Kitabı oxu: «Летопись далёкой войны. Рассказы для детей о Русско-японской войне», səhifə 3

Чёрный дракон на тропе войны

1906 году писатель Александр Куприн опубликовал свой рассказ «Штабс-капитан Рыбников». В нём перед читателем раскрывалась драматическая атмосфера, дарящая в России в конце Русско-японской войны, а также изображён талантливый японский разведчик, маскирующийся под туповато-грубого русского штабс-капитана и легко собирающий в столице нужные ему сведения. Сюжет этого рассказа имел под собой реальную почву.

Готовиться к войне с Российской империей Япония начала, конечно, задолго до разрыва дипломатических отношений. В конце XIX века на волне национального подъёма и патриотизма в стране возникли два тайных общества: «Чёрный океан» и «Чёрный дракон». Вскоре они слились в единую организацию с названием «Чёрный дракон», которая и стала первой разведывательной службой Страны Восходящего Солнца.

Арестованный японский разведчик Кобояси под охраной русских солдат

Уже тогда разведка, осуществляемая в интересах родины, считалась в Японии почетным и благородным делом. Многие известные люди почитали за честь вступить в эту организацию. В неё входили не только кадровые офицеры армии и флота, но также члены правительства и даже представители императорской фамилии. Финансировали «Чёрный дракон» богатейшие кланы Японии.

Ещё в сентябре 1891 года японское правительство обратилось к России с просьбой разрешить японским артелям наниматься на работу в дальневосточный и сибирский регионы империи. Разрешение было дано. Конечно, этим сразу же воспользовалась разведка. Год спустя в Токио открылась школа по изучению русского языка. Вскоре подобные школы были открыты и в других городах. В результате к началу войны едва ли не каждый двадцатый японский офицер говорил на русском языке и читал нашу прессу в подлиннике.

Арест японских лазутчиков в Мукдене

Японские агенты проживали в России под видом торговцев, парикмахеров, прачек, фотографов, владельцев гостиниц и школ японской борьбы, содержателей домов с гейшами. За передвижением воинских эшелонов шпионы наблюдали на многих станциях Сибирской железной дороги. Отлажена была и система связи. Резидентуры имелись во многих крупных городах Дальнего Востока: Харбине, Порт-Артуре, Владивостоке, Хабаровске, Иркутске. А преданность своей стране и императору практически исключала перевербовку.

Руководителем всей агентурной сети на Дальнем Востоке был профессиональный разведчик Фуццо Хаттори. Успехи его деятельности были таковы, что японский Генеральный штаб имел всю необходимую информацию о русской армии и флоте в Сибирско-Тихоокеанском регионе. Впоследствии деятельность этого разведчика долгое время изучалась в японских разведшколах как образец для безусловного подражания.

Корейцы-шпионы, пойманные вблизи Новокиевска (Иркутская обл.) и доставленные военному губернатору в Никольск (ныне Уссурийск)

Свою разведывательную службу имел и военно-морской флот. Не удивительно, что ещё до нападения на Порт-Артур японское командование имело точную карту крепости, а также план гавани и рейда, на котором было помечено расположение каждого корабля.

В деле шпионажа японская разведка использовала абсолютно все возможности, в том числе европейскую и российскую прессу. Негласный подкуп иностранных органов печати на Дальнем Востоке у японцев вскоре вошёл в систему. Получали они информацию о русской армии и флоте и от офицеров иностранных государств. Денег на разведку страна не жалела. Только за три предвоенных года на эти цели японцы потратили почти 12 миллионов рублей золотом. Российская же смета на аналогичные цели за тот же период составила всего 56 тысяч.

Разведывательная деятельность Российского Генерального штаба против Японии велась бессистемно. Наша военная разведка проигрывала японской во всём. У России не было ни разведшкол, ни квалифицированных кадров, ни достаточного количества переводчиков, знающих японский язык. В начале войны у русской армии даже не оказалось надёжных карт предполагаемого театра военных действий.

Российские военные агенты в Токио службой себя особенно не обременяли. Японского языка они не знали. О создании какой-либо агентурной сети речи вообще не шло. В своих донесениях они чаще всего добросовестно сообщали то, что им удавалось узнать от своих коллег, немецких и французских офицеров, и даже не пытались определить, насколько эти сведения правдивы и не дезинформация ли это японской разведки. Вместе с тем даже на основании таких небогатых данных военный атташе в Японии полковник Владимир Самойлов сообщал в Петербург, что все европейские военные агенты убеждены, что русская армия будет разбита японцами ещё до подхода основных сухопутных подкреплений. Наш флот иностранцы также считали безусловно слабее японского.

Что можно сказать в заключение? В январе 1900 года в Петербурге в Морской академии прошла штабная игра. Её целью была проверка боеготовности вооружённых сил России на Дальнем Востоке. Результаты были неутешительны, но никаких выводов никто так и не сделал. Позднее некоторые военные эксперты предположили, что отчёт об этой игре, помеченный грифом «Совершенно секретно», оказался в руках вражеской разведки и был использован японским командованием в качестве сценария будущей войны.

«Желательно, чтобы не мы, а японцы открыли боевые действия. Поэтому, если они начнут боевые действия против нас, то вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею или на Восточный берег до Гензана включительно».

Из телеграммы Николая II наместнику на Дальнем Востоке адмиралу Алексееву

Господь да будет нам в помощь!

