Kitabı oxu: «Беркутчи и украденные тени»

Пролог

Жарко горел костер в степи у предгорья Улутау. И алые языки пламени его все выше тянулись к закатному небу, будто старались напоследок напитаться светом уходящего солнца, чтобы еще ярче гореть до самого утра.

У огня сидел совсем седой старик. Поверх прочей одежды сверху на нем был надет синий халат, весь расшитый узорами, на груди сверкали диковинные амулеты да бусины, а голову покрывал борик с опушкой из волчьего меха. На слегка смуглом, морщинистом лице, с удивительно четко выведенными скулами, залегла улыбка. Глаза слегка прищурились, ждали. Они точно знали, что время пришло.

Три юноши стояли напротив старика. Старшему из них только-только исполнилось восемнадцать, но сила уже давно таилась внутри него и теперь, пробудившись, стремилась вырваться на свободу. Ученик неуверенно смотрел на учителя. Тот важно и не спеша кивнул, не переставая лукаво улыбаться, будто ему были открыты все самые поразительные тайны вселенной, и таким простым жестом вселил в молодого человека веру в самого себя.

В сердце юноши разгорячилась храбрость, что присуща лишь самым смелым мужчинам. Он вдохнул полную грудь воздуха и закрыл глаза. Сосредоточился. Ветер ерошил русые волосы, окутывал его и забирался прямо под рубаху, но тот будто совсем не чувствовал холода. Он словно стал частью свободного ветра и пылающего огня одновременно, рос из земли, как могучее дерево и был сильным, как поток бурлящей горной реки. Наконец, он выдохнул и высоко поднял правую руку, обтянутую перчаткой: поверх ткани, на указательном пальце засверкал громоздкий перстень с ярко-красным опалом, золотая оправа которого была сделана в форме крыльев, держащих камень. Природа замерла в ожидании. Звуки степи стихли. Такая тишина опустилась на землю, что стало слышно, как шепчутся в небе звезды.

Вот оно – шелест крыльев, скользящих в темноте, а затем будто из ниоткуда появившаяся тень крупной птицы. Она ухватилась когтями прямо за очертание предплечья юноши на земле. Немыслимо. Оба друга его, раскрыв глаза в изумлении, шумно втянули воздух, но тут же спохватились и смолкли, чтобы не спугнуть бестелесное существо.

Взгляд всех троих был прикован к тени, что смиренно ожидала конца ритуала. Наконец, старший ученик уверенно проделал круговое движение рукой, на которой сидела птица, и пробормотал слова на рахманском языке духов: «он вету – он левиа». В то же мгновение в воздухе родился клубок синего пламени размером с кулак. Он рос слишком быстро. Люди и глазом не успел моргнуть, как клубок увеличился в сотню раз, а затем вспышка, взрыв, и из этого пламени явилась птица во плоти своей.

На руке юноши величественно восседал темно-бурый хищник. Он гордо поднял голову с золотистыми перьями на затылке, расправил массивные крылья и издал крик, что вихрем пронесся по широкой степи. Тотем признал своего беркутчи и единство с ним до самой смерти.

Глава 1. Визит ворона

Березовая улица освещалась сплошь торчащими фонарями. Однако их желтого света было недостаточно, поэтому большая часть зданий, растянувшихся на ней, так и оставалась окутанная темнотой. Среди них ютился детский дом номер двадцать четыре. Он был построен еще в прошлом веке, но несмотря на это выглядел вполне сносно: стены из красного кирпича почти без сколов, новенькие пластиковые окна, но абсолютно неприветливый пустынный двор перед фасадом, огражденный забором. Ни кустов тебе, ни цветов. Лишь небольшая игровая площадка для младших воспитанников, да старый вытянутый стол для пинг-понга, ножки которого давно покрылись плесенью. Этот дом навевал такую тоску, что будто сквозняк задувала в душу едкое чувство одиночества.

