Kitabı oxu: «Четыре лица»

Пролог

Бывают моря синие, бывают зелёные, а бывают сине-коричневые. В волнах такого моря песок так сильно разгоняется волнами со дна, что начинает мешаться с водой бесконечной россыпью, окрашивая всё в коричневый цвет. Именно таким было Жёлтое море, начинающееся с пролива Бивень Слона и проходящее до острова Кальмар.

– Хоть бы мне показалось… – думал Густав, капитан «леди Твинс», поглядывая в окно своей каюты. Вдалеке, на самом краю горизонта, виднелся корабль с чёрным парусом и изображением «волчьего крюка» посередине, что говорило о том, что это судно принадлежит Тайфанскому Союзу. Одно судно не представляло для него серьёзной угрозы, но ему показалось, что за этим кораблём скрывается ещё один.

Густав давно был вне политики, и разборки сильнейших держав его совершенно не интересовали. Но он был глубоко религиозным человеком, и драконье послание, которое сейчас было запечатано у него в бутылке, он считал божественным даром – вещью, которую необходимо было во что бы то ни стало вручить её обладателю. Эрику Глиссону, сенатору Республики Кресси, очень влиятельному человеку в мировой политике, за свою жизнь решившему мирным путём не один тяжелый конфликт.

Капитан вышел из каюты и обратился к старшему помощнику, стоявшему сейчас на капитанском мостике:

– Сколько их там? Сколько тайфанцев?

– Скорее, два корабля, чем один. А, может, и три. Они связкой идут и похоже, что на мази.

«На мази» называли живой двигатель из стаи морских рыб, на которых накладывали заклинание, заставляющее их тянуть за собой корабли в нужном направлении. Так можно было сцеплять друг с другом суда вслед за ведущим и достигать скорости под 30 узлов для всей колонны. Побочным эффектом этого способа управления живностью был тот факт, что рыбы после истечения сроков заклинания начинали звереть и набрасывались буквально на всё, что их окружало, поэтому головной корабль обычно был намного крупнее и мощнее, чем остальные. Находились и виртуозы, которые подгадывали, когда рыбий двигатель начнёт сходить с ума и натравливали его на вражеский корабль.

Густав поднялся на капитанский мостик и взглянул оттуда ещё раз в подзорную трубу – да, вероятнее всего идут на мази, и теперь уж не так и важно, сколько их там, два или три. Теперь единственное, на что надеяться, так это на то, чтоб уйти от них.

– Переходим на боевую скорость. Может, их рыбы выдохнуться быстрее наших гребцов. – скомандовал капитан, и после дубляжа её старпомом барабанный регулировочный бой ускорился раза в два… Когда вся команда начинает грести, что есть сил, то складывается впечатление, что корабль таким темпом скоро развалится. У него начинает всё стучать и греметь со всех сторон, порой где-то что-то падает с треском, отовсюду раздаются разные возгласы, и при всём при этом сохраняется какой-то дьявольский ритм единого порыва, двигающего корабль вперёд. Страшнее этого было только идти на таран, что Густаву приходилось лишь однажды. Тогда он подумал, что потопили его – так громыхнуло в ушах. Но повезло ему, и с тех пор он зарёкся держаться подальше от мест погорячее. Кто ж знал, что в мирное время обычный торговый маршрут окажется столь опасным.

Хотя нет. Густав тут же одёрнул себя сам. Его ведь предупреждали, что в его команде предатель, и, возможно, не один. Что точно есть такое. Что не получится ему перехитрить тех людей, что так охотились за драконьими посланиями… Только вот кто же знал, что этими охотниками окажутся тайфанцы да на таких скоростях…

С другой стороны, не зря он отдавал дежурства за главной мачтой и рулевым управлением своим самым доверенным людям. И, очевидно, что только благодаря этому сейчас, при виде этой вереницы кораблей с чёрными парусами, внезапно ничего не сломалось.

