Комодский дракон. Поезд призрак. Часть 2

Они выскочили на перрон. В лучах заходящего солнца чёрный паровоз с красной звездой, выпуская под колёса белый струйки пара, приближался к дощатому перрону.

Сашка стоял между чекистом и железнодорожником, а прибежавший милиционер, стоя сзади, никак не мог накинуть петельку ремешка на шевелящиеся Сашкины кисти.

Когда до приближающегося паровоза остались считанные метры, Сашка неожиданно резко повернулся и кулаком, выдернутым из незатянутой ремённой петельки, мощно ударил чекиста снизу вверх в подбородок. Тот отшатнулся назад. Сашка, как уж вывернувшись из рук милиционера, сделал шаг и спрыгнул с невысокого перрона на пути, мгновенно перескочил второй рельс, и, падая вперёд, почувствовал тепло промчавшегося паровоза, прямо за своей спиной. Его даже обдало облачком пара. Он упал, и прокатился по пахнущей машинным маслом щебёнке, больно ободрав руки.

Не веря в то, что остался жив, вскочил, прихрамывая, помчался через пути к спасительным кустам акации. Попутно отметив длиннющий товарняк, приближающийся с противоположной стороны.

– Это мне на руку, пока он пройдёт, или остановится, преследователи на эту сторону путей не попадут, а я до речки добегу, – подумал Александр, неожиданно вспомнив свои прежние опасения: – «не хватало ещё ноги в тридцатых годах под колёсами оставить! Слава Богу, пронесло!

Продравшись через колючие кусты и преодолев узкую полоску ивняка, Сашка очутился на берегу реки. Не раздумывая, бросился в воду и поплыл к противоположному берегу. Широкий плёс в этом месте делала плавный поворот. Александр плыл изо всех сил, устав, он перевернулся на спину и внимательно оглядел удаляющийся берег. Преследователей не было видно. На противоположной стороне, течением его прибило к плакучей иве, купающееся своими роскошными ветвями в водах реки. Он хотел было выйти на берег, но что-то заставило оглянуться. По берегу, откуда он только что приплыл, верхом на коне медленно ехал вокзальный милиционер, осматривая в бинокль округу.

Сашка затих, стараясь даже лёгким всплеском воды не выдать своё присутствие. Через листву он наблюдал, как Алябьев, заглядывая под каждый куст, осматривая в бинокль воду и противоположный берег, проехал мимо. Вскоре его белый шлем исчез среди кустов.

Саша не сразу решился выходить наверх, предполагая и тут встретить преследователей. Но потом, подумав, понял, что за такое короткое время, едва ли возможно организовать подобную погоню. Тем не менее, нужно было быстрее уходить от реки.

Выбравшись на крутой берег, прячась между кустами, прихрамывая, он отошёл довольно далеко и остановился передохнуть. Подвёрнутая во время прыжка нога, опухла во взъёме и болела всё сильнее и сильнее.

– Да, далеко мне не уйти! Надо найти какую-нибудь ямку, затаиться и переждать.

Около часа он шёл, почти не останавливаясь. Наконец прибрежные заливные луга закончились, и он вошёл в сумрак соснового леса. Ковёр опавшей хвои пружинил под ногами. Слабые лучи закатного солнца, едва пробивались через пышные кроны вековых деревьев. Александр нашёл вывороченную бурей громадную сосну, под её мощные корни натаскал мелких веток и устроил некое ложе.

Стянул с себя мокрую одежду, всё тщательно выжал и развешал по кустам. Опухшая нога пульсировала нестерпимой болью.

– На перелом не похоже, – подумал он, – со сломанной ногой, столько бы, не прошёл. Скорее всего, вывих, – используя все свои медицинские знания решил Сашка. Надо попытаться вправить и туго перевязать.

Первая же попытка рукой пошевелить стопу, чуть не лишила его сознания. Оторвав от подкладки пиджака полосу, как мог, перетянул ногу.