Внутри было не лучше. Та же унылая, неуютная атмосфера, которая днем разбавлялась суетой, а ночью хором из безмятежного дыхания, посапывания, а иной раз и храпа, больше походившего на негромкое похрюкивание. Ровно, как и сейчас. Во всем доме хозяйничал сон. Даже дежурная воспитательница на третьем этаже, Роза Андреевна, уронив массивный подбородок на грудь и сложив руки на полном животе, отдалась дремоте. Конечно же, стоило произойти чему-либо из ряда вон выходящему и нарушающему общую картину сна, как грузная пожилая женщина тут же всполошилась бы и моментально приобрела ясность мысли. Она давно развила подобные навыки.

Ратмир Громов хорошо знал это, а потому старался стоять у окна тихо, чтобы не разбудить ее, иначе отхватит так, что мало не покажется. Роза Андреевна с нарушающими режим не церемонится. Чуть что – на кухню дежурить, полы драить, да еще и подзатыльником наказание дополнит. А рука у нее тяжелая – проверено не раз. Но как бы там ни было, Рат все равно пренебрегал правилами учреждения и находил в этом особое удовольствие, словно такого рода бунт мог позволить ему почувствовать себя более свободным, как было до того дня, когда эти угрюмые стены стали его пристанищем на долгие годы.

Свободным. Да. Именно таким он себя ощущал в то время, когда родители были еще живы, то есть до его семилетия. А еще значимым и сильным. Особенно в те дни, когда родители устраивали поездки на природу и они втроем проводили часы за пикниками на зеленеющем холме, где неизменно разгуливал ветер, а пышные кроны дубов, точно по волшебству заключающих то место в плотное кольцо, танцевали под его музыку.

Отец говорил ему: «прислушайся, сын, так дышит мир». И он слушал. Слушал шелест травы и листвы многолетних деревьев, голоса птиц, свист ветра в его русых волосах и хрустальную мелодию Голубых озер. Этот язык природы мальчик понимал без труда. Он с головой погружался в самую глубину мира и даже крохотная пылинка его, казалась чудом. Рат ощущал себя частью вселенной, без которой ее существование просто невозможно, не то, что теперь, будто он совсем чужой в этом мире, как лишний пазл из уже сложенной картины.

Мальчик глубоко вздохнул и его выдох оставил на стекле влажный след. Рат смахнул его ладонью. Холодно. Он взглянул на квадратные серые часы на стене: маленькая стрелка скользнула за полночь. Спать не хотелось. Вместо сна, он принялся высматривать, открывающуюся взору, окрестность, как делал это уже сотню раз. Вот прямая пустая дорога под окнами: поскольку детский дом обосновался на окраине города, то автомобили по ней проезжали редко, тем более в ночное время; напротив – несколько пятиэтажек, с магазинчиками на первых этажах, а за ними притаились частные домики. Где-то вдали в ночной тишине блестела гладь Голубого озера. Искусственно созданное человеком, оно так гармонично вписалось в среду края, что, смотря на водоем, трудно было думать о его истинном происхождении. Лазурные воды давно уже стали естественным украшением города и крепко полюбились как местными жителями, так и туристами.

Славился город также и своим машиностроительным заводом. Повернув голову влево, мальчику удавалось увидеть из окна краешек красной кирпичной стены. Это здание было хорошо ему знакомо, ведь когда-то в нем работала его мама. Она была бухгалтером и несколько раз брала его с собой. В основном, они шли в кабинет и проводили там все время, но проходя по коридорам, Рат видел и цеха завода. Тогда не упуская случая он, открыв рот от восторга, жадно рассматривал все эти машины, оборудование и замудренные конструкции. Цеха для мальчишки были ни чем иным, как магические миры, в которых работники – они же волшебники – создают удивительные вещи.

Такие живые воспоминания. Даже несмотря на то, что прошло уже целых шесть лет, кабинет бухгалтерии, коридоры, цеха представлялись в его воображении так четко, будто он был там всего пару недель назад. Хотя, пожалуй, за прошедшее время многое могло измениться.