Вместе с тем колонна всё приближалась. Уже совсем не так быстро, как раньше, но приближалась. И уже спустя пару десятков минут стали отчётливо видны тяжёлые канаты, уходящие с носа головного корабля в море. Зрелище адское – видеть, что нечто человеческое увлекается за собой неведомым находящимся под водой, при этом ещё и управляемое людским умыслом… А ведь это ещё и тайфанцы… Те, кто славится своими изобретениями по части пыток и изуверских истязаний пленённых ими людей.

Густав мигом подумал над тем, что, если чары мага на подводный двигатель в ближайшие несколько минут не иссякнут, то он бросится прямиком в каюту, чтобы избавиться от драконьей бутылки – уж как минимум выкинуть в море. А ещё лучше – вскрыть перед этим горлышко. Так уж тайна никому не достанется. Оно и всем легче будет – можно будет честно об этом сказать, когда возьмут в плен. Хотя, конечно, условия содержания это ничем не улучшит.

– Таранный ход! – скомандовал Густав. Это команда крайней скорости, какую только может развить его команда, но в таком ритме, они не протянут и пяти минут. Особенно после того, что уже выпало на их долю.

Барабанный бой стал бить не только чаще, но и сильнее. Теперь казалось, что судно взлетит на воздух. Оно стало скакать по волнам из стороны в сторону, и в какой-то момент показалось, что они даже отрываются от погони… Но стоило только стать этому очевидным, как преследователи сами прибавили ходу – видимо, теперь и они перешли на ускоренный марш… И в этот момент стала показываться вся колонна, как оказалось, состоящая из пяти кораблей.

При всём грохоте, который стоял везде вперемежку с криками командиров и команды, Густав отчётливо услышал какой-то странный треск со стороны кормы, словно разбилось какое-то стекло… Там был целый ряд витражный окон, выходящих из его каюты. И в какой-то момент он даже забеспокоился, что ему дорого обойдётся этот ремонт – а всё, потому что у него на мгновение до этого было ощущение, что спасение всё же есть.

– Да какой там к чертям ремонт… Нет тут шансов у нас никаких. – махнул на всё Густав, уже подумывая над тем, как будет сдаваться и что будет потом рассказывать в своё оправдание. Что не сразу понял, кто это. Что боялся, что его привлекут потом свои же за добровольную сдачу судна. Что за такое у них дома полагается смертная казнь. И всё в этом роде… Прекрасно понимая, что издевательств со стороны тайфанцев ему всё равно не миновать.

– Суши вёсла. Выбросить белый флаг… – скомандовал капитан и спустился с капитанского мостика к своей каюте. Стоило открыть дверь, как он тут же увидел ковыряющегося в его главном сундуке моряка, бывавшего вместе с ним в немалой доле передряг. Зефран… Ведь столько раз выручал его, а оказалось, что так легко может предать. И ведь не подумаешь на него ни разу… Можно было больше половины команды сменить, но его бы он оставил. Оставил бы потому что с ним пережили кучу дерьма, и остались живы. И на таран-то он тоже тогда ходил… А теперь вон взломал кормовое окно, да полез копаться по чужим вещам… Тоже ведь не с проста. Знал, что самое ценное сейчас просто выкинул, чтоб не досталось никому.

– Какой же ты крысой оказался… – негромко сказал Густав. Он уже было думал броситься на него, покромсать на куски, а потом сбросить его труп за борт вместе с драконьей бутылкой, да вот только хорошо были в памяти умение Зефрана швырять других с одной стороны палубы на другую. Была у них такая игра у матросов – вставал один в центр, а остальные старались его сцепить и на руки поднять. С Зефраном это выходило очень не скоро – только что и раскидывал он всех по краям одним умелым движением, изворачиваясь корпусом из стороны в сторону как при штормовой качке… На палубе он был как у себя дома, цепляясь за неё, словно паук за стенки, а если надо было двигаться быстро, то он и носился как угорелый. Такие люди всегда бывают предметом гордости капитана, пока не дойдёт до чего-то вот такого.

