Kitabı oxu: «Спасти красноармейца Райнова. Книга восьмая. Партизан.», səhifə 3

За ночь я укатил довольно далеко, километров на семьдесят. Заряд у големов был, когда подъезжал к постам на дорогах, активировал, те уничтожали солдат. Даже минуты не тратили, секунд двадцать и нет противника. А я катил дальше. А ехал в сторону Хельсинки, решил там переждать. Днём отстоялся, а за оставшуюся ночь вполне доехал, уничижив по пути ещё три поста и охрану моста через который пришлось проехать. Меня остановили. Пусть я был в гражданском костюме, тот что в Москве купил, меня это не смущало. Я на складах разных комбинезонов набрал, обувь неплохую, включая зимнюю, было во что переодеться, но пока костюм разнашивал. Машину загнал в реку, утопив, ящики с вином спрятал рядом в схроне, сделал его сам за пару минут хранилищем, а там пешком дохромал до окраин. Даже ушёл в улочки, избегая патрулей. Утро встретил в парке, где вздремнул пару часов на скамейке. Первым делом двинул к парикмахеру. Благо открылось помещение. Забавно, я кроме русского других языков не знал, Павлов владел двумя, английским и китайским, ему это по службе нужно, так что я освоил эти языки. На английском к тем пообщался. Не знает, а вот на русском мало-мало разобрались, так что меня постригли, а то ёжик этот достал, лаком уложили волосы на бок. А что, на Лубянке постригли, обрили, а тут за двадцать дней хоть что-то выросло. Было с чем мастеру работать. Дальше снял номер в гостинице, английский портье вполне знал. Даже уверенно говорил на нём. Мои английский и китайский из будущего, изменения есть, новые словечки, но главное мы понимали друг друга. Так что душ, осторожно намыливал тело, и спать. Устал.

***

Следующие две недели я Хельсинки не покидал. Четыре раза менял место жительства, местные полицейские мной интересовались, без документов же был, но ничего. Место накачалось, вино то спрятанное прибрал. Чисто вино заливал, без бутылок. Закупался кондитерскими изделиями, торты и пирожные брал. В первый день, зашёл в магазин оптики. Приобрёл окуляры, подобрали под моё зрение. А те что от Власова перешли по наследству, после ареста пропали, так что хоть чётче видеть стал. Купил трость, с ней ходил. Качал големов, лечился у частного практикующего врача, тот к слову запретил мне нагрузки. Самое главное на аэродроме побывал, нашёл пожилого лётчика, в армию по возрасту не брали, вот тот и тянул лямку в гражданской службе, не всех же мобилизовали. Платил ему, а банк взял в городе, имел местные деньги, и хорошо платил, а тот учил меня летать. Не чинить машины, только обслуживать, именно учил полётам. У того на балансе было два самолёта, старый биплан, чуть не шестнадцатого года, скорость едва сто километров в час выдавал, плюс второй биплан. Уже современный, тридцать шестого года, пассажирский, семь человек перевозил, тоже одномоторный. Оба самолёта постоянно заняты, мало времени тот мог выделить мне, но ведь учил, основы дал, уже разобрался что и как. Так что заимев самолёт в будущем, не буду теряться, знаю, что и как делать.

В принципе, это всё, учился, лечился, качал големов и соблазнял девушек. Кстати, ни одну ночь один не провёл, скинул-таки этот напряг. Нанять я пытался, в любовницы, или содержанки. То ли мне не повезло, то ли я не понравился тем, кто как раз мне понравился. Синяки с лица от повреждений только сходить начали, так что получал отказ. Ладно хоть находил на кратковременные романы. Одна так четыре дня продержалась, пока не сбежала. Да загонял её. Что по големам, я их ночами не просто использовал, те уничтожали финских солдат. Тут в городе целая дивизия стояла, гарнизон, так что целыми подразделениями в казармах уничтожал. О, искали тех, кто это делал, ещё как, даже засады устраивали, но пока глухо. А днём перекрывали кварталы и шли обыски. Что я сделал, обратился к одному служащему мэрии, заплатил солидно, и тот сделал мне документ на имя Макса Рютте, документы легальные, по архивам проходят. От врача получил справку, что мобилизовать меня нельзя, травмирован, официально в автоаварии, и вряд ли восстановлюсь. Так что последние пять дней даже вполне официально жил в снятой квартире, лечился. Даже водительские права сделал. Ну а что, пусть эти документы будут, мало ли после войны пригодятся? Так что не зря в Хельсинки пожил.

