Это вторая книга о Японии, которую мне приходилось читать, и первая книга о Японии, написанная японцем. Словила себя на том, что читаю с огромнейшим интересом, хоть это и программное произведение, которое я должна обязательно прочесть.
Простота речи автора и спокойный темп повествования просто завораживают. Жизнь в этой книге течёт размеренно, никто никуда не торопится, словно в сутках куда больше двадцати четырёх часов. Герои хоть и соответствуют выбранному автором амплуа, но временами действуют очень непредсказуемо. Скептик Кикудзи, бесцеремонная Тикако, скромницы госпожа Оота и Фумико очень органично смотрятся в условиях, созданных писателем. Отдельно следует сказать о чайной церемонии, которая красной нитью проходит через всю повесть. Именно с её помощью Кавабата как нельзя лучше передал аутентичную атмосферу островного государства, так долго пробывшего в международной изоляции.
Книга замечательная, но, как по мне, на любителя. На любителя Японии, я бы сказала. Я получила огромное удовольствие от прочтения просто потому, что культура этой страны не может не восхищать
Книга неожиданная, неторопливая и своеобразная. Не знаю почему, но она меня по-настоящему очаровала. Мне почему-то кажется, что я не познакомилась бы с великим Мураками, значимым автором в своей жизни, если бы не встретила раньше Ясунари Кавабата.
Долго же я собиралась с мыслями, прежде чем написать отзыв. Оно и понятно: Кавабата — из тех авторов, которые умудряются в суховатой и предельно сжатой форме излагать столько всего, что прямо не знаешь, как и подступиться. Я считаю, что самое ценное в романе — то самое восточное мировоззрение. В отличие от западного человека, который при малейшем нарушении своих планов склонен впадать в отчаяние, восточный, оказавшись в неожиданных обстоятельствах, понимает, что находится не там, куда собирался, но и здесь тоже неплохо. Иногда этот похвальный взгляд на жизнь способен завести в ловушку, выбраться из которой не получится — и останется опять же расслабиться и получать удовольствие. Ну, насколько это возможно. Из-за лени, безволия и нежелания разобраться в собственных чувствах человек иногда способен упустить свою судьбу — чтобы остаться с приятной для глаз и тешащей самолюбие, но на самом деле не трогающей сердца безделушкой. Вроде фуросики с тысячекрылым журавлем, или алой фукуса, или помпезного фотоальбома в номере для новобрачных, или чайного павильона — который уже давно превратился для владельца в громоздкий и статусный аксессуар. Кроме изящной, просто-таки эстетской картинки, которую прямо на глазах создает из слов Ясунари Кавабата, лично меня поразили глубочайшая созерцательность и тонкий художественный вкус героев. Все эти переливы цвета на древней керамике, детальные описания оттенков вечернего неба, безыскусная прелесть икебан, рисунки, приуроченные к чайным церемониям по сезонам и стихам, завораживают и не отпускают. Прямо стоят перед глазами Тикако с распахнутым на груди кимоно, Юкико в чайном павильоне, госпожа Оота во время последней встречи с Кикудзи, купленные старой служанкой светлячки на фоне сумрачного сада, Фумико на валуне. Спасибо писателю, что поделился всем этим со мной.
Мне всегда импонировала японская культура, и я с радостью берусь за книги прославленных представителей. Произведение давно стало классикой, но читалось довольно легко. И, возможно, если бы такого рода сюжет был, скажем, в американском стиле, он бы мог показаться в некотором роде даже "Санта-Барбарой": взрослая женщина, увидев в молодом человеке призрак его отца, жаждет его; молодой человек, увидев в девушке призрак её матери, той самой женщины, жаждет её. Когда же читаешь историю, пронизанную японскими обычаями и церемониями, впечатление прямо противоположное. Всё словно так и должно быть. Хоть в отношениях Кикудзи и обеих Ооота было много неправильного, именно они в какой-то степени открыли ему глