Kitabı oxu: «Викинг. Книга 7. От Дуная до Рейна»
Интерлюдия "Несчастный император"
29 августа 1774 года, дворец Хофбург, Вена
Жажда мести пожирала императора Иосифа, как весенний пал сухую траву, отнимая у него способность к рациональному и критическому мышлению. Однако, он даже и не собирался бороться с этим, всепоглощающим и дающим призрачную надежду на получение морального удовлетворения, чувством.
***
Как бы нелепо не звучало подобное определение применительно к одному из представителей (да ещё и его главе) огромного Габсбург-Лотарингского дома, но к своим тридцати трём годам император Иосиф Второй оказался, практически, одиноким и глубоко несчастным человеком. Хотя летом 1760 года двадцатилетнему соправителю огромной империи будущая жизнь представлялась волшебной сказкой, которая продлится бесконечно долго.
В этот год его мать, императрица Мария Терезия, добилась заключения брака между ним и внучкой французского короля Людовика Пятнадцатого очаровательной юной принцессой Изабеллой Пармской. Естественно, союз Иосифа и Изабеллы был обусловлен прежде всего политической целесообразностью и скреплял австро-французский оборонительный пакт 1756 года, но вышло так, что молодые люди сразу же прониклись взаимными нежными чувствами друг к другу, и брак по расчёту оказался настоящим браком по любви.
Однако, сказка оказалась короткой, словно рекламный ролик. Вначале ушла мать, императрица Мария Терезия, а затем его обожаемая супруга, нося под сердцем второго ребёнка, заболела оспой, ставшей в итоге причиной гибели и дитя во время преждевременных родов, и самой Изабеллы. Случившееся оказалось сильнейшим потрясением для Иосифа, и он с трудом пришёл в себя, найдя утешение и силы для жизни в любви к их с Изабеллой первенцу – годовалой дочери Марии Терезии, названной так в честь любимой бабушки.
Сохраняя искреннюю преданность Изабелле, Иосиф категорически не желал повторного брака. Тем не менее, по политическим причинам и под давлением высшего общества, император был вынужден пойти наперекор своему желанию (точнее нежеланию) и в 1765 году женился во второй раз – на Марии Йозефе Баварской, дочери бывшего императора Священной Римской империи Карла Седьмого. Этот брак оказался и несчастливым, и недолгим, и бесплодным. Через два года, всё та же оспа стала причиной смерти Марии Йозефы, а зимой 1770 года в возрасте восьми лет умерла от пневмонии и его любимая дочурка Мария Терезия.
Тяжело перенеся очередные удары судьбы, Иосиф заявил, что больше связывать себя узами брака не намерен, а официальным наследником престола объявил своего младшего брата Леопольда, великого герцога Тосканского.
Однако на этом неприятности Иосифа не закончились, ведь той же зимой на жизненном пути Иосифа впервые появился Викинг, ставший его злым гением. Поскольку, после вмешательства этого загадочного русско-курляндского графа-герцога-короля-императора-царя, большинство внешнеполитических проектов Иосифа накрылись «медным тазом». Здесь и срыв заключения сделки с Блистательной Портой во время подписания русско-турецкого Бухарестского мирного договора, и неудачная попытка присоединения Галиции, затем разгром союзной Польши и пленение ставленника Иосифа на польском престоле, ну и на десерт, уничтожение австрийской армии в Валахии и вероломное нападение фон Цитена на Силезию. Последней же каплей, переполнившей чашу терпения императора Иосифа, стала трагическая гибель Марии Кристины, с которой он, в отличии от остальных своих многочисленных братьев и сестёр, оставался до последнего времени близок.
***
Император уже почти полчаса стоял у своего любимого окна в рабочем кабинете, выходящем на Йозеф-плац, представляя себе в цветах и красках, как будет расправляться с Иваном, олицетворявшим собой все печали и невзгоды, выпавшие на его долю, а прибывшие с докладом сановники терпеливо ожидали вердикта Иосифа по вопросу поездки в Регенсбург.
Государственный канцлер граф Кауниц уже было собрался с духом, чтобы отвлечь императора от созерцания площади, как двери кабинета распахнулись и четверо слуг под предводительством обергофмаршала императорского двора внесли деревянный манекен и установили его по центру помещения.
– Ваше Величество всё готово, прошу! – с поклоном обратился обергофмаршал к императору, протягивая ему кавалерийскую саблю в ножнах.