В столице российской империи бытовало мнение, что Россия прочно утвердилась в Маньчжурии. Из Петербурга царским сановникам Япония виделась маленьким и весьма отсталым государством. Многим не верилось, что эта небольшая страна может ввязаться в борьбу с таким исполином, как Россия. А если и ввяжется, то будет уничтожена одним щелчком российского колосса.

Немногочисленные же трезвые голоса специалистов всегда тонули в криках ура-патриотов. Так, полковник Самойлов, основательно изучивший японскую армию и флот, оценивал их как очень серьёзного противника. Более того, он предполагал, что при тех условиях, в которых находятся наши войска и эскадра на Дальнем Востоке, успешные боевые действия вести будет очень трудно. Одной из главных проблем он считал невысокую пропускную способность Сибирского пути, из-за которой снабжение армии всем необходимым было весьма затруднено.

Плакат времён Русско-японской войны

В январе 1902 года Япония и Англия подписали договор, который носил явную антироссийскую направленность. Теперь в случае войны дипломатическая поддержка Японии была обеспечена. Это окончательно развязывало руки Стране Восходящего Солнца. Год спустя в российском генеральном штабе уже никто не сомневался, что война с Японией начнётся в самое ближайшее время. Об этом было доложено Николаю II. Но никаких экстренных мер со стороны монарха не последовало.

В конце января 1904 года окончательно зашёл в тупик и переговорный процесс. На одном из приёмов российский император даже объявил японскому послу: «Япония кончит тем, что меня рассердит». Вкоре японское правительство объявило России, что прерывает с ней дипломатические отношения. В ответ русской дипломатической миссии был отдан приказ в полном составе покинуть Токио.

Всё указывало на то, что Япония желала воевать.

Адмирал Алексеев

Это понимали военные, но по-прежнему не хотели видеть царские сановники, которые пребывали в иллюзиях о несокрушимой мощи государства. О разрыве дипломатических отношений между двумя странами в Порт-Артуре знал только наместник царя на Дальнем Востоке адмирал Алексеев и близкие к нему люди. Командование эскадры в известность поставлено не было.

Незадолго до начала войны адмирал Степан Макаров в Петербурге подал в Морское министерство записку, где предупреждал об опасности расположения русского флота на внешнем рейде Порт-Артура. «Если японцы атакуют там наши корабли, то результат такой атаки будет для нас очень тяжёл», – подчёркивал он. Рекомендацией флотоводца пренебрегли, а его слова оказались пророческими.

Днем 26 января в Порт-Артур пришел английский пароход, на который в спешном порядке погрузились все проживающие в городе японцы. От них неприятель получил последние сведения о расположении в гавани русских кораблей.

Японский эсминец

Вечером того же дня на флагманском броненосце

«Петропавловск» прошло совещание высшего командования эскадры. Закончилось оно в 23–00. Обсуждали возможные мероприятия на случай нападения противника. Прощаясь с командирами, начальник морского штаба контр-адмирал Витгефт сказал: «Войны не будет».

Вражеская атака началась через полчаса. Десять японских миноносцев подошли к бухте с погашенными огнями и удачно миновали передовой дозор. Ориентируясь по маякам и прожекторам наших кораблей, освещавших подходы к рейду со стороны моря, они точно вышли на цель. На внешнем рейде Порт-Артура тогда стояло 16 кораблей. Противоторпедные сети броненосцев опущены не были.

Атака продолжалась чуть более часа. Вражеские миноносцы стреляли практически в упор. Всего неприятель выпустил 16 торпед, но попали в цель и взорвались только три. Из строя были выведены броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич», а также крейсер «Паллада». Как выяснилось позднее, японские моряки в спешке выпустили большинство торпед с невыдернутой чекой (не поставив их на боевой взвод). Иначе результаты нападения были бы более плачевными.

Броненосец «Ретвизан» после атаки японских миноносцев

Когда наконец-то объявили тревогу, и на суше, и на многих кораблях не поняли, боевая она или учебная. В море вышли крейсера и миноносцы для отражения возможной повторной атаки, но её не последовало. К тому времени уже вовсю шла высадка неприятельских войск в Корее, японские боевые корабли захватывали российские торговые суда в её территориальных водах и портах.

Утром 27 января адмирал Алексеев направил в Петербург телеграмму, где сообщал о нападении. Встревоженный случившимся, он отбыл в Порт-Артур. На следующий день Россия получила формальное объявление войны. В этот день в дневнике Николая II появилась запись: «Господь да будет нам в помощь!» Отношение российского императора к начавшейся войне продолжало оставаться легкомысленным. Когда у царя спросили, как он относится к успеху японцев, монарх небрежно ответил: «Ну, знаете, я вообще смотрю на это, как на укус блохи».

«Я никогда не забуду представившегося мне зрелища. Палуба залита кровью, всюду валяются трупы и части тел. Ничто не избегло разрушения: в местах, где разрывались снаряды, краска обуглилась, все железные части пробиты, вентиляторы сбиты, борта и койки обгорели. Там, где было проявлено столько геройства, всё было приведено в негодность, разбито на куски; плачевно висели остатки мостика. Дым шёл из всех отверстий на корме, и крен на левый борт всё увеличивался».

Из воспоминаний командира французского крейсера «Паскаль»