Ночь укрывала Лирм точно воздушным одеялом. Небо искрилось звездами. Черничное, чистое… А ведь по прогнозам на завтра обещали дожди. Но пока ни одно облачко не заслоняло круглой луны и холодный свет ее падал прямо на мальчика, очерчивая угловатые плечи, слегка взъерошенные волнистые волосы и дерзко выпяченный подбородок. Темно-карие глаза неустанно смотрели в окно. Этот взгляд, глубокий и сосредоточенный, был слишком взрослым для тринадцатилетнего паренька.

Рат Громов взглянул на свое блеклое отражение в стекле. На левом ухе виднелась выпуклая темная родинка точь-в-точь, как у отца. Майя – его любимая воспитательница – как-то сказала, что такая наследственная родинка предрекает потерю родителя, но вместе с тем обещает счастливое воссоединение семьи однажды. «Ага, как же, – подумал Рат, – мертвецы возвращаются только в хоррорах и, как правило, все заканчивается в лучших традициях Кинга».

В том, что его родители погибли не было никаких сомнений. Он сам чудом спасся. Даже сейчас частенько закрывая глаза перед сном, он видел объятый адским огнем его родной дом. Эта еще одна причина, по которой он не спешил засыпать. Рат слишком хорошо помнил тот пожар. Помнил, как кричал, что есть сил, до боли в груди, а хриплый крик поглощали клубы дыма, как трещала горящая мебель, как рушились стены. Помнил, как страх загнал его в угол. А потом вдруг появился человек, укутанный в плащ, подхватил его на руки и вынес на улицу. Мальчик в ужасе прижимался щекой к холодному плечу. Глаза разъедал дым, слезы текли ручьем и во рту тошнотворный привкус гари, который навсегда остался в его памяти. Кто был тот человек? Рат так и не увидел лица, но слышал его голос, когда тот привел его к порогу детского дома и сказал, что теперь он будет в безопасности. Может и так. Вот только с тех пор он совсем один, оторванный от рода.

Череду мыслей и воспоминаний прервал раздавшийся бархатистый шорох перьев совсем рядом, а после, как того и ожидал Рат, тихий стук клюва о стекло. Это был он – черный, как смоль ворон. Мальчик тихонько приоткрыл створку, впуская птицу, а вместе с ней и сырой воздух. От прохлады тут же побежали неприятные мурашки по спине, а щеки и уши закололо. Да, осень в этом году особенно холодная. Поежившись, Рат поспешил закрыть окно. Ворон, гордо выпятив вперед грудь, неторопливым шагом вошел внутрь и примостился на подоконнике по левую сторону от Громова. Правый глаз-бусина сосредоточился на подростке.

– Ну, здравствуй, – прошептал Рат и слегка взъерошил маленькие перышки на шее. Птица от удовольствия прикрыла глаза и вытянула шею, словно кошка.

Они были знакомы не первый год. Ворон навещал его пару раз в месяц с тех пор, как мальчик попал в приют. В основном он прилетал после отбоя, когда остальные дети крепко спали в своих постелях, в то время как Рат еще бодрствовал и без толку ворочался на кровати до поздней ночи или, как сейчас стоял у окна. Тогда птица, будто зная наверняка, что он не спит, прилетала, постукивала в окно, таким образом требуя впустить ее.

С первого же визита ворон без опаски позволял гладить перья, отливающие синевой, но что самое поразительное – вел себя он как-то уж очень умно: не каркал, не шумел и стучал так тихо, чтобы не разбудить остальных мальчишек и дежурных. Это казалось Ратмиру Громову странным. Как бы там ни было, к птице он искренне привязался, как к домашнему питомцу, и ее появление у окна всегда радовало мальчика.

Иногда подросток говорил с ним. Рат замечал, как ворон внимательно слушает его, склонив голову набок, а пару раз ему даже почудилось, что птица в ответ кивнула, но он сослался на свое полусонное состояние и сразу же выкинул это из головы.

– Красивая луна, не правда ли? – тихо произнес Громов.