– Благодарю! – повернулся к нему император и взял саблю в руки.
Обнажив клинок, Иосиф вернул ножны обергофмаршалу, с интересом осмотрел оружие и подойдя к манекену, молча нанес по нему не очень умелый удар по диагонали. Манекен оказался крепким парнем и сабля, наткнувшись на неподатливую преграду (всё же не топор и для рубки дерева не предназначена), резко отскочила от деревянного плеча и взмыла вверх, преодолев силу хвата неопытной руки императора. Иосиф, конечно, владел шпагой (на уровне ниже среднего), однако саблю держал в своих руках всего пару раз в жизни, а физическим развитием не блистал, поэтому слегка переоценил свои возможности и оказался не готов к управлению непривычным оружием.
Сделав замысловатый кульбит, сабля со звоном припаркетилась недалеко от ноги фельдмаршала графа Франца Мо́рица фон Ла́сси, президента Гофкригсрата (придворного военного совета), и замерла. Бывалый вояка, не моргнув глазом, спокойно поднял саблю с паркета, однако возвращать её императору не спешил, а вместо этого обратился к нему с докладом:
– Ваше Величество с сербской границы пришло срочное донесение. В предместьях Баня-Луки появилась орда кочевников-ногайцев из Буджака, присягнувших в прошлом году императору Ивану, а в районе Нови-Сада отмечено движение маршевых колонн пехоты, по всей видимости русской. Нет никаких сомнений, что это подкрепление для армии сербского князя Прерадовича, который, по всей вероятности, такой же серб, как и я, – саркастически ухмыльнулся фон Ла́сси, – а на самом деле, это русский фельдмаршал граф Суворов, уничтоживший в прошлом году армию генерал-фельдцейхмейстера Лаудона в Валахии. Если армии императора Ивана нанесут одновременный удар из Силезии и Хорватии, а венгры Тёкели атакуют Буду и Пешт, мы окажемся на грани катастрофы!
Лицо императора скривилось после упоминания имени его заклятого врага и посмотрев на Кауница, он воскликнул, показывая пальцем на фельдмаршала:
– Прислушайтесь граф и больше не говорите мне, что с этим курляндским выскочкой следует договариваться. Однако, мне надоело выслушивать ваши оправдания по поводу постоянных провалов нашей внешней политики, господа. Я немедленно еду в Регенсбург и сам решу вопрос с этим Иваном, раз уж вы не в состоянии предложить что-нибудь действенное. Фон Ла́сси, вы сопровождаете меня вместе с Первым лейб- гусарским и лейб-кирасирским полками, выезд завтра утром!
– Слушаюсь Ваше Величество! – кивнул в ответ фельдмаршал.
– Ваше Величество, позвольте высказать предположение? – на свою беду, решил принять участие в беседе министр иностранных дел граф Иоганн фон Тальман.
– Высказывайте! – небрежно махнул кистью император, опять скривившись, словно от зубной боли. Последнее время фон Тальман стал раздражать Иосифа своей назойливостью, и тот уже начинал подумывать об его замене, даже не смотря на постоянную и чрезвычайно высокую информированность графа о европейских делах.
– Ваше Величество, я предлагаю не принимать поспешных решений и разобраться в мотивах императора Ивана, ведь все действия, которые он предпринимал до настоящего момента, всегда подчинялись логике достижения его целей, и у нас нет оснований полагать обратное в ситуации с Советом курфюрстов и блокадой Регенсбурга! – не придав значения раздраженной реакции императора, назидательным тоном продекламировал свою сентенцию фон Тальман.
Накрученный собственными мыслями, император не сдержался и выплеснул наружу накопившееся раздражение, перейдя на крик:
– Вздор! Вы заигрались в Großmeisterа по Ивану, ни разу не сумев оказать ему достойного противодействия, а его армии скоро станут угрожать Вене. Я уже сам разобрался в его мотивах без ваших глубокомысленных подсказок – он просто испугался, а передвижения его армий, которые не пересекают границ империи, чтобы не дать мне оснований для мобилизации Имперской армии, не что иное, как способ ввести меня в заблуждение. Да, он испугался «имперской опалы» и решил договориться со мной, чтобы не потерять и Силезию, и Бранденбург – земли богатые и развитые, не в пример дремучей России, и, что самое главное – титул курфюрста. Возможно, он решил пойти на попятную и вернуть мне Силезию, чтобы оставить за собой хотя бы Бранденбург, сохранив этим принадлежность к имперским сословиям, право выбора императора и возможность влияния на внутреннюю политику империи…
Замолчав на мгновение, император оскалился, что при его специфической челюсти выглядело весьма угрожающе, и рубанул рукой воздух со словами:
– Глупец, возомнивший себя повелителем мира, перехитрил сам себя и сейчас он одной Силезией со мной уже не расплатится, я заберу у него ВСЁ, а вы граф, – ткнул он пальцем в фон Тальмана, – по несчастью, вдруг стали слабы здоровьем и не можете более служить моему императорскому величеству на столь ответственном посту, поэтому напишите прошение об отставке, и я сейчас же его удовлетворю. Аудиенция окончена!
