Kitabı oxu: «Макабр. Книга 2»

Şrift:

Серия: «Сектор Фобос», книга 3

Часть 1
Как выживают люди

Мертвые души жили теперь в стенах. Они приходили каждую ночь, плакали, просили впустить. Стучались – тихие ритмичные удары, мягкий звон металла под едва уловимыми касаниями остывших пальцев. Роман Милютин лежал в темноте, разреженной только крошечными искорками ночников, и, не моргая, смотрел на металлический потолок. Ему казалось, что там, за тонкой пластиной, прямо сейчас водоворотом кружится поток сияющей энергии тех, кого уже нет. И стоит этой преграде исчезнуть, как мертвецы доберутся до него, вцепятся ледяными руками и уже не отпустят, с собой уволокут.

Пусти нас… Ну, пусти…

Когда он был маленьким мальчиком, его отец работал колониальным строителем, мотался от одной планеты к другой, да еще и семью с собой таскал. По документам значилось, что Роман родился в колонии, хотя он подозревал, что произошло это на корабле. Мама очень не любила вспоминать об этом, злилась на отца страшно, но не уходила. Мама сама родилась в колонии, не получила лечения, да так на всю жизнь и осталась горбуньей. Поэтому она никогда не думала о том, чтобы уйти, и терпела мучительные перелеты и любые условия жизни.

Условия, надо сказать, были не лучшие – потому что папа был не лучшим строителем. В элитные колонии его никогда не приглашали, только в добывающие, опасные, туда, где вечно не хватало рабочих рук. Когда Роману исполнилось шесть, семья жила в строящейся колонии шахтеров. В тот год случилась эпидемия неизвестной болезни, обычное дело в планетарных поселениях.

А необычным оказалось то, что местная звезда не желала успокаиваться, полыхала магнитными бурями, не давая кораблям подлететь достаточно близко. Медиков не было, лекарств не было, люди заражались один за другим. Единственным способом сдержать эпидемию колониальным властям показалось устроить то, что позже назвали «смертельным карантином». Тому, у кого обнаруживались симптомы, надлежало выйти из дома и ждать помощи в одной из палаток, не общаясь ни с кем, кроме других зараженных.

Желающих принять такой порядок оказалось немного: днем в палатках еще можно было выжить, а в четырнадцатичасовую ночь налетали морозы и злой ледяной ветер. Поэтому желания от зараженных и не ждали, их выгоняли под прицелом, а родным строго-настрого запрещали пускать их в дом, иначе они тоже будут признаны зараженными, даже без симптомов.

Люди вынужденно соглашались, надеялись на удачу, на то, что уж им-то удастся дождаться если не врачей, то хотя бы рассвета… Их уверенность растворялась с понижением температуры. Они хранили гордость только в первые часы, ну а потом подбирались к домам, стучали в окна, стучали в двери, просили, плакали, умоляли… Папа тоже заболел. Мама выгнала его без сомнений, она как будто давно уже ждала такого момента. Папа потом долго стоял у окна, стучал замерзающими руками по бронированному стеклу, оставляя среди белой наледи кровавые разводы. Он плакал – и маленький Рома плакал вместе с ним.

К утру все закончилось. Хоронили папу в общей могиле, на холодных планетах личные могилы – роскошь. Вскоре они с мамой улетели на Землю, но те стоны и слезы мертвецов, которые еще не осознали, что мертвы, преследовали Романа много лет. Он надеялся, что никогда не столкнется ни с чем подобным.

Теперь вот столкнулся, прошлое как будто догнало его – уже взрослого, самого ставшего отцом. Он замер в кровати, совсем как тогда, много лет назад, и слушал, как рыдающие мертвецы ползают по тонким стенам его дома. Он боялся встать, боялся даже двинуться, он ждал рассвета – условного, как и все на «Слепом Прометее».

Утром стало легче. Мертвецы отступили, будто признавая власть дня над собой, хотя на станции не было ничего похожего на солнечный свет. Раньше на «Слепом Прометее» день и ночь отличались по уровню общего освещения, регулируемого центральным компьютером. После строительства Лабиринта это, конечно же, прекратилось.