Когда солнце спряталось за дальними сопками, он натянул на себя слегка влажную одежду и улёгся на пахучий лапник. Сон долго не шёл, в глубине тёмного леса чудились какие-то звуки, неясные голоса, птицы устраиваясь на ночь, перелетали с дерева на дерево. Но усталость взяла своё и он незаметно уснул.

Леший

Спал Сашка неспокойно, часто просыпался, вслушиваясь в темноту, до рези в глазах пытался определить даже малейшее движение в глубине леса. Измученный и больной он сумел уснуть только под утро, когда на востоке просветлело небо и стали видны в утреннем тумане спящие деревья.

Проснулся, как от толчка, ощутив какое-то движения поблизости. Сквозь приоткрытые ресницы, среди высокой травы, совсем рядом, он увидел крупного волка. Вероятно, хищник почувствовав, что человек проснулся, обнажил жёлтые клыки и зарычал! Иголочки страха пробежали по волосам и Сашкиной спине, он замер от ужаса!

Рядом, в изголовье возник лёгкий шорох и сверху послышался хриплый голос:

– Не бойтесь, он вас не тронет!

Обойдя вывороченные корни дерева, перед Александром возникла фигура рослого, бородатого мужчины, с пышной седой шевелюрой, одетого, как показалось Сашке, в какие-то лохмотья, с ружьём в руках. Очень похожий на Зверобоя из произведения Фенимора Купера

Александр попытался встать, но скривившись от боли, снова опустился на ветки.

– Что с вами? – спросил незнакомец, присаживаясь на корточки

– Что-то с ногой, – ответил Саша, – вероятно вывих.

– Можно посмотреть?

– Смотрите, – горько улыбнулся Александр, – за показ денег не беру.

Мужчина прислонил ружьё к корневищу и осторожно размотал повязку.

– Да, дела неважные! Сейчас посмотрим, – он осторожно ощупывал опухшую ногу, разговаривая сам с собой, – где ж ты так неудачно прыгнул? Вчера надо было в больницу идти, такого бы отёка не было. Ишь, как раздуло, култышка, а не нога! – встав на колени, мужчина на секунду задумался, обращаясь к Сашке, сказал – ухватись вон за тот сучок над головой, и маленько потерпи!

Пошарив рукой, Саша нащупал толстое корневище и, как муравей за соломинку, уцепился за него.

Незнакомец двумя руками поглаживал больную ногу, нащупывая что-то, и вдруг неожиданно и резко дёрнул, слегка повернув. Сашка взвыл от нестерпимой боли, в ноге что-то хрустнуло и боль начала проходить.

– Всё! – сказал незнакомец, вставая.

– До посёлка вы, конечно, не дойдёте, придётся пару денёчков пожить у меня. Поднимайтесь, собирайтесь и потихоньку пойдём.

С помощью мужчины, Александр натянул кед на больную ногу и поднялся.

– Не стесняйтесь, обопритесь на меня, – подбодрил незнакомец, – обнимите меня за плечо, попробуйте немножко наступать на больную ногу. Ну что, поковыляли?

И они действительно «поковыляли», Сашка, то слегка наступал на опухшую ногу, то скакал на одной, держась за мужчину.

Пёс, действительно похожий на волка, обнюхал Сашку и больше не выказывал агрессии. Он, по-видимому, зная дорогу, убегал далеко вперёд, а затем возвращался, появляясь неожиданно с разных сторон. За весь путь незнакомец не проронил ни слова.

Они спустились в неширокий распадок, вышли к полноводному ручью и двинулись его берегом вверх по течению. Вскоре распадок перешёл в ущелье, когда-то пробитое водой в скальных породах. Едва заметная тропинка петляла по берегу между стволов громадных елей и лиственниц. Наконец вышли на опушку леса, среди деревьев виднелось рубленное зимовье, постройка поменьше, – вероятно баня, рядом поленница дров.

Внутренне убранство жилища поражало простотой: – две широких лежанки вдоль стен, посредине стол из грубых досок, справа от входа печь из крупных голышей, обмазанных глиной. На печи два закопчённых чугунка. На полке скромная кухонная посуда, чайники и кружки.