Глава 1
Шестью днями ранее, подвал Ратуши Регенсбурга
Заявляя в комнате избирателей о том, что отправляюсь в подвал спать, я ни на йоту не покривил душой. Действительно, нервное напряжение и гонка последних дней, вкупе с небольшим ранением, серьезно измотали меня. Чего я и добивался для того, чтобы сыграть на Совете курфюрстов максимально правдоподобно. Так, чтобы получить у самого себя оценку «верю» по «системе Станиславского», и, кажется, справился с блеском, заслужив теперь небольшой отдых перед очередной схваткой. Поэтому, с удовольствием устроившись на пыточном столе, где бойцы организовали мне спальное место, я провалился в царство Морфея, продрыхнув без перерывов почти полсуток.
Следующим утром меня разбудил Вейсман, принесший завтрак и свежую информацию – всё идет по плану, в городе тихо и спокойно, обстановка под контролем. Утолив голод, я ещё немного «потаскал на спине матрас», окончательно восстановив силы, и занялся на свежую голову повторным анализом ситуации, пытаясь смоделировать все возможные пути её дальнейшего развития.
Основных вариантов развития событий, без учета падения Тунгусского метеорита, разворота Гольфстрима на юг и вторжения инопланетян, оказалось, по моему мнению, тоже три и любой их них меня устраивал, практически, полностью. Если Иосиф приедет, значит мы или договоримся, или мне придётся применить силу для достижения своих целей, а если не приедет, то я устрою в Рейхстаге переворот, обвинив императора в невыполнении своего долга по защите подданных. Думаю, что члены Совета курфюрстов прислушаются к моим словам, после того как Иосиф бросит их на произвол судьбы. А лишив его поддержки союзников внутри империи, я вполне обоснованно рассчитывал успеть разобраться с австрийской армией до того момента, как в дело вступят французы, если он с ними уже договорился о совместных действиях против меня. И даже вступление в войну французов я смогу использовать в своих интересах, объявив их интервентами, посягнувшими на свободу германской нации, и мобилизовав на борьбу с ними большинство имперских сословий. В общем, куда ни кинь, везде клин – только не для меня, а для императора Иосифа.
Следующим шагом мне предстояло как-раз разобраться с этими самыми имперскими сословиями, чтобы всё-таки внятно сформулировать свои предложения по реформированию империи, которые мне предстоит предъявить на суд членов Совета пятого сентября. Ведь Фридриху Августу и баварским Виттельсбахам я наобещал «с три короба» общими фразами – по принципу «за всё хорошее, против всего плохого». Однако, конкретных предложений, пригодных для реализации, у меня пока не было, а дьявол, как известно, кроется в деталях, и история знает полным-полно примеров, когда сколь угодно хорошие планы срывались из-за мелочей, которыми пренебрегли на этапе планирования.
***
Для своего добровольного заключения я выбрал отдельный блок на втором уровне подвала Ратуши, состоящий из широкого, тупикового коридора с двумя клетками для смертников в небольших нишах по правой стороне и просторного помещения для проведения дознания, или простыми словами – пыточной, оборудованной обширнейшим набором специфической техники, часть из которой я не смог даже идентифицировать.
Мои же сторожа находились в караульном помещении на первом уровне подвала и сами (пока не позовут) вниз носа не казали (Вейсман запугал их тем, что неразумный, потревоживший покой императора, тотчас же испробует на себе работу какого-нибудь пыточного механизма), поэтому я работал в тишине и спокойствии, занимаясь в коридоре, в перерывах между мыслительной деятельностью, поддержанием физической формы, благо рана на ноге меня уже практически не беспокоила.
