Столкновение. Книга стихов

Посвящается Дарье Владимировне

Ещё никто не удержал истину во времени,

кроме самой истины!

Брат Лихой

© Владимир Карнаухов, 2018

ISBN 978-5-4490-0767-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Диктует город улицами строки…»

 
Диктует город улицами строки
На афоризм весёлого луча.
Из века в век забытые дороги
Всё дальше тянут новые дома.
Душа же больше на аллеях парка,
Где Лермонтова бюст как знак,
Где нам даётся тайная подсказка
Не примерять на повседневность страх.
Где купола читают наши мысли
И позолотой радуют глаза,
Где от молитвы стираются границы
С осознанным течением добра.
Где вал страхует прошлые набеги,
И весь простор зов памяти хранит,
Когда качался город в колыбели
Под скрип дубов и шелест тихих лип.
Его покой в несметной череде,
От ложных благ стеной отгородиться,
Чтоб каждый мог на пензенской земле
За мать и за отца своих гордиться.
 

«Минуя прошлое, не ждите обновлений…»

 
Минуя прошлое, не ждите обновлений,
Года – репертуар нашей судьбы,
И если кто-то хочет исправлений,
Раздробленную память собери.
Законы восприятия туманны,
И образы как всполохи в ночи
Проносятся путём обманным
Распавшимися звеньями в цепи.
Многострадальны жизненные вехи,
И души наши там повреждены,
И лечат их сегодня наши дети,
А внуки продлевают наши дни.
Нам больше надо быть сентиментальными
И не казаться странными на вид.
Тогда и прошлое отрывками печальными
Не заморочит горечью обид.
 

«Сколько выронит небо, столько примет земля…»

 
Сколько выронит небо, столько примет земля,
И смотреть надо будет по лицам,
Из кого же идёт на весь свет доброта
И кому надо нам помолиться.
Не исчезнет душа из смертельных объятий
Там, где дружеский шаг поспешит,
Где сложнее всего вырывать из проклятий,
Кто уже отчуждением страшит.
На сердечном рубце отрицание, страх,
Ещё глубже физической боли,
И все ценности жизни, что на птичьих правах
Разлетаются вмиг с чьей-то воли.
Оглянулись и мы, попросили прощения
У того, кто несёт доброту в этот свет.
Да прибудет имя твоё как явление!
Со значением веры нести за нас крест.
 

«Всё больше сердце манит тишина…»

 
Всё больше сердце манит тишина.
В пригоршне отчаяние и бунт,
И я иду туда, где доброта
Воздействует хотя бы пять минут,
Где склонен парк к моим противоречиям
И не мешает высказаться вслух.
Где с Божьей помощью остатки человечности
Я принимаю с его чутких рук.
Где собеседник – скромное раздолье,
Где с родиной пока ещё на ты,
И лечит свежесть от душевной скорби,
И возвращает в жизнь от тишины.
 

«Солнцем нарисованный букет…»

О.К.

 
Солнцем нарисованный букет
В твоих руках, девочка моя,
Улыбайся, мой ясный свет,
Я дарю его для тебя.
Победа над временем
Даёт нам с тобой желание,
Мы с редким наслаждением
В обоюдном сегодня понимании.
Любовный шёлк нежен,
Искусство изменять мир
Нами обогащён и поддержан,
С букетом, нарисованным одним из светил.
 

«Роскошь – любить и быть любимым…»

 
Роскошь – любить и быть любимым,
Музыка с небесным значением,
Полёт с направлением единым,
С неограниченным душевным свечением.
Мягкость побеждает силу
Без формул и сложностей,
Ведёт по щекастому и злобному миру
С трогательной возможностью.
Любовь – на жизнь ближе,
Чем уважение с клубничной начинкой,
И она физически горы движет
С одинаковой трудностью половинки.
Вместе живущие один раз,
С прочным интересом во всех делах,
Не создаём богемный антураж,
Выраженный на шальных деньгах.
Своё богатство носим в себе,
Наполняя музыкой небесного значения.
В почтовом ящике нашей судьбы
Лежат письма нашего местоимения.
Он и она, для полёта с единым направлением
Предоставляет нам любовный порыв верный,
С неограниченным душевным свечением,
С роскошью чувственной, необыкновенной.
 

«Поговорили с осенью о ней…»

 
Поговорили с осенью о ней
Как два хороших знакомых со стажем.
Она всегда выносит мой хлам с душевных аллей
С опавшими листьями и экологическим саботажем.
Её любезности – в откровении холодного дождя,
Мои – в тёплых строчках стихотворения.
В наших характерах есть опасная черта —
Доводить себя до небесного столпотворения.
Наши встречи приносят много интересного,
Лишённые границы предполагают возможности,
Беспокойство силы будоражит душу грешного
И её эволюцию мятежной тревожности.
Она пахнет печалью и свежестью,
Печаль предугадывает предсказания,
И мы с одинаковой душевной смелостью
Идём друг к другу на очередное свидание.
 

«Поцелую тебя я спящую…»

 
Поцелую тебя я спящую
На остатке нашей взаимности,
Ты была в эту ночь настоящая,
Освобождённая от примитивности.
Я теряю тебя с сожалением,
Ты моя духовная смерть.
Жизнь как рукопись с изменением,
Нельзя вычеркнуть и стереть.
Оправдание – черта слабости,
К сердцу приставленный пистолет,
Я нажал на курок от усталости
В унизительный свой побег.
Поцелую тебя я спящую
И закрою за собою дверь.
Я стрелял в тебя настоящую,
В тупике, будто загнанный зверь.
 

«Поле брани – возрождение России…»

 
Поле брани – возрождение России.
Поколение, потерянное под завалом прошлого.
С призраками на брудершафт пьём от бессилия,
Закусывая фабулой нашего содержания хорошего.
Надо герб подвести под идеологию волшебства,
Будем восстанавливать стандартизацию культуры.
Геноцид резал серпом и разбивал молотком сердца
С хирургической точностью прокуратуры.
Покосившийся забор времени латать руками добровольцев,
Выпиливая опять звёзды вместо спасительного креста.
Раньше это делали окрылённые комсомольцы,
За безбожную пятилетку ломая веру в Христа.
Фантастический вымысел признавать как истину,
Больше шансов находить и вдыхать славу.
Возрождение России даётся через воистину,
Как путь русский, народный, выстраданный по праву.
 

«На Новый год ладонями похлопать…»

 
На Новый год ладонями похлопать,
Чтобы мечта в пространстве ожила,
Чтоб, хрупкая, она могла работать
На благо нам для счастья и добра.
На высоту души обогатить миры,
В которых мы бесстыдно исчезали,
И попросить прощение вины
У тех, кого мы чем-то обижали.
При лунном ужине с мерцающим огнём
Поздравить всех, кого мы любим,
Молитвой обнадёживать свой дом,
Чтоб никогда он не был скуден.
На ветках ёлочных нечаянно найти
Свой шар с улыбкой дружелюбной
И в Новый год с ней радостно войти,
С такой же встречной, обоюдной.
 

«Под капельницей паллиатива…»

 
Под капельницей паллиатива
Сосредоточен мой аппетит
Заодно с интригующим корпоративом,
Там, где неприлично мужской дефицит.
Предновогодние дни всегда под парусом,
Поле битвы – праздничный стол,
Вот и думай, пока ещё не под градусом,
Где гавань ласковых волн.
Там, где сказочная ёлка
И с изумительной фигурой хозяйка,
Но её любовное дерзновение так ёмко,
Что срывается напрочь гайка.
Или в ритме неудержимого танца
Быть на короткой ноге со всеми,
Где кубизм вечного испанца
Раскроется в полной мере.
Всё же дороже внутренний покой,
Обволакивающий свет свечи,
Бутерброды с красной икрой
И телевизор в новогодней ночи.
Под капельницей паллиатива
Сосредоточен мой аппетит,
Есть, конечно, альтернатива,
Но новаторство мне вредит.
 

«Дышит река волной холодной…»

 
Дышит река волной холодной,
Неприветливая в течении своём,
С особенностью свободной,
С берегами, подмалёванными с обеих сторон.
Она не задерживается на действительности,
Жизнь человеческая для неё пуста.
Выловят вояжёра от легкомысленности,
Когда-то утопшего от вина.
Замысел водный, впечатление всегда,
Будь то на Волге или на Суре,
Общение с вечностью без языка!
Лицезреть её, сидя на золотом песке.
Но сейчас стихия омрачена,
Ослабел мороз до дыхания волн,
И течёт с особенностью свободной река,
С берегами, подмалёванными с обеих сторон.
 

«Синдром ангела – оберегать…»

 
Синдром ангела – оберегать,
Транквилизаторы заоблачных доз
С врачебной этикой выдавать,
Снимая рецептурный вопрос.
Там, где мы встречаемся, тишина,
Палец к губам – предупреждение,
Чтобы не произносить зря слова
С мучительным произношением.
Моя вера бывает надломленной.
Супостаты тьмы под личиной,
Ищу выход в среде межкомнатной,
Разрывая ворот на горле мнимый.
В хронологии нет последовательности,
Душа выцветшим цветком
Зажата в тисках злободневности
Между наковальней и молотком.
И тот, кто придёт первым:
Ангел или скверный супостат —
Решается кем-то одновременно
На пути выставленных мне преград.
 

«Вы по столицам, а я всё по задворкам…»

Карнаухову Ю.

 

 
Вы по столицам, а я всё по задворкам,
Стихи читаю за углом, в пивной,
Где платят люди не монетой звонкой,
А русской в хлам загубленной душой.
 
 
Вы по столицам, а я по переулкам,
Дворовой псине делаю поклон,
Жаль, что в её оскале мило-жутком
Я вижу всех своих любимых в прошлом жён.
 
 
Вы по столицам, а я в пустой квартире,
Сметаю строки на бумажный лист.
Высиживая, как тот пингвин на льдине,
Созвучный мне по крови дрянной стих.
 
 
Вы по столицам, а я в зелёный бор,
Напьюсь до дури свежего раздолья,
С попутчицей налажу разговор
И приглашу на винное застолье.
 
 
Вы по столицам, пора уже вернуться.
Я задаю мучительный вопрос:
Когда же вам захочется коснуться
В своём краю цветения берёз?
 

«Досмотр сердца откровенен…»

 
Досмотр сердца откровенен,
И, может быть, ещё жива
Та сила соприкосновения,
Потерянного торжества.
Как руки потеряли сон,
Не согревая больше имя,
Когда одна из двух сторон
Не обретает в душе мира.
И в холоде осколков льда
Захвачено противостояние,
Где заблудившая слеза
Застыла каплей замерзания.
Колючий взгляд звезды ночной
Накроется седым рассветом,
И тот, кто станет вдруг чужой,
Уйдёт с зажжённой сигаретой.
 

Февраль

 
Начнёт кружить нам головы,
Небесный сыпать сор.
На все четыре стороны
Мести метельный вздор.
 
 
Охватит с увлечением,
Накрутит снег столбом,
Где полным обозрением
Пройдётся в голубом.
 
 
И будет констатировать
Поднятием руки,
Кого сугробом миловать,
Чью местность занести.
 
 
Так было, так и будет,
Лишь только у ворот
Его коней разбудит
Земной коловорот.
 

«Жизненная липа зафиксировала аборт…»

 
Жизненная липа зафиксировала аборт,
Слёзы застыли в номенклатуре страха.
Он принёс ей в больницу бисквитный торт
И от жены выкраденную ночную рубаху.
Ей было неполных восемнадцать лет,
Ему тридцать четыре, выработанных по полной,
Для него она была связь и очаровательный предмет,
Для неё – самый любимый и подлый.
На правах единственного и возлюбленного персонажа
Он появился на одной из выставок всемирного масштаба,
Где она с подругой от необыкновенного ажиотажа
Смотрела Рафаэля и мало что понимала.
Он возник уверенным, неженатым и внимательным,
Прошёлся по уже простуженному сердцу обхождением,
Манипулируя Рафаэлем как чуть ли не своим приятелем
В эпоху великого Возрождения.
Тут же квартира сослуживца оказалась рядом и пустой,
Подруга была отправлена в замешательстве на такси.
Цена выставки стала сладкой и роковой,
С дифирамбами, шампанским и обыкновенным «прости».
Щупальца греха обволакивали их полгода,
Он с лёгкостью тянул несовершеннолетнее тело на себя.
Внезапно открылась его катастрофическая несвобода,
Где по российским меркам была большая семья.
Жетон, выданный на право беспечно жить,
Просроченный, лежал в ворохе обречённости,
Жена с выпученными глазами грозила его посадить
Вместе с предательством и придуманной влюблённостью.
Часы, проведённые девушкой в акушерском отделении,
С незаконным выскабливанием человеческой плоти,
Привели её к срыву и душевному потрясению
И вновь открывшемуся кровотечению к ночи.
Ей было неполных восемнадцать лет,
Ему тридцать четыре, выработанных по полной.
Он через неделю узнал, что её больше нет.
Самый любимый и подлый.