Помогая Александру укладываться на лежанку, незнакомец сказал:

– Сейчас согреем чай, перекусим, чем Бог послал, ногу попарим настоем из трав, а там видно будет!

Он сноровисто растопил печь, в зимовье запахло берёзовыми дровами и едой. Когда чайник закипел, выплёскивая на плиту шипящую воду, хозяин принес потемневшую от времени деревянную банную шайку и положил в неё пучок высушенной травы. Всё это заварил кипятком и накрыл тряпицей.

Присаживаясь к Сашке на лежанку, предложил, протягивая ладонь:

– Давайте познакомимся – Леонид! Для друзей и товарищей, просто – Леший!

– Александр, – представил Сашка, слегка стушевавшись, – а почему Леший?

– Мама, царствие небесное, ласково называла – меня Лёней, когда подрос, пацаны кликали – Лёхой. С войны вернулся, друзья, кто жив остался, величали – Лёшей, когда в лес ушёл, в шутку именовали – «Лёшей-Лешим», со временем осталось только – «Леший», что переросло в прозвище. Теперь все так зовут. Весной в магазин – факторию привезу пушнину, добытую за сезон, там даже в ведомости теперь пишут – Леший.

Сашка вспомнил, что именно этим мифическим духом, хозяином леса, показался ему незнакомец при первой встрече в тайге.

Рассказывая свою историю, Леший перенёс парящую шайку к Сашкиной лежанке:

– Так, давайте поднимайтесь, садитесь, больную ногу тихонечко опускайте в шайку. Так, хорошо! Горячо? Надо потерпеть, сейчас кожа привыкнет. Сидите, отдыхайте. Я сейчас кушать приготовлю, вы вероятно голодны?

У Сашки от сытного запаха, доносящегося от печи, кружилась голова, он не произвольно сглатывал слюну.

– Честно признаюсь, со вчерашнего обеда во рту росинки не было.

Когда живописные лохмотья охотника, похожие на засохшие корни деревьев и извивающиеся стебли растений, служившие маскировкой, были сняты, перед Александром предстал высокий, хорошо сложенный мужчина, с правильными, несколько восточными чертами лица, пышной шевелюрой и седой бородой. На вид, ему можно было дать лет шестьдесят.

– Вода ещё не остыла? – спросил Леший, – сейчас помогу вам придвинуться к столу и будем кушать. Ногу можете не вынимать из шайки.

Он помог Сашке умоститься за столом, поставил перед ним деревянную миску с аппетитно пахнущим варевом и подал деревянную красиво расписанную ложку. Поставил себе такую же миску, перекрестился на тёмные образа в углу и сел напротив.

– Приглашаю, откушаем, что бог послал! Хлеба не будет, он у нас редкий продукт, изредка сам пеку, иногда из Павловки привожу.

– Поймав ложкой приличный кусок мяса, Саша поинтересовался:

– Скотину держите? Или кроликов?

– Охотник в тайге живёт с леса – что подстрелил, поймал, собрал, то ем сам, и собаке перепадает. Кролик, которого мы едим, вчера вечером был зайчишкой, попавшим в петлю.

После еды хозяин сходил к ручью, помыл посуду, покормил собаку. Вернувшись, взяв ружьё, Леший сказал:

– У меня на ближнем озерце два дня «мордушки – плетёнки» стоят, утром собрался пойти проверить, да Полкан, как только вышли, потянул в распадок, далеко вас учуял. На зверя натаскан, без нужды не лает, так и подошли незаметно к месту, где вы спали. Сейчас пойду на озеро, снасть проверю, ушицы к вечеру сварим. А вы поспите!

Оставшись один, Сашка долго ворочался на жёстком топчане, прислушиваясь к звукам на улице, и незаметно уснул.

Проснулся от звука открываемой двери, – вернулся Леший:

– Жив, здоров! – бодро поинтересовался он, – боль-то прошла, полегче стало?

– Легче, почти не болит.

– Вот и хорошо! Воду согреем, попарим больную ногу. Печь топить не будем, жарко спать ночью, на таганке согреем.

Сашка слышал, как он ходил, гремел ведром, о чём-то разговаривал с Полканом.

Когда вода согрелась и трава запарилась, Леший помог Александру выбраться наружу, усадил его на чурбак, заставил опустить ногу в шайку. Сашка огляделся, солнце уже наполовину спряталось за ближайшей сопкой, от ручья потянуло прохладой.

– Наверное, я долго спал?

– Прилично, – ответил Леший, продолжая чистить пойманных карасей, – да и я прилично задержался, улов был неплохой, собрался было возвращаться, смотрю, от реки в сторону зимовья, два всадника направляются. Пришлось выйти на дорогу, да подождать. Подъехали, один наш участковый милиционер, второго не знаю, чувствуется не наш – в седле «охлюпкой» сидит, не наездник, хотя и военный. У нас в посёлке два милиционера – один на станции – линейного отдела, а другой – участковый, в посёлке. Участковый спрашивает:

– Чужих не встречал?

– Не встречал, – отвечаю. – А что стряслось?

– У линейной милиции вчера какой-то опасный преступник сбежал. Шустрым оказался, – сбил с ног сотрудника госбезопасности, перед самым поездом перепрыгнул через пути, и след простыл! Вероятно, это был японский шпион, натренированный, знающий приёмы борьбы, умеющий быстро плавать. Он скрылся за рекой.

Постоял я с этими людьми, поговорили, они рассказали приметы беглеца и ускакали, я направился домой.

Сашка замер ожидая, что будет дальше, но Леший молчал, продолжая распарывать брюхо ещё живому карасю.

Ужинали у костра, когда на небе уже засверкали первые звёзды. Искры от костра сверкающими светлячками поднимались к темному небу, и казалось, смешивались в его бескрайней синеве с далёкими, блестящими звёздочками.

За ужином, возвращаясь к незаконченному разговору, Леший напрямую спросил:

– Это вас искали?

– Да меня, – просто ответил Александр.

– Я в такие дела не лезу. Посчитаете нужным, расскажете потом, как дело было. И не беспокойтесь, если кто поблизости появится, Полкан сразу подаст знак.

На заимке Лешего Александр прожил, без малого месяц, они подружились. Опухоль на ноге проходила медленно, даже через неделю, Сашка с трудом становился на больную ногу. Леший научил его плести из ивовых прутьев «морды», такие интересно сконструированные корзины, в которые рыба, чувствуя пищу, с радостью заходила, но потом, никак не могла выбраться на волю.

С вечера, заготовив необходимое количество ивовых прутьев для работы, Леший уходил в тайгу по своим охотничьим делам, а Сашка оставался «на хозяйстве», плёл «мордушки», которые ещё назывались «вентерями», готовил к возвращению Лешего еду, по субботам топил баньку.

Когда боль в ноге понемножку утихла, Сашка приноровился в горной речушке, протекающей по распадку, ловить пугливых хариусов.

Леший похвалил квартиранта за такую самостоятельность:

– Для таёжника лето и ранняя осень, в вопросах питания, не самое лучшее время. Вроде всё есть – и ягода лесная поспела, и грибы под каждым кустом, и какие ни есть, съедобные корешки выросли в земле. Но мяса, главного продукта охотника, маловато. Дичь подрастает, перелётная птица ещё не устремилась на юг, а в местных утках, мяса – с кулачёк. Но самое главное – добычу негде хранить. На дворе жарко! И всё подстреленное надо съедать в этот же день. Или вялить, солить, коптить, на что просто нет времени. С рыбой проще – она всё время есть, не в этой заводи, так, в следующей. Поймал, почистил и в уху!

Со временем, Леший стал брать Александр в свои дальние походы. Как охотник-промысловик, занимающийся заготовкой пушнины, он имел свои закреплённые охотничьи угодья. Громадный участок тайги, обойти который можно было, вероятно, за несколько недель.

В разных местах участка, имелись построенные ещё прадедами, землянки, как Леший их называл – «зимовники», с простенькой печуркой из камней, лежанкой, запасом дров, круп и соли. Где уставший за день охотник мог найти тепло и приют. Ремонтом зимовок, засидок и лабазов, Леший занимался ежегодно, в последние тёплые дни осени, в чём ему, в этот раз, охотно помогал Сашка.