Добыть всю необходимую информацию по интересующему меня вопросу трудностей для Вейсмана не составило. Мы ведь находились в самом сердце империи – Рейхстаге, где и рождались на свет все документы о её внутреннем устройстве и функционировании. Поэтому, на следующий день пыточная превратилась в библиотеку, а я с головой погрузился в загадочный мир витиеватых юридических формулировок и напыщенных средневековых фраз, прямо-таки просившихся на страницы рыцарских романов.
Дни за работой летели незаметно, я обрастал массивом знаний об империи, однако похвастаться результатом пока не мог. Все мои рассуждения на тему реформирования заканчивались одним-единственным выводом – всё взять и поломать, а потом поделить. Ведь любое телодвижение любого реформатора, в данном случае меня, автоматически упиралось в священную корову империи – права́ имперских сословий, обладавших территориальным суверенитетом в отношении своих владений и проистекавшим из этого правом голоса в имперском сейме – Рейхстаге. А если по-простому, то любой епископ, аббат, князь, ланд…, бург… или маркграф жил по принципу «каждый суслик – в поле агроном», являясь суверенным правителем на своём куске земли между трёх сосен, и, если исправно платил имперские налоги на оборону и не бухтел лишнего в сторону императора, мог творить в своих владениях всё, что заблагорассудится.
А ещё я понял, что имперские сословия являлись самой настоящей закрытой кастой небожителей, состоящей, примерно, из сотни семей, тесно связанных между собой горизонтальными (во смыслах этого слова) связями, доступ в которую посторонним был максимально затруднён. Так, что легко пройти по пути реформирования империи точно не получится.
***
Первого сентября из Берлина доставили большой массив почты из разных частей моих владений, поэтому размышления об устройстве империи временно отошли на задний план. Текучку я, естественно, оставил на потом, взявшись первым делом за донесения от Потемкина, Армфельта, оперативного отдела из Берлина и Командора из Константинополя.
В России всё шло по плану, а главным оказалось известие о том, что с последним очагом смуты на русской земле покончено, притом без единого выстрела, что меня особо порадовало. По информации от графа Чернышова, офицеры Архангелогородского пехотного полка, узнав о том, что в Москве короновали нового, законного, царя, а боевые действия на Урале завершились, решили сыграть на опережение и заслужить себе прощение активными действиями по восстановлению законности и порядка. То есть, взяли власть в полку в свои руки, арестовали своего командира и нескольких его приближенных, а также городского голову Фёдора Баженова со всей его челядью. Кто-то из причастных к смуте, естественно, успел слинять в тайгу, но «голову у змеи» отхватили гарантированно. Англичане, поняв, что дело «пахнет керосином», играть в героических защитников «демократии» не стали, по-тихому погрузились на корабли и свалили к себе на острова, бросив своего подопечного, самозванного императора Петра Антоновича, на произвол судьбы. Как говорится – проблемы индейцев, шерифа не волнуют.
Оперативники и дознаватели МГБ, прибывшие вместе с гвардией, без промедления начали следствие, которое, однако, обещало затянуться надолго. Поэтому, с учетом того, что короткое северное лето уже подходило к завершению, граф принял вполне обоснованное решение – готовиться к зимовке. Заодно и присмотрят там за порядком, покуда всё не устаканится.
Командор в своем письме сообщал о том, что экспедиция фон Клаузевица на Ближний Восток завершилась полнейшим успехом и вслед за разгромом армии мамлюков под Хайфой, экспедиционный корпус, при поддержке кавалерии Захира аль-Умара, легко захватил оставшийся без защиты Каир и освободил Али-бея аль-Кабира. Новый-старый правитель Египта согласился взять на себя долг и выразил желание заключить с могущественным «северным императором» договор о дружбе и сотрудничестве. К середине июля экспедиционный корпус с триумфом вернулся в Константинополь, приведя по дороге домой к присяге остров Крит, где к этому времени греки уже взяли власть в свои руки. А в начале августа в противоположную сторону, то есть обратно в Каир, отправилось посольство под руководством моего чрезвычайного и полномочного посла Алексея Михайловича Обрезкова, чтобы поставить жирную точку в столь масштабном предприятии.
В свою очередь, оперативный отдел порадовал меня известиями о плановом сосредоточении пятидесятитысячной Первой русской армии под командованием генерал-фельдмаршала Петра Александровича Румянцева у границ Моравии, а также прибытием двадцатитысячного подкрепления, в том числе десяти тысяч кавалерии князя Бахадура Дунайского, в Южную армию Суворова под Загреб.
