«Дети подземелья (сборник)» kitabından sitatlar
Лучше иметь в груди кусочек человеческого сердца вместо холодного камня.
– Я тебе не компания, – сказал он грустно.
– Отчего же? – спросил я, искренне огорченный грустным тоном, каким были сказаны эти слова.
– Твой отец – пан судья.
– Ну так что же? – изумился я чистосердечно. – Ведь ты будешь играть со мною, а не с отцом.
Слово "смерть" не имеет еще полного значения для детского слуха.
– Я вовсе не судья. Я – Вася.– Одно другому не мешает, и Вася тоже может быть судьей – не теперь, так после… Так, брат, ведется исстари. Вот видишь ли: я – Тыбурций, а он – Валек. Я нищий, и он нищий. Я, если уж говорить откровенно, краду, и он будет красть. А твой отец меня судит, – ну и ты когда-нибудь будешь судить… вот его!
С шести лет я испытывал уже ужас одиночества.
Я же рос, как дикое деревцо в поле, - никто не окружал меня особенною заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.
Но, малый, как бы тебе объяснить это? Твой отец служит господину, которого имя – закон. У него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот господин сойдет оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка, судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба, или как там его зовут?» – с этого момента судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из его рук
Все это уж было когда-то, но только не помню когда...
«Вообще все меня звали бродягой, негодным мальчишкой и так часто укоряли в разных дурных наклонностях, что я наконец и сам проникся этим убеждением»
В первые же дни я внес свое оживление и в общество моих новых знакомых. Едва ли эхо старой часовни повторяло когда-нибудь такие громкие крики, как в то время, когда я старался расшевелить и завлечь в свои игры Валека и Марусю. Однако это удавалось плохо. Валек серьезно смотрел на меня и на девочку, и раз, когда я заставил ее бегать со мной взапуски, он сказал:
- Нет, она сейчас заплачет.
Действительно, когда я растормошил ее и заставил бежать, Маруся, заслышав мои шаги за собой, вдруг повернулась ко мне, подняв ручонки над головой, точно для защиты, посмотрела на меня беспомощным взглядом захлопнутой пташки и громко заплакала.
Я совсем растерялся.
- Вот видишь, - сказал Валек, - она не любит играть.