Уходили от своего зимовья на несколько дней. Валили сухостой, пилили и кололи дрова, ремонтировали землянки, приводили в порядок лобазы – крепко срубленные из брёвен хранилища для припасов, поднятые для защиты от диких зверей, над землёй. Куда, с первыми морозами, Леший, на нанятой лошади, должен будет завезти всё необходимое.

У Лешего в посёлке Павловка был хороший дом, в котором он бывал крайне редко, родных и близких, как понял Сашка, у нового товарища не было. Иногда по своим делам Леший уходил в посёлок и оставался там, на пару дней, возвращаясь с покупками.

Через несколько дней после появления Александра, возвратившись из посёлка, Леший рассказал, что там произошли большие перемены. Милиционера линейного отдела милиции на транспорте, после побега японского шпиона, вместе со старшим лейтенантом государственной безопасности, допустившим побег, следующим утром увезли, прибывшие сотрудники областного НКВД.

Работая в тайге, мужчины сдружились и давно перешли на «ты». К событиям на вокзале, связанным с появлением Сашки, больше не возвращались.

Однажды, под вечер, когда не по-осеннему жаркое солнце, клонилось к горной гряде на западе, друзья добрались до очередного зимовника. Осталось только спуститься в уже наполненный сумерками глубокий распадок.

– Давай отдохнём, – предложил Леший, садясь на ствол поваленной сосны, – что-то я притомился!

Александр опустился рядом.

С вершины открывался прекрасный вид. Прямо под ногами, по склону сопки, высились разлапистые кедры, у подножия их сменяли ели и сосны. Зелёное таёжное море, в лучах заходящего солнца, убегало дальше к заливным лугам, простирающимся до следующей таёжной гряды. Там, далеко, в дымке наступающего вечера, из стены однообразных покрытых зеленью сопок, далеко в луга, выступала громада одинокой скалы, будто пытавшейся побыстрее убежать от своих безликих сестёр.

Сашка узнал знакомую скалу и сказал:

– Какая странная и угрюмая скала. Где она находится? Рядом с посёлком?

– Да, ты её видел, но только с противоположной стороны – от станции. В ней угольная шахта, а рядом мост через реку.

– Ты веришь в чудеса? – спросил Сашка друга.

– А ты? – удивлённо спросил Леший.

– Я расскажу тебе одну историю, – продолжил Александр, – не подумай, что я вру. И не прими меня за сумасшедшего!

– Интересно, – улыбнулся Леший, – слушаю!

Александр рассказал всю историю своего появления на железнодорожной станции Павловка. Начиная с детства, друга Мишки, рыбалки, старика паромщика «деда Боги», скалы с древними рисунками, пещеры со ступенями, оставленного староверами храма, странного свечения под куполом церкви, блуждания в темных лабиринтах засыпанной шахты.

Леший внимательно слушал его рассказ. Сашка вспомнил своё чудесное спасение из-под завалов и ночь на берегу реки в стоге сена. Паровоз, выползающий из ещё вчера заваленной шахты, милиционера на коне, своё утреннее появление на станции, исчезновение Мишки, первый допрос, и понимание того, что он очутился в другом времени. Рассказал о строгом сотруднике госбезопасности, о свирепом милиционере, о своё спасении и побеге в тайгу.

Долго сидели молча, думая каждый о своём.

– У тебя есть семья, дети? – наконец спросил Леший.

– Был женат, семейная жизнь не сложилась, детей не нажили, возможно, это и стало причиной развода. Сейчас я, как говорят, в поиске!

– Расскажи о своей жизни, – попросил Леший.