Ещё в мае, находясь в Москве, я раздумывал о том, что в ближайшее время нас с большой вероятностью ожидают масштабные события, принимать участие в которых лучше имея под рукой пару-тройку сотен тысяч готовых к применению штыков и сабель. И если объемы войск, с учетом русской армии, становились легко достижимыми, то с толковыми командующими намечались проблемы (фон Цитен, конечно, хорош, но в ограниченных масштабах) и оставлять в такой ситуации гениального полководца на должности заштатного губернатора было бы с моей стороны непозволительной роскошью. К счастью, Петр Александрович с радостью откликнулся на мой призыв (видимо, задолбало его строительство дорог и разбирательство жалоб хозяйствующих субъектов) и теперь я был совершенно спокоен за Центрально-Европейский ТВД, а на юге у меня и так всё было схвачено.
В общем, тыл и фланги я прикрыл, ударный кулак собрал, и, в целом, был готов конкретно «перетереть за жизнь» с оставшимися на плаву «европейскими тяжеловесами», однако сообщение барона Армфельта вновь заставило меня задуматься о том, что в этой партии существует ещё одна играющая фигура – личность которой, как и её цели и возможности, оставались для меня пока тайной за семью печатями.
Барон сообщил, что конфликт в североамериканских колониях перешёл в горячую фазу, однако сразу пошёл совсем не по тому сценарию, о котором я когда-то читал в учебниках по истории. Притом, как по форме, так и по содержанию. Во-первых, в отличии от того мира, где стороны больше года «раскачивались» прежде, чем вцепиться друг другу в глотки по-настоящему, здесь всё произошло, практически, мгновенно, а, во-вторых, восставшие колонии умудрились меньше чем за полгода вынести «в одну калитку» колониальную армию, взяв в плен её командующего генерала Гейджа вместе со штабом, и захватить всё восточное побережье от Флориды до Канады.
Катастрофа в Новом Свете вызвала в Лондоне удивительно хорошо организованные народные волнения (хотя раздавать печеньки было вроде некому, посольство США ещё же не открыли), в ходе которых королю предъявили претензии в том, что он бросил лоялистов и колониальную армию на произвол судьбы и, вообще, больше думает о Ганновере, чем об Англии. На фоне нервного перенапряжения, короля Георга поразил приступ сумасшествия, его оперативно изолировали и признали недееспособным, а парламент заблокировал, в том числе и силовыми методами, попытку объявить регентом его наследника, четырнадцатилетнего принца Уэльского, объявив о том, что вводит прямое парламентское правление. В Англии свершился самый настоящий государственный переворот.
Одновременно с этим, Чарльз Джеймс Фокс, лорд казначейства, двадцатипятилетняя восходящая звезда английской политики, вождь левого крыла партии «вигов» и яростный противник монархии, оседлал волну народного гнева и выдвинул в парламенте смелое предложение. Он на свои средства создает аналог Ост-Индской компании под названием «Северо-Американская торговая организация» и, в обмен на неограниченные полномочия и монопольное положение в Новом Свете, обязуется привести колонии к повиновению без привлечения регулярной армии. Парламент, под давлением толпы, предложение принял и уличные протесты тут же утихли.
Закончив читать письмо Армфельта, я испытывал двоякие чувства. Ну, во-первых, теперь можно было с полной уверенностью констатировать факт того, что мое вмешательство в историю континентальной Европы отразилось в глобальном масштабе, отправив этот мир в путешествие по совсем другой дороге, и отныне я больше не обладаю знанием о будущем. Впрочем, подобное развитие событий являлось вполне ожидаемым и неизбежным.
А вот, во-вторых, оказалось более интересным, вновь наводя меня на мысль о том, что это «жжж» не спроста. Ведь вполне безобидное и нейтральное наименование компании Фокса – «North American Trade Organization» для понимающего человека может превратиться во вполне себе знаковую аббревиатуру – NATO. Что вкупе с предыдущими «звоночками» вновь наводило меня на мысль об участии в последних событиях неких акторов, не понаслышке знакомых с моим прошлым миром. Единственное, что смущало и не позволяло утверждать этого с полной уверенностью – полное отсутствие каких бы то ни было фактов прогрессорства, особенно на фоне наших успехов на этом поприще. Хотя этот вопрос также выглядел довольно неоднозначно – много бы напрогрессорствовал, например, я сам, не будь со мной Гнома?