– Не крысой, а запасливым человеком. Который о старости позаботится. – не смотря на командира, ответил Зефран и как раз в этот момент нащупал в сундуке искомое. Он достал бутылку и повертел перед собой – узкая зелёная бутыль с бронзовым горлышком.

– А Вы нам не говорили, господин капитан, что такие ценности имеются. И мне вот чужим людям на слово верить пришлось… Представляете, как я переживал, что ошибусь… Как ночами не спал. Даже вон не стал рули портить, чтоб на меня не подумали. А так бы всё много проще было… Но, оказывается, стоило оно того… Послание самого дракона. Да какого дракона… – Зефран буквально смаковал каждое слово. И в каждое это слово было буквально пронизано некогда скрываемой ненавистью и презрением. Удивительно только, как некоторые люди могут терпеть и дожидаться своего момента, при этом отчаянно ненавидя кого-то.

– Ты, крыса, в драконах ещё разбираешься! – Густав шагнул вперёд, доставая меч из ножен. Хоть на дистанции порубить, может, его получится. В каюте места не так много, да ещё стол немаленький посередине – того глядишь, и не успеет увернуться.

– А чего ты кипешуешь так? Всё равно ж белый флаг только что приказал выкинуть. Всё ж ведь и так надо будет отдать, что тайфаны ни попросят. Расслабься ты… – спокойно отвечал Зефран, пристроив бутылку к своему левому боку и освободив при этом правую руку.

– Положи бутылку и ляг на пол. Повторять не буду. – грозно сказал Густав, но в этот же момент лицо Зефрана резко скривилось, и он, повернув в локте свою правую руку, направил её перед собой и слегка дёрнул при этом кистью. Из-под рукава вылетела короткая стрела и попала Густаву прямиком в живот – это было столь же болезненно, сколь и неожиданно, и он моментом повалился на пол, выронив меч.

– Нет, не будешь повторять… – довольно сказал Зефран, как раз в тот момент, когда раздался небольшой толчок, очевидно означавший, что абордаж судна успешно состоялся… Матрос улыбнулся и довольный собой быстро вышел из каюты, аккуратно перескочив валявшегося на полу капитана.

Густав лежал и не хотел верить, что ещё каких-то полчаса назад у него были все возможности для того, чтобы выкинуть эту бутылку в море. Раскрыв перед этим, или нет. Теперь ему казалось всё это такой мелочью. Совершеннейшей мелочью по сравнению с тем, что она попадёт в руки тайфанцев. Почему это не казалось таковым ему раньше? Почему он так боялся истратить понапрасну совет дракона? Может, был какой-то особый смысл в этом? Может, боги на самом-то деле хотели, чтобы этот артефакт попал тайфанцам в руки?

Кто-то сильно пнул его в спину.

– Неужели это Густав? – слегка протяжно и издевательски сказал чей-то голос, а затем владелец этого голоса перешагнул через него и встал напротив. Не даром голос показался знакомым – этого человека знали по всем краям и Жёлтого моря и всех морей, что его окружали. Аксель «Белый череп», так его звали. Он не служил Тайфанскому Союзу напрямую, а номинально лишь в качестве вольного наёмника со своими подразделениями «черепов». И хотя все прекрасно знали, что подчиняются они напрямую царю Тайфы, словно цепные псы, никакие международные принципы фактически их не касались, что способствовало небывалой жестокости и кровожадности… К своему несчастью, Густав осознал, что наличие белых черепов во всём этом деле означает только то, что дело для царя Тайфы было сугубо личное, а значит послание дракона ни в коем случае не должно было попасть к ним в руки. Вместе с тем, пропало и полное желание пытаться оправдаться, чтобы как-то смягчить себе наказание, ведь всё равно из этого ничего не выйдет.

– Раз ты так рад меня видеть, то окажешь мне услугу и убьёшь меня? – спросил Густав, внутри себя и не рассчитывая на быструю смерть. Но если смерть будет и не быстрой, то хоть точно уж будет.

– Да нет, ну что я? Зверь какой? – улыбнулся Аксель и швырнул к ногам Густава какую-то побрякушку. – Ты будешь жить живее всех живых… Особенно после того, как станешь на нас работать…

И стоило только взглянуть на тот скромный предмет, валяющийся теперь рядом с ним на полу, как его пронзил необъятный ужас – это был кулон, подаренный им неделю назад собственной дочери.

Ксандр

Это была самая высокая башня крепости Форсайдс, называемой в народе «Кром». Не самая мощная, не самая обороняемая, но самая высокая. К северу от неё располагался на небольшом возвышении донжон, а к югу череда городской стены и рядовых башен, идущих вдоль Кальмарского пролива.

– А красиво всё же в той стороне… – сказал вслух Ксандр. Вот уже полтора часа, как он глядел на восток, где через пролив располагались земли соколовчан. Вот уже 7 лет как прошло с того времени, как в одной из провинций Княжества Соколов Удар произошла диверсия, затем восстание местных жителей, которое стали подавлять не слишком активно. И, вскоре, об этом сильно пожалели, потому что бунтующие жители захотели отделиться, и даже провозгласили собственное королевство, назвав его «Красная Гора». Завязалась было война, но посредничество сильнейших держав придержало стороны от кровопролития, и была достигнута договорённость о том, что Красная гора получит особый статус, с правами широкой автономии, но не будет при этом выходить из состава Соколиного Удара.

Всё бы ничего, но все достигнутые договорённости вот уже как 7 лет никуда не двигались. И правители Красной Горы не спешили разоружаться и пускать на свою территорию представителей центральных властей, и канцлер Соколова Удара не торопился открывать доступ жителям Красной Горы ко всем ресурсам, что у него имелись. Возникла патовая ситуация, которую решать никто не хотел, и, что самое главное, она устраивала всех, кто принимал посредничество при заключении этих соглашений.

За те полтора часа, что Ксандр просидел на вершине Тихой башни, он заметил всего два корабля, двигавшихся в сторону порта, что было донельзя мало – обычно таковых кораблей насчитывалось больше двух десятков. Ему не хотелось думать о том, что торговля с Соколиным Ударом идёт на спад, но в том же время он прекрасно знал, что со временем они спрашивали одно только оружие: разного рода топоры, мечи, арбалеты, а особенно их интересовали осадные орудия требюще и мангонель, которые царство Кресси не торопилось им продавать.

Он сам хорошо знал, на что способна мангонель. Её заряжали бочкой, начинённой нефтяными маслами, а дно прокладывали порохом, и при ударе об землю происходил взрыв, разбрасывающий подожённую субстанцию во все стороны. И в открытом пространстве такой заряд вполне мог убить и ранить до сотни человек, а если выстрел приходился на какой-то объект, будь то корабль или дом, то погибнуть могли все, кто в этот момент оказывался внутри. Ксандр видел нечто подобное, когда лично принимал участие в операции против подкальмарских пиратов, пытавшихся терроризировать торговцев к югу от самого Кальмара. Тогда одна из бочек, пущенных по вражескому флоту, попала прямиком во флагманскую трирему, отчего в считанные минуты там разгорелся такой пожар, что не все даже успели попрыгать с него в воду. И крики, поглощаемых пламенем моряков, потом ещё долго раздавались у Ксандра в ушах.

Кто-то говорил, что надо продавать Соколову Удару всё, что ни попросят. Что это, в целом, союзники. Что у Кресси и так достаточно врагов. Что плохого в этом ничего не будет, это только повысит безопасность этого региона. Но в Сенате было достаточно лиц, которые говорили о том, что не хотят спонсировать никакую войну, что стоит продавать лишь ограничено, что столько тяжёлого вооружения может привести к чему-то непоправимому, и что вообще вся эта торговля оружием не очень хорошо выглядит для некоторых стран по другую границу Соколова Удара.

И пока шли все эти споры, то весь результат, который выходил, так это полное падение торговли – в Соколином Ударе начинали складировать в надежде на будущие удачные обмены своих товаров на оружие, а с нашей стороны только и делали, что ждали, пока ситуация с Красной Горой хоть насколько-то станет предсказуемой.

