Kitabı oxu: «Одно и тоже. Неутешительные выводы»

Şrift:

ISBN 978-5-0064-8241-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На фото: автор

Стихи

Одно и тоже

1

Безликим взглядом мертвеца,
Глаза глядят на темень.
Кругом сквозная пустота
И в пыль растёртый щебень.

Но щель глубокая чадит
Из парапета речки,
Её немного странный вид,
Звёзд отражает свечки.

Шажок, другой и странный бег
По уличным невзгодам,
Вот так устроен человек
Без связи с высшим богом.

2

Терь зима свой ткёт узор,
В морозных крышах неба
И сыплет бело-всякий вздор,
На корку грязи снега.

Вот след копыт на мостовой,
Ходили видно черти,
А за углом с прямой косой,
Лик притаился смерти.

И нет воды, та стала льдом,
И кружит стёкол лужи.
Скорей всего мы все умрём,
От перегрева стужи.

3

Скелет идёт, скелет устал,
Ведь кости вязнут в мясе,
А жил раскладистый накал,
Опять в смиренной рясе.

Жара теперь из разных мест,
Течёт воняя потом.
А ветра нет… и счастья нет…
Зато слышна икота.

Живот урчит кляня жару,
Невольно – без исхода.
Видать всё бродит по нутру,
Слепая вера в бога.

Темнеет будущность в глазах,
Но ангел смотрит в белом.
Сожгут теперь нас на кострах,
Джордано Бруно, где Вы?!

4

Осенний шёпот гниль несёт.
Давно уже в могиле:
И холод, и жары помёт,
Как прах в загробном мире.

А сверху капает числом,
Сопровождая сырость.
Не может осень быть добром,
В ней слякоть и брезгливость.

От пребывания в воде,
Всегда сползает кожа.
Но смерть живёт в такой среде
И топит всех похоже.

5

Опять прикован чей-то взгляд
На полноту картины.
Стекает где-то трупный яд,
Смертельной годовщины.

Весенний рушится притвор,
За частотой ограды.
Несёт и ветер всякий вздор
Рукой немой прохлады.

Блестящий череп без волос,
Всё смотрит в глубь могилы.
Его не трогает склероз,
Он сам земля и глина…

6

Судьбы своей не слыша стон,
Считаешь жизнь пределом.
Каков приход – таков урон,
Из массы чёрно-белой.

Живой иль мёртвый всё равно,
Двойная панацея.
Открыл глаза – кругом темно,
Луна косой белеет…

Закрыл глаза и снова мрак,
Везде одно и тоже!
Косой блестит – луны медяк,
Да панацея гложет…

Не людям свойственны ошибки

Не людям свойственны ошибки,
А чудеса вменяет бог
И небо корчится в улыбке,
Смотря на дьявольский подвох.

Что человек, он просто смертен,
Концы с концами чтоб свести,
В житейской ищет круговерти,
Начало божьего пути.

Ему бы чуточку вниманья,
Со стороны богемных лиц,
Чтобы обресть то пониманье,
Пред кем изволит падать ниц!

Не божьей кары ждёт душевность,
За то, что сделано, отнюдь,
Ей подавай христову верность
И объясни всей жизни суть!

Слюни вязкие с пылью глотая

Слюни вязкие с пылью глотая,
Наслаждаясь немой пустотой,
Погружаясь в величие рая,
Плоть внимала успех роковой.

Адский запах могильного склепа,
Что со стоном витал в тишине,
Как волнистость шершавого крепа,
Разлагался ничком в простыне.

Теловые движенья спонтанно,
Наносили инертный урон,
Увлажняя мякину, желанно,
Принимали поганость нутром.

Подступая экстазовой блажью,
Разливался смиренный покой,
Чтоб лирической частью пассажа,
Перейти в драматический вой.

Раскалённость пропала металла,
Облегчённость скользнула в Содом
И застыла Гоморра спонтанно,
Зазвучав как немой камертон!

Болото

Здесь комариный гнус пищит.
Деревья бродят цаплями.
Туман стоит как белый щит
И ветки виснут каплями.

Вдали идут на водопой,
Проплешины осиные,
А ветер, как судьбы изгой,
Пары несёт трясинные.

Тихонько дышит полумрак,
На тени однополые.
Болотный тут архипелаг,
Несёт своё безмолвие.

Миру – мир

Порой живые родники,
Ключами бьют из нашего сознанья,
Вот только бога двойники,
Там расставляют знаки препинанья.

Спонтанно речь не предсказать,
Она течёт сама, порой собою,
Мечта наверное ей мать,
Как то тепло, что ветер шлёт весною!

Как бесконечное узреть?
И далеко ль далёкое ютится?
Вопросов вьётся сбивчивая бредь,
Вот только жизнь конечная не птица!

Всё непонятное душой,
Понять даёт порой возможность,
Но ведь она перед собой,
Всего лишь малая ничтожность!

И вопреки видать всему,
Живёт в России слово – нежность!
Оно своим сознанием в быту,
Подарит Миру – мир, как неизбежность!

Тело природы

Невзгоды тёрлись, увлажняясь,
В небесном изредка лице.
Волна из туч прошла вторая,
Застыв на фоновом крестце.

Из звуков только шелест листьев,
Как скрип ненастных простыней,
И серый цвет воздушных мыслей,
Под разграниченность теней.

Ворчливость истинной погоды,
Не факт разнузданных речей,
А ветра разные исходы,
Чтоб шум был светом фонарей.

Ведь сладострастие пороков,
Судьбой кошерной пустоты,
Дождём вливаясь ненароком,
Смягчает внешние черты!

Явь это видимость – по счёту,
Её мечтой не изменить,
Как лик подставленный к киоту,
Лишь живописная финифть.

И по сему всё однозначно,
Хоть так, хоть эдак рассуди.
Природы тело – непрозрачно,
Оно из плоти! И крови!

Годы тёрлись о вехи столетий

Годы тёрлись о вехи столетий,
Что им пять переменчивых лет.
Как и возгласы всех междометий,
Что постельный преследуют бред!

Речь всегда заходила об этом,
С утверждением явным в конце,
С положительным так же ответом
И счастливой улыбкой в лице.

День вносил иногда коррективы,
В озабоченность праздных истцов.
В основном время было учтиво,
К промежутку из пары часов!

И любовь выдавать успевала,
Блажь пикантно отыгранных сцен,
Волосистое щеря забрало,
Без натуги питательных вен!

В лазурном палеве седьмицы

В лазурном палеве седьмицы,
Витают тени разных дней.
Часы мелькают словно спицы,
Сплетая вехи простыней.

Дома кругом в оконных ризах,
От сглаза свой скрывают быт.
Ткань расписная на карнизах,
Порой тяжёлая, как твид.

Услады шорохов постельных,
Под покрывалами любви…
Потом от звуков колыбельных,
Глаз не смыкают до зари.

Грехи людские и пороки,
Своей сокрыты чередой,
Не дни с годами к ним жестоки,
А образ жизненный… Порой!

И перелистывая память,
Как книгу взбалмошных интриг,
Души пытаешься не чаять,
Сопоставляя каждый миг!

Окраина земли русской

Косогоры невзрачными волнами,
По полям и равнинам бредут.
Травы стелют коврами суконными,
Свой зелёный на землю уют.

Все деревья цветущими ветками,
Обнимают российский простор.
Светотени шальными виньетками,
Дополняют воздушный декор.

Кое-где венценосным вкраплением,
Полыхают бутоны цветов,
Украшая своим появлением,
Беспринципность природных холстов.

Чередует с набожной молитвою,
Ветер свой переменчивый глас,
Нечестивцев пугая не битвою,
А лишь тем что господь аз воздаст!

Полукруг белеет полукругом

Полукруг белеет полукругом,
Оголившись кожею крестца,
Словно мяч накачанный упруго,
Розовея щерится она.

Перед ней я встану на колени
И вперёд как водится согнусь,
Буду делать всё без нудной лени,
Пусть меня хоть кто осудит, пусть!

Если эта даже не родная,
Даже незнакомая, совсем!
Уделю я максимум вниманья,
Самой незначительной из сцен.

Буду совершать свои движенья,
Я навстречу может быть другим,
Доводя до белого каленья,
То, что нужно только лишь двоим!

И закончив эту ритуальность,
Омовенье тут же проведу.
Словно надлежащую формальность,
Строго к обоюдному стыду!

Что для девчонки значит слово – нежность

Что для девчонки значит слово – нежность,
Давя на принцип качества любви?
Наверно просто жизни неизбежность,
Чтоб погасить влияния костры.

Раскинув тело, спящей притвориться,
Скатав вокруг клубок из простыней,
Разогревая ткань цветного ситца,
Чтоб выглядеть самой себя бледней.

Потом откинуть томно покрывало
И кожи белой оголить фаянс,
Вздохнуть, чтоб люстра звякнув в центре зала,
Секунд пятнадцать била диссонанс!

И улыбнувшись слиться с полумраком,
Перетекая в сумрачную тень,
При этом чуть блеснуть пурпурным лаком,
Накрашенных с утра ещё ногтей.

Да тут не нежность, тут чего покруче,
Скорей всего божественная страсть!
Которая шевелится скрипуче,
Чтоб предоставить пагубную сласть…

Одна не значимая внешность

Одна не значимая внешность,
Своё познание внесла,
В сиюминутную сюжетность,
Без отторжения добра.

Когда своим открытым видом,
Закрыла совести глаза,
Переписала стиль сюитам,
Как затаённая мечта.

Полураскрыв свои таланты,
Чтоб поменялись берега,
Перебирая варианты,
Не опровергла прелесть зла.

Мораль судьбы перемешалась,
Для познавания греха,
Застыв навеки в слове – шалость,
С последним криком петуха!

Лихим вторжением возмездья

Лихим вторжением возмездья,
Порок обрублен был измен.
Двойным понятием бесчестья,
Вознаграждён зато взамен!

Но сопоставив факт блаженства,
На тихом омуте чертей,
Совсем другое вышло членство,
На весь остаток скудных дней.

Зато сошла общений польза,
Не как награда, а сюрприз.
Теперь хоть сколько хорохорься,
Но уж посажен кипарис.

И образ женственный цепляя,
Как некий груженный вагон,
Цивилизация слепая,
Снесла порядковый заслон…

Реальность

Здесь незаметно черти бродят,
Людей устами говоря,
В своей мифической природе,
Неся зловоние гнилья.

Копыта пряча в белых туфлях,
Скрывают рыжие хвосты,
Тела в багрово – сизых струпьях,
От шерсти палевой черны.

Они вменяют свой порядок,
В полезно нравственный аспект,
С людьми играют, как со стадом,
Сгоняя их в одну из сект.

Учителями выступая,
Иначут веру как хотят
И тянут мрак в глубины рая,
Чтоб воскресить там вечный ад!

Нет букв которыми мы сможем

Нет букв которыми мы сможем,
Оценку дать назло всему.
Поймёт ли нас всевышний боже,
Где всё угодно лишь ему!

Где новобрачные процессы,
Шпыняет даже сатана!?
И рушит праздные эксцессы,
Что выставляет нам судьба!

Мир гонит даже позитивы,
Устои предков превзойдя!
И музыкальные мотивы,
Что слушать попросту нельзя!

Ведь так незыблемо скатился,
Уже давно любви порок…
А глас невинных раздвоился,
Не вняв последствия урок.

Часть жизни русского народа,
Сплошь литургия по Христу
Всё остальное лишь угода,
Потустороннему лицу!

Разорвались цикличности – бусы

Разорвались цикличности – бусы,
Без сплочённости разных идей.
Разбежались опричницы – музы,
От эгиды безвольных людей!

В храмах больше они не толпятся,
Слёз любви по могилам не льют,
Источая оттенки багрянца,
Возникают на пару минут.

А должны представлять ту предтечу,
Что не прячется в душах богов,
А рутинно царапает вечность,
Проявляясь из букв и слогов!

Чтобы люди читали исходник,
Человеческих мыслей в стихах,
Чтоб любой маломальский угодник,
Знал, что время рассыплется в прах!

Иногда музы всё же приходят,..
Чтоб побыть в чьём-то здравом уме.
В основном как мечты на свободе,
Или стынут в любовном письме!

Цилиндрический колодец

Цилиндрический колодец,
Обрамлённый чёрным мхом,
Со своею мутной водью,
Иногда с кошерным дном.

Топят в нём отнюдь не вёдра,
А блаженственный порок,
Выгибая чресел бёдра
И плюя на жизни рок.

Сатаны потребность грея
Или божию причасть.
Но об этом судит время,
Обремененная часть.

Специфические пазлы,
Саркастический цинизм,
Что ещё там в чём погрязло,
Скажет только организм!

Людей ещё в цветущем лике

Людей ещё в цветущем лике,
Сзывает молча на погост,
Для поклонения владыке,
Всегда невидимый Христос!

И люди тянутся с молитвой,
К любым уже святым мощам,
Туша корысти любопытной,
Негодованья скрытый срам!

Не все блестят открытой верой
И соблюдением постов,
А путь дорог обычно серый,
Блюдут со скопищем крестов.

И подношений груз несчастный,
Из копей тянут бедолаг,
Чьих накоплений звон ужасный,
Всего лишь вымысел писак.

Было и есть

Никогда нам «забор» не мешал,
Я скажу как Владимир Иванович.
Рисовал это даже Шагал,
Моисей вполовину Захарович.

Бунтари может с царских времён,
От судьбы были только – поэтами!
И любой их сторонний наклон,
Пресекался потом пистолетами!!!

Годы помню под хрип голосов,
Только с разной для всех интонацией.
Как Высоцкий со всех уголков,
На бобины вползал информацией.

На теперешний быт фраеров
И на жизнь россиян как алкашскую,
Про крутую к России любовь,
Можно белую взять или красную.

До сих пор актуальны они,
Ямбографы тогда митинговые,
А теперь это сплошь словари,
Для любых поколений – толковые!

Поглаживая нити разных тканей

Поглаживая нити разных тканей,
Сквозь осязанье хочется понять,
Зовущий крик отмеренных желаний,
Дающих шерсти призрачную гладь.

Рука потеет или ткани мнутся,
С подкладкою на нужной стороне
И влага отмечает путь безумца,
Пришедшую таинственно извне.

Минута страсти теплится в желаньях,
Подчëркивая белую черту,
В совсем уже иных воспоминаньях,
Всего пытаясь выскрести одну.

И та минута всё-таки приходит,
Откинув ткани начисто – совсем,
И белая черта под сенью бëдер,
Купается сама в одной из тем!

Моих стихов отождествленье

Моих стихов отождествленье,
Как жизни стикер ответвленья,
Дают небрежности оскал,
Но не восторженности шквал.

Наверно просто нет основы,
Но огнедышаше головы,
Четыре строчки, или нет
Две точно, словно скрип штиблет!

Воспринимаемы бессрочно,
Кому нужны безоболочно.
Но чей-то очень пряный вкус,
Осадки стелет в виде бус.

Когда врываются подтексты,
И рушат мир все интеллекты,
Как перемешанный мотив,
Чтоб взрыда сдëрнуть позитив.

Не бойтесь впарить то, что вышло,
Ведь это может просто числа,
Или аспектов разнобой,
Под тем что выдано судьбой.

Не бойтесь плюнуть на дилеммы,
И сковырнуть обидность темы,
Всё оттопырится как вид
И сгинет текст немых обид!

Сегмент

Кем воспеты муки созерцаний,
Радужные прелести извне?
И когда надёжность достояний,
Доставляла радость кабале?

Духи не воспитаны словами,
Воздуху души не передашь!
Это понимаешь лишь с годами,
Как и то что мир земной не наш.

Языка природы мы не знаем
И что осязаем мало чтим.
Чувства это радость не святая,
Ведь они как мягкий пластилин.

Где пренебрежение не фактум,
Этого никак не доказать!
И не хватит переменных актов,
Тиснуть на изменчивость печать!

Вывода здесь попросту не будет,
Вывод это твëрдый аргумент.
А при человеческой причуде,
Это лишь ничтожнейший сегмент.

Полковник

Неверно мысли наши чтут,
Все экстрасенсы строгие.
Наверно ждут когда помрут,
Извилины убогие.

На лист смотря календаря,
Не видишь ты последствия.
Возможно это западня,
А может быть эксцессия.

Не важно где, неважно с кем,
Но выпить ты обязанный!
Зато проснëтся столько тем,
Что будет мир обгаженный.

Твой эквилибр с тобой пойдëт,
Держа тебя за талию,
Но лишь потом прибавит счëт,
За груза аномалию.

Ехидным голосом шипя,
Супруга скажет верная:
«Ты шлялся видимо не зря,
Раз выпил неприменную!»

И снова храп не даст уснуть,
Семейному насилию.
И мысли строгие придут,
К полковнику Василию!

Сиюминутное влеченье

Сиюминутное влеченье,
Мысль вводит просто в заблужденье.
Всё по тому что, что смоглось,
Уже естественно сбылось!

Но повторений кто-то хочет,
Хотя висит уже замочек
И уклоняясь от того,
Желаешь собственно всего!

Но тут специально не охота,
И лезет скрытая дремота,
В мозги спускаясь как туман,
И благ повздоривших обман.

Клубится термин – до свиданья.
Оно же треплет созерцанья.
А вот на следующий раз,
Звучит уже прямой отказ.

Не сразу память обольëтся,
Водой из старого колодца.
Но вот когда поймает нить,
Тогда понятно, где вершить!

Подбирая к мыслям дифирамбы

Подбирая к мыслям дифирамбы,
Невозможно даже пошутить.
Утверждая ветреные штампы,
Разговор мотаешь словно нить.

Теребя словесную ловушку,
Хвалишь то, чем хочешь обладать.
Волю развернув на всю катушку,
Лести увеличиваешь кладь.

И цветок желаний раскрывая,
Скидываешь на пол лепестки.
Достигая пламенного края,
Страсть тревоги рушишь у тоски.

Даже если памяти неймëтся,
Закрываешь попросту глаза,
Чтоб с реальным видом не бороться,
Новые вкушая образа!

Дифирамбы сыплются от счастья,
Если мысль отыщет слово – месть,
А ладони держат не запястья,
А сминают собственную честь!