– Родился в здешних краях, через три года после окончания войны. Все мои родственники проживали и сейчас живут на соседней узловой станции. Дед работал машинистом паровоза, участвовал в строительстве Кругобайкальской железной дороги, участник Гражданской войны. На станции Мысовая, был приговорен белочехами к расстрелу за саботаж, но расстрел по какой-то причине был отложен, и его освободили ворвавшиеся на станцию красноармейцы. Отец дошёл почти до Берлина в Великой отечественной войне. И до сих пор трудится в железнодорожных мастерских. Старший брат отца – Степан, работал шофёром, был призван в армию вместе с автомобилем и погиб в июле тридцать восьмого года в боях с японцами у озера Хасан. Я видел его только на фотографии в старых документах

– Как говоришь твоя фамилия? – с интересом спросил Леший.

– Карпов, – запнувшись на первом букве, удивлённо ответил Сашка.

– Я, наверное, знаю твоего деда, – невысокого роста, крепкий, с бородкой, ходит прихрамывая?

– Я его не видел, – ответил Александр, – он был на фронте, водил поезда по ледовому мосту через Неву в Ленинград, и погиб под бомбёжкой. Про ту войну я тебе потом расскажу, она длилась четыре долгих года.

Некоторое время сидели молча:

– Я окончил школу, институт, – продолжил Сашка, – живу в городе Братске, которого в ваше время ещё не было. Работаю на железной дороге.

– Ты христианин? – неожиданно спросил Леший.

– Не знаю, предки были верующими, помню, папина бабушка Тая, часто вечерами зажигала свечку и молилась перед образами. В Советском Союзе не приветствуются верующие. Вероятно, многие в душе верят, но стараются это не афишировать. Я материалист, но когда стараюсь понять, как и из чего возник мир, в котором мы живём, прихожу к мысли, что существует некто всемогущий и умный. Я бы сказал, – «Вселенский разум»! Создавший космос, солнечную систему, планеты, Землю, моря, реки, горы. И наконец, самого человека! Иначе откуда бы всё это взялось?

Есаул Леонид Краснощёков

Медный диск заходящего солнца в багровом зареве коснулся дальней горной гряды. От ближайших таёжных сопок поползли на луговину причудливые тени. Собеседники вновь надолго замолчали.

– У казаков, христианская вера в Бога, это основа всей жизни! – прервал молчание Леший, – нас, – казачат, в детстве крестили, и родители в праздники брали с собой в храм. Я бы никогда не поверил в то, что ты явился из будущей жизни, но названное тобой имя, заставляет задумать. У меня есть хороший, старый друг, мы вместе росли, учились, воевали, встречаемся и по сей день, это Петр Богатов. Сызмальства, с той самой поры, когда мы вместе с ватагой друзей гоняли коней в ночное, все звали его Богой. Теперь он стал уже «дедой Богой», мы почти ровесники. Поэтому, я хочу познакомить тебе с другой, не менее интересной историей о себе, и вон о той скале, с непонятными рисунками.

Шумная стайка спешащих к ночлегу птиц мелькнула над головами:

– Вот так и наша жизнь, промчалась, промелькнула, как один день, оставив воспоминания о радостях и печалях, – горько усмехнулся Леший, – я родился в семье казачьего офицера. Мои предки пришли на эти земли с воеводой Василием Сукиным, и обосновали на месте бывшей столицы Сибирского ханства город Тюмень. Участвовали в строительстве Томска, основали Енисейск. С казаками Петра Бекетова осваивали Прибайкалье, заложили Якутск. Позже прадед вернулся в Сибирь и обосновался в здешних местах. Казаки всегда стремились иметь своих собственных, казачьих офицеров. После учёбы в Омском кадетском корпусе, я продолжил учёбу в Оренбургском казачьем училище, в 1900 году был выпушен в чине хорунжего и направлен в Забайкалье. В составе Забайкальской казачьей дивизии, участвовал в Русско-японской войне. Офицером Первой отдельной Забайкальской бригады, воевал на фронтах первой мировой войны. В семнадцатом году деморализованная русская армия, устав воевать, оставляла фронт. Солдаты беспорядочно разбегались, бросая оружие. Забайкальские казаки тоже не стали держать фронт, но даже в этом хаосе оставались управляемыми воинскими подразделениями. Они не стихийно бросали позиции, а снимались целыми подразделениями, не оставляя обоз и артиллерию. Это были люди, связанные многолетней дружбой, родственными связями и землячеством. Кроме того, у каждого был боевой конь, лучший конь в табуне, красивый, выносливый, быстрый, который не раз уносил от преследователей, вражеских пуль и смерти. Его нельзя было бросить! Пробираться в одиночку, на другой конец страны, в такое смутное время, даже на коне, было бессмысленно. На казачьем круге было решено возвращаться в родную станицу слаженной боевой единицей. Самое трудное в этом деле, – заполучить эшелон. Во главе полков стояли не «отцы-командиры», а избранные полковым собранием комитеты, которые правдами и неправдами выбивали эшелон, а затем в каждом губернском городе организовывали пищевое довольствие для казаков и фураж для лошадей. Меня, – есаула Леонида Краснощёкова избрали председателем полкового комитета. – Помолчав, охотник продолжил, – через несколько месяцев прибыв в Забайкалье, сдав в арсеналы тяжёлое вооружение, казаки разбрелись по домам, прихватив с собой проверенные в боях кавалерийские карабины. Я тоже вернулся к семье, в родную станицу, в отчий дом.