Ксандр услышал шаги кого-то, кто с тяжёлой одышкой поднимался по ступенькам к нему. Самая верхотура башни была по сути пятым этажом, и кроме восьми застеклённых окошек в разные стороны с приставленными к ним лавками и лестничного проёма посередине, здесь больше ничего не было.

Из проёма показалась голова его помощника Фредерика, немного полненького, бородатенького, а от того весьма позитивно и мило выглядящего человека:

– Ксандр… Сюрприз для тебя.

– Что там? Талый мёд что ли подвезли?

– Нет. Языка… Из Красной Горы. Ты любишь с такими беседовать… Его соколовцы, говорит, взяли, конвоировали, он сбежал… А получилось, что к нам.

С виду казалась уже очень интересная история. Где мы, где Красная Гора. Как так надо сбежать от соколовцев, чтобы в итоге попасть к нам?

– Иду. – ответил Ксандр и, посмотрев ещё раз на горизонт, пошёл вниз.

***

– Хедвиг… Честно, у меня других имён не было. Хедвиг… – говорил паренёк. С виду он был достаточно молод, но Ксандр уже видел несколько раз человек, которые были моложе своего возраста лет на пятнадцать, и этот был как раз похож на одного из них.

Ксандр присел к нему поближе, на расстояние вытянутой руки, и сказал:

– А почему так делаешь на этом акцент? Мы ж разве сказали, что тебе не верим?

– Я уже знаю, как допрашивают. Меня соколовцы допрашивали. По 5 раз одно и тоже… Я говорю «Хедвиг», а они мне «Как еще? Как ещё?». Я только Хедвиг. Нет у меня других имён.

– А ты сам откуда?

– Широкий узел.

– Это то есть рядом с Красной Горой, но всё же не там ещё. Всё же ещё в Соколином Ударе… И за что ж тебя соколовцы допрашивали? Обвиняли в чём?

– Да, говорили, я Красной Горе докладывал. Письма отправлял… У Вас это там в делах есть, которые при мне были. Там всё выдумано. Всё, в чём обвиняли… Свалил на меня кто-то.

– А что там, по их мнению, в письмах-то было? Что ты там такого мог написать?

– Позиции. Говорили, что я типа позиции наших сдаю. Про соседние сёла, кто там-где сидит. Чьи знамёна. Вот это говорят. Как будто от меня.

– А как это понять? От тебя или не от тебя, если это письма? Что ж их подписывали там?

– Почерк. Они говорят, почерк твой… А это не мой. Я так давно не пишу… Там буквы «у» и «д» не как у меня… Я так давно не пишу. Не мои это буквы… Кто-то делал вид, что это я, а это не мои буквы.

– То есть зря они тебя поймали значит. А чего убежал?

– Так не хочу я там больше быть. Уже давно не хочу. И им так сказал. Чтоб обменяли меня… Вы тоже можете обменять…

– Ну мы-то с Красной Горой не договариваемся.

– А с Красной Горой и не надо… С Тайфой надо.

– С Тайфой? Это с чего бы тайфанцам тебя на кого-то обменивать?

– У меня там брат живёт. И племянники… Я вообще к ним хотел переехать. Ещё из Соколова Удара. Не успел только. Мать умерла, вот я остался… А так бы давно уехал.

В этот момент к Ксандру склонился стоявший рядом Фредерик:

– Перекинуться бы словечком на минутку…

Это и сам Ксандр хотел предложить. Уж слишком странно допрашиваемый себя вёл. Странно говорил, странно думал. И с виду всё складно, а всё не хочет вязаться одно к другому. Да ещё и про Тайфанский Союз говорить начал… Ходили слухи, и не мало, что этим ребятам очень выгодно было то, что начало происходить на Красной Горе, что и к себе они эту территорию-то поджать хотели. Да вот только слухи одни да догадки. И тут вон хоть какая ниточка начала вести.

