко надвинутой на глаза шапке и с повязкой «Дружинник» на рукаве тулупа. – Что за крик? Кого режут? – лица почти не было видно.

– Мальчик!.. Надел… – плакала Аня. – На голову… А я… я…

– А вы сядете за убийство, – оскалился отец.

– За что?!

– Найдут, за что.

– Я только подошла, – попятилась Вера Тихоновна, – я ничего не видела!

– Ребенка надо немедленно доставить к врачу, – подхватив Пашку за плечо, потащил к выходу. – Я беру это на себя, оставайтесь на месте и не паникуйте. Спокойствие, только спокойствие, – обернувшись в дверях, прокричал он. – Писем не ждите, читайте в газетах! – скрылся в ранних мартовских сумерках.

– Ты знаешь этого мальчика? – спросила меня Вера Тихоновна.

– Нет, первый раз вижу.

– А ты что тут делаешь? – подозрительно смотрела она.

– Пришел велосипеды посмотреть…

– Велосипеды не здесь, они на втором этаже, – сказала Аня.

– Ну, я пойду… – я не спеша шел к выходу.

– А ты чей? – не унималась пожилая. – Что-то я тебя не знаю.

– Фролкин я, Петя, – сказал первое пришедшее в голову.

– А живете вы где?

– Возле хлебозавода. До свидания, пойду я.

– А велосипеды? – не поняла Аня.

– В другой раз, – выскочил на улицу и, стараясь не поскользнуться, побежал к автостанции.