Он снова ласково потрепал птицу, и та в ответ издала звук, чем-то отдаленно напоминающий урчание.

Время неторопливо отмерило час ночи. Песню тишины нарушало лишь сопение спящих мальчишек и, взглянув на них, Громов почувствовал, как и его веки наконец поддались сну и потяжелели. Пора было ложиться в постель. Он повернулся к ворону, чтобы попрощаться с ним и выпустить из комнаты, но заметил, что тот ведет себя необычно. Он будто бы затаился. Птица устремила свой пронзительный взгляд на улицу, а острый клюв слегка приоткрыла – прислушалась. Рат насторожился и последовав примеру ворона, также посмотрел в окно. На стенах, толпившихся напротив зданий, мелькали тени. Это были неуклюжие бестелесные тени, которые словно порхали по фасадам, заглядывая в окна и временами растворяясь в них.

Мальчик крепко сжал веки и быстро помотал головой. Потом он снова открыл глаза и снова вгляделся в темноту, местами развеянную приглушенным светом фонарей. На миг ему показалось, что на самом деле ничего такого не было, но тут пара теней сползли прямо на асфальт и сердце Громова переместилось вверх к горлу и принялось стучать, как сумасшедшее, не давая вздохнуть. Он никак не мог поверить, что эти тени могли летать сами по себе, а потому не переставал крутить головой из стороны в сторону, чтобы обнаружить какому существу они все-таки принадлежали. Но увы – улица была пуста.

Замершая на подоконнике птица встрепенулась, беспокойно захлопала крыльями и с нетерпением стала ковырять и царапать клювом раму, прорываясь наружу. Впервые ворон вел себя так. Ратмир пытался утихомирить его, но тот лишь еще больше нервничал. Из-за шума начали ворочаться остальные воспитанники, а в коридоре послышались шаркающие шаги и недовольное бормотание Розы Андреевны. Ратмир быстро повернул ручку, выпустил из комнаты ворона, а сам поспешил в постель. Мальчик едва успел натянуть одеяло, как дверь отворилась. Дежурная провела прищуренным взглядом по всем ребятам, некоторое время постояла у входа, но не найдя источника непонятного шума, хмыкнула и вернулась на свое место, где буквально через пару минут снова погрузилась в сон. Сам же Ратмир долго ворочался и не мог уснуть, а когда это все-же произошло, то ему приснился удивительный и, вместе с тем, зловещий сон.

Он стремительно летел над городом, как свободная сильная птица, а под ним на улицах всюду рыскали многочисленные тени. Прямо из этих темных густых пятен тут и там выпрыгивали озлобленные псы. Нет, волки! С горящими, как раскаленные угли, глазами и шерстью, больше напоминающую железную чешую. От их вида у подростка застыла кровь в жилах.

Он старался оставаться незаметным, но вдруг демонические существа все разом учуяли мальчика и горящие взоры обратились к нему. Волки пустились в погоню. Эти безобразные создания не были прикованы к земле и носились по стенам, прыгали по деревьям будто для них не существовало никаких преград. Они то и дело приближались к Рату. Он чувствовал, как острые, точно кинжалы зубы, лязгали, смыкаясь вблизи ног, а зловонное дыхание обжигало тело не меньше пламени, но ему удавалось увернуться. И каждый раз, когда волки терпели поражение, слух подростка терзало дьявольское рычание.

Стая гнала его вперед все быстрее. Ветер свистел у него в ушах и обволакивал тело невидимым коконом. Руки, то есть крылья и лапы трясло, но от страха или холода было трудно понять. Во сне он как будто точно знал в какое именно место направляется. Рат набирал скорость, но и чудовища не отставали. Наконец впереди показался костер. Он горел прямо посреди степи, огороженной вокруг, словно стенами, черными горами. При виде него мальчик, как ни странно, успокоился, хотя обычно опасался огня. В глубине души он чувствовал, что нашел спасение. И правда – едва волки приближались к ослепляющему пламени, как тут же превращались в сгустки черного дыма и растворялись в воздухе. Опасность миновала. Ратмир опустился на землю и как только коснулся земли, магическим образом снова обратился человеком.

Откуда-не-возьмись перед мальчиком появился седовласый старик в темно-синей одежде, напоминающей вышитый серебряными узорами халат, увешанный ожерельями из разноцветных бусин, перьев и деревянных фигурок животных и птиц. Но больше всего внимание Рата привлек круглый талисман, соединенный из двух частей. Левая часть его была из черного металла с вырезанным на ней изображением оскалившегося волка, а вот правая, из золота, несла образ парящего орла.

Старик слегка склонил голову в приветствии. Выцветшие от времени черные глаза излучали мудрость и непоколебимую силу духа, а с лица не сходила усмешка.

– Вы кто? – растерянно спросил подросток.

Тот от души рассмеялся. Вдруг Громов отчего-то почувствовал, что давно знает этого пожилого человека и его же собственный вопрос показался ему ужасно глупым. Старик же подозвал Рата к огню, а когда тот приблизился, то протянул правую руку и разжал жилистые пальцы. На ладони лежал небольшой блестящий предмет. Он был причудливой формы, будто два вытянутых с четырьмя гранями наконечника соединены друг с другом острым концом, как песочные часы. Мальчик, недоумевая, посмотрел в глаза пожилому человеку.

– Тяжело исправить свои ошибки, мальчик мой, но еще тяжелее искоренить зло, порожденное отцами.

– Но это ведь возможно, учитель? – прозвучал чужой голос из уст Ратмира так, будто это кто-то другой говорил за него.

– Все возможно, если заплатить достаточную цену.

– Золото?

– Золото, – повторил за ним старик и горько усмехнулся. – На самом деле никому не нужно золото, в нем нет ценности, но многие думают, что его можно обменять на счастье, спокойное будущее, любовь, уважение, признание… Если бы все было так просто… Настанет день, когда тебе, Рат Громов, придется сделать трудный выбор и что бы ты ни выбрал, плата будет очень высокой, и никакие драгоценности мира не сравнятся с ней.

Глава 2. Жуткое видение

Небо вспыхнуло и грянул гром. Эхо его пронеслось по общей спальне и кажется, что даже стены задребезжали. Мальчишки, включая Ратмира, разом повскакивали в своих постелях. Они, все как один, бубнили, что проснулись слишком рано и можно было спать еще полчаса не меньше, но треклятый гром разбудил их. Рат думал о другом. Он уткнулся заспанным лицом в ладони и потер глаза. Что все это значит? Старик, волки, тени… В какой момент он уснул, до того, как увидел разгуливающие по городу темные пятна или после?

– Все в порядке? Ты сегодня какой-то, гм, помятый, – заметил Денис.

Рат поднял глаза на своего соседа. Тот всегда сильно сутулился, а сейчас еще и съежился от холода, ведь по утрам, только покидая теплую постель, всегда испытываешь озноб, особенно осенью и зимой, даже в прогретой комнате. Помещение снова осветила молния. Голова мальчика болела и, что называется, шла кругом. Сон был таким реалистичным, таким ярким, что первые несколько минут после пробуждения, Ратмир вполне серьезно думал, что увиденное им ночью было взаправду. К счастью, довольно быстро доводы рассудка все же одержали верх и мальчик, отдав должное своему воображению, решил запомнить все это, как самый необыкновенный сон в своей жизни.

– А так, – махнул рукой Рат, – сон приснился дурацкий.

– Ясно, бывает, – понимающе кивнул рыжий худощавый паренек и принялся одеваться. Ратмир последовал его примеру.

Мальчик застегнул молнию на толстовке, которая сегодня принадлежала ему, и подошел к окну. На подоконнике лежало перо цвета черного агата. Рат взял его и быстро сунул в карман. Значит, ворон и впрямь вчера был тут. А вот и царапины от его клюва на раме… Нет, об этом не стоит больше размышлять, иначе неудержимая подростковая фантазия может в такие дебри завести, что забудешь, где находишься.

Поразительно, но прогнозы синоптиков действительно сбылись: небо заволокло стальными тучами, на город обрушился дождь, еще и гром время от времени давал о себе знать. Ливень стоял стеной, громко шуршал по асфальту, наполнял собой ямы и сбивал с деревьев мертвые коричневые и желтые листья. Вся земля была усыпана ими. Из-за плотной шубы из опавших листьев лужи тщательно замаскировались и можно было легко провалиться в воду, но не смотря на такую непогоду запланированная экскурсия в местный городской музей все же должна была состояться.

Рат Громов оделся и спустился вместе с остальными в столовую. Завтрак не удивил ничем особенным: гречневая каша, белый хлеб с небольшим кусочком дешевого сливочного масла и чай. Подросток сел за стол и принялся вяло жевать бутерброд. Голова раскалывалась, а глаза жгло, точно в них попал песок. Он несколько раз потер их, но, кажется, сделал только хуже. Покончив с едой, он отпил горячий черный чай и заметил, что в голове, вроде как, стало проясняться и даже боль немного уменьшилась.

В столовой было шумно и душно. Стоял настолько сильный запах рыбных котлет, которые готовили к сегодняшнему обеду, что он перебивал собой все остальные запахи и даже сладкая гречка с молоком из-за этого имела кошмарный привкус рыбы.

Рат не спеша допивал свой чай и наблюдал за тем, как Илья Дюжин со своим подпевалой задирал сидящих рядом девчонок, кидался в них пожеванными кусочками тетрадного листа и громко гоготал, в общем делал все то, что и обычно, когда не было поблизости Розы Андреевны, пожалуй, единственной, кого он побаивался. Дружба у Рата с ним, само собой, сразу же не заладилась, и Илья частенько его доставал. Но все изменилось, после одного случая.

Года три назад в столовую через полуоткрытое окно залетел голубь. Бедолага испуганно метался между рядами, то и дело пытался приземлиться на тарелки с ужином, в следствие чего снес хлебницу. Пару раз он с надеждой подлетал к окнам, но не найдя выхода, снова возвращался к столам и носился, как сумасшедший. Так продолжалось пока птицу не поймал Дюжин. Увидев, его кривую ухмылку и жестокий блеск в глазах, Рат понял, что если уж живое существо угодило ему в руки, то пиши пропало. И хотя Илья был гораздо выше его и плотнее, мальчик не мог оставить голубя на растерзание. Он резко схватил его за запястье и крепко сжал, тем самым заставив выпустить из неотесанных лап птицу, а после, недолго думая, зарядил кулаком ему в нос. Здоровяк с такой силой отлетел назад, что сбил с ног, проходившую мимо, Верочку, как называли ее на кухне, с высокими башнями из тарелок на подносе. Посуда вдребезги, поднос погнулся, большой нос Дюжина, напоминающий картофелину, истекает кровью. Вот крику-то было! Ратмиру тогда здорово влетело от Розы Андреевны, зато незадачливого голубя удалось все-таки спасти. Но было еще кое-что – в тот день Рат Громов понял, что, сам того не зная, обладал куда большей физической силой, чем его сверстники. Вот тогда-то большинство мальчишек решили обходить его стороной. Рат был не против – он и сам предпочитал одиночество, ведь чем меньше привязанностей, тем спокойнее. Разве, что Денис искал дружбы с ним. Вероятно, он считал, что это избавит его от вечных придирок со стороны Дюжина и его компании.

Завтрак в столовой подходил к концу. Рядом с Громовым за столом вертелся Денис и что-то пытался рассказывать ему, но слова летели мимо. Правда, когда прыщавый долговязый подросток упомянул о сплавленных между собой серебряных наконечниках для стрел, которые по слухам были найдены на дне Голубого озера, Рат заинтересовался и навострил уши.

– … и что самое любопытное, когда достали их, то они блестели так, будто только что как следует отполированы и высушены. Серьезно, они были совсем сухие. Говорят, что они даже не темнеют со временем, а ведь им сотни лет, – сказал Денис. Затем наклонился к уху Ратмира и шепотом произнес: – еще я слышал, что серебряные наконечники невозможно рассоединить, хотя держатся на одном лишь острие, а иногда они сами по себе нагреваются и могут прожечь ткань насквозь или оставить ожог на дереве. Это удивительно!

– Что за бред, – закатил глаза Громов.

– Это не бред! – возмущенно округлил глаза мальчик. – Отец рассказывал мне, что был на берегу, когда ларец с наконечниками подняли из воды и хотел … э-э-э … ну, в общем, хотел стащить их, чтобы продать, но как только ему представился случай взять их в руки, как они буквально воспламенились и он получил сильные ожоги. Я сам видел следы на ладонях.

Ратмир раздраженно вздохнул: все ясно, Денис сам рассказывал, что его отец был пьяницей и именно поэтому лишился сына и дома, и что с ним теперь – никто не знает. Нет ничего необычного в том, что мужчина, находясь в своем привычном состоянии рассказывал разные абсурдные сказки, а его сын, в меру своей простоты и наивности, воспринимал все за чистую монету.

Наконец, закончив со сборами, подростки собрались у выхода. Многие из них возмущались, что приходится в такую погоду выбираться на экскурсию по городскому музею, но с планами не поспоришь и натянув резиновые сапоги, все стали дожидаться сопровождающей воспитательницы.

Автобус подъехал к детскому дому и затормозил у обочины. Колеса разрезали большую лужу, полную мусора и опавших листьев, и вода в ней тут же расплескалась фонтаном. Хорошо, рядом никого не было. Сам автобус белый в синюю полоску, но сильно заляпанный грязью до самых окон. Водитель сидел за рулем не двигаясь. Он в упор смотрел перед собой стеклянными глазами и, похоже, таким образом спал. Неудивительно, серость вокруг и усыпляющие звуки дождя действовали, как снотворное.

Такая погода для сентября в Лирме не редкость. Дожди друг за дружкой заливали улицы и особенно доставалось Березовой, поскольку та была крайней и находилась ниже остальных. Солнце время от времени пыталось пробиваться сквозь тяжелую завесу туч. Иногда ему это даже удавалось, ровно как вчера, но ненадолго, а потом город снова обдавало промозглым дождем.

Спустя несколько минут возле выхода показалась Алла Владимировна. Она была высокой худой женщиной средних лет, с затянутым пучком из каштановых волос. На тонком вытянутом носу, воспитательница всегда носила очки. Они совершенно ей не шли: стекла были слишком толстыми и круглыми, а оправа грубой, что выглядело до невозможности нелепо на узком лице женщины и делало ее похожей на стрекозу.

Алла Владимировна вышла на порог, раскрыла серый зонт и велела следовать за ней к автобусу. Когда же дети расселись по местам, она неспеша окинула каждого взглядом и убедившись, что все на месте, скомандовала водителю высоким, несколько визгливым голосом. Мужчина дернулся, как будто очнулся, и послушно повернув ключ, завел транспорт.

Путь занимал минут двадцать, а в такую погоду и все сорок, если не больше. Рат с удовольствием бы вздремнул, но дорога была слишком неровной и автобус периодически довольно сильно встряхивало, отчего сон не складывался. Однако здоровенному подростку, который был старше Ратмира всего лишь на год, но при этом чуть ли не в полтора раза больше его, все же удавалось коротать время в поездке, оглушая храпом всех остальных. Громов взглянул на него и покачал головой: бывают же люди, которым все нипочем.

Музей представлял из себя одноэтажное кирпичное здание. Оно располагалось в историческом центре города, но было абсолютно непримечательным и если бы не таблички с названием, то и не подумаешь, что это место – обитель городской памяти. К тому же, полуразбитые ступени у входа, вяз, закрывающий собой окна и заросшая травой, неухоженная территория в сочетании с нынешней непогодой придавали ему жалкий вид. Было известно, что музей существовал около двадцати лет. Это немного для подобного учреждения, но достаточно, чтобы позаботится о его внешнем виде и Рат никак не мог взять в толк, почему никто этим до сих пор не занялся.

Как только мальчик ступил через порог, то тут же поморщился от тихого свиста и едкого химического запаха, скорее всего из-за смеси специальных средств для мытья стеклянных поверхностей и дерева. Видимо, уборка в музее была окончена совсем недавно. Остальные тоже скривили мины, а кто-то даже позволил себе протянуть недовольное: «фу-у, ну и запах», но о раздражающем звуке никто не упомянул, будто его слышал, только Рат.

Навстречу группе вышел музейный работник – мужчина под пятьдесят, статный, черноволосый, с высоким лбом и ястребиным носом, одетый в синий бархатный пиджак и классические брюки. Он любезно улыбнулся, прищурив глаза и обнажив неестественно белые, точно морской жемчуг, зубы. Мужчина представился Константином Романовичем Кочевым, сегодняшним экскурсоводом. Воспитательница растерянно поздоровалась.

– Скажите, а где же Борис Ефимович? Ведь он всегда проводит экскурсии для нас. Надеюсь, с ним все в порядке?

– О да, не волнуйтесь, – неестественным голосом ответил Константин Романович. – Он слегка приболел и только.

– Что ж, тогда передавайте ему мои пожелания о скорейшем выздоровлении, – с вежливой улыбкой произнесла Алла Владимировна.

– Всенепременно. – От нового экскурсовода исходила сильная внутренняя энергия, которую невозможно было не почувствовать. Она буквально звенела вокруг него, наравне с раздражающим глухим свистом, который по-прежнему замечал только Рат.

Группа замялась на месте. Ратмир оглянулся на воспитательницу – та несколько секунд изучала недоверчивым взглядом мужчину и о чем-то думала, но очнувшись, прокашлялась и велела следовать за Константином Романовичем.

Экскурсовод провел их в первый зал, который был оформлен в виде русской избы конца восемнадцатого века и принялся рассказывать о традиции русского чаепития так, будто лично присутствовал на нем еще в те далекие времена. Он действительно оказался замечательным оратором. К какому бы экспонату не подходила группа, Константин Романович рассказывал его историю с такой эмоциональностью и живым блеском в черных глазах, что у ребят не оставалось выбора, как погрузиться в экспозицию с головой.

Целый час пролетел незаметно. Благодаря юмору Константина Кочевого, большинство ребят внимательно слушали даже о таком скучном, по мнению подростков, как история основания Лирма и выдающиеся Лирмчане. Особенно выделили работы художника Красновцева. Здесь воспитанникам предоставили свободное время, чтобы они могли сами рассмотреть понравившиеся картины. Некоторые все же быстро покинули этот зал и направились в заключительный, где выставлялось оружие, но Громов задержался. Он остановился возле одной из картин. На холсте маслом изображался рассвет над лугом, поросшим летними цветами. Рат видел уже подобные картины, но всегда они пестрили огненными красками и показывали завораживающий рассвет, но будто бы несколько напористый, а тут все иначе. Нежный золотой свет наполовину выглянувшего солнца передавал почти ощутимые физически аромат, тепло и, пожалуй, волшебство. Да, именно, волшебство! Доброе и светлое. Мальчик подошел совсем близко и прочитал про себя латинское название: «Аврора». Затем он переходил к другим, не менее прекрасным, работам талантливых художников, но только «Аврора» запечатлелась в голове Рата, словно фотография в вечном альбоме его памяти.

Навязчивый свист не покидал мальчика. К тому же он стал еще громче. В какой-то момент Громов решил заговорить об этом звуке с Денисом, но быстро сообразил, что тот явно не понимает, о чем речь, а значит свист и впрямь слышал только Ратмир, как если бы то был звон в ушах. Вместе с тем утренняя головная боль снова дала о себе знать. Теперь даже эмоциональная речь музейного работника не могла отвлечь его. К счастью, экскурсия подходила к концу.