Kitabı oxu: «Предназначение: освободить Константинополь. Приключенческо-философский роман с историческими очерками»

© Вячеслав Гражданин, 2018

ISBN 978-5-4474-2966-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Эту книгу я посвящаю гениальным писателям. Позвольте мне сначала обратится к ним.

Друзья! Много времени я провел с вашими творениями, иногда спорил, часто соглашался. Хорошие книги никогда не оставляли меня равнодушным. Творец становится гением, если может, знает, как душой оживить свой труд. У вас получилось. Вы смогли явить миру, какими должны быть настоящие произведения, характеры, законы, люди и вещи. Не побоялись рассказать, как выглядит жизнь со стороны.

Марк, все верно, настоящий мужчина не побоится и десяти тысяч средних людей.

Антуан, признавайся, ты боялся, когда просил сигарету у ополченцев? И еще, сильная вещь у Маленького принца: «…а куры там есть? – Нет. – Нет в мире совершенства!».

Бальзак, прощение тоже помогает жить.

Хайнлайн, твои миры великолепны.

Александр, мы будем летать, бежать по волнам и ждать Алые паруса. Как ты смог сделать Ассоль такой чувственной? И да: «Да, да, я; я знаю, что полетит!».

Жюль, ты гениально показал историю представителя российской императорской династии, чтобы доказать несостоятельность анархии.

Алексей, герои поражают, а какие фразы – «Мои усы будут пахнуть вашей кожей?». И, «камамберы, кишащие сверху белыми червяками», все же деликатес на любителя.

Джек, ты с Кервудом, открыли мне красоту Севера.

Николай, да, так закалялась сталь, и так же людей стирали в порошок.

Полевой, советский ты Человечище, я уж подумал в бреду люди просят «пить, пить, пить», а они все «жить, жить, жить».

Стейнбек, Фолкнер, пусть досконально нарисованный камень смотрится хуже салюта в темном небе. Ваши персонажи неярки, как гранит, но они настоящие люди.

Скот, ярких людей, таких как Гэтсби, рисуют многие, немногие так великолепно как ты.

Этель, я плакал в момент расстрела Овода: «Падре за что?».

Эрнест, твой Старик хорош, но «По ком звонит колокол»…

Друзья, не обижайтесь те, кого я не назвал, вы же знаете, что я Вас не забыл. В этой книге вы найдете и свои мысли, я вложил их в героев.

С уважением,

Вячеслав Гражданин

Пролог

Что же, ненависть помогает жить!

Оноре Де Бальзак

Ох и красивый хлопец Иван, высокий, косая сажень в плечах. А глаза какие, голубые – голубые, веселые, бездонные. Глянет дивчина в них и тонет счастливая.

Сейчас уж глаза стали другие, пустые и холодные. Когда село татары разорили, людям сделался свет немил. Мужиков зарубили, девушек захватили, дома спалили и пошли дальше гулять ветром по степи. Невесту парня забрали, а, что забрали, что зарубили, не вернется. Мысли все больше у Ивана стали грустные, путанные, странные. Что не сможет простить ей чести потерянной девичьей, что самоубийство грех, что не защитил, что ничего она изменить не могла, а виновна все равно.

Вечером в селе было краше: сожженных дворов не видно, тишина только. В безмолвии каждый свое слышал. Кто может и ждал наречия чужого, тюркского, а кто на казаков надеялся. В уцелевших хатах люди решали, как жить дальше. В каждой семье была своя трагедия, а горе общим.

В одном из домов Иван разговаривал со старым казаком, которого все звали просто – Старик.

– Уезжал бы ты, Иван, а то сидишь сиднем. Или, что, зря я всему полку хвалился, что ты в первой Киевской академии учишься?

– Послушай, Старик, мне теперь моя жизнь не нужна, я до казаков уйду.

– Сложить голову в бою хочешь. Тебе жизнь дарована, чтобы пользу людям нести, а ты даром своим швыряться вздумал. Сопляк! Грех это!

– Да постой, не кричи. Вот ты про смысл жизни говоришь, а в чем польза от человека?

– Может и про смысл, но только нет такого смысла жизнь терять. В Киев тебе путь! И не перечь мне, зелен еще. Смысл такой, что ты, родства не помнящий, как сын мне стал.

Сказал, как отрезал, решил, что спор закончил, образумил парня, слово последнее за ним осталось. Не решался он сделать казака из Ивана, жизнь ему сохранить хотел. Не желал подталкивать сироту жизнью рисковать. Надеялся, что через пару лет в сытом городе, станет пустым и далеким поиск смысла жизни для нового мещанина.

Корни вырвать и на Сечь уйти, голову отчаянную нужно иметь. Там волю выше жизни ставили, человека по деньгам не ценили, другие тогда были ценности у казаков.