– Он же шитик, чёрт бы его. – сказал Фредерик, стоило им выйти за дверь.

«Шитиками» или «зашитыми» называли тех, кого заколдовал маг. И проявлялось это в одурманивании мыслей, разорванном сознании, когда человек начинал во что-то верить непоколебимо, при этом разные вещи могли укладываться в его голове одновременно даже при наличии очевидных противоречий друг с другом. Подобная практика была запрещена на международном уровне, но некоторые страны её активно использовали, правда, пока доказать это было нельзя. Ходили слухи, что если начать кого-то «расшивать», то объект просто покончит с собой на каком-то этапе. Потому ни доказать, ни разузнать толком ничего было нельзя.

– Ну это я тоже так подумал… – ответил Ксандр. – Да вот экзорцисты из нас такие, что глядишь и сами им заколдуемся… Про Тайфу что думаешь?

– Срань это – вот, что я думаю… Про них все говорят. И если окажется, что они правда там кого-то зашивают, так нам пол-Сената начнёт орать, что мы ситуацию дестабилизируем. И я не для того тебя попросил выйти, чтоб ребусы эти разгадывать… Ксандр. Оставь его… Не надо нам этой чертовщины. Уж если он так свистит, что его обменяют, так давай обменяем, и дело с концом.

– А если нет? Много там тайфанцы на обмен идут? Тем более он мелкая сошка. Стучал там на своих и не более… Да и, знаешь. Как-то скучно мне… – Ксандр отвернулся и уже взялся за ручку двери, но Фредерик его остановил:

– Ксандр, не стоит это того! Потом ведь жалеть будешь, что в это полез. Не наше это дело.

Ксандр только улыбнулся в ответ и, открыв дверь, зашёл внутрь и устроился на своё прежнее место. Помещение, в котором происходил допрос, было маленькой комнаткой в центральной башне внутреннего периметра, называемой «Квадрат», просто потому что стороны её все были одинаковы у основания. При этом в высоту она была больше соседних в полтора раза. Такие объёмы позволяли уместить в ней несколько ярусов, на каждом из которых располагались комнаты для допросов, камеры заключения и всё, что с этим связано.

– Значит так, Людвиг. – начал было Ксандр, но допрашиваемый тут же его прервал:

– Хедвиг! Меня зовут Хедвиг!

– Как? Ты же только что мне сказал, что Людвиг… Стоит выйти на минутку, а всё сразу меняется…

– Хедвиг!!! Я за правду! Я сразу сказал, что меня зовут Хедвиг!

– За какую ты правду?

– Соколовцы убивали там своих. Они всё начали. Они начали убивать своих же на Красной горе. А всё потому что поклоняются Бахусу. Всё дело в этом. За нами добро. Потому они хотели всё уничтожить. Мы последний оплот правды и мира на этой грешной земле…

– Так значит соколовцы поклоняются Бахусу? А откуда ты это взял? Сам видел?

– Все так говорят. Все на Красной Горе так говорят. Там врать не будут… Они там сами видели, как соколовцы по домам ходят и детей отбирают.

– А ты сам что видел?

– Я?… Вы правда не понимаете?! Они же поклоняются Бахусу, а детей своих продают. И захотели и детей Красной Горы продавать… А люди против. Потому что знают, что нами добро.

– За кем за нами?

– За нами! За Тайфой… Там такого нет. Там хотят мира. Там добро. – глаза Хедвига к этому моменту покраснели, а руки начали трястись. При этом голос звучал достаточно живо и членораздельно. Выглядело так, будто он репетировал эти фразы множество раз, и сейчас был в состоянии их столь звонко произносить именно по этой причине.

– Знаешь вот что… Не верю как-то я тебе…

– Да ты что тупой?! Тебя землю за это заставить жрать, которая тебя кормит! – Хедвиг поднялся с места, но цепь, державшая его за лодыжку, не пустила дальше. Он начал махать перед собой руками, пытаясь достать Ксандра, но даже невооружённым глазом было видно, что расстояние через стол для этого слишком большое. При том всё продолжал пытаться дотянуться, словно его руки со временем могли стать длиннее. – Выродки! Вы все здесь выродки!!! Вас всех надо уничтожить! Все ваши дома и всех ваших детей! Выжечь всю нечисть!

