Kitabı oxu: «Период распада», səhifə 3
5
Через неделю к Сашке приехала подруга из Москвы. Вечером Юля собиралась встретиться с ними, а до этого погулять с Мишей и, походя, заглянуть к Андрею за вещами (тот сказал, что поищет, что она могла у него забыть).
На безумную Юлину идею притащиться вместе к её бывшему, Миша согласился. Подумал, что всё это, конечно, как-то странновато, но раз Юле это надо, то что ж.
– Он уже и так в курсе всего, – объясняла Юля, когда они выдвигались в сторону Андрея. – Я ему во вторник рассказала, что у меня новый парень. Ну, не рассказала… Я ему в «Квипе» написала.
– А он? – Миша непроизвольно улыбнулся.
– Не поверил сначала, сказал, что я шучу, наверное.
На Нормандии-Неман они перешли дорогу и снова юркнули во дворы, чтобы выйти на Николаева.
Пока шли, Юля рассказывала, как познакомилась с Андреем, как они начинали встречаться и какие замечательные у них были отношения – когда-то. Говорила она всё это с таким упоением, что сама не замечала, как на неё начинали посматривать прохожие. Миша тогда улыбался и мягко просил её говорить потише.
За разговорами они быстро оказались возле Лопатинского сада и, пройдя его насквозь, вышли на Бакунина. Там по бокам двухполосной дороги стояли дома 20-30-х годов постройки: белые, розовые, жёлтые, с балкончиками из маленьких колонн. А во дворах уже блестели балконы домов новых: пластиковые окна, газон и клумбы возле подъездов, «БМВ» и «Лексусы» под навесами.
В пять вечера никого здесь не было, кроме школьников, которые партиями отгружались с крыльца соседней школы, были слышны их матерные выкрики и гиений смех.
Юля и Миша минули школу, ещё пару домов и завернули во двор. Обогнув слой сталинских четырехэтажек, они вскоре подошли к металлическим воротам. Юля толкнула дверь: калитка оказалась незапертой. Миша усмехнулся: даже в таком элитном доме всё сделано по-раздолбайски.
– Я заберу и тут же спущусь, – сказала Юля и пошла к подъезду, поглядывая на окна квартиры на шестом этаже, Андрей жил там с родителями.
Дом стоял рядом с обрывом. Миша присел на лавку возле него. Отсюда была видна дорога, петлявшая между бараками и частными домами до набережной Днепра. Ещё среди деревьев Миша разглядел верхушку Крепостной стены и купола Успенского собора. С таким видом и подождать было нетрудно, хотя было и прохладно.
Миша сунул руки в карманы, сидел и думал: а что вообще было в его жизни до того, как он встретил Юлю? За неделю их общения прошлое побледнело, стало невзрачным, скучным и неважным. Прежним подругам не хотелось даже отвечать, хотя они ещё продолжали ему писать, одна даже приглашала в гости, намекая на секс. Но это перестало будоражить. Наблюдать, что ещё выкинет Юля, что скажет, как на него посмотрит, было теперь куда интереснее.
Подумал, что надо бы разблокировать Ноготкову, хотя бы на время, хотя бы для того, чтобы договориться, к какому времени подойти в ЗАГС на развод.
С женой, как он надеялся, скоро-бывшей, прожил два года какой-то не своей жизнью, а жизнью мужика средних лет: по выходным они встречались с друзьями, все были старше Миши лет на пять, как и сама Ноготкова. Её родители держали рыбные ларьки, и бизнес набирал обороты. Ноготкова работала в одном из ларьков продавщицей, но получала не ежемесячную зарплату, а сумму, куда большую: родители их практически содержали. Миша же тогда пропадал в академии с утра до вечера и, соответственно, не работал.
Детей не было. Общего имущества тоже. Съехал с её квартиры – и всё на этом. Вспомнить даже нечего. Или отшибло память, когда появилась Юля?
Теперь он студент обычного вуза со всеми бонусами: походами в клубы, КВНами, первокурсницами и прочим. Ни строевой, ни казармы. Ещё и Юля теперь с ним… Миша улыбался. Деревьям, серому сонному небу, бело-розовому дому Юлиного бывшего.
Скоро он выйдет на новую работу. И всё развернётся совсем по-другому. Юля ещё удивится, подумал он, тому, как они заживут.