Раньше и сам Старик был хорошим воином, лихо рубил головы ляхам и бусурманам¹. День каждый как последний проживал. Не спрашивал он молодой никого о цели своей жизни и его никто не спрашивал. Спросили б, сказал: «Цель одна – выжить». А сейчас не хотел кривить душой, изменил мнение. Сам и не поменялся вроде, ибо не станет яблоня грушей, чем не поливай. Мудрее стал. Понял, что смысл не просто выжить, еще и пользу людям нужно принести. Кому может просто выжить, как скоту. Так скот в стойле уставший и есть хочет, мысли о жизненных ценностях его не посещают.

Только себе не смог соврать старый казак, он знал, что нужно уходить. Ведь не будет житья здесь, то поляки с литовцами, то османы с татарами. Повезло еще, что не было его дома, когда напали бусурмане. Ездил за Иваном в Киев. Устроил его учиться там, через дружка своего старинного, и не в бурсу, не в семинарию, а к самому Могиле² в коллегию. Привез погостевать, да только нет уже села, спалили нехристи.

«Что за жизнь да такая, – думал он, – делят враги со всех сторон народ как добро, а старшина казацкая все за булаву воюет, грызется за власть да жизнь безбедную, продает по частям земли, кто Речи Посполитой, кто Османской империи, кто Русскому царству. Одно слово Руина. Много людей погибло. Народ не просто уничтожали, а каждая собака в душу хотела залезть. Кто в веру латинян – католиков перейдет, тот и паном может стать, а примешь веру бусурман, так и народ свой резать разрешат. К себе в слуги переманивали сначала, а кто не согласен тех уж…».

«Истосковался народ по справедливости. Только у казаков в низовом войске Запорожском и остался дух вольный. Отвезу парня в Киев, а сам до гетмана Сирка пойду, – решил Старик, – правильный это атаман».

Утром Иван с упрямым выражением лица продолжил свой разговор.

– Я многое знаю, о чем в старых книжках написано, да профессорами поведано, поверь мне, не смерти я ищу, а справедливости.

– Слыхал я эти рассказы. Казак запорожский, уж умнее любого профессора, а если кто не согласен, так я готов свое мнение саблей доказать. Учитель твой – царь молдавский³, трон отца не отвоевал и в Киев сбежал. Может и гарна людына была, но, что значат тысячи его умных слов против крепкой руки.

– Не тревожь память ректора нашего. Еще долго, свет знаний Академии Киевской, сиять людям будет.

– Свет знаний, – передразнил казак парня. – Про князя Олега ты говорил, мол, великий воин, Царьград взял. А рассказали тебе учителя какие мы с Сагайдачным и братьями города брали? Про бои в Варне, Синопе, Константинополе, Кафе, Очакове, Ярославле или Трапезунде слыхал?⁴

Удивился Иван, представив расстояния, пройденные войском казацким, но виду не подал.

– Или знаешь ты, как мы с королями христианскими договорились Царьград освободить?

– Неужто мало нечисти по нашей земле ходит, что гетман Сагайдачный в чужой стороне повоевать захотел?

– Глуп ты, прости Господи, хоть и в академии учишься. Думаешь, что умнее гетмана моего старого. Да его сам Кирилл Лукарис⁵ в Острожской школе учил.

– Неужто сам патриарх Константинопольский гетмана Сагайдачного обучал? – снова удивился Иван.

– Учил, учил. И рассказал, что пока не освободим мы Константинополь, не будет православным покоя на Руси. Мы с атаманом заезжали в гости к патриарху, да силенок не хватило, – засмеялся казак, вспомнив свои морские походы.

– Так, что мало знаешь еще. Езжай, учись, ума набирайся! Как выучишься – жду, – отмахнулся от парня Старик.

И потеряла бы история казака, а получила чиновника, жизнь свою сытно прожившего. Думалось вроде так, но не судилось. Ненависть осталась у парня в душе. Как чистая энергия пришла она с пепелища села, в Иване поселилась, а выход искала. Ненависть крепко сжимала его и еще бессилие. Но клокочущая в груди ненависть росла быстрее. Росла днем, росла ночью, поднялась и заполонила собой каждую клеточку молодого тела, каждую каплю его крови. Да так въелась, что как потомки затем не разбавляли кровь предка, а боль Ивана чувствовали.

Ушел парень на Сечь, стал славным казаком, а ученость добавила ему уважения товарищей. И хоть ворчал Старик, да выбрал Ивану в начальники настоящих людей, проверенных. Таких, что за золото не продадут, честь на жизнь не променяют, хоть железом их жги, хоть на крюк повесь, только в глаза рассмеются. Так свободу полной грудью хватают, что мало им жизни.

Понравилось казакам слушать истории да былины парня, часто они помогали им скоротать невзгоды в суровых походах. А живой ум дорисовывал картинки будущей счастливой жизни, дарил надежду.

