Kitabı oxu: «Проект «Валькирия»»

Выражаю огромную благодарность Наталье Бахтиной за её неоценимую помощь в работе над книгой
Часть 1. Воинство небесное

Глава 1

1942 год, 30 мая. Небо над Кольским заливом

Борис почувствовал тупой удар вбок-сзади. Это могло быть только попадание. Тем более с каждым мигом там нарастало жжение, а пальцы, сжимавшие ручку, начали терять чувствительность. Впереди, кабельтовых в тридцати, нещадно дымя трубами, шёл стреляющий миноносец. Корабли союзников прикрывает Северный флот. Нужно дотянуть до моряков… Они… помогут…

Всю ночь двадцатишестилетний гвардии подполковник Борис Сафонов почти не спал. Лишь опускал голову на скрещённые руки и ненадолго забывался прямо на столешнице, у телефона. Ждал сигнала о вхождении англо-американского конвоя PQ-16 в зону досягаемости истребителей его 2-го гвардейского Краснознамённого смешанного авиаполка. Трое асов, отобранные для первого, самого дальнего вылета на прикрытие долгожданных транспортов, также пытались спать на стульях и лавках тесного командного пункта. Он то и дело вскидывался на зуммер. Уставшие серо-голубые глаза мгновенно оживали, а широкоплечее кряжистое тело сжималось пружиной. Но пока это были лишь повседневные хлопоты его большого хозяйства. Борис отдавал необходимые распоряжения, оглядывался на «соколов» и вновь опускал волевое, по-мужицки красивое лицо на свои предплечья.

Наконец пришёл сигнал. Вылетели четвёркой ещё в сумерках, по самое «не балуй» загрузив топливом ленд-лизовские Кертис Р-40Е «Киттихоук». Все лётчики лишь один или два раза поднимали в воздух эти американские новинки, но на то они и советские соколы! Для которых нет невыполнимых задач. Правда, ведомый, он же заместитель командира полка, подкачал. Уже над морем его мотор вдруг задымил, и гвардии майор Кухаренко повернул назад. Так что дальше летели тройкой: Борис, оставшийся без напарника, гвардии старший лейтенант Покровский и его ведомый – гвардии капитан Орлов.

Сафонов знал, что уже несколько дней немцы жестоко били несчастный конвой «стаями» подлодок, бомбардировщиками и торпедоносцами Люфтваффе. А ведь союзники везут так необходимые сейчас СССР танки, самолёты, боеприпасы, топливо! Груз каждого спасённого корабля существенно приблизит победу.

Как и ожидалось, сначала увидели дымы над морем. Это из труб кораблей. Разбитые транспорты и вытекающий из них мазут горят по-другому. Уже хорошо! Плотная облачность висела метрах в восьмистах над студёным Баренцевым морем, смешиваясь с поднимавшейся от воды гарью. Над чётко видимыми судами, шедшими в Мурманск по фарватеру Кильдинского плёса, «расцвели» дымные шапки разрывов. По кому это там зенитчики лупят? А, вот! Из туч пикируют двухмоторные бомбардировщики. Немцы! Борис дал обороты своему «американцу» и рванул на перехват. Сзади то же сделала оставшаяся пара.

Он не стал мудрить и в своей обычной манере, исключавшей движение по прямой, зашёл слева-сзади в голову цепочки вражеских самолётов. Ага! «Юнкерсы-88». Универсалы, хорошее бронирование кабины и фюзеляжа. Значит, лучше бить по моторам. Выцелил второго, дал очередь наискось из всех шести 12,7-мм пулемётов. На огонь стрелков бомбардировщиков привычно не обращал внимания. Он всегда чувствовал «конусы смерти» и руки сами выводили истребитель из их зон действия. Штатовские «Браунинги», конечно, не чета советским «Березиным». Но из шести-то стволов получается нормально! От «Юнкерса» сразу полетели ошмётки.

– Одного сбил! – передал в эфир. А сам на форсаже уже догонял головного. Короткая очередь. Задрался вверх ствол пулемёта стрелка. Вторая, подлиннее. От бомбёра повалил чёрный дым, он резко клюнул носом.

– Двух рубанул!

Жаль ребят не слышит – у тех радиостанции на другой волне. А по своей он мог связаться только с аэродромом вылета, Ваенга-первая. Ну, возможно, и с кем-то на кораблях. Только это, если что, мало поможет – конвой идёт в режиме строгого радиомолчания. Ёлки! Ну, не умеем мы ещё толком всеми возможностями радио пользоваться! В отличие от гадов-немцев.

Впереди Борис заметил ещё один Ju-88. Что-то далековато от основной группы. Форсаж!!! (Хотя двигатель «американца» такого режима перегрузки не любит. Но как они воевать-то без него собираются?!) Давай, родной, тяни уже! Драпающий бомбардировщик медленно приближался. Вот только из всех щелей тяжёлой бульдожьей морды его Р-40Е уже валила тонкая чёрная гарь. Да держись ты, «чудо безмоторной авиации»! Похоже, хвалёные серебряные подшипники сдыхали от работы на грубом советском масле с добавлением аэродромного песка и пыли (воздушных фильтров на ленд-лизовские моторы американцы не ставили).

Огрызавшийся «Юнкерс» крутился над морем. Шалишь! Высота не та. Вдруг в затылок повеяло смертью. Сзади ещё один!

– Прикройте с хвоста!

(Хотя, кому это он?) Вот уже и приемлемая дальность. Загремели крыльевые «Браунинги». Трассы накрыли немца… Но тут практически незаметный до этого винт начал резко замедляться. Вот уже чётко видно затухающее вращение лопастей. Остановка двигателя! В кабине сразу стало непривычно тихо. Тогда он и ощутил сотрясение самолёта и почти сразу этот удар в спину.

– Подбил третьего… Мотор… «Ракета»!

Последнее кодовое слово означало, что идёт на вынужденную посадку. Приводнившийся истребитель худо-бедно держится на поверхности от двух до семи минут. Хватит, чтобы покинуть его с надувной резиновой лодкой и НЗ. Так в студёных волнах Ледовитого океана можно прожить чуть дольше.

Но – не судьба! Отлетался, Борька. Ослабшая рука перестала сжимать ручку, и «Киттихоук» свалился на крыло. Близкая водная гладь рывком прыгнула к кабине.

* * *

Тьма была недолгой. Первым, что Сафонов осознал, было тепло. Умер, что ли? Баренцево море всегда холодное. Да и сухо ему. Может, в кабине тонет? Открыл глаза. Абсолютный мрак. Что-то негромко щёлкает. Но вот с боков появился свет. Сразу стало видно, что над ним приподнимается крышка… Гроба? Да нет. Кто бы его хоронил посреди Кильдинского плёса, в сотне километров от берега.

Да и мягкая она. Как причудливо изогнутая спинка дивана. Вот уже «крышка» расползлась (?!) в разные стороны, и он понял, что лежит в светлом помещении. Госпиталь? Над ним озабоченно склонились двое мужчин, на вид лет тридцати пяти, в непривычной «обтекаемой» форме. То, что это именно военное обмундирование Борис понял сразу. Одинаковое, бело-голубое, с отложным воротом, накладными карманами и полосой однобортного стыка. Какого-то неправильного, словно нарисованного. Причём, совсем без пуговиц или крючков. Лишь в поясах оба перетянуты коричневыми ремнями с чем-то вроде кобур на правом боку, ближе к ягодице. На левом обшлаге и груди у незнакомцев знаки различия в виде больших золотистых «галочек» углом вниз. У одного одна, у второго две. В армии республиканской Испании было что-то подобное. Аналог треугольников РККА.

– Борис Феоктистович? – голос двухгалочного (которого Борис тут же, на испанский манер, окрестил «Sargento» – сержант), дрогнул от волнения.

– Да. Где я? – обнажённый Сафонов находился в какой-то мягкой кровати, образовывавшей вокруг тела плотный кокон. Одношевронный «Cabo» (капрал), словно прочтя мысли, накрыл его простынёй, оставив снаружи голову.

– Можете считать это медсанчастью! – теперь уже радостно и как-то очень уж приветливо улыбнулся «Саргенто». Среднего роста, чуть ниже Бориса. Но очень жилистый. Наверняка сильный. Близко посаженные светло-серые глаза. Цепкие, внимательные. Как у лётчика-истребителя. Короткие тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены. Через всё узкое хищное лицо наискось тонкий неровный шрам. Лишь непонятное дружелюбие смягчало прямо-таки излучаемое им чувство опасности. «Кабо» тоже, кстати, не выглядел добрым самаритянином. Лицо слегка треугольное, сужающееся книзу. Словно бы утомлённое. И мудрые карие глаза. Вот его сразу хотелось назвать не то «профессором», не то «товарищем военврачом».

– Ребята, дайте мне ещё пару минут! – раздался откуда-то из глубины помещения, сплошь заставленного непонятным оборудованием, приятный женский голос. – Нужно закончить обследование!

– Борис Феоктистович, полежите немного без движения! – вежливо попросил дружелюбный со шрамом. – Потом попробуем всё объяснить.

Полежать не трудно. Тем более кровать чудо как хороша! Он проанализировал ощущения. Ни усталости, ни следов хронического недосыпа. А главное – справа-сзади ничего не болит! Что уже само по себе радует. Даже есть не хочется.

– Всё, готово! – в поле зрения показалась миловидная темноволосая женщина, на вид не старше двадцати пяти, с блестящей, неестественно белой бумагой в руках. Тоже в военной форме, но уже тёмно-синей, с чёрными петлицами, отделанными серебром, с одинокой серебряной «шпалой». Вот только лица у медиков какие-то… Не рабоче-крестьянские. Да и уставного почтения у слишком уж зрелых сержантов перед «капитаншей» мало. Скорее, как равную воспринимают.

Сафонов решил на всякий случай включить тумблер «Д». Так у них в полку говорили о тех, кто начинал валять дурака. Обещали «объяснить»? Пожалуйста! Сам он старательно молчал, незаметно ощупывая странное лежбище, в котором оказался. Вдруг придётся срочно выскакивать и драться. Не то чтобы ждал какого-то подвоха, но неправильность ситуации напрягала.

– Вы у своих, Борис Феоктистович! – словно прочёл мысли дружелюбный. – Мы попытались спасти вас в 1942-м. Пока не знаем, насколько получилось. Сейчас здесь 1990 год. Мы находимся в Союзе Советских Коммунистических Республик. Но это не наш мир, а параллельный. Так что…

Саргенто смущённо развёл руками.

– Мы… победили? – голос у Бориса неожиданно охрип. Тут уже оба бело-голубых непроизвольно, но искренне разулыбались. Теперь ответил Кабо:

– Да! 9 мая 1945 года. Безоговорочной капитуляцией фашистской Германии!

«Что? Ещё ТРИ года такой войны?!»

Похоже, и эту мысль «военврач» уловил:

– Враг очень силён. Впрочем, тебе ли объяснять… Но – добили! Прямо в его логове. И пол-Европы освободили!

Кабо словно вбивал словами невидимые гвозди. Похоже, не заметив, что перешёл с Борисом на «ты». Саргенто успокаивающе положил руку ему на плечо:

– Остынь, Коль. С медициной закончим, и всё Феоктистычу расскажешь.

«Капитанша» протянула свою чудо-бумагу:

– Если вкратце, то по параметрам всё получилось. ИТ соответствует, психоматрица перемещена успешно. Это – полноценный Борис Феоктистович Сафонов. В наиболее оптимальной физической форме. Примите мои поздравления. Вот только… Он – же характерный «воин света»! Тёмного в спектре почти нет.

– Ну, и засунь его себе… В контейнер! Никол, давай! – весело откликнулся Саргенто. С каждой секундой он всё более нравился Сафонову. Было в нём что-то от обожаемого бывшего комбрига, легендарного Якова Смушкевича.

Кабо открыл панель ближайшего здоровенного прибора, оказавшегося тонкостенным металлическим шкафом, и извлёк «плечики» с привычной тёмной формой подполковника ВВС флота. В глаза сразу бросились две Золотые Звезды над его наградами: орденом Ленина, тремя Красными Знамёнами и английским «Ди-Эф-Си» («Крестом за выдающиеся лётные заслуги»). А справа – вообще что-то непонятное. Вроде отзеркаленного Знамени, но с надписью «Гвардия».

– Я всего лишь Герой Советского Союза! – нахмурился Борис.

Оба бело-голубых тотчас замерли по стойке «смирно». А вслед за ними вытянулась и «капитанша». Саргенто с совершенно серьёзным лицом, даже с какими-то левитановскими нотками в мощном командном голосе, продекламировал:

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1942 года «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками» гвардии подполковник Сафонов Борис Феоктистович награждён второй медалью «Золотая Звезда». Посмертно.

При начале цитаты Борис чуть не выпрыгнул из «кровати». Прямо голышом. Удержал лишь вид симпатичной «капитанши». Но услышав последнее слово, просто онемел. Постепенно начало доходить. Буквально только что рванувшееся к кабине море. 30 мая 1942-го… «Мы пытались спасти вас…» «Сейчас здесь 1990-й». Указ Президиума ВС СССР от 14 июня 1942-го… А «Кабо» ещё и добавил:

– Наградной на вас послали ещё при жизни. За три дня до вашего последнего вылета к конвою. Пока суть да дело… Получилось – посмертно.

– Так это что, тот свет что ли? – Сафонов отметил, что серьёзный Николай опять начал ему «выкать». И как всегда основательно подошёл к новой проблеме.

– Не совсем. Мы пытаемся обмануть смерть. Точнее, получить у неё отсрочку. Ты… вы всё ещё нужны Родине. Даже – всему человечеству! – Саргенто взял форму дважды Героя и положил на кровать. Затем повернулся к «капитанше»:

– Зоринка Аркадьевна, дайте товарищу гвардии подполковнику одеться!

* * *

Конечно, форма была не его. Сразу видно, что новодел. Да ещё и все вещи слишком яркие. Хотя сукно хорошее и сшито добротно. Ордена тоже выглядели только что извлечёнными из заводских коробочек. Впрочем, привередничать не приходилось. К тому же имелось и «нулёвое» нательное бельё с шерстяной тельняшкой. Пока Сафонов облачался, «Кабо» снова сунулся в шкаф и извлёк ботинки, командирскую фуражку с военно-морским «крабом», а затем и ремень с кобурой. Борис сразу цапнул её, отметив привычную тяжесть. Откинул клапан и с удовольствием вытянул штатный «Тульский-Токарев». Вот только заводской номер на нём отсутствовал.

– Борис Феоктистович, проверять пока не надо! – понятливо предупредил Саргенто. – Пистолет исправен. Две обоймы снаряжены. Здесь он, в принципе, вам не должен пригодиться. Но у фронтовика всегда должен быть при себе.

Оружие сразу вернуло уверенность. Всегда любил огнестрел. Любой. Нормативы «Ворошиловского стрелка» ещё в фабрично-заводском училище выполнил. А это что?! С тела исчез воспалённый, плохо заживший шрам операции по удалению аппендицита, после которой почти четыре месяца не мог летать.

– Товарищ гвардии подполковник, у меня для вас две новости! – понятливо ухмыльнулся Кабо.

– Давайте плохую! (Хотя, что может быть хуже того, что ты уже умер?)

– Аппендицит у вас на месте.

– Как это?! Мне же под Новый год его вырезали в госпитале?

– Это другое тело. Здесь всё работает. В том числе и аппендикс. Для чего-то же он нужен? – бело-голубой уткнулся в чёрную прямоугольную коробочку, вроде портсигара, легонько постучал по крышке пальцами и удовлетворённо добавил:

– А, вот! Важная часть иммунной системы, скопление лимфоидной ткани, хранилище полезных бактерий.

– Понятно… А – хорошая?

– Хорошая новость в том, что теперь вы идеально здоровы!

– Товарищ военврач! – решился Сафонов. – А что у вас за звание?

«Кабо» вновь принял строевую стойку и коротко кивнул:

– Космонавт. Зубров Николай Николаевич. Рад знакомству!

Как-то уж очень по-старорежимному это у него получилось. Из «бывших»? Вроде слишком молод. Саргенто самостоятельно щёлкнул каблуками:

– Старший космонавт Феоктистов. Владимир Игоревич.

Вот здесь уже не осталось никаких сомнений – такую выучку приобретают только долгими годами. А «двухгалочный», ничтоже сумняшеся, указал рукой на вновь появившуюся из-за железных шкафов миловидную «капитаншу»:

– А это – атташе О`Гирли. Зоринка Аркадьевна. Прошу любить и жаловать! С воинским званиями Рабоче-Крестьянской Красной Армии её чин соотносится как «капитан». Но здесь «атташе» относится уже к старшим офицерам.

Слух резанул белогвардейский термин обозначения командного состава.

– А где это «здесь», господа хорошие?

Все трое с любопытством уставились на Бориса. Зубров ехидно прищурился:

– Смотри, у него уже и рука кобуру лапнула!

– Да ты бы на его месте вообще уже полчаса дрался! – очень спокойно отозвался Феоктистов. – Зоринка Аркадьевна, можно нам панорамку?

Женщина молча что-то включила и стены стали прозрачными! Рука Сафонова непроизвольно сползла с клапана. Высота была небольшой – этаж второй или третий. Почти сразу за кабинетом колыхались на лёгком ветру кроны вполне привычных деревьев с летней пышной листвой. Но вот за ними! Прежде всего, в глаза бросались циклопические здания закруглённых, изогнутых и изящно-ломаных очертаний, что поднимались за недалёкой речкой. Архитектура была сплошь незнакома, но не вызывала отторжения. К тому же, почти сплошь высотки состояли из непрозрачных сверкающих стёкол! По ближнему краю их опоясывала какая-то эстакада, вроде капитального фуникулёра. А над городом сновали летательные аппараты. Без винтов и привычных крыльев, порой неторопливые. Больше всего они напоминали сплюснутые и обтекаемые корпуса легковых «эмок» без колёс. Вот только ещё и пестрели яркой расцветкой. Слева возвышались три здоровенных белых ветряка, походившие на гигантские носовые части «Харрикейнов», которые держали ровные конические столбы.

– Это Новосибирск! – с гордостью указала на город Зоринка Аркадьевна. – «Наукоград». Добро пожаловать в Метрополию! По нашей классификации эта планета называется Земля-1. Сейчас идёт тысяча девятьсот девяностый год. Восьмое августа. Наш календарь идентичен принятому у вас, в Советском Союзе.

– А наш с вами мир, Борис Феоктистович, называется Земля-7. И там сейчас всё далеко не так радужно, – грустно добавил старший космонавт.

– Но мы же победили!

– Да. И лет на пятьдесят обеспечили развитие общества вот в этом направлении! – он указал на высотки Новосибирска. – Правда, не так быстро. Да и других проблем хватает.

– Товарищи офицеры! – перебила их заметно повеселевшая атташе: – Предлагаю покормить гостя. Да и самим подкрепиться. Как это у вас говорится? Нужно «обмыть» Звёздочку?

Зубров с жаром поддержал:

– Тогда уж и само воскрешение! Тут «наркомовские» точно не повредят.

– Да, Борис Феоктистович! – присоединился Феоктистов. – Там девочки из столовой жареного поросёнка приготовили! Как у вас на Северном флоте принято.

– Ничего такого у нас не принято!

– Наверное, чуть позже прижилось. С 1942-го года успешно возвращающиеся из боевого похода подлодки так встречают. До сих пор.

– Но я же не подводник!

– Ну, как сказать… Вернулись-то успешно. Живой, с победой. Флотский опять же! – старший космонавт провёл большим пальцем по шву своего кителя, и его ворот распахнулся. А под ним показалась самая настоящая тельняшка! Феоктистов извлёк откуда-то голубую аккуратную пилотку с кокардой в виде восьмилучёвой красной звезды с чёрным якорьком в центре, покрыл её голову, привычно лихо заломив на правый бок, после чего чётко козырнул:

– Гвардии подполковник ВВС Балтийского флота! С возвращением, Борис Феоктистович!

Кабо также продемонстрировал «морскую душу», покрыл голову и козырнул:

– Гвардии майор ВВС Балтийского флота. С возвращением!

Теперь Сафонов понял, что так цепляло его в этих военных. Несмотря на все странности, воспринимались они именно как свои. Как боевые братишки.

Спокойствие начало возвращаться, и Борис наконец-то обратил внимание на непонятную мушку, всё время мельтешившую в поле зрения где-то справа сверху. Стоило чуть сконцентрироваться, как дефект зрения тут-же развернулся в полупрозрачный, но чёткий текст, повисший прямо перед глазами:

«Борис Феоктистович Сафонов, уровень 0

Человек, 26 лет»

Что за…?! Рядом возникли ещё какие-то отметки, но Сафонов уже хаотично заморгал, задергал глазами, и пугающая надпись исчезла. Точнее —свернулась обратно в почти незаметную мушку. Местные вояки с понимающими улыбками смотрели на гвардии подполковника.

* * *

2022 год по времени Метрополии, 7 июня. Земля-1, космопорт «Кисимайо»

Изящными пальцами Полина неуверенно перебирала струны новенькой поликарбоновой гитары – отцовского подарка на её восемнадцатилетие:

«Утверждают астрономы и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести!»

А вот негромкий голосок был хорош. Особенно, в сочетании с мягким овалом лица и серыми глазами. Которыми девушка в который раз задумчиво рассматривала старенькую голограмму обаятельного парня в скафандре.

«Интересно, а у нас есть такие?»

С объёмного портрета широко улыбался первый космонавт Земли-7. Песня, кстати, тоже из мира Юрия Алексеевича. В оригинале: «Утверждают космонавты и мечтатели…» Но Полина планировала стать астрономом или даже астробиологом, в связи с чем решила, что лично для неё так будет правильнее. Её загорелое лицо ярко оттенял ореол длинных, добела выгоревших волос. Чуть ломаные брови, точёный носик над полноватыми губами, и ощущение радости, которое Полина почти всегда физически излучала, как правило, сразу очаровывали. Но сейчас она с болью в сердце провожала незаметно ушедшее детство.

Родители с юных лет привили девочке интерес к космосу. Мама рассказывала о звёздах, планетах и галактиках, а папа привозил из командировок цветные голографические атласы с туманностями и красочными иллюстрациями небесных тел. В четырнадцать подарил вот эту цветную «галку» Юрия Гагарина, улыбка которого буквально перевернула Полине душу. С тех пор набралась уже коллекция галопортретов, изготовленных из фотографий людей, первыми вышедших в космос в человеческих руслах. Но именно эта оставалась особой, став почти талисманом.

Впрочем, Полину волновали не только небесные странствия. Она вообще любила путешествовать. Особенно, с родителями и друзьями семьи Холмских. В детстве чаще всего ходили по родному краю. Зимой – в одно-двухдневные лыжные походы, а летом уже в серьёзные недельные туристические сплавы в окрестностях Новосибирска. Вот уж где получалось море романтики! На байдарках по реке Бердь и притокам, отдых у костров, на которых получается самая вкусная в мире похлёбка, ночёвки в палатках… Ах как ярко сияли тогда по вечерам звёзды, каким призывным был их манящий свет! Ведь в городе далёкие космические светила почти не видны: там вместо звёзд – зарево Наукограда, и даже свет луны перебивает иллюминация площадки роботакси напротив окон их жилого блока.

Как-то летом всей туристической группой засиделись у костра. Пели, травили байки. Мама вспомнила случай, когда ещё училась с подружками в Ленинграде на матмехе¹. На первом курсе была практика по астрометрии и небесной механике, и им поручили вычислить точный момент прохождения светила через меридиан – его кульминацию. Лучше всего такую работу производить с возвышенности, чтобы не мешали деревья и силуэты домов. Поэтому декан договорился с руководством Исаакиевского собора, и студенткам разрешили подняться с переносным пассажным инструментом на его верхний ярус.

Дело происходило зимой. Серпик молодой луны скрывался за горизонтом. Стояла звёздная морозная ночь. Поэтому комендант общежития выдал девчонкам казённые валенки. Но одна пара оказалась сорок третьего размера. Целый корабль для их-то ножек! И хотя валенки не галоши, но и они могут слетать. Как правило – в самый неподходящий момент. А вчерашним школьницам так понравилось ночью на верхней галерее исторического собора, что, закончив наблюдения, они и не подумали спуститься. Расшалились, начали бросаться снежками из редкой наледи и бегать наперегонки по ярусу. Но тут-то у девушки с «гигантской» обувью валенок и соскочил, рыбкой скользнув прямо за барьер ограждения.

Ойкнули, подхватили пассажный инструмент и дружно понеслись вниз. Не бегать же Галке босиком! К тому же обувь казённая, нужно вернуть… И внизу нос к носу столкнулись с милиционером, что патрулировал территорию. Идёт он, значит, вокруг Исаакия. Ночь, красота. Ледок похрустывает, девчата где-то смеются. И вдруг прямо по голове – шарах! Валенком. Хорошо хоть не кирпичом. Больно, обидно! А вещдок-то, между прочим, ещё тёплый.

Неизвестно, что там думал молоденький патрульный, но видок у него был… Девчата аж зашлись хохотом. А Юра, разобравшись, проводил их до общежития и помог дотащить тяжёлый инструмент. Ну а с Галкой они вскоре поженились. Так друзья их и прозвали – «Валенком венчанные»!

Отсмеялись, вспомнили ещё пару смешных случаев и начали расходиться. Ушли в палатку и мать с отцом. А пятнадцатилетняя Полина осталась у догоравшего костра – очень уж ей было хорошо. Ночевали на ровном отроге в Бердских скалах. Окрестности как на ладони, над головой шатёр неба с хрустальными звёздами.

Вот самые яркие из летнего треугольника: голубоватая Вега, Денеб и Альтаир… Вдруг у девушки перехватило дыхание. Показалось, что звезда пронзила ей самое сердце своим лучом. Тонкая натура, настроенная на всё загадочное и таинственное, Полина аж задрожала от радостного возбуждения, ясно услышав Зов. Да, именно так: с большой буквы. К ней вдруг обратилась сама космическая даль, где светила взрываются от переизбытка огня, а сбрасываемые вуали образуют причудливые разноцветные туманности, в которых скрываются агрессивные кошмары погибших светил – нейтронные звёзды и чёрные дыры.

Но тогда Полину не волновали мудрёные названия. То, что она чувствовала, нельзя было даже выразить словами. Только девочка знала: отныне вся её жизнь будет посвящена служению. Кому и чему? И это трудно было сформулировать. Но всё её существо звенело и пело в унисон неслышной мелодии вселенной: она – не здешняя, она принадлежит космосу. Её дом там!

Теперь следовало принять решение куда пойти учиться. Без образования не обойдёшься, это Полина понимала. Только вот почему-то не существует факультета загадочного звёздного света, отделения таинственного полуночного свечения и пособий о том, как ходить босиком по лунной дорожке. Слишком прозаичны направления научных кафедр в институтах и университетах, слишком много сухих формул надо заучить, чтобы сдать экзамены на право назваться просто астрономом.

Поэтому она не спешила. Но быть ближе к космосу, к настоящим звездолётам хотелось. В прошлом году, незадолго до окончания школы, отца перевели в космопорт «Кисимайо», что возвели в экваториальной Африке. И Полина упросила взять её с собой. Мать сначала была против: в Сомали слишком жарко, девочке надо готовиться к поступлению, и вообще – это слишком далеко! Но потом ей самой предложили работу в Чили, в высокогорной обсерватории, и под напором обстоятельств мама уступила. Так Полина вступила во взрослую жизнь и сразу окунулась в суматоху насыщенных будней одного из главных космопортов планеты.

* * *

Старенький отцовский кондиционер здорово помогал, ведь дневная жара в Сомали почти адская. Не спасает даже близость океана. Зато раннее утро и вечер просто сказочны. Неудивительно, что Полине, с её страстью к путешествиям, в Африке нравилось всё. И пекло космопорта, и хлопотное место буфетчицы технического зала, и расстилающаяся панорама за стеклянной стеной. А больше всего – редкие вечерние полёты на пляж. Иногда папа брал технический антиграв и отвозил на коралловый песок, к изумительной лазури Индийского океана. После серых технопейзажей родного Новосибирска это воспринималось сном наяву.

Вот и сегодня решили окунуться после смены в небесно-голубые волны, полежать на бело-золотистом пляже, побродить по зыбкой границе между мягким песком и кружевной вязью набегающих волн. Может, удастся набрести на очередную морскую звезду, выброшенную океаном? У неё уже их много: красные, сиреневые, жёлтые. Есть в крапинку, в полоску и в звёздочку. Не хватает только серо-буро-малиновой в горошек, как шутил отец.

Морские звёзды, небесные… Как прихотливо переплетаются нити судеб, какие глубокие смыслы порой таятся в совершенно, казалось бы, разных вещах!

– Ты сама как звёздочка! – говорил отец. – Такая же живая и блестящая. И имя твоё происходит от златокудрого и лучезарного бога Аполлона!

Почему её назвали Полиной? Этим вопросом она задавалась, будучи совсем маленькой. Поля, Полюшка – так ласково звали родители. Лишь учителя, вызывая к доске, неизменно произносили формальное: «Холмская». В пятом классе мама принесла книжку писательницы Элеанор Портер под названием «Поллианна». Тут-то и раскрылся секрет. Оказывается, в детстве та так полюбила этот роман, что решила назвать дочь Поллианной. Однако папа возразил, что так получится слишком длинно. И вообще, зачем нам что-то иноземное? Сошлись на компромиссе.

Полина тоже прочла мамину книгу в один присест. Теперь уже ей понравилась маленькая неунывающая героиня, во всех обстоятельствах умевшая найти повод для радости. Этой игре научил Поллианну её отец. А началось с того, что в церковных пожертвованиях девочке прислали не куклу, как она просила, а пару детских костылей. «Как этому можно радоваться?» – спрашивали непосвящённые. Но Поллианна отвечала: «Просто надо радоваться тому, что они тебе не нужны! И так во всём: чем труднее становится, тем веселее, когда наконец догадаешься! Только иногда нелегко сообразить, чему нужно радоваться». Понемногу девочка заразила этой игрой всех знакомых. Даже самые хмурые и неприветливые встречали улыбкой, потому что и их обезоруживала её непосредственная искренность.

Полина решила последовать примеру полюбившейся героини. Отныне, какая бы неприятность ни случалась, она тоже стремилась как можно быстрее найти то, чему можно порадоваться. Сегодня судьба послала очередное испытание: мечтам окунуться в океан не суждено было сбыться. Встречали рейс с Плутона, доставивший смену рабочих, строивших форпост на краю Солнечной системы. Первопроходцы, конечно, сразу потянулись в буфет – за полгода им надоели концентраты и пайки, да и пообщаться хотелось, завести новые знакомства. Так что Полину, из-за наплыва посетителей, попросили поработать сверхурочно. Она, разумеется, согласилась, хоть и расстроилась. Но тут же, сделав себе выговор, начала искать повод для радости.

Кто ищет, тот всегда найдёт! Старая мудрость подтвердилась уже спустя четверть часа, когда в зал буфета выверенным шагом бывалого пустотника зашёл светловолосый парень в форме космопилота. Он сразу направился к стойке, за которой Полина протирала сверкающие чистотой фирменные фужеры.

– Добрый вечер, девушка! Двойной марсианский, пожалуйста. И добавьте щепотку чёрного кайенского перца.

Полина взглянула на него и вспыхнула. Пилот здорово походил на её героя: пронзительные зелёные глаза, широкие скулы, правильно очерченное лицо, полноватые губы, мужественные крылья носа, спокойные уверенные глаза… Вот только фирменной улыбки не хватало, которая озарила бы эти черты тем самым внутренним светом знающего себе цену человека.

Девушка быстро сделала коктейль и выставила перед космонавтом высокий узкий фужер с надписью «Кисимайо». А вот с перцем, похоже, переборщила: тот пригубил и слегка поморщился. Однако ничего не сказал. Забрал напиток и направился в дальний угол, подальше от весёлой компании трудяг с Плутона.

Так Полина впервые увидела человека, которому суждено было изменить её судьбу. Она ещё не знала, кто он и даже как его зовут. Хотя обычно легко знакомилась с людьми. Тем более красота юной сибирячки неизменно привлекала мужчин. Но сейчас и она не сработала. Внезапно нахлынувшая робость помешала подойти и спросить: «Привет! Как дела?» А потом с улыбкой добавить: «Мы здесь – одна дружная семья. Рады видеть вас в коллективе космопорта! Завтра в этом зале состоится игровой турнир, на который я вас приглашаю.»