Утром Роман снова был спокойным и уверенным. Он заставил себя поверить, что не было никаких мертвецов, они ему приснились, пусть даже он не спал. Он поднялся первым, пробрался на крошечную кухню. У них с сыном была хорошая квартира – две комнаты, собственные кухня и ванная, роскошь по меркам Лабиринта. Когда умерла Лиза, их хотели переселить, Роман, единственный работающий член семьи, не дотягивал до такого имущества. Но, к счастью, Виктор пошел служить в полицию, и квартиру оставили за ними.

Роман всегда просыпался раньше сына, так что о его бессоннице Виктор не догадался бы. Приготовление завтрака не напрягало старшего из Милютиных, а успокаивало. Знакомые действия и ароматы еды дарили иллюзию дома, нормы, уюта даже… Все хорошо. Все под контролем. Никаких мертвецов не было, все они остались на шахтерской планете, да так и плачут там холодными ночами…

Он убедил себя, что ситуация под контролем, ну а потом на кухню вошел Виктор, непривычно мрачный, уже застегивающий пояс с оружием на талии, и Роман понял: простым и обычным этот день не будет.

– Что случилось? – спросил Милютин-старший. Он не стал тратить время на уточнение, а случилось ли что-то вообще, и так ведь понятно!

Полицейских детективов в Лабиринте очень мало, Виктор почти всегда занят. Правда, сын и сам к такому привык, он воспринимает это спокойно, а сегодня, вот, мрачнее тучи… Забавно, как сравнения врезаются в память на всю жизнь: настоящих туч Роман не видел со времен Земли.

– Да что-то паршивое, – признал Виктор. – Извини, есть не буду, эксперт наш сказал, что перед таким лучше остаться голодным. А уж если он так говорит, надо верить!

– Что-то… необычное? – уточнил Роман, изо всех сил прогоняя из памяти рыдающих мертвецов.

– Да уж… В нашей дыре уже, вроде, все случалось, ты начинаешь верить, что даже Сектор Фобос ничем больше не удивит, а потом дерьмо всякое всплывает на новый уровень! Этой ночью убили целую семью, папа. Так, как никогда не убивали раньше. И мы понятия не имеем, кто это сделал.

* * *

Мира знала, что в опасных ситуациях важно сохранять спокойствие хотя бы внешне. И она не сомневалась, что справилась с этим отлично: все то время, что она управляла роботами, со стороны это выглядело так, будто ничего особенного не происходит. Отследить монстра, натравить его на живых людей, устроить казнь – так, рутина! Мира держалась столько, сколько нужно. Она задала программу, которая позволила дронам самостоятельно упаковать ту мешанину, что осталась от зверя и двух Мертвых, в стерилизационные пакеты и отправить в космос. Дальше ее участие не требовалось, и она отошла в сторону, делая вид, что ей просто скучно оставаться на месте.

Лишь оказавшись в одиночестве в одном из узких тоннелей, она смогла перевести дух. Мира вытянула перед собой руки и получила подтверждение того, что давно уже ощущала: пальцы дрожали мелкой дрожью. Она ведь на самом деле прекрасно понимала, что натворила.

Она с самого начала убеждала себя, что перенастраивает роботов для битвы с монстром – и с самого начала знала, что это не совсем правда. О противостоянии с местными жителями она думала точно так же, как об охоте на мутанта. Гюрза тогда еще не вернулся, ничего не рассказал им, а Мира уже догадывалась, что простым контакт с экипажем «Слепого Прометея» не будет.

И ведь она не тяготилась этим! Вот что угнетало ее больше всего. Зная, что ей, возможно, придется убивать людей, она принимала это как один из рабочих вариантов. Мира даже не понимала, имеет право прощать себе такое или нет.

Дальше стало только хуже, все закрутилось слишком стремительно. Гюрза рассказал им о том, что творится на станции. Опасения Миры окрепли, она продумывала возможную стратегию боя. Когда же они выяснили, что местные еще и устроили публичную казнь, дроны как раз вышли на след мутанта.

Решение пришлось принимать очень, очень быстро. Не анализируя толком ситуацию, не раздумывая о том вреде, который может быть нанесен. Пожалуй, оно и к лучшему… Если бы Мира успела здраво оценить риск, она бы никогда не осмелилась довести дело до конца.

Ей сложно было описать то, что она чувствовала сейчас. С одной стороны, она не сожалела о тех Мертвых, которых убил зверь. С другой, она сожалела о том, что не сожалеет. Это ведь тоже были люди! Разве они не заслуживали честного суда? Почему она возомнила, что имеет право вот так их убить? Но ресурсы стали бесценными, разумно ли тратить их на каннибалов?

Теперь, когда необходимость принимать жесткие решения отступила, мысли путались, накладывались друг на друга, жалили, как разозленные насекомые. Ей нужна была пауза, чтобы разобраться в себе, потому она и отошла от основной группы.

Мира знала, что никто ей не поможет. Рино захотел бы, но он сейчас оставался в гуще событий и не заметил, в каком она состоянии. Гюрза наверняка заметил всё, но Мира очень удивилась бы, если бы он проникся желанием ее поддержать. Да она и не нуждалась в помощи, ситуация не настолько сильно ее задела. Она была уверена, что просто побудет здесь, приведет мысли в порядок и вернется.

Начало таким и было, ну а потом Мира уловила за своей спиной тихие шаги. Она уже по этим шагам догадалась, кто ее нашел, обернулась, убедилась, что права – и удивилась еще больше.

– Что тебе нужно? – нахмурилась Мира.

Она прекрасно знала: ей удалось услышать приближение Сатурио Барретта лишь потому, что он позволил ей услышать. Не все кочевники умели двигаться бесшумно, но у этого получалось. В его случае звук шагов был лишь данью вежливости, как и то, что он не стал подходить вплотную, остановился в паре метров от нее.

Мира не боялась кочевников, но она здраво оценивала уровень исходящей от них угрозы – и то, какой вред они способны принести, и то, что некоторые из них могут сделать такое без повода. Но не Сатурио, в нем как раз чувствовался самоконтроль, внушавший невольное уважение.

– Ты провела серьезную боевую операцию, а этому, по-моему, не уделили должного внимания, – невозмутимо ответил кочевник. – Я пришел указать на это и убедиться, что с тобой все в порядке.

– Я не ждала похвалы… И конечно, со мной все в порядке! Я просто выполняю свою работу.

Прозвучало куда эмоциональней, чем полагалось рассуждать человеку, у которого все в порядке. Мира и сама заметила, что прокололась, но оправдываться не стала.

– Люди погибли, причем страшно, – напомнил Сатурио. – Испытывать вину вполне нормально, знание о том, что погибли отбросы, не всегда помогает.

– Да не испытываю я никакую вину!

– Разумеется.

– Дай угадаю… Сейчас ты вытрясешь из себя какую-нибудь занимательную историю о том, как ты был маленьким кочевником и совершил свое первое вынужденное убийство, – усмехнулась Мира.

Она понятия не имела, зачем хамит ему – он не сделал ничего, чтобы заслужить такое. Пожалуй, все дело в том, что Сатурио застал ее в момент уязвимости, а такого Мира терпеть не могла. Она давала собеседнику полное право послать ее подальше и уйти.

Однако Сатурио проигнорировал ее вспышку.

– Нет, – только и сказал он. – Я предложу тебе заглянуть в чуть менее отдаленное прошлое. Что произошло бы, если бы ты не придумала тот план с отродьем?

– Что?.. В смысле?

– Что произошло бы? – повторил Сатурио. – Дело могло завершиться миром?

– Овуор в это верил.

– Только Овуор в это и верил. Остальные, в том числе и я, отнеслись к его плану скептически с самого начала. Но мы вынуждены были подчиниться, потому что он, при всей своей неоправданной сентиментальности, действовал строго по протоколу.