– Так, что говоришь, Иван, поп твой рассказывал, что казаки от Иафета⁶, раньше всех произошли? – в который раз затевали веселый разговор товарищи, – а латинцы всякие, германцы с ляхами вроде как братья наши?

Смеялись казаки, развлекал их парень рассказами своими мудреными.

– Так я родич королям французским, где мой трон? Слышь, Сирко, ты чего королем не стал, как во Франции был?

– А ему молдавское царство милее, народ нашей веры, ехать далеко не надо, еще и царь тамошний сам свое царство отдал.

– Кочубей, татарская твоя морда. Дед твой, зачем к нам пришел и православие принял, Нифет твой родич али нет?

– Тихо вы, сучьи дети, над чем смеетесь? Меру знайте. Наш Кочубей славный казак. Кто веры правильной, кто стоит за землю русскую, тот и брат наш! – раздался властный голос атамана.

Слово Сирком сказанное было тяжелое. Поэтому казаки сначала притихли, но, зная справедливый нрав атамана, попросили Ивана продолжать.

– Братья! Когда мы Каффу взяли, я письма добыл, написанные в 1450 году иерархом⁷ Константинопольским. Писал он, что боится бусурман и отправляет имущество церковное, что собрать смог, в город Мангуп⁸, последнюю византийскую колонию. Чтоб деньги на святое дело пошли, чтоб надежно схоронили православные сей скарб до часа праведного. Не зря боялся поп, в 1453 году взял бусурман Константинополь, да только потом, в 1475 году, захватил и столицу Феодоро⁹ Мангуп и Кафу. Знайте, товарищи, когда освободим Крым, будет нас там ждать помощь на борьбу нашу святую.

Никто из казаков не подумал деньги церковные в богатство себе добыть. Вольная душа в золоте не нуждается. Верили в справедливые сказания они. Знали конечно, что Иван Безбородко прихвастнуть может, а слушать все – равно любили.

– Слышь, Иван, а говорил кто, когда закончат нас бусурмане, да шляхта воевать?

– Много земель православных бусурманин завоевал и хотел нас поневолить покориться. А князья наши разжирели, с королями да императорами породнились, думали, что нет им супротивника по силе. Между собой войны начали вести за города русские. Каждый хотел быть первым среди равных. Уж и враг за воротами, а все равно каждый князь за себя стоял, ибо считал, что нет еще силы такой, чтобы Русь победить. Так и жгла нечисть города наши по одному. Кто смерть принял, кто решил чужинцам покориться. И пока слабли мы, в спину нам другая напасть полезла, хитростью, подкупом, силой, женитьбой, захватывала шляхта земли наши. Одно всегда помогало русскому человеку – вера. Не оставит тебя Господь раз за правое дело стоишь и никогда не будут на русских землях править чужеземцы пока сильна вера в душе человека. Те, кто веру терял, шли войной на братьев. Вера и еще правда. Жить нужно верой и правдой. Наш Царьград, душу православную, сначала латинцы разрушили, потом захватили османы и оттуда правят басурманами. Уж давно сидят, а все равно знают, что будет свободным великий Город. Ведь не успокоятся православные, пока не освободят свою святыню.

– Может и жиды свои земли вернут, он наш корчмарь, чем не воин? – все веселились братья.

– Каждому народу нужна вера. Придет время и возвратят себе иудеи свою душу – Иерусалим.

– Ух, и складно поешь ты, Иван, прям в попы тебе надо. Про предка своего, шляхтича польского, тоже прибренькал поди?

– А может и прибренькал, а может и правда. Только каждый православный должен хранить веру в себе и знать, где правда. Бороться нужно братья за освобождение святого Города, Константинополя. Если мы не успеем, пусть потомки наши его освободят.

Глава первая Пастырь

Спор друзей

В интернате маленького южного украинского городка разговаривали два друга – Пастырь и Воин. Тридцатилетней дружбе не препятствовала разница в возрасте, в положении и социальном статусе. Мужчин связывала больше чем просто дружба, их объединяла общая цель.

Казалось, что воздух небольшого серого помещения был пропитан чем-то тяжелым. Стороны еще не решили горючая или нет эта субстанция, но спокойно дышать ею было сложно.

– Что в этот раз? Ростовщики¹⁰ делают игру, Бизнесмены¹¹ наживаются, а мы продолжаем ждать. Почему мы ждем? – спросил Воин, используя грубое выражение.

– Ты снова говоришь это мне? – расстроено произнес Пастырь Ордена Владимир Алексеевич, и добавил. – Сейчас уходи. Борис, мне нужно подумать.

Он хотел подумать о судьбе бывшего лучшего воспитанника и настоящего друга. Пастырь считал, что в их деле колеблющимся недоступно дальнейшее развитие. Не сомневайтесь и верьте в победу, боритесь за Константинополь. «Мы фанатики, – шутили на Совете, – а иначе нам не выжить». Это была хорошая шутка, хотя, по мнению Пастыря, не стоит называть фанатиками людей, имеющих правильные твердые убеждения. За свою жизнь он выработал простое правило – без сожаления расставаться с теми, кто его не поддерживает. И даже сейчас, для друга, не собирался изменять принципам.

Орден действует, цели поставлены, пути достижения определены. Конечно, неприятную ситуацию следует обсудить на Совете, ведь Борис хороший парень. «Хороший парень не профессия», некстати вспомнилась поговорка знакомых коммерсантов.

Пастырь встал. Воин ждал. Кадровый военный российской армии, бывший советником десятка диктаторов по силовому захвату и удержанию власти, рассчитал ситуацию быстро, примерно за две секунды. Из рассмотренных им сценариев проведения разговора, вариант встать и молча уйти был последним. Борис чувствовал точно, просто уйдя сейчас, он навсегда потеряет, что-то важное. Как терял несколько раз в прошлом. В 1991 году, в училище, критикуя действия ГКЧП¹² по сохранению СССР. В 2002 году, на консультациях Хамида Карзая¹³ с иностранными военными советниками, сомневаясь в победе Международных сил содействия безопасности в Афганистане¹⁴. Одно мгновение, и ты не часть стаи, на тебя смотрят как на пустое место, твое мнение уже не имеет никакого значения.

Он знал цену преданности в ситуации, когда шансы на успех ничтожно малы.

– Владимир Алексеевич! – сказал Воин.

– Я готов выполнить любой приказ Совета во имя Предсказания, – произнес он после паузы.

– Царьград будет свободным.

Пастырь стоял и молчал. Он смотрел на застывшую фигуру солдата, но в решении не сомневался.

– Борис, мне не нужно показное смирение, ты потерял веру, мой друг, и нарушил наши договоренности. Продолжим обсуждение на Совете, ступай.

Воину сказать было нечего. Пастырь принял решение и считал слова лишними.

Снова нависла тяжелая пауза. Длившуюся войну характеров прервал звук звонка.

– Пятница, у вас завтра будет лекция? – спросил Борис.

– Будет. Первая. Все сначала, князь Безбородко, императрица Екатерина, помнишь?

Уходя тусклыми коридорами интерната, Воин вдруг почувствовал прилив нежности, как будто, что-то хорошее есть в жизни, то, что, не передать словами. Или воспоминание об интернатовском себе, инкубаторском, как дразнили местные, или бежевые стены или, что? Но бушевавший в душе «Шторм» Вивальди сменился Шопеном, и пришло понимание, что все будет хорошо, и, что решение он уже принял и выполнит его сам.

Пастырь также размышлял над событиями дня. Борис оказался сомневающимся. В Совете Ордена ему были нужны люди способные беззаветно верить и следовать поставленной цели. Настоящие люди, Маресьевы¹⁵ и Корчагины¹⁶ XXI века. Ввязываться сейчас в мировую политику было нецелесообразно. Еще рано.

То, что творилось в бывшей Российской империи, в мире, возмущало Пастыря, но народ сам выбирал или позволял назначать, достойных себя правителей. А затем, когда начнет сбываться Предсказание, это станет несущественным. Нужно ждать возрождения правильного учения. При существующих моделях государств разницы в избранных правителях он не видел и поддерживать никого не собирался. Слишком дорого стоило ему создание Ордена. Время рисковать созданными организациями и привлеченными людьми еще не пришло.

Пусть пока все эти партаппаратчики, бандиты, националисты, грантоеды и им подобные, в связке с олигархией строят свой уютный мирок – проекцию своего мировосприятия, – рассуждал Пастырь. – В этом мире сильные продавали справедливость слабых за толерантность толпы. Основа моего кодекса – право справедливости. Смысл моей жизни – следовать цели. Цель – помочь миру исполнить Предсказание об освобождении Константинополя. Все!

Когда уходят самые близкие – это тяжело, но нужно благодарить Господа, что они уходят в минуты спокойствия. Тяжелее всего, когда те, на кого надеешься, уходят в самую трудную минуту. Когда только они, как последняя струна скрипки у Паганини, на которой еще можно сыграть, а порвется и все – нет музыки. Нужно исключать Бориса из членов Совета, иначе, когда в следующий раз он поступит по-своему, последствия будут тяжелее. Эту правду про людей Пастырь проверил своим собственным жизненным опытом.

Мысли его переключились на текущие дела. Хорошо, что скоро домой, что ему осталось провести всего один урок истории. Сегодня пятница, а завтра будет очередная, первая лекция в нашем клубе.