***
5 сентября 1774 года, Ратуша Регенсбурга, комната избирателей Рейхстага Священной Римской империи германской нации
– Доброго дня уважаемые члены Совета, прекрасно выглядите Мария Антонина, – радушно и вполне искренне улыбнулся я, входя в комнату, отметив персональным комплиментом единственную среди присутствующих даму, – думаю, что сегодня уже не возникнет вопроса о том, с какой целью мы вновь собрались в комнате избирателей!
В помещении повисла напряженная тишина, которую непринужденно прервала Мария Антонина, вставшая со своего стула с белым кружевным платочком в руке:
– Ваше Величество, у вас кровь на щеке, позвольте я вытру!
Отказывать красивой женщине в желании поухаживать за мной, я, естественно, не стал и кивнул с улыбкой:
– Благодарю вас, вы очень любезны!
Возможная наследница баварского престола принялась приводить мою физиономию в порядок, а в этот момент в открытые двери комнаты протиснулись два рослых бойца, с легкостью неся на руках бесчувственное тело неизвестного мне австрийского военачальника, сопровождавшего Иосифа.
– Господи Иисусе, – воскликнул, перекрестившись имперский канцлер, он же архиепископ Майнцский Фридрих фон Эрталь, – это же фельдмаршал фон Ла́сси, что там произошло Ваше Величество?
– Не стоит волноваться Ваше высокопреосвященство, – махнул я рукой, отметив про себя знакомую из прошлой истории фамилию фельдмаршала, – в отличии от императора Иосифа, с ним ничего непоправимого не случилось, легко отделался. Думаю, что через пару минут придёт в себя, брызните ему водой на лицо!
Мария Антонина тут же отреагировала на мои слова и переключилась с моей личности на человека, нуждающегося в помощи. Бесцеремонно забрав из рук «Таксиста» кувшин, она смочила водой второй появившийся в её руках белый платок и приложила к лицу фельдмаршала. Секунд через двадцать фон Ла́сси, сидящий на стуле с помощью моих бойцов, пришел в себя и попытался резко вскочить на ноги, в чем, естественно, совсем не преуспел.
– Спокойно, спокойно фельдмаршал, – поспешил я остановить его порыв, – не нужно резких движений, вы в безопасности и вас сейчас отпустят. Вы меня слышите?
Фон Ла́сси кивнул и, попытавшись что-то ответить мне, закашлялся. Мария Антонина тут же отреагировала и подала ему бокал с водой. Промочив горло, фельдмаршал самостоятельно поставил бокал на стол и обвел взглядом комнату, скривившись от боли в шее.
Жестом показав бойцам, что они свободны, я вновь обратился к фон Ла́сси:
– Фельдмаршал, просветите уважаемых членов Совета курфюрстов о произошедшем в подвале!
Фон Ла́сси изменился в лице, видимо вспоминая недавние события, прокашлялся, ещё раз глотнул воды и принялся сбивчиво рассказывать:
– Эээ… мы спустились в подвал, прошли мимо охраны, вновь спустились по двум лестницам… я шёл следом за его императорским величеством… нас сопровождали командир лейб-гусарского полка барон фон Лихтенштейн со своим адъютантом… эээ… возле двери в пыточную барон сказал, что далее ему следует идти первым, на всякий случай, однако его императорское величество не прислушался к словам барона и продолжил идти вперед…, – фельдмаршал вновь закашлялся, опять глотнул воды и, с опаской глянув в мою сторону, продолжил, – войдя в комнату, он вдруг выхватил саблю и попытался зарубить его императорское величество…
***
Тридцатью минутами ранее, подвал Ратуши Регенсбурга
Вибрация земли от движения, как минимум, пары тысяч копыт на площади перед Ратушей, ощущалась в подвале прекрасно, поэтому я заблаговременно получил сигнал о прибытии гостей и привел себя в боевое положение. Ожидание не затянулось и минут через семь дверь в предбанник, петли которой я регулярно поливал водой, заскрипела, впуская гостей внутрь. Дверь в саму пыточную я держал открытой, поэтому по звуку шагов сразу понял, что идут человека четыре, притом идут весьма целеустремленно.
Я, конечно, не мог быть заранее уверенным, что меня сразу примутся убивать, однако все две недели «заточения» регулярно отрабатывал (в том числе и в темноте) действия по нейтрализации нападающих, и сейчас мне потребовались лишь доли секунды, чтобы в голове адаптировать связку под количество противников, и мои труды не пропали даром.