***
Юля поднялась на шестой этаж. Отделанная деревом и кожей тяжёлая дверь открылась с лязгом, как дверь тюремной камеры. На пороге в растянутых подштанниках её встретил Андрей. Он махнул, мол, проходи, и завозился с сигнализацией на стене: нажимал какие-то кнопки, и те противно пищали. Раздевшись, Юля сразу направилась к нему в комнату.
– Останешься? – спросил.
– Нет, меня там ждёт… Неважно… А где пакет?
Тёмно-синие шторы плотно закрыты. В комнате ни капли живого света, только настольная лампа прожигала чернеющее пространство апельсиновым лучом. На столе – белый лист, а на нём – карандаш и ластик, и ещё какой-то рисунок блёклый. Юля его не разглядела. Только теперь, оглядываясь на застывшие в темноте предметы Юля, кажется, поняла, что их долгая-предолгая, красивая-прекрасивая история на самом деле закончилась.
– Я нашёл твою расчёску и ещё какую-то фиолетовую кофту. И так, по мелочи.
Андрей вышел в коридор, вероятно, за пакетом с вещами.
Юля шагнула к столу, всё-таки хотелось рассмотреть, что он там рисует. Это был карандашный набросок женской фигуры. Андрей только начал прорисовывать лицо и причёску: тёмное каре до мочек ушей. Она провела пальцем по рисунку, и лист внезапно выскользнул из-под руки: Андрей вытащил его и резко перевернул, при этом он посмотрел на Юлю исподлобья, всучил пакет.
Надевая обувь, Юля улыбалась: всё как в романах, как в фильмах. Между ней и Андреем теперь такое напряжение, теперь всё так живо, словно со свежей раны сорвали корку. А ведь она уже даже решила, что разлюбила его. Почему же теперь так хочется его обнять?
Когда уходила, почему-то взглядом зацепилась за его глаза: они были серыми, штормовыми. И она всё-таки не выдержала, подалась к нему, но Андрей отступил к шкафу и покачал головой. От неожиданного отказа она почувствовала себя глупо и не менее глупо хихикнула.
Бежала по лестнице, словно убегала от какого-то чудовища, понимая уже тогда, что чудовище это – совсем рядом, оно внутри.
Перед Мишей она появилась уже с улыбкой, словно и не хотелось минуту назад разреветься.
– Как прошло?
– Я нашла у него на столе свой портрет.
– Хреново ему, наверное.
Юля не ответила, но, выходя со двора, обернулась и посмотрела на шестой этаж, третье от угла окно. Потом, набрав в лёгкие сырого воздуха и выдохнув его со всей мочи, она выпустила не случившиеся слёзы, взяла Мишу под руку, и они пошли.
– Зайдем куда-нибудь? – предложил он.
– Давай.
– В «Шоколад»?
– В «Шоколад»? – Юля удивилась: откуда деньги?
Миша смущённо заулыбался.
– Чего ты такой довольный?
Катя, то есть Екатерина Борисовна, то есть его какая-то там тётя, которая, оказывается, живёт в Смоленске, а точнее, в Печерске, предложила ему переселиться к ней, а точнее, к ним с мужем Романом. Она же устроила Мишу на новую работу, туда, где работала сама: на мебельную фабрику.
– Теперь буду водить тебя в твои любимые рестораны. Пока тебе не надоест. Пока ты не превратишься в шарик, состоящий из роллов «Осака», – радовался Миша.
– Я не знала, что у тебя здесь живёт тётя.
– Двоюродная, вроде.
– Вроде?
– Какая-то мамина сестра.
– Понятно. А что на фабрике делать надо?
– Что-то куда-то отнести-принести. Пока так, зато платят больше, чем в ресторане. Со временем смогу на станке доски пилить, и будет ещё больше.
– Но ты же учишься.
В Юлиной семье считалось, что пока ребёнок учится, работать он не может.
– Так это же после пар. Фабрика совсем рядом с Катиным домом.
– Печерск? Тебе ж два часа оттуда до института добираться.
– Две пересадки, да. Но вечером я всё равно смогу к тебе приезжать. Я всё это для нас делаю. Катя, кстати, хочет с тобой познакомиться, так что держись, сейчас будет ещё одна новость: она зовёт тебя в гости!
– Ты ведь ещё не развёлся. Как они отнесутся к… нам?
– Вот знаешь, – Миша хохотнул. – Они слишком хорошо знали Аню, поэтому они полностью на моей стороне, и даже рады, что мы с ней всё-таки расстались. Ну и вообще: соглашайся! Заодно посмотришь, где я теперь живу.
Хотелось отказаться, сказать, что, мол, рано ещё, после развода будет комфортнее. Но возникла и другая мысль: может, лучше уже сейчас узнать его родственников и, если что, соскочить, пока не поздно?
Победило любопытство. Юля неуверенно кивнула.
***
Не успев проработать ни дня на новой работе, Миша уже заказывал в «Шоколаде» направо и налево: две порции «Осаки», оливье с домашним майонезом, тоже два, Юле «Тирамису», себе «Наполеон» и чайник марокканского чая (дважды, и не просто кипятка подлить).
Больше никаких маршруток и трамваев. Миша говорил, что они будут ездить теперь только на такси. Вот и до Сашкиного дома Миша вызвал такси из ресторана, правда, не до подъезда, а до «Николаевского», собирались там прикупить что-то, чтоб не идти с пустыми руками.
Сашка жила в тускло-голубой, в мелкую плитку девятиэтажке, в обычной панельке. Целая россыпь таких коробок стояла в том районе.
Мишу и Юлю встретил нарисованный чёрным баллончиком знак анархии, а за их спинами скрипнула единственная детская карусель, скорчившаяся на один бок.
– Поднимешься на минутку? – спросила Юля, и Миша, как всегда, не отказался.
Лифт не работал, поэтому на двенадцатый этаж поднимались пешком. Юля чувствовала мелкую дрожь в теле: как Сашка и её подруга, девушки с претензиями, посмотрят на её Мишу? Он точно не вписывался в их представления о крутом парне. И, в первую очередь, из-за денег.
Дверь им открыла та самая подруга из Москвы, Юля знала, что её зовут Ия, видела фотографии. Первым делом Юля уставилась на её рот – по форме извивающийся червяк, по цвету – морковь. Голова в огненном облаке мелких кудряшек. На правой руке, от плеча до локтя, татуировка, чёрное кружево и ещё какие-то силуэты, но Юля их не разглядела.
– Привет! – сказала Ия и крикнула в сторону кухни. – Саш, я открыла!
Из кухни появилась Сашка: она слизывала крем с пальцев, под волосами тряслись и шелестели длинные, как маленькие люстры, многосоставные серёжки.
– О, ты с Мишей! Класс! – и снова скрылась в кухне.
Вернулась через минуту и мокрыми руками стала их по очереди обнимать. Миша впервые как будто засмущался, привычная улыбка заползла на лицо.
– Ия моя, – погладила Сашка плечо подруги. – Из Москвы, наконец, причалила.
Улыбается как дурочка, отметила про себя Юля. На Ие был тонкий плетёный топик, в котором заметно топорщились соски. Юле не хотелось, чтобы Миша заметил.
Все потянулись на кухню.
– Помнишь, ты у меня книжку брала в том месяце? Помнишь, я тебе говорила, что это подруга моя написала? Так вот, это ж она и есть, – сказала Сашка.
– Ну я так и поняла, – ответила Юля и прибавила: – Миш, там рулет и шампанское в коридоре. Я забыла.
– А ты до сих пор, наверное, не прочитала, – закатила глаза Ия в укоризну Сашке.
Юля достала рулет из принесённого Мишей пакета и как бы невзначай, словно и не сильно ей это интересно было, спросила у Ии:
– Ты книги пишешь? Или только вот эту одну написала?
– Одну, – Ия взяла чипсину из круглой миски и, сомкнув на ней морковные губы, громко хрустнула. – У меня мама издатель. Напечатала по приколу. А так, я в основном рассказы пишу.
– И их тоже где-то печатают, – снова влезла Сашка. – Людмила Улицкая наша. Правильно же назвала эту тётку? Или как её?
Ия странно покосилась на Сашку. Ей было явно неловко рассказывать про свои литературные успехи при чужих.
– Это я так, для института делаю, для пар по литмастерству, – сказала она, глотая чипсы и слова.
Литмастерство? Юле хотелось бы разузнать у неё всё про это. Она и сама хотела поступать на филологический, метила в СПбГУ, только после школы мама не отпустила, сказала: «Там с тобой обязательно что-нибудь случится, а СТИ возле дома и престижно, престижно для Смоленска». Юлина тётя, сестра папы, забила последний гвоздь в крышку гроба: с экономическим образованием не пропадёшь, а это всё твоё литмастерство – трали-вали какое-то. И всё было решено.
– А где учишься? – спросила Ию ещё.
– Филологиня она, – Сашка расставляла бокалы под шампанское и всё хохмила, поглядывая на Мишу, который сидел молча и как будто чувствовал себя неуютно.
– На четвёртом курсе РГГУ, на переводе, – ответила Ия.
– У вас там сильное отделение творческого письма, я слышала.
– Откуда такие познания? – хихикнула Сашка.
– Я когда искала вуз для поступления, читала много на форумах.
– Ого, не знала, – Саша снова прыснула от смеха. Юле стало не по себе.
– И я не знал, – произнёс Миша, и Юлю это совсем взбесило: с чего это он должен всё про неё знать? Андрей да, знал. Вспомнилось, как он поддерживал её, когда она пыталась отстоять перед мамой поступление в Питер. Он её понимал, а этот просто поддакивает в тупом разговоре.
– Я пишу с детства, сколько себя помню, – прервала её мысли Ия. – Чем-то другим заниматься бы не смогла. Да я ничего больше и не умею.
Юле это всё было понятно. У неё самой дома, под стопкой старых тетрадей лежали дневники со стихами, которые она писала с шести лет. Но говорить на эту тему уже перехотелось.
– Андрей, – обратилась она к Мише, – подай мне тот пакет.
И, кивнув на пакет, стоявший у стены, она вдруг поняла, что сказала. Было видно, что Миша растерялся, заулыбался.
– Ну ты даёшь, – Сашка осуждающе посмотрела на Юлю.
Ия смотрела на всех попеременно. Она не знала, кто такой Андрей, но примерно понимала, в чём тут дело. Миша шутливо махнул рукой: всё, мол, нормально.
– Я случайно, – сказала Юля Сашке.
– Это правильно, что вы шампанское взяли, – Сашка затараторила, желая чем-то поскорее забить неловкую ситуацию, но Миша, как будто не обиделся вовсе, – а то я как-то всего двумя бутылками запаслась, а нас тут четверо.
– Миша вообще скоро пойдёт, – сказала Юля.
– Как? Куда? Зачем ты его прогоняешь? Миша, оставайся, – начала умолять Сашка.
Выпили по бокалу, а потом всё-таки проводили Мишу, который и не упирался вовсе. Раз Юля сказала, что Миша уйдёт, значит ему и правда пора, разве нет?
– У вас уже было эт самое? – захлопнув за Мишей дверь, спросила Сашка.
– Не, – смутилась Юля, но сразу же постаралась напустить на себя более развязный вид, тронула волосы.
Сашка никогда раньше не спрашивала её про секс, всё и так было ясно: у Юли один Андрей и уже давно. Но и Юля Сашке вопросов не задавала. Ей тоже всё было понятно: парень со двора приходил к Сашке домой, а фотограф Василевс (неясно, настоящее ли это имя) бесплатно снабжал Сашку новыми аватарками. Бесплатно ли?
Зато между Ией и Сашкой всё, кажется, было иначе.
– А у тебя как с котом Базилио продвигается? – спросила Ия, и они с Сашкой так рассмеялись, словно были только вдвоём на этой кухне.
– Прекрати меня смешить, – отмахнулась Сашка и достала с навесной полки белую пачку сигарет. – Кто будет?
– А что это? – спросила Юля. То, что Сашка курит, для неё стало сюрпризом.
– Сигариллы. Я так, иногда.
Юля знала, почему Сашка говорит ей не всё: Юля, по её мнению, ничего не знает про взрослую жизнь, она живёт в семье, с родителями, в то время как сама Сашка, начиная с одиннадцатого класса, живёт одна.
Сашкины родители развелись, отец запил и съехал от них к своей матери. А мама после развода смоталась в Москву за лучшей жизнью и работой, но зато, в отличие от отца, присылала деньги.