Какие-то приятные воспоминания, как лучик света, на мгновение осветили лицо Лешего, и он продолжил:

– Свою будущую жену, казачку из нашей станицы, я присмотрел, ещё будучи кадетом старших классов, приезжая летом на каникулы. Свадьба состоялась сразу после выпуска из Оренбургского училища. Вскоре молодожёны отправились к новому месту службы. В Забайкалье на свет появились дети, – сын Егор и дочка Мария. Первая Мировая война разделила семью – я отправился на фронт, Татьяна – так зовут жену, с детьми, уехала к моим родителям, в родную станицу. В стране творилась полная неразбериха. Власть в городах по нескольку раз переходит от представителей одних политических движений к другим. В конце семнадцатого года власть в Томске оказалась в руках большевиков. Тайная офицерская организация, опираясь на недовольство населения новой властью, используя выступление корпуса пленных чехословаков, эшелоны который растянулись по Транссибу, в мае следующего года свергла большевиков. Я примкнул к восставшим, вступил в корпус Пепеляева, двигающийся по железной дороге на восток, освобождая города от большевиков. Осенью власть в Сибири перешла к правительству Колчака. К августу восемнадцатого года, освободив Красноярск, Иркутск, Верхнеудинск, корпус Пепеляева на станции Оловянная соединился с Забайкальскими казаками атамана Семёнова. Среди которых было много моих бывших сослуживцев и однополчан. Осенью восемнадцатого года корпус Пепеляева перебросили на Урал.

Солнце уже скрылось за зубчатой линией горизонта, оставив окрашенный багровым светом небосклон.

– Пойдём к зимовью, вечереет, надо подумать о ночлеге. Расположимся, разожжем костёр, приготовим подстреленных чирков и продолжим разговор, – предложил Леший.

Они спустились к зимовью, Александр разжёг костёр, Леший занялся подстреленными по дороге чирками. Вскоре нехитрый ужин был готов. Потягивая из кружки обжигающе горячий чай, заваренный на бруснике, продолжили разговор:

– У меня есть, а может «был», младший брат Василий, – глядя на танцующие языки пламени, подбирая каждое слово начал Леший, – он младше на шестнадцать лет. Родившись в семье казачьего офицера, он, тем не менее, не видел себя военным, его никогда не тянуло к оружию. Он уклонялся от обязательной программы обучения казачьих детей военным наукам. К тому же, Василий был слаб здоровьем и часто болел. Но с малолетства его тянуло к лошадям, он помогал ухаживать за жеребятами, лечить и обучать их. Отец определили Василия в Казанский ветеринарный институт. Где он приобщился к революционным идеям, широко распространённым в то время в студенческой среде. Как я случайно узнал, в революционных событиях брат, учась на выпускном курсе, примкнул к большевикам. Моя служба в Забайкалье, мировая война, февральская и октябрьские революции, гражданская война, раскидала родственников по просторам России. Мы не виделись с братом многие годы.