– Уничтожить наши дома и детей? И после этого ты говоришь, что соколовцы поклоняются Бахусу? А вы не поклоняетесь?

– Мы свет! Мы добро! Единственный свет, что остался!

– Как-то не вяжется твоя концепция всё уничтожить с добром…

Хедвиг продолжал ещё что-то кричать про то, что это единственный выбор, про то, что приходит время, когда по-другому же нельзя. Когда все шансы и возможности исчерпаны. Когда надо действовать жёстко. И добро должно так действовать, иначе будет уничтожено. А Ксандр вышел из помещения вместе с Фредериком.

– Вот ничего ж нового не узнали… К чему вот это всё было? – спросил Фредерик, стоило захлопнуться двери.

– Заклинание-то не слабое. Ты видел, как далеко он пошёл в своих рассуждениях?

– Видел. Только вот толку нам с этих рассуждений… Мы держава мирная. Торговлей занимаемся. А вот это осиное гнездо ворошить… Только вроде всё успокоилось…

– Если ты думаешь, что получишь местечко поспокойней, где сможешь отсиживаться – то нет. – Ксандр сказал это как-то воодушевлённо и улыбаясь. – Спокойного местечка в скором времени больше не будет.

***

Ксандр был сыном сенатора и одним из лучших полководцев Республики Кресси. Иногда ему доводилось и договариваться о чём-то весьма щепетильном, исполняя, по сути, роль дипломата, и тогда ему было не очень понятно, зачем отец подкидывает ему такие задачи. Но со временем, когда жизненного опыта прибавилось, ему стало очевидно, что умение распознавать мысли других пригодятся на поле боя не меньше, чем в переговорном шатре. В те моменты ему казалось, что ничего гнуснее и омерзительней, чем о чём-то договариваться с врагами, просто нет на всём свете, но когда он первый раз увидел, что переговоры в итоге предотвратили настоящую войну, то первые же мысли были о том, что он смог уберечь не одну когорту своих бойцов.

Это тоже было немного заразительно. С течением времени, с постепенным обретением власти люди начинали мысленно присваивать себе что-то государственное. И те три легиона, которые были в подчинении Ксандра последние 4 года осмысливались им, как его собственные.

При этом отец ему несколько раз твердил, что не человек должен привязываться к месту, а место к человеку. Что это без него не должны быть способны решать разного рода вопросы. А не он должен переживать из-за отсутствия у себя этого места. Место должно зависеть от него. Место должно бояться его потерять. Место должно пострадать от его ухода. Только так, и никак по-другому… И всё равно. Ксандр очень привязался к своим трём легионам бойцов. Он просто не мог себе представить, что не будет командовать всеми этими людьми. Что ими будет командовать кто-то другой. Кто-то другой будет строить их на плацу и отдавать им приказы… И сейчас, когда он смотрел в глаза своего отца, то все мысли были только об этом – в очередной раз он не хочет прислушиваться к его словам, в очередной раз, он хочет проходить этот путь самостоятельно. С потерями и горечью со временем понимая, что был не прав.

– У тебя ещё есть время подумать. Хоть и немного, но есть. – сказал Эрик. Он предлагал сыну занять вскоре освобождающееся место сенатора. Для этого надо было отказаться от всех полномочий военачальника, выдвинуть свою кандидатуру на избрание, а затем ожидаемо победить в выборах.

– Да провалю я эти выборы. Какой из меня политик? – Ксандр не хотел говорить напрямую, что не хочет. Хотя и ему, и его отцу было понятно, в чём дело на самом деле. Но говорить при этом он всё равно не хотел. Пусть уж лучше он будет бестолковым воякой, чем почётным политиком.