Ещё бы, за это время дивизия понесла такие потери, что по сути перестала существовать, её остатки вывели. Сюда на поиски кидали охранные батальоны, и даже егерей, диверсантов. И все они несли потери. За две недели потери финской армии в солдатах и офицерах исчислялись пятнадцатью тысячами. Големы это просто монстры ближнего боя. Ничего лучше я не видел. Развлекался так, скуку развеивал, заодно увидел, чего стоят големы. Впечатлён. А пятнадцатого августа, решил, что пора покинуть эти края. Для начала взяв несколько офицеров, допросил, и выяснял где лагеря для военнопленных, где наших парней содержат. Их и было всего три. И вот в ночь на шестнадцатое августа, покинул Хельсинки, и покатил на добытом мотоцикле в нужную сторону. К утру был на месте. Двое суток подготовки, и големы за десять минут полностью уничтожили охрану. Отмечу, что без единого выстрела. Шансов у финских солдат не было. В лагере содержалось почти десять тысяч пленных и их охранял целый батальон, около тысячи солдат. Поэтому големы, а они в форме армейского осназа РККА были, открыли ворота бараков. В один я и зашёл, держа в руке керосиновую лампу, в сторожке у входа позаимствовал, и осмотрев шевелившихся на нарах пленных, сказал:

– Я Власов, в прошлом командующий Второй Ударной армии. Мои бойцы вас освободили. Сейчас вам разбиться на подразделения, вооружиться за счёт уничтоженной осназом охраны, и разбившись на малые группы уходить к нашим. Всем приказ ясен? Выполнять.

Да прям послушались и начали выполнять. Пришлось командовать, строить подразделения, посылать бойцов собирать вооружение, у охраны даже два броневика были, оба бывшие наши. Лагерь совмещённый, отдельно в бараке за забором содержались командиры, в районе пяти сотен, благодаря им я сформировал шесть батальонов, остальные мелкими группами уходили, набрав припасов. Так и остальные ушли. Принимать командование освобождёнными я отказался, другие планы. Задачи поставлены, карты все командиры подразделений имеют, набрал трофейных, отмечено где важные объекты противника, задача захватить и уничтожить. Некоторые склады поделятся оружием и припасами. Вряд ли дойдут, финны тут хорошо тылы держат, но нервы им потреплют сильно. Хотя бы какие-то потери нанесут. Ну а я покатил на мотоцикле, запас бензина имею, к аэродрому. Тут часа два до него. Хочу угнать самолёт, два других лагеря на востоке, не так и далеко от Петрозаводска или в нём же, на мотоцикле далековато, а на самолёте долечу. Заодно получу опыт захвата авиации и его использования. Так что уже через пять часов, зачистив всех, кто был на аэродроме, поднял в небо биплан, из всего что было он в лучшем состоянии, и потянул на восток. Освобожу пленных, потом взорву флот финнов и на Украину. Начну там работать по карателям, пока тепло. Вот такие планы.

***

Приходить в себя было тяжело, но я смог это сделать. Звучали частые выстрелы, рядом звонко ударила пуля в металл, явно отрекошетив с противным визгом. Вот отработал несколько раз пулемёт, кажется «МГ». Ну да, точно он. Болела голова, явно ныла рана. Похоже бывший владелец моего нового тела получил контузию, от взрыва, или попадания пули, но думалось тяжело. И то что это новое тело, было ясно как день. А я сам убил себя. Когда понял, что схожу с ума. На языке медиков, это называется шизофрения. Да, натура генерала Павлова полезла вперёд, всё же наши личности не слились, как я думал, просто моя душа задавила его, получив доступ к памяти, хранилищу и големам. А тут тот через полгода после перерождения очухался, и пытался взять управление телом в свои руки. Я чуть с ума на первых порах не сошёл, это ещё в Финляндии началось, когда руки вдруг переставали повиноваться, или стучали кулаком по столу, или делая не то что хочу. Две души в одном теле, тот ещё сюр. И чем дальше, тем больше попыток были удачными, пока всё тело не начал контролировать. Недолго, но чем чаще, тем дольше. Я проигрывал эту битву.

Именно из-за его действий, к новому году сорок третьего, тот вышел на разведку, и его эвакуировали в Москву. Конечно отругали, но никаких эксцессов не было, назначили командующим Тридцать Третьей армией. Даже наградили, за бои у Волхова. Я спас Вторую Ударную, это признавали. Там комиссия работала и мои действия признали правильными. Мол, мне на месте было виднее. Даже наградили «Боевиком». А Кузнецов, что пришёл на замену, всё развалил и потерял армию. После этого его с понижением отправили в замы другого командарма. В верхах тоже следили кто чего достоин и чего стоит. В общем, я понял, что ещё немного и генерал меня задавит. У меня все силы на големов уходили, восстановление тела, изучение некоторых знаний, сил на борьбу с ним просто не было. Вот в марте сорок третьего, когда я в очередной раз вернул управление телом, за две недели впервые, достал из хранилища пистолет, приставив ствол к виску, и пустил пулю, уходя на перерождение. А осталась только одна дикая надежда, что в этот раз мы разбежимся, у каждого будет своё тело. А вот кому достанется хранилище, тут как повезёт. Павлов пользовался моими запасами, и тремя нанятыми польками, как своими. Надеюсь у меня, раз на тот момент телом управлял я. А вообще, что там было. У финнов я до сентября куролесил, кач к слову тяжело шёл, остановился на трёх големах и дальше как стена. Позже узнал почему. И да флот, если не весь уничтожил, то взорвал две трети, самые крупные точно на дно пошли. Потом улетел на Украину и до зимы там работал, отбиваясь от попыток Павлова взять контроль над телом и вышвырнуть меня, и чем дальше, тем ожесточённее были эти попытки. А ведь я освободил порядка трёх десятков лагерей военнопленных, уничтожил шесть карательных батальонов, в ноль, немало полицейских рот, сформировал две стрелковых партизанских бригады, четыре батальона, два из которых моторизованные, три артиллерийских дивизиона, танковая рота, да общий штаб партизанского корпуса. Всего двадцать тысяч бойцов и командиров, включая тыловых частей. Мы целую область освободили и держали её.

Я корпусом командовал, интересную операцию готовил, с Большой Земли уже эмиссаров присылали, опознав кто тут всем командовал. А там Павлов взял контроль, да надолго, почти неделю, и провернул всё, вернув меня в Москву. У него там свои планы были и партизанить он не хотел категорически. А он пять големов использовал, восстановил наше тело. У меня в плюсе то, что набирал разные специальности, изучал. Да если честно, всего пять и изучил, больше нельзя, для мозга вредно. Год подожду и ещё парочку можно будет изучить. А принял я такие знания, немецкий язык с письменностью и счётом. Потом штурман военно-морского флота, и вахтенный офицер подплава. Заинтересовала меня возможность захватить подлодку и поработать на ней. Просто в опыт. Ну а две других специальности, это опытный артиллерист-корректировщик и танкист. Я собирался и танки големами использовать. Да тут Павлов неожиданно и очень активно начал просыпаться. Причём, общаться мы не могли. А как? Алекс-Алекс, я Юстас? Мы ощущали друг друга, но и только. И знаете почему я решил вот так уйти? А всё кач. Я, значит, качаю опцию големов, но уплотняется аура не моя, а Павлова. А вот так, он потому и стал брать управление телом, и давить на меня, что прокачав его ауру, я сделал его сильнее. И не я, а он лечил наше тело четвёртым големом. Хорошо на пять минут, но пять големов вызывать я мог, смог набрать нужных знаний и накачать себе. Ухватить хоть что-то перед уходом. Вдруг после перерождения они пригодятся? Да, я уже тогда решил уйти.

Ну как вам такая информация? Вот именно. Был один шанс, и я его использовал. А теперь пора выяснить куда я попал. Лежу на чем-то горячем, это факт, похоже лето, не снег. А тут мысли снова ушли в прошлое. Ждать двое суток, если хранилище запустится, то я победил. А если нет, что ж, это моя последняя жизнь. Хотя думаю, что хранилище у меня. Ведь если бы его не было, память при перерождении не сохранилось бы. Однако, всё же эти двое суток я если не как на иголках буду, то близко. Так вот, открыв глаза, я сперва не понял, что увидел, а потом разобрался. Это низ железнодорожного вагона, похоже пассажирского, потому как то тут то там видел лежавших людей, что пережидали сильный обстрел с посадки поблизости, палили оттуда, да по людям, а ведь это не военные, гражданские. Привычно одетые. Даже были женщины и дети, что прятались за колёсными парами или в крохотной низине. С прищуром посмотрев в сторону посадки, рядом с нею вороны крутились, с полсотни, я перевёл взгляд на командира, что лежал буквально в паре метрах от моего нового тела. Тот был старлеем-танкистом Он лежал под вагоном, и с прищуром, редко стрелял из своего «Нагана» в сторону посадки. Да тут метров двести, разве попадёшь из этой пукалки? Чувствовал я себя уже получше. Очистив ладонь от пыли, протёр лицо, и всмотрелся в сторону посадки. Оттуда огонь ослабевал, винтовки работали редко, больше пулемёты, причём «МГ», его голос я хорошо знал, и неожиданно «Максим». Видимо перезарядился расчёт. Видно было как суетятся двое у «МГ». Зрение было отличным, снайперским, это точно, и я с некоторым удивлением определил в пулемётчиках не регулярную армию, а бандитов, одетых кто во что горазд. Большинство в пиджаки. У некоторых даже военные френчи были, но явно снятые с бывших хозяев. Банда есть банда. Тут ещё гул самолётных моторов раздавался, и я увидел девять «Дорнье» что пролетали на высоте двух километров в стороне.

Посмотрев на рукава серого пиджака, что у меня был, полуботинки чёрные, чёрные же штаны, рядом кепка лежала, и пробормотал:

– Я что, в гражданского попал?

Да и голос молодой, даже шёпотом звонкий. Сам удивился, но кинув быстрый в взгляд в сторону бандитов, похоже шёл первый день войны, и недалеко от границы бандиты перехватили пассажирский поезд, и осмотревшись, приметив лежавшего чуть в стороне убитого бойца, на гимнастёрке расплылось кровавое пятно, экстренно беря тело под контроль, выкатился из-под вагона, и рванул к тому. Первым делом, не обращая внимания на шлепки пуль рядом, огонь винтовок усилился, и стреляли похоже по мне, я отстегнул ремень с подсумками, выдернув его из-под тела, и подхватив лежавшую рядом винтовку, обычную «Мосина», вернулся под вагон, скатившись, и замер с другой стороны небольшой насыпы. Тут была мёртвая зона. Многие тут прятались, перебираясь сюда. Подальше от двух вагонов, что уже полыхали. Кровь стекала по виску, капала на пиджак, но я не обращал внимания, быстро проверил оружие, из него стреляли, порохом пахло, три патрона в патроннике, дальше пересчитал сколько в подсумках, там и было всего два десятка без обойм. Ровно двадцать, видать выдали в караул. Однако тут кто-то попытался забрать добытое мной оружие.

– Молодец, парень, винтовка нужна, – сказал усатый командир, со шпалами капитана-танкиста в петлицах.

Дёрнув за ремень, отчего винтовка скользнула ко мне, я прижал её коленом, и распихав патроны по карманам, отметив, что пиджак у меня распахнут, под ним обычная одежда, а на ремне пусто, кобуры и оружия нет, как у других командиров. Точно шпак. Пусть их было мало, с три десятка на две сотни, но все вооружены. Так что дозарядив винтовку, я подполз к рельсам, выглянув, и прицелившись, сделал пять быстрых выстрелов. Мне хватило первых двух чтобы определить куда уводит пули, прицел явно был сбит. Поэтому три следующие пули я положил куда надо. Трёх стрелков. Лежавший рядом капитан, радостно выругался, и обернулся о мне, я как раз вставлял патроны, но тут голова капитана лопнула, окатив всех, кто был рядом, кровью и мозгами. Это «Максим» по нам заработал. Только я не стал прощаться с обедом как другие, вид привычный, и продолжил вести огонь, но уже по пулемётчикам. У «Максима» щитка не было, наводчика сразу снял, а второй пригнувшись, стащил пулемёт в укрытие. Там низина. Да уж, интересное попадание. Всё же любопытно, какой день? Ранее утро двадцать второго июня? Вполне может быть, вон Солнце только оторвалось от горизонта. Хм, жаль не Русско-Японская, вот это было бы хорошее попадание, если бы повезло, то и в дворянина. Удачно, я бы сказал. Я ведь кто, имперец-монархист, так что для меня это попадание сто из ста. Будем ждать, а пока нужно выжить!

Патроны я тратил экономно, смахивая кровь, с брови начало капать, продолжил вести точный огонь. Бандиты стояли до упора, что-то их держало, что и позволяло мне работать. Те выдавали свои позиции вспышками выстрелов и движения, я сразу посылал туда пулю. Иногда вываливалось тело и падало на виду.

– Молодец комсомолец, – кто-то похлопал меня по плечу.

Мельком обернувшись, перезаряжаясь, я как раз менял полицию, это уже четвёртая была, с одного места долго не бил, профессиональная привычка, обнаружил рядом улыбчивого сержанта, с эмблемами ВВС на голубых петлицах. Присев, я уже уничтожил восемь бандитов, точно поразил их, и стрельба с посадки окончательно стихла. А позиция у них хороша, чуть возвышенность, у нас по сути не было мёртвых зон. Два пулемёта превратили поезд в дуршлаг. Думаю, ехало на нём порядка пятисот пассажиров, триста остались внутри убитыми и раненными, двести тут прятались за вагонами. Это была бойня. Так вот, вставляя патроны, у меня осталось три в карманах, спросил у сержанта:

– Мы знакомы?

– Ты чего? В одном купе ехали. Сам рассказывал, как на комсомольскую стройку ехал. Да тут из вашей компании ещё есть, не один ты был. А ты что, не помнишь?

– В голову ранило, наверное, поэтому. Ничего не помню, даже как зовут. А как винтовку потрогал, сразу вспомнил что и как делать.

– Вот это да.

Общались мы, не обращая внимания что вокруг происходило, уже нашёлся полковник, раздавались зычные команды, пытались отцепить вагоны и откатить горящие вагоны от остального состава, выносили вещи, раненых, перевязывали. В расстрелянных вагонах было немало погибших, кровь стекла через отверстия чуть не ручьями, из пулемётов били по гражданским, сволочи. Причём, сознательно, видя по кому это делают. Сержант же, присев рядом, его ремень пустой был, видимо оружие выдадут в части, когда прибудет, сообщил:

– Так Ваня ты. Иван Градов. С Москвы вы, группой на стройку едите, в Брест. Там Комсомол кинул клич, и комсомольцы отозвались. Много набралось. Вы вроде как второй волной едите. А то что винтовку знаешь, так у тебя вон значок «ГТО».

– А лет мне сколько?

– Так шестнадцать тебе. Сам говорил в прошлом месяце паспорт получил. А вон, та девчонка из твоей группы.

Тут сержант попросил винтовку, я ему и оба оставшихся патрона отдал, полковник, выделив часть людей, отправил их цепью к посадке, сержанта включили, а он без оружия. Тут ещё девчонка лет шестнадцати подбежала, вся в слезах, платье испачкано в чужой крови, и запричитала:

– Томку убили, Аннушки нет. А комсорг говорит не разбегайтесь, оказывайте помощь раненым.

Я же внимательно выслушал, выругал этого комсорга, тот вместо того чтобы управлять, ушёл к посадке с цепью, дебил, бросив людей за которых был ответственен. Ну и сообщил о потери памяти по ранению, стал выспрашивать что и как. Оказалось, те закончили девятый класс, и на лето завербовались на стройку. Действительно комсомол Москвы кинул клич, вот сразу после школьных экзаменов добровольцы, формируясь в команды, и выехали к месту работы. Где-то у Бреста, я так понял то ли склады строить, то ли укрепления. Девушка сама не знала. Её Ольгой звали. Я к медику подошёл, нашли перевязочные. Парень в военной форме военфельдшера, осмотрел голову, цапнул за что-то и резко выдернул кусок железки из черепа, я только охнул, кровить стало больше, но тот наложил тампон, и начал бинтовать. Вот чтобы отвлечься и расспрашивал Ольгу. Та старалась поближе ко мне сидеть. Я вообще вокруг этой суеты выделялся островком спокойствия. Иван Градов сирота, та точно это знала, староста класса в школе, из одного класса они. Не детдомовский, жил с дядей в его квартире. У дяди у самого большая семья, теснились вместе. Пусть и не любили там племянника, но всё же в детдом не отдали. Так что Иван на стройку уехал с радостью, подальше от не лучшей атмосферы в квартире. Дядя у Ивана милиционер. В принципе, это всё что та знала.

Со мной уже закончили, народу хватало, выносили тела из вагонов, раненых, их сразу на перевязку. Я поднялся в вагон, Ольга снаружи осталась, трусила, и по описанию нашёл вещмешок Ивана, но все вещи вынес из купе, та показала, что теперь мне принадлежит. Так что отошли и стал изучать содержимое. Кстати, вещи Оли из её вагона я тоже достал, у той был небольшой чемоданчик. Комсомольский билет нашёл в кармане, паспорт почему-то в вещмешке. Там же неожиданно свидетельство о рождении, плюс аттестат об окончании девяти классов. Видимо в школе забрал. Все документы что были у парня. Он что, домой не собирался возвращаться? А по документам действительно двадцать пятого года рождения, шестое мая. Про таких говорят майские, всю жизнь маяться будут. Ну не знаю, сколько знал майских, нормально жили. Шестнадцать лет, не призовут, это хорошо, года два могу спокойно работать по тылам немцев. Дальше вернусь в столицу, восемнадцать лет, уже по мобилизации призовут, учебка и на фронт. Это так по примерным прикидкам. Вообще я как-то неожиданно в самое пекло был засунут при этом перерождении, очнулся не в лучшем месте. Мысли ещё сумбурно бегали, но в принципе всё осознавал и брал под контроль. Опыт прошлой жизни в теле генерала Власова, тоже имел немалое значение. А пока мы общались чуть в стороне от расстрелянного вагона, где слышался вой по погибшим и плач, стоны раненых, вокруг нас на траве начали собираться парни и девчата наших лет, принесли четверых раненых. Всего тринадцать набралось.

Тут нас и нашёл комсорг, тот самый старший в нашей группе. Парень лет двадцати семи, ближе к тридцати. Ничего себе тут комсомольцы. Вроде там до двадцати пяти можно числиться, или я что-то путаю? Ну да ладно, тот бодрым тоном, строя из себя бравого вояку, держа в руке немецкий «Маузер», видимо подобрал в посадке, начал отдавать приказы. По его словам нужно забирать раненых и идти к дороге. До неё километра три будет. Дальше в больницу. Про войну ничего сказано не было, в напавших определили бандитов. Тот пообещал, что советское правосудие всех кто сбежал найдёт и покарает. В общем, словоблуд, я таких издалека видел. Умеет трепать языком, и хорошо, а когда до дела доходит, сливается. Вот тринадцать человек выжило, а ехало двадцать ровно. Вздохнув, я встал, закидывая вещмешок за спину. Уже изучил содержимое, там смена белья была, полотенце с мылом, расчёска, зеркальце небольшое, большая кружка с ложкой, и запас еды на день. Переложил удобно, и двинул прочь:

– Градов, ты куда? – с командными интонациями спросил этот старший.

– Я в Москву не вернусь, – полуобернувшись, сообщил я. – Дальше без меня.

– Я за тебя отвечаю. Вернись обратно.

– За тех семерых тоже ты отвечал, и что теперь с ними? В тех вагонах горят. Второй раз не хочу удачу снова на прочность испытывать.

На этом всё, мне уже никто не мешал, и я двинул прочь. Впрочем, вернулся, всё же какие-никакие силы имел, помог донести раненых до дороги, тут многих несли. Уже остановили несколько машин, передали про обстрел поезда, а воздухе было полным-полно самолётов. Шли воздушные бои, три видели своими глазами. Похоже до всех начало доходить, что что-то не так. А так посадил в порожнюю машину, та в Кобрин шла, и отправил всех дальше, а сам остался, ну и поправив лямки вещмешка, быстрым шагом двинул к посадке. Я опытный лесовик, хочу найти этих нелюдей по следам и покарать. Ну а пока шёл, пересекал пути чуть в стороне от расстрелянного поезда, теперь ясно как его остановили, тут пути разобраны, и размышлял, наконец нашлось время. Я не чувствую присутствия души генерала Павлова. Впрочем, это ничего не говорило, в прошлый раз тоже не чувствовал, пока тело своей жизнью не зажило. Есть он или нет, покажет время. Двое суток, и узнаю, хранилище при мне или нет? Если да, то я в плюсе, если нет, планы серьёзно перекраивать нужно. А так тело в порядке. Одет явно наспех, даже шнурки на ботинках не завязаны были. При экстренном торможении, под расстрелом тот похватал что было, забыв вещмешок и скатился под поезд, приводя одежду в порядок, а тут и догнало его ранение. Скорее всего отколовшаяся пулей деталь вагона. А там уже и я принял новое тело, а Иван отправился на перерождение. Вот такие дела. Пока же изучив подходы к посадке, там часовой охранял тела, не подпускал, нашёл следы, именно при отходе оставили. Налегке шли, оружие те бросили. Хм, восемь всего, причём у двоих следы неровного движения, похоже ранены. Такая небольшая группа, а столько бед натворила. Ладно, буду искать, займу себя, чтобы не мучиться мыслями, заработает хранилище или нет?

Состояние моё было так себе, рана при движении всё же давала о себе знать, да ещё помогал переносить раненого. Кружило голову, ком к горлу поднимался. Солнце ещё это, что поднималось, слепило и жарило. В общем, плохо мне было, но я крепился. Следы затерялись у тележных колёс. Тут почва мягкая, чистая, без травы, я полазил, изучая как следы обуви убивцев, так и их лошадей. Я хороший следопыт, опыт имею, однако дальше даже с моим опытом ничего не сделать. На телегах эти нелюди выехали на трассу Брест-Кобрин, ту самую по которой отправил парней и девчат в тыл, и не побоялись же. Уверен, что порохом сгоревшим от них несло за несколько метров. Раненых могли спрятать, а запах как? Я прошёлся по обочине в обе стороны, может где съехали, на километр, дальше не видел смысла, но стало ясно что потерял их. Сделать ничего не успел, рядом остановилась машина, дорога вообще забита была, и водитель «захара», в потёртой рыжей кожаной куртке, высунувшись в открытое окно, сказал:

– В Кобрин еду, могу подкинуть до больницы. С расстрелянного поезда?

Подумав, я согласился, и скинув вещмешок, держа в руках, прошёл к кабине, там женщина была. Потеснилась, кузов был занят людьми, мест там не было. Ничего, у двери уместился, и мы покатили дальше, а шофёр, видно, что не военный, а гражданский, спросил:

– Так ты из расстрелянного поезда?

– Да, оттуда, – слегка заторможено ответил я.

Не кивал, с моей раной, очень отдавало в голову такие движения. Да и тряска тоже влияла. Похоже шёл откат по ранению, мне и до этого плохо было, как бы сознание не потерять.

– Слышал там вообще ужас что творился.

– С двух пулемётов расстреливали вагоны. Там было всего восемнадцать бандитов, основное оружие два пулемёта, остальные к нему боезапас несли, ну и поддерживали пулемёты из винтовок, пока те на перезарядке были. Я следопыт, читать следы умею. Походил и изучил там. Больше половины пассажиров погибло, из пятисот человек. Женщины и дети. Четыре вагона полыхало, откуда крики сгораемых заживо доносились.

– Жуть, – впечатлился тот, а женщину рядом передёрнуло, и та попросила такие вещи при ней не рассказывать.

Я согласился, да и шофёр о чём-то задумался. А вот что дальше было, не знаю. Сознание вдруг начало уплывать, и как я за него не цеплялся, меня испугало, что тут Павлов смог получить доступ, всё же потерял его.

Очнулся я видимо не вскоре, потому как в единственное окно рассмотрел, что начинало темнеть. Лежал на чём-то мягком в коридоре. Под головой вещмешок, что мне достался в наследство от Ивана. Сев, аккуратно двигая головой, шея побаливала, видимо травмирована, и осмотрелся. Весь коридор завален матрасами был, на которых лежали, а многие и стонали, раненые и травмированные. Возможно даже кто-то с того эшелона, где я в тело Ивана попал.

Аккуратно сев, чтобы не встряхнуть голову, заметил, что ко мне направилась медсестра, девушка в белом, но уже не чистом халате. Та до этого занималась женщиной чуть дальше.

– Как себя чувствуешь? – спросил та.

– Так себе, голову кружит, подташнивает, и слабость.

– Ничего, это пройдёт. Ты ложись обратно. Сейчас тебе покушать с кухни принесут. Там осталось. Да, наш доктор, Андрей Валерьевич, наложил швы тебе на рану, там сразу надо было шить.

– Спасибо. А я где? Сколько времени?

– Это военный госпиталь, армейский. Сейчас девять вечера. Сегодня война началась.

– Не больница?

– Нет, там всё занято, вот к нам и стали завозить гражданских, – вздохнула та, помогла мне снова лечь, и пошла дальше.

Тут в коридор зашло несколько человек. С головы моей. Я снова сел и развернув ноги, скрестив по-турецки, посмотрел на них. Тут же у вещмешка обнаружил ботинки, куртку и кепку, что с меня сняли. А зашёл врач, в халате, лет пятидесяти, с ним двое военных, один техник-интендант первого ранга, второй старшина, вот врач, прочистив горло, привлекая к себе так внимание, сказал:

– Товарищи? Кто из вас умеет управлять автомашинами, и ему хватит сил на это? Очень надо, товарищи.

Подумав, я поднял руку. Один из всего коридора. Те и двинули ко мне, на подходе врач спросил:

– Кто таков?

– Иван Градов, шестнадцать лет, ехал из Москвы на комсомольскую стройку. Поезд расстреляли бандиты из пулемётов. Я умею водить весь автотранспорт. Даже броневики доводилось.

– Какие именно? – заинтересовался неожиданно интендант.

– «Двадцатку».

– Где у него кнопка запуска двигателя? – быстро спросил тот.

Мне хватило сил удивиться:

– Какая кнопка? Там поворотный рычажок.

– Да, вижу в броневике тебе бывать приходилось. Но шестнадцать лет, – поморщился тот.

– Водительского удостоверения у меня тоже нет.

– Пройдёмся по палатам, может ещё кого найдём, а Градов пока в резерве побудет, – решил врач, и осмотрев меня, глянул на забинтованную голову, уточнил. – Как себя чувствуешь?

– Плохо, но раненых вывезти из города смогу, вы же для этого людей собираете?

– Да, для этого. На станции двадцать новых грузовиков «ЗИС», а кого за руль сажать, не нашлось. Машины нам для эвакуации отдали.

Эта группа прогулялась по палатам, здание в два этажа, видимо на втором этаже те уже были, сам я в коридоре первого лежал. Вернулись как раз, когда я при свете керосиновой лампы, снаружи стемнело, доедал манку на воде, хотя немного сливочного масла добавили, в принципе вкусно. Так вот что мне нужно было, я голоден. Поев, слегка в пот бросило, ещё и чаем запил, зато подташнивать прекратило. Хотя слабость и головокружения остались. Нашли те семерых, что были в том состоянии, когда могут управлять машиной. Хотя двое даже у меня сомнения вызвали, у одного рука в гипсе, у другого нога, но те утверждали, что справятся, лишь бы в кабину попасть. Вот и меня прихватили для отчётности. Быстро одевшись, тарелку санитарке отдал, кружка у меня своя была, надел ботинки и завязал шнурки, потом забрал свои вещи, неловко попрощался с другими раненым и направился к выходу. Вполне уверенным шагом, хотя шатало. Это из-за темноты, при контузии такое может быть, земля и небо меняются местами и приходится идти, широко расставляя ноги. Там в кузов «полуторки», нас ожидал тот старшина, он в кабину сел. Мы помогли травмированным забраться, и дальше покатили на станцию, задымлённую и освещаемую пожарами. Технику даже не сгоняли с платформ, загнав состав на запасные железнодорожные пути. А я насторожился, на одной платформе стояло два новеньких «БА-10М». Пожар подсветил. Вот почему интендант заинтересовался, знаю я эту машину или нет.