После института Сашка планировала к ней переехать. Переводиться в Москву она не хотела. Говорила, что из-за дружбы: Юля была ей как сестра.
Наверное, как раз потому, что они были практически родственниками, Сашка и не рассказывала ей про анальный секс с Василевсом, про Пэла и Кэла, ночевавших у Сашки попеременно, а один раз даже вместе, и совсем новую историю с сорокашестилетним Евгением она тоже скрывала. Если бы не эти пьяные разговоры с Ией, Юля, наверное, никогда бы так хорошо не узнала свою подругу.
– Он разводится со своей сейчас, – сказала Сашка про этого Евгения.
Сашка положила в рот тонкую сигарету, стрельнула зажигалкой у самого кончика и, вскинув голову, выдула первый дым, затем, прищурив один глаз, посмотрела на Юлю.
– Клубничные? – спросила Ия и потянулась взять себе.
– Ты будешь? – спросила Сашка так, словно испытывала.
Она протянула Юле не пачку с сигариллами, а тот свой мир, который раньше так старательно скрывала. Мы с тобой одной крови? Юля не может, не должна была отказываться.
– Жена продолжает ему названивать? – спросила Ия.
– Ага, и всё по ночам. Я как бы понимаю… Она бухгалтер у него на фирме, он с ней во всём советуется. Но я-то вижу, что она просто поводы выдумывает. Про детей что-то задвигает ему. Они так могут часа по три говорить.
– Вот, сто процентов он её трахает, когда к детям ходит, – сказала Ия и откашлялась.
– Может, и трахает. Но мы ещё только месяц вместе. Я пока не могу ему вот так сказать, мол, не бери трубку. А вдруг это по работе?
Они рассмеялись. Юля потягивала шампанское и делала вид, что всё понимает и совсем не удивлена. В руках она крутила сигариллу, надеясь, что Сашка про неё не вспомнит и не подожжёт.
– Он уже у тебя оставался? – спросила, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Ну так, пару раз, – ответила Сашка. – Я собиралась тебе рассказать как раз, не обижайся. Я сама просто ни в чём не уверена ещё.
– Понимаю, – кивнула Юля.
– Я, кстати, на практику, наверное, к ним в компанию пойду. Если хочешь, могу и тебя пристроить.
В июне у них должна была начаться производственная практика. Три недели в реальной компании. Решай, где – или место тебе предоставит кафедра. И если в прошлые годы Юля с Сашкой только писали практические работы, то в этом нужно было ходить на практику, как на работу.
– Я уже договорилась с мамой, – ответила Юля.
– Ну как хочешь. У Женьки нам бы и ходить не пришлось. Он подпись поставит, что всё чики-пуки.
– У Саши будет постельная практика вместо производственной, – засмеялась Ия.
– Горловая, ага, – ответила Сашка и затушила сигариллу.
– Кстати, без шуток. Для горла это даже полезно, – важно закивала головой Ия.
– Спроси Юльку, она в этом мастер. С первым парнем только этим, считай, и занималась.
– Серьезно? – удивилась Ия, взглядом потребовала подробностей. – И сколько протянули?
– Со школы, – ответила Юля. Сашкина шутка ей не понравилась.
– Года три мурыжила парня. Представляешь? – продолжала Сашка. – И он не уходил, наоборот, как котёнок у её ног вился. Рестораны тебе, подарки. Он ей однажды медведя на полкомнаты припёр. В институт отвозил-встречал. Там такие отношения были…
Сашка закатила глаза. Теперь уже Ия смотрела на Юлю, как на телезвезду. У Юли внутри всё расширилось и потеплело: вспомнили про Андрея, и словно он тут, с ней рядом оказался.
– И ещё Андрей этот её очень красивый, – мечтательно глядя в потолок, добавила Сашка. – Ну правда, он мне всегда нравился. Но этот тоже хороший.
– А почему расстались? – спросила Ия так серьёзно, словно собиралась куда-то себе записать.
– Миша, – ответила Юля.
– Куртизанка, в общем, – пожала Сашка плечами, а потом предложила выпить за новые Юлины отношения.
Юля сделала глоток и пошла в туалет: выкинуть, наконец, эту мерзкую сигариллу в унитаз. Она так ни разу и не затянулась, надоело держать её между пальцев. И с шампанским она уже незаметно для себя перебрала: пока шла по коридору, её качало.
А в туалете начались вертолёты. Казалось, что где-то здесь, за спиной стоит Андрей. Она даже запах его ощутила, древесный и немного ягодный, его любимый одеколон.
– Я буду рядом, – говорил он. – Ты же моя… Моя… Он тебя совсем не знает, а мы как одно…
Юля шевелила побелевшими губами, что-то отвечала в пустоту.
– Через десять лет мы снова будем вместе, – Андрей тускнел, сквозь него уже проглядывали ниши в туалетной стене: туалетная бумага, бутылки с чистящими средствами.
Юля держалась за стенки и висела, опустив голову.
– Ты моя любовь… И всегда будешь… Первая и единственная…
Андрей исчез. Юля рухнула на унитаз, и её стошнило.
6
Ольге Метельской было двадцать четыре, когда она пришла устраиваться в «АгроПромБанк» младшим кассиром. Не верила, что возьмут. Это был крупнейший государственный банк, из десятки лучших, а у неё ни опыта, ни вышки, и за спиной только экономический колледж да декрет.
Но на собеседовании Ольга понравилась заведующей филиала, та сказала: «Эта девка землю грызть будет, и тяжелого труда не побоится. Берём, без но и если!».
И как в воду глядела: уже через год солдатского режима «работа-дом» Ольга доросла до старшего кассира (на счастье, Юлька так же, по-солдатски, ходила в сад и почти не болела). А спустя пять лет в Смоленской области открылись ещё четыре филиала, и Ольгу назначили заведующей одного из них. Потом, в две тысячи шестом – замом регдиректора. Прежняя ушла на повышение в Москву и на своё место порекомендовала Ольгу.
Ольга работала чётко, но без фанатизма: уходила в шесть и не минутой позже, по пятницам – в пять, отгулов не брала. Директриса ценила такую Ольгину умеренность: во всяком случае, такая замша её не подсидит.
Так, спустя два десятилетия не особо усердного, но регулярно-рутинного труда, Ольга стала директором всей филиальной сети области: к марту две тысячи одиннадцатого филиалы под её руководством исправно делали планы. Московское руководство выписывало благодарственные письма и, конечно, более крупные, чем раньше, премиальные.
Всё работало как часы, а Ольга – и радовалась, и грустила. Радовалась, потому что, наконец, догрызла ту самую землю. Из ободранной комнаты в общаге, куда они с тогдашним мужем Вадимом принесли из роддома Юльку, они переместилась в двушку в центре города с евроремонтом. И грустила, потому что больше «грызть» было как будто бы нечего, а за карьерой в Москву она ехать не собиралась. Оставалось следить, чтобы ничего из построенного не сломалось. Сломать же всё было непросто: растущая экономика тащила банковский сектор, как солёное море своих пловцов, а крупные банки, вроде «АгроПромБанка», и подавно не страдали.
Главный филиал банка находился на улице Коммунистической в историческом здании сорокового года постройки. Там у Ольги был типично-директорский кабинет: просторный, с рабочим столом, основательным, точно сделанным не из дерева, а из мрамора, и примыкающим к нему длинным столом для переговоров; с шкафом для хранения верхней одежды и кофемашиной «Delonghi» (двенадцат видов кофе). На столе – традиционный настольный набор для руководителя: подставка для визиток, канцелярский нож, лоток для бумаг, чёрная кожаная накладка на стол, золотистые перьевые ручки, которыми никогда не писали (для таких случаев в этом же лотке торчали обычные шариковые). На стене в золотистой раме висела карта с филиалами «АгроПромБанка», помеченными, как точки сражений, красными флажками.
Сотрудники Ольгу любили и немного побаивались. Или лучше: побаивались и немного любили. Рабочие костюмы у неё были как футляры, но каждый с капелькой искусства: с какой-нибудь брошкой из драгоценных камней и металлов, и всегда в виде чего-нибудь прекрасного: птицы, цветочка, жучка или стрекозки, ну или в непростые дни – логотипа банковского значка.
Кабинет был на втором этаже. Окна его выходили на новый жилой дом, отделанный под старину. На его первом этаже находилась любимая кофейня Ольги – «Кофейня Гримм». В обед она ходила туда морально выдохнуть.
Над кофейней, напротив Ольгиных окон, была жилая квартира. Мужу и жене на вид по сорок, но моложавые, и у них девочка семи лет. Когда Ольга впервые заметила её, прыгающую по их модерновой кухне, аккуратные косички летают вверх-вниз, то с тоской вспомнила, что Юлька такой не была, с этой всегда были проблемы, чтобы причесать, а сделать хвост – и подавно. После трёх лет с ней и сам чёрт бы сладить не смог. Не ребёнок, а наказание. Вредная, капризная. Чуть что не по её было, сразу нахохливалась.
Ольга следила за этой семьёй от скуки, но себе объясняла, что так тренирует зрение. Просто улица – слишком тихая и безлюдная, тренировать зрение там было не на чем. Только изредка к дому напротив набегали мамочки с детьми (там, через стенку от кофейни, работал центр детского творчества). Поэтому в ту пятницу двадцать второго апреля Ольга снова погрузилась в рутину семьи напротив.
В коротком шёлковым халате мамаша намазывала масло на кругляшки багета. Её муженёк потянулся облизнуть ей пальцы, жена убрала руку. Он ещё наклонился и почти потерял равновесие, но в итоге чмокнул её в щёку, женщина засмеялась.
Ольга сделала глоток кофе. Тепло и уютно было в тёмном кабинете. Ещё пара глотков и свет всё-таки придётся включить, загудят потолочные лампы, и дверь тоже придётся открыть, чтобы каждый мог не только зайти и доложить о делах, но и увидеть, что директор на месте, звонки делаются, встречи проводятся.
Зная, насколько священен этот первый час рабочего дня, секретарша Леночка к приходу Ольги – а Ольга никогда не опаздывала – ставила на директорский стол поднос с кофе и с хрустящими бискотти с миндалём и сушеной клюквой. Такие продавались только в одном магазине в городе, и Леночку всегда отпускали в рабочее время пополнять запасы.
За тем, чтобы директриса ни в чём не нуждалась, Леночка бдила по-военному ответственно. Она даже изобрела для начальницы особый рецепт кофе: капля эфирного апельсинового масла и щепотка корицы.
Ольга говорила, что Леночка – душа коллектива, хотя Леночка сидела не в основном зале, который был на первом этаже, а в приёмной, на втором, в общем-то в одиночестве, не считая ожидающих аудиенции сотрудников и клиентов. Ольга ценила энтузиазм и заботу секретарши и одаривала ту бОльшей порцией личного общения. В отличие от других подчиненных, с которыми Ольга держала необходимую для работы дистанцию, с Леночкой она разрешала себе обсудить и отпуск, и косметику, и десерты в кофейнях города. Всё потому, что по финансам, если вычесть траты Ольги на Игоря и дочку, они с Леночкой были практически ровней.
В банке Леночка получала двадцать две тысячи, ещё около пятнадцати она зарабатывала на своих «маленьких увлечениях». Год назад это были нумерология и энергопрактика, теперь вязание игрушек и рисование мандал, а также гадала по чужим мандалам, но такие заказы появлялись нечасто. Кроме того, у Леночки был джокер в рукаве: карта, привязанная к счёту мужа, держателя игровых автоматов.
Вот уже полгода как Леночка вязала игрушки из плюша и львиную долю выручки делала прямо на рабочем месте. Стоило какому-то сотруднику войти в приёмную и усесться на стул, как из тумбочки хитро улыбавшейся секретарши выскакивали собачки, кошечки, зайчики.
Дети банковских сотрудников из всех отделов: из обслуживания физических и юридических лиц, ипотечного, валютного, а также отпрыски кассиров, безопасников и даже инкассаторов – все играли в Леночкины игрушки. Одной только Ольге Леночка ещё не предлагала свой товар: то ли боялась порицания за партизанскую торговлю, то ли по поджатым губам начальницы понимала, что спроса не будет. Да, в этом они не сходились, но было у них другое: Леночка несла Ольге личные неурядицы, могла даже всплакнуть в чашку с кофе: то задержка у неё случится, то со свекровью снова скандал, то муж загулял, тоже снова.
Удивительным образом у Ольги находился совет на любой случай: она не осуждала, лишь журила с высоты личного опыта. И это Леночку успокаивало: ходила к Ольге в кабинет как на исповедь.
Опыт у Ольги был богатый. Ну хотя бы целых восемнадцать лет семейной жизни с Вадимом Метельским, «человеком неимоверно трудного характера, но с моторчиком»: когда-то он даже прославился на весь Смоленск благодаря тому, что в своём бистро «Мастер Шеф» стал предлагать посетителям первые в Смоленске бургеры и картошку фри, и лишь много позже после него в городе появились другие рестораны быстрого питания, сети, типа «Домино» и «Макдоналдс».
Будучи в хорошем настроении, Ольга говорила о бывшем муже с гордостью. Такие хвалебные речи оказывали хорошее влияние на мужа нынешнего, а именно, вселяли в Игоря страх, что Ольга ещё может вернуться к Метельскому, который вроде бы, с её слов, был очень даже за.
С Игорем Ольга познакомилась, когда ещё была замужем. Три года назад он пришёл к ней в банк собеседоваться на вакансию клиентского менеджера VIP-сегмента.
Ольга и её заместительница Дарья Киселёва изучили резюме. Молодой, тридцать два всего, но послужной список приличный. Начинал с младшего операциониста в «Россельхозе», дорос до главного операциониста, затем до руководителя группы. С менеджерским опытом, предприимчивый, трудолюбивый (другие долго в банках не живут). Смущал лишь один факт.
– А почему уходить решили? – спросила его Киселёва.
– Знаете, не вижу перспектив для развития. И финансовых перспектив тоже не вижу. Готов… чувствую, что готов, брать больше ответственности. И зарплату, конечно, хочется побольше.
– Понятно, – протянула Ольгина замша. – Ну что сказать? Мы развиваемся активно. И платим хорошо своим сотрудникам. Но абы кого мы не берём. Нам нужны профессионалы. Учить, как говорится, у нас на передовой некогда.
Ольга была благосклоннее: Игорь ей сразу понравился. В нём она увидела молодую себя: как и она, Игорь приехал из маленького городка, из Рославля (почти тот же посёлок, что и Ольгина Ельня). Игорь – шестой ребёнок в семье, а Ольга – единственная у мамы, но та тянула её без отца, так что на табло один-один. Он пробивался с низов – ни знакомств, ни удачи, только тяжёлый честный труд. Ольге всё про него было ясно.
Как опытный руководитель, она не могла не учесть его пол и возраст. Должность клиентского менеджера предполагала общение со средним и крупным бизнесом. Это всегда были по большей части грузные мужики, владельцы коммерческой недвижимости, сетей кафе, аптек и стоматологий, прилетающие с Мальдив и Швейцарий в родной город, чтобы перекредитоваться, или другая вариация той же модели – лысеющие деды, акционеры производственных предприятий. Такие всерьёз воспримут только мужчину, не слишком молодого и не слишком старого. Как раз такого, как Игорь.
Он и внешне был представительным. Гладко выбритые щёки блестели. Русые волосы с тёплым бежевым оттенком были уложены на ровный пробор. Парфюм неброский, но точно какой-то модный. На собеседование он пришёл как итальянский модник: всё выглажено, чуть ли не накрахмалено. Зажим же на галстуке, который Ольга с удивлением обнаружила у него к концу встречи, поставил жирную точку в вопросе: брать его или нет.
Всё сработало так, как и предполагала Ольга: клиенты принюхались и признали Игоря, и всё чаще мимо её кабинета шли прямиком к нему в кабинет. Планы он тоже делал споро. Жаль, только что проработал у них всего три года.
Жаль банку, а Ольге совсем не жаль, ведь со всей своей лощёностью и готовностью к подвигам Игорь перешёл в полное её ведение, на ставку любовника. С Вадимом на тот момент Ольга жила уже почти по-соседски. Секс, хоть и водился, но был редким и пресным. Она претерпевала интим с мужем как повинность, чтоб не бухтел. Вадим был старше её на два года, но у него уже появилась одышка (от курения нон-стоп и пьянства на рыбалках) и прочие проблемы со здоровьем, о которых Ольга стеснялась рассказать даже близкой подруге, директрисе из «АлюмБанка» Марине Вяземской.