– Такой же, какой и из меня… И если бы я не был уверен в победе, то не стал бы выдвигать тебя… Это для тебя это стало бы простым поражением, а для меня это было бы ударом по репутации в партии… Той самой партии, который и ты служишь как военный.

– Отец, я служу Республике.

– Ты правда решил корчить из себя тупого вояку? Это ты мог позволить себе в 25 или даже 30 лет. А вот в 37 – это уже не солидно выглядит… Тем более, что многие ещё помнят твои победы на поле боя, которые были достигнуты явно головой, а не грубой силой. Неужели ты думаешь, что людей так просто обмануть?

Ксандра иногда доканывала эта манера что-то доказывать, используя в буквальном смысле голову оппонента. В данном случае он, очевидно, использовал регулярную фразу Ксандра о том, что народ можно обманывать сколько угодно и как угодно. И что вообще народ за это будет благодарен. Такое Ксандр любил говорить в узких кругах, но не публично, просто потому что знал, что подобное может обидеть, как его воинов, так и избирателей его отца… Но при этом те победы, которые отец имел в виду действительно были просчитаны досконально, а потом также досконально как по нотам сыграны. Битва у Лунной заводи и битва на солёном мосту. В первом случае он заманил противника к берегу, чтобы можно было использовать мангонели с рядом стоявшей флотилии, во втором случае те же мангонели он использовал при попытке противника перейти на другую сторону реки. В обоих боестолкновениях он сделал всё, чтобы свой ход враг считал удачным стечением обстоятельств, которое нельзя упустить, в реально же подготовив искусные ловушки.

– Я не хочу, чтобы мы были похожи на каких-нибудь Йенсенов.

– А чем они тебе не нравятся? Ты считаешь, у них мало влияния?

– Я не знаю, сколько у них влияния. Но для людей они посмешище. Их расценивают, как каких-то пешек, которые выполняют чужие указания. Проводят в жизнь законы, которые сами не знают, в чём заключаются. Которые не читают даже перед тем, как предлагать на рассмотрение. Утверждают, что это правильно, а сами даже не знают, что это вообще за такое слово «правильно». – Ксандр говорил это всё и вспоминал мать Лизу Йенсен и её дочь Кейт Йенсен, которые теперь уже обе были сенаторами, и постоянно выступали за ужесточение каких-то миграционных правил: сначала придумали квоты на разные направления, затем экзамены на знание истории, затем медицинские анализы. В массах говорили, что они просто отрабатывают хлеб своих избирателей, но это не вязалось с тем фактом, что район, от которого они избирались вообще не имел проблем с мигрантами ни в каком виде – ни у каких мигрантов просто не было денег селиться в столько престижных местах. Зато вот версия про то, что у них есть какой-то покровитель в Правительственном Совете, выглядела куда более убедительной. В любом случае видимая династическая линия поведения в политике для Ксандра выглядела как какая-то профанация политической деятельности как таковой. Хотя какая профанация? Сами политики уже профанация.

– Вначале – да… Но в жизни всё не так просто, как кажется на первый взгляд. И когда какой-то процесс начинает работает, то это не значит, что он будет работать именно так всегда… Он обязательно будет меняться. И если говорить про Йенсенов, то да. Безусловно, раньше они выполняли политические заказы. Им скидывали, что говорить и когда говорить. И они говорили. Но прошло время, и они стали частью системы до такой степени, что даже тот, кто спускал им решения сверху, уже так просто не сможет их остановить. Ведь вся государственная машина, уже работает в этом направлении. Вектор уже задан. Ни они сами, ни их крыша не могут затормозить это движение. И тенденции по ужесточении миграции будут расти и дальше, уже теперь потому что остановить их нельзя. Но нельзя упускать из виду один очень тонкий момент всего этого… Скорость, с который будет двигаться этот процесс, определять будут именно Йенсены, потому что они являются главной публичной фигурой этого процесса. А вот это уже реальная власть… И если раньше они были, как ты их назвал «посмешищем», то теперь смешным это уже не выглядит.