– Он выбрал дурацкий протокол!

– И тем не менее. Мы подчинились, потому что должны были – а Гюрза? Почему подчинился он? Он не обязан, и на дисциплину ему плевать. Так почему же он ни разу не возразил?

– Потому что ему подраться хотелось, – проворчала Мира.

– Может, и не хотелось, но он уже в тот момент считал драку неизбежной, потому и не тратил время на переговоры с Овуором. При этом, если бы дрались только мы, без привлечения того существа и роботов, пострадавших было бы больше или меньше?

Он не стал спрашивать о том, кто победил бы. Сатурио и сам осознавал, что победа в любом случае была бы за ними, просто при большем количестве жертв – возможно, с двух сторон.

– Больше, – признала Мира.

– Да. И те переговоры, которые Овуор ведет с местными прямо сейчас, стали бы невозможны.

– Почему это?

– Они не напали на монстра, потому что он внушил им мгновенный ужас, – пояснил кочевник. – Мы мгновенный ужас внушить не способны. С нами начали бы драться многие местные жители, которые приучены повиноваться Мертвым. На пути к победе нам пришлось бы многих… нейтрализовать. Это неизбежно породило бы недоверие, даже если бы мы сумели доказать, что наши намерения были благими. Но то, что ты подчинила, а потом убила чудовище, мгновенно сделало нас в их глазах высшими существами, действительно способными им помочь, и уже не нужно тратить время на получение их доверия. Это был хороший план и хорошее исполнение. Мне надоело тебя хвалить, я объяснил достаточно.

– Э… спасибо, – смутилась Мира, чувствуя, что краснеет. – Действительно, спасибо.

Она ожидала, что теперь Сатурио попросит что-нибудь взамен – может, информацию о Гюрзе или услугу на будущее. Но она определенно переоценила коварство кочевника, потому что он сказал все, что хотел, и продолжать не собирался. Он развернулся и зашагал прочь, а Мира с удивлением обнаружила, что ей тоже не хочется оставаться здесь. От слов Сатурио стало легче, потому что он сказал правду.

Она задержалась лишь для того, чтобы не возвращаться к остальным одновременно с ним, как минимум Рино мог истолковать такое неправильно, да и Бруция не семи пядей. Но задерживаться она все равно не стала, и, как оказалось, не зря.

Переговоры прошли успешней, чем ожидала Мира. Понятно, что часть местных жителей, из ближайшего окружения Мертвых, уже разбежалась по темным углам. Эти люди настолько потеряли связь с нормальной жизнью и натворили так много, что возвращение к цивилизованному обществу слишком сильно их пугало.

Но были и другие – те, кто терпел хаос от безысходности. Теперь они смотрели на чужаков с осторожным интересом, мысль о том, что можно снова жить по-человечески, манила их, заставляя преодолеть любые опасения.

Когда Мира вернулась, роботы уже утащили с площади останки, хотя пятна крови на металле все равно сохранились. Перед Овуором стояла группа человек из двадцати, беседовавших с ним. Сатурио подошел к сестре, и она тут же начала что-то рассказывать ему. Рино оставался рядом с вице-адмиралом и даже не пытался скрыть свое недовольство. Лейс Марсад, которому вроде как полагалось теперь стать главным среди местных, держался в стороне, у дальней стены, и в разговоре не участвовал.

Пока Мира пыталась разобраться, что к чему, Гюрза просто появился рядом с ней. Выглядело это так, будто он материализовался из воздуха, и Мира не собиралась ни спрашивать его, как он это провернул, ни гадать о таком, ее сейчас больше интересовали переговоры.

– К чему мы в итоге пришли? – спросила она.

– К отлёту.

– Чего?

– Беженцев, – пояснил Гюрза. – Они теперь беженцы, а не местные трупоеды.

– Во-первых, перестань, я уверена, что каннибализмом занимались не все! Во-вторых, каких еще беженцев?

Она бы решила, что это шутка, но Гюрза ведь не шутит – по крайней мере, не так примитивно. Вот и на этот раз он сказал правду.

Овуор так и не наигрался в спасителя. Когда конфликт был улажен, он снова предложил местным убежище на «Виа Феррате», и группа, стоящая теперь перед ним, согласилась.

Мира не знала, как на такое реагировать. Вроде как это правильно, спасение людей превыше всего! А с другой стороны… Они ведь не знают, как эти люди жили много лет. Конечно, Кети проверит их на все известные болезни, это чуть уменьшит риск. А неизвестные как же? Да и сам их образ жизни?

Но и бросать их тут нельзя, они, уже выразившие желание улететь, станут легкими мишенями для приспешников Мертвых, если останутся без защиты.

– А адмирал что по этому поводу говорит? – уточнила Мира.

– Ничего не говорит. Отсюда с ней не связаться, только с челнока. А к тому моменту уже поздно будет отправлять беженцев обратно. Овуор взял ответственность на себя.

В принципе, он имел право это сделать – и как вице-адмирал, и как командир разведывательной группы. Он даже, пожалуй, поступил правильно. И все равно Мире было неспокойно от такого расклада, а почему – она и сама не знала.

Пока она раздумывала об этом, Овуор завершил беседу с беженцами и жестом подозвал к себе подчиненных.

– Думаю, вам уже известно о том, что произойдет, – объявил он. – К сожалению, у меня нет возможности предупредить адмирала о том, кого я пригласил на борт. Поэтому я не могу просто отправить людей на челноке, я буду лично сопровождать их. Бернарди отвезет нас всех к станции, и я отчитаюсь перед адмиралом о том, почему так поступил.

Судя по кислому выражению лица Рино, он с таким раскладом был не согласен. Но даже он не рискнул бы открыто выступить против приказа командира, ему пришлось подчиниться.

– На челноке мало места, – продолжил Овуор. – С нами полетит группа из двадцати двух человек. По этой причине и потому, что нет официальных оснований для прекращения миссии, разведка продолжится.

– То есть, вы и Рино улетите с беженцами, а мы отправимся на третий уровень? – удивилась Мира.

– Я тоже улечу на станцию, – подняла руку Кети. – Людям может в любой момент понадобиться медицинская помощь, это большой стресс… Мне лучше быть там.

Прозвучало красиво, тут она ловко вывернулась. Даже произнести это сумела уверенно! Но все знали: Кети попросту хочется улететь и не хочется соваться на третий уровень, ей и четвертого хватило. Когда она прибудет на станцию, ее наверняка назначат в карантинную зону, этого она и добивается.

– Полномочия командира я передаю Сатурио Барретту, – сказал Овуор. – В его подчинении будут Мира Волкатия и Бруция. Гюрза, что планируете делать вы?

– Останусь, – отозвался Гюрза. – Я на эту миссию согласился не для того, чтобы на челноке кататься.

– Понимаю. Господин Марсад?

Казалось, что Лейс стоит слишком далеко, чтобы услышать, да и вообще не обращает на них внимания. Однако, когда с ним заговорили, отреагировал он мгновенно.

– Я пойду с вашей разведывательной группой, если никто не против.

– Ты ж эвакуироваться хотел! – напомнил Рино.

Он и правда выражал такое желание еще до того, как Мира ушла. Лейс не скрывал, что он один из Мертвых, и понимал, что на «Виа Феррате» его будут воспринимать как медицинский объект. Тогда он не возражал, а теперь, получается, передумал.

– Я никогда не был на третьем уровне, – пояснил он. – Я там жил… Но тогда это место еще не называлось третьим уровнем. Мне хочется узнать, что там изменилось за эти годы, во что превратились те, кто так легко принял решение нас истребить.

– Надеюсь, вы не планируете мстить? – нахмурился Овуор.

– Ни в коем случае. Я готов подчиняться тому, кого вы назначили руководителем. Но увидеть-то я смогу…

Еще одна идея, которая Мире не понравилась. Но и это им предстояло принять: на челноке действительно мало места, нельзя запирать с обычными людьми Мертвого. Резкое движение корабля, случайная царапина, капля крови – и все, никого уже не спасти. Да и потом, Лейс может стать действительно ценным союзником на разведывательной миссии… Если будет подчиняться, а в этом Мира уверена не была.

Овуор без труда понял то же, что и она. Вице-адмирал обвел взглядом всех своих подчиненных:

– Хорошо, значит, решено. Я, Сабаури и Бернарди отвезем беженцев на «Виа Феррату». После этого челнок сразу же вернется сюда. На вашу разведывательную миссию я отвожу семь дней по стандарту Земли. После этого встретимся здесь и обсудим дальнейшие действия.

Он говорил так, будто встреча тут – единственный вариант. Хотя в дополнительных планах и правда не было смысла, они все зависели от того, с каким кризисом столкнется любая из групп, а такое не предугадаешь. Может, все действительно пройдет хорошо!

Только вот что-то подсказывало Мире, что никакого «хорошо» в Секторе Фобос давно уже не осталось.

* * *

Нужно было уничтожить четвертый уровень сразу, без сомнений и жалости. Но тогда Чарльзу казалось, что это не обязательно.

Он рассчитывал, что взрывы покончат с этой проблемой… С несколькими проблемами сразу: с неизвестной биологической угрозой, антисанитарией, нахлебниками. Ну а бонусом шел шанс испытать новое оружие, созданное уже на корабле, сплошные плюсы! Увы, результат оказался не совсем таким, на который рассчитывал командир корабля.

Нельзя сказать, что у них не получилось вообще ничего: паразитов, притаившихся в хвостовой части станции, стало значительно меньше. Но появились Мертвые, этого никто не ожидал… Получается, одну проблему они невольно заменили на другую. Чарльз такого не любил.

Тогда он заставил себя успокоиться, взвесил все «за» и «против» и все же позволил отбросам с четвертого уровня остаться в живых. Долгое время казалось, что это правильное решение. Мертвые на прорыв не шли, с некоторыми из них даже удалось договориться. Четвертый уровень начал приносить пользу, поставляя товары, которых там прежде не было… точнее, они были, просто никто не решался назвать внутренние органы товаром. Оттуда можно было привлечь работников, готовых за дополнительный паек делать то, на что не согласились бы даже последние доходяги с третьего уровня.

Ситуация наладилась, статус-кво установился. Чарльз не собирался доверять честному слову ничтожеств, у него давно уже были шпионы на четвертом уровне. Но они не предупреждали ни о какой угрозе, оснований для беспокойства не было.

И вот теперь все сорвалось – внезапно, без толковых предпосылок. Сначала до высших уровней начали доходить непонятные, порой противоречивые сообщения от шпионов. Потом, до того, как удалось выяснить подробности, связь и вовсе оборвалась – и до сих пор не возобновилась.

Разбираться с этим самостоятельно Чарльз не собирался, он сразу же собрал в своем кабинете всех, кто имел значение. Пожалуй, только Скайлара не следовало звать, но он напросился сам и теперь, конечно же, бесновался:

– Я же говорил, что нужно было выжечь их всех! Всех этих мразей! Мы собрали новую партию атомных бомб уже через год, мы могли их добить!

– А какой-то тупой старик уперся и не смог поступить правильно? – холодно уточнил Чарльз.

Сын тут же смутился, но со Скайларом так всегда: у него язык впереди мыслей летит.

– Я не то хотел сказать…

– Мне нужны факты. Если у тебя их нет, лучше помолчи.

Скайлар заметно помрачнел, однако не произнес больше ни слова. Он по-прежнему подчиняется – это хорошо. Чарльз не брался сказать, сколько еще продлится такое смирение, но пока были вопросы поважнее.

– Кто мне может сказать, что там происходило накануне отключения связи?

– Должна была состояться публичная казнь Лейса Марсада, – отчиталась Элиза Галлахар. – Остальные Мертвые давно уже с ним не ладят… Да никогда не ладили. Его щадили в основном потому, что это он предъявил нам ультиматум и добился перемирия. Но теперь, когда контакт с нами налажен, его решили убрать.

Она тоже понимала, что они столкнулись с серьезным вызовом, однако говорила по-прежнему спокойно, без страха, даже без волнения. Она ведь всегда была особенной… Еще в первые годы путешествия Чарльз отметил, что маленькая Элиза Фрай отличается жестокостью машины и умом, намного опережающим ее возраст. Он тогда решил, что ему показалось или что она изменится, он никогда не ожидал от девиц многого.

Но возраст лишь принес Элизе новые знания и опыт, добрее она не стала. Эта девица незаметно, будто бы между делом, сначала вошла в отдел разведки, а потом и возглавила его. Назначая ее, командир станции воспринимал это чуть ли не как шутку, но за минувшие годы Элиза ни разу его не разочаровала… до сегодняшнего дня.

Говорить ей об этом Чарльз пока не собирался. Во-первых, он не спешил ни с поощрениями, ни с наказаниями. Во-вторых, у него не было лучшего сотрудника, чтобы ее заменить. Ну а в-третьих, Элиза подстраховалась, получив тесную связь с силовым блоком станции. Теснее некуда: она вышла замуж за Троя Галлахара, главу отрядов специального назначения. Трой, впрочем, до сих пор верил, что это был его выбор.

– И один Марсад добился того, что мы полностью потеряли связь с четвертым уровнем? – удивленно приподнял брови Чарльз.

– Маловероятно. Наши эксперты всегда расценивали Лейса Марсада как угрозу среднего уровня. После его поимки, но до казни Сандрин связалась лично со мной, – доложила Элиза. – Она скинула мне схемы устройства, которое планировала использовать для казни. Все должно было сработать как надо.

– Но не сработало! – напомнил Скайлар.

– Один только Марсад не мог стать причиной такого, – настаивала глава разведки. – До меня дошли сообщения о том, что на территории станции были посторонние.

– Какие еще посторонние? – насторожился Максвелл Фрай. – Из третьего уровня?

– С другой станции.

– Но этого не может быть!

– Почему я впервые слышу о таком? – поразился Чарльз.

Элиза позволила себе легкую улыбку:

– Как раз из-за того, о чем только что сказал мой отец: этого не может быть. Откуда в Секторе Фобос другая станция? Да еще так далеко от первоначального маршрута «Слепого Прометея». Поэтому предоставлять столь абсурдную информацию я не имею права, я попыталась получить больше данных, но потеряла связь со всеми своими агентами.

– Из-за чего это могло произойти? Авария?

– Как вариант, но общая система станции ничего не зафиксировала – хотя она уже года три работает с перебоями. Возможно, связь заблокировали намеренно.

– Мы уже посылали туда разведчиков?

– Не успели. Я подбирала подходящих кандидатов, когда поступило ваше приглашение на совещание.

Они ждали от него указаний, Чарльз видел это. И Элиза, и остальные умели принимать решения самостоятельно, других людей в руководстве давно уже не осталось. Но они прекрасно знали: если он взялся за дело лично, все должно подчиняться его воле.

И Чарльз думал. То, что произошло на четвертом уровне, могло оказаться мелочью, всего лишь техническим сбоем. Но что, если туда действительно пробрались люди с другой станции? Они интриговали адмирала, однако они же пугали его. Чарльз прекрасно знал: далеко не каждый поймет тот образ жизни, который он установил на «Слепом Прометее».

Если задуматься, четвертый уровень давно уже не оправдывал свое содержание… Да и на третьем скопилось многовато людей, на органы можно пустить их, дурман вообще отлично изготавливают в лабораториях, Мертвые – не ресурс, потому что их сложно контролировать… Вспомнив обо всем этом, он принял решение.

– Никакой разведки. Взрывайте тоннели.

– Но без них хвостовую часть корабля просто унесет в сторону от станции! – возмутился Максвелл. Он всегда возмущался очень странным вещам. Чарльз давно избавился бы от него, если бы Максвелл был чуть глупее – и не был отцом Элизы.

Но он даже в старшем возрасте оставался лучшим инженером станции, поэтому на его глупости приходилось отвечать не приговором, а объяснениями.

– В этом и смысл. Угроза основной части станции должна быть устранена. Трой, взрывы должны быть организованы не позже завтрашнего дня. Это возможно?

– Это будет сделано завтра утром, – кивнул Галлахар.

– Там могли остаться люди, даже если произошла новая катастрофа! – не унимался Максвелл. – И что тогда?

Чарльз лишь пожал плечами:

– Тогда им не повезло и в срок от часа до пяти суток, в зависимости от сохранности системы жизнеобеспечения после взрыва, все они будут мертвы.

* * *

Лабиринт выглядел настолько жутко, что посторонним, попади они сюда, показалось бы, что убийства и преступления тут – обычное дело. Правдой это было лишь наполовину: преступления – да, убийства – нет. Нарушений закона ждать следовало, слишком уж измотаны были люди, слишком противоестественной стала их жизнь. А вот убийства оказались редкостью.

Нельзя сказать, что это стало заслугой немногочисленной полиции. Скорее, заработал странный, подсознательный инстинкт, не чуждый даже опытным уголовникам. Они как будто остро почувствовали, насколько уязвима и малочисленна любая жизнь в Секторе Фобос. Они не убивали, потому что понимали: такими темпами за пару лет любой из них рискует остаться в полном одиночестве в пустоте.

Смерть все равно стала частым гостем в Лабиринте, но приходила она не по чужому приглашению. Самой распространенной ее причиной оставались несчастные случаи, вторую позицию удерживали самоубийства тех, кто разучился обманывать себя иллюзией, будто они не в космосе вообще и скоро все будет хорошо. Бывали и пропажи – те же смерти от несчастного случая, просто труп не удавалось найти в Лабиринте. Правда, в последние годы наметилась серия исчезновений молодых женщин, и это чертовски не нравилось полиции. Но то, что произошло здесь, было другим, новым… бесконечно опасным.

Виктор Милютин стоял на пороге чужого дома и мрачно разглядывал два мертвых тела. Даже те квартиры, что по меркам Лабиринта считались большими, были на самом деле похожи на конуру, просто если не с чем сравнить, привыкнуть легче. Поэтому многие давно отказались от просмотра любых видео с Земли. Но Виктор не отказался, он знал, как должен выглядеть настоящий дом. Здесь же жильем считались две тесные круглые ячейки Лабиринта, соединенные крошечной кухней, и уже это называли удачей. У Милютиных в распоряжении была и собственная ванная, эта семья пользовалась общей баней, расположенной неподалеку, но все равно считалась обеспеченной. Из тех, кого раньше называли средним классом – в Лабиринте это понятие тоже сохранилось, пусть и в несколько извращенном виде.

Такие квартиры обычно хорошо запирались: их обитатели знали, что ограбить тут могут с куда большей вероятностью, чем убить. Семья тоже заперлась на ночь, только это их не спасло.

– Замки вскрывались только один раз, – отчитался эксперт. – Нами.

Виктор молча кивнул, продолжая рассматривать сцену расправы. Он и так уже знал, что обнаружению трупов так быстро они обязаны случайности. Просто отец семейства договорился ранним утром отправиться на общее задание с напарником – и не пришел. Напарник, прекрасно знавший, что хорошую работу терять нельзя, заявился к нему домой, причем далеко не в мирном настроении.

Однако злость быстро сменилась беспокойством, когда ему никто не ответил. Стучал он так, что и возмущенные соседи уже выглянули, но из квартиры реакции не было. Компьютер показывал, что дверь заперта изнутри, судя по личным кодам, в доме находились все трое членов семьи. Так почему же никто не отозвался?