Яркие искры от костра взмывали вверх и таяли там, в бездонной пустоте неба. Какое-то время сидели молча, собравшись с мыслями, Леший продолжил:

– Иногда вспоминая о нём, я думал, что не узнаю брата, неожиданно встретив, где-нибудь на улице. 25 декабря восемнадцатого года войска Пепеляева заняли оставленную большевиками Пермь. Было взято в плен около двадцати тысяч человек. По приказу Пепеляева, рядовые красноармейцы были отпущены по домам. С командным составом разбиралась специально созданная комиссия. Как-то проезжая верхом мимо старинного здания занятого под штаб, я обратил внимание на небольшую группу пленных, которых, под усиленной охраной, собирались куда-то конвоировать. И поинтересовался у одного из часовых, кто эти люди? Мне ответили, что это красные командиры, приговорённые комиссией к расстрелу. Посмотрев на измождённые лица этих людей, в одном из перевязанных окровавленными бинтами пленнике, я узнал своего брата. Он тоже узнал меня и отвернулся. Я подумал, что обознался, объехав группу с другой стороны, встретился глазами с этим человеком, он вновь отвернулся, и я понял, что это Василий!

Последовала команда, осуждённые, подгоняемые конвоирами с примкнутыми штыками, тронулись по улице. К этому времени я уже был полковником, с Анатолием Николаевичем Пепеляевым нас связывали дружеские отношения, мы оба окончили Омский кадетский корпус. Я поспешил к командующему. Пепеляев находился, в только что занятом кабинете, кругом лежали папки с документами, сновали адъютанты, связисты тянули провода телефонов. Командующий был в прекрасном настроении, поздоровавшись, расспросил о полковых делах, поинтересовался размещением в городе, боевым охранением и количеством потерь. Я ответил, что потерь практически нет, расквартировались на окраине, охранение организовано. Анатолий Николаевич удивился, что красные сдали город почти без боя и никакого организованного сопротивления не оказали. Я, поддержав разговор, сказал, что сейчас видел на дворе группу красных командиров приговорённых к расстрелу. Эти люди производят жалкое впечатление, они деморализованы, испуганы, и не удивительно, что такие «полководцы» не смогли должным образом организовать оборону города. Больше бы таких руководителей и нам воевать было бы не нужно – сами разбегутся! Командующий задумался и ответил, что согласен со мной. Тут же приказав адъютанту вернуть осуждённых к штабу. Я с замиранием сердца ждал возвращение офицера, опасаясь услышать, что приговор уже приведён в исполнение. Тот достаточно долго не возвращался, а вернувшись, доложив, что догнал расстрельную команду почти на месте казни, в заброшенном карьере, в настоящее время красноармейцы построены во дворе. Командующий попросил меня с казаками охраны, сопроводить помилованных за пределы города, дабы наши бойцы не перебили их в шаге от свободы. Печальная процессия двинулась по пустынным улицам города. Пленные не понимали, почему их вернули и куда ведут сейчас. Казаки, сопровождавшие меня, получив приказ конвоировать осуждённых, предполагали, что им придётся участвовать в расстреле этих людей. Поэтому никто не торопился, и казаки и пленные старались протянуть время. За весь путь, Василий единственный раз оглянулся, и мы встретились глазами. Когда окраины города остались позади, колонна остановилась, люди стояли, понуро опустив головы в ожидании смерти. Обратившись к ним, я сказал, что дальнейшее сопротивление большевиков бессмысленно, они не имеют необходимых сил, знаний и поддержки народа. О чём красноречиво говорит бездарно организованная оборона города. Напомнил, что в этот день, сто двадцать восемь лет назад, великий полководец Суворов штурмом взял крепость Измаил. В ознаменование этой даты, командующий, данной ему властью, отпускает их по домам, и надеется, что они больше никогда не возьмут в руки оружие. Пленные стояли, молча, не веря в своё спасение, и не пытались уйти, предполагая, что могут быть порублены казаками. Я, приказав конвою доставить Василия в расположение полка, вернулся в штаб, казаки поехали в сторону города, освобождённые исчезли в надвигающихся сумерках.