Молодой мужчина, зашедший в пыточную первым, был облачен в гусарский мундир, однако сходство с увиденным здесь в Ратуше портретом и фамильная габсбургская челюсть не оставляли сомнений в том, что это именно император Иосиф. Он остановился на мгновение, увидев препятствие в виде меня, сидящего на стуле посреди дороги, и, оскалившись, потянул саблю из ножен. Пошла жара.
Двигался Иосиф, по сравнению со мной, словно сонная муха, поэтому я без труда успел вскочить на ноги, сблизиться с ним и перехватить руку с саблей в верхней точке траектории, одновременно нанося удар ножом в левый бок, снизу вверх. Вырвав с проворотом клинок из тела, я сделал короткий шаг назад и оттолкнул Иосифа ногой в живот, прямо на стоящего за ним гусара, мешая тому атаковать меня.
Перехватив трость, висящую на кожаном ремешке на левом запястье, в боевое положение, я нащупал спусковой рычаг и произвел бесшумный выстрел в «четвертого». Экспансивная девятимиллиметровая пуля «люгеровского» патрона попала ему точно в глаз и взорвала затылок, зафиксировав результат поражения брызгами мозгов на стене – минус два. Творение «золотых рук» Петера Хенляйна, повторяющее в общих чертах овеянный легендами НРС-2 (только для использования обычных патронов, вместо СП-4), отработало великолепно.
Фиксируя боковым зрением гарантированный переход «четвертого» в разряд «двухсотых», я уже работал по «второму», одетому в отличии от остальных в расшитый камзол с огромным орденом на груди (не иначе фельдмаршал, отметил я на автомате). Ударив его на подшаге тростью по трапеции, от чего мужик скорчился от боли, я ещё подсократил дистанцию и отправил его в нокаут ударом кулака по затылку (этот мне ещё пригодится).
«Третий» в это время уже высвободился из-под тела императора и собирался перейти к активным действиям, что в мои планы совсем не входило, поэтому я просто метнул ему в грудь нож. Попал неплохо, чуть ниже левой ключицы, однако одиночные ножевые ранения редко становятся летальными мгновенно (особенно если клинок остаётся в ране), поэтому я продолжил атаку не теряя темпа. Обезоруживающий удар тростью по правой руке, тычок в солнечное сплетение и с ноги, на длинном шаге, в голову. Удар в лицо отшвырнул гусара спиной на стол с хитрой приспособой для вырывания ногтей, поэтому при падении он ещё и раскроил себе затылок о средство механизации палаческого труда – «двести» без вопросов.
Бросив взгляд на «расшитого» и убедившись в его неподвижности, я повернулся к императору, который истекал кровью лежа на полу, но находился ещё в сознании, блуждая взглядом и цепляясь за последние мгновения жизни. Сначала у меня возник порыв что-нибудь сказать ему напоследок, однако через мгновение я передумал, перезарядил трость и молча избавил его от мучений…
Что ж, принялся я анализировать произошедшее, поднимаясь по лестнице наверх – более роскошного подарка от врага было невозможно даже себе представить. Я, конечно, склонялся к силовому варианту развития событий и усиленно готовился к нему, но чтобы вот так, без разговоров и абсолютно бестолково напасть на меня… Честно признаться, удивил меня покойничек и мне даже стало его немного жаль – какой бесславный конец. Однако, он дал мне в руки сильный козырь, и я сейчас же его предъявлю.
Городские стражи тоже сумели удивить меня, проявив исключительное здравомыслие и сделав вид, что наши разборки их вообще не касаются. Поэтому я совершенно спокойно покинул подвал, дал команду дожидающимся меня в парадной бойцам переходить к следующему этапу операции и прошёл в комнату для голосования.
***
– Упокой его душу господи! – принялись тихо повторять присутствующие в комнате, осеняя себя крёстным знамением, услышав от меня немного подкорректированный пересказ произошедшего в подвале.
– Господа, я был в своём праве, защищая свою жизнь, что полностью подтверждают слова уважаемого фельдмаршала, – показал я на фон Ла́сси и подпустил в голос металла, – думаю, ни у кого нет оснований сомневаться в его словах, ровно, как и в моих!
Желающих возразить не оказалось, поэтому я продолжить «ковать железо, не отходя от кассы», посмотрев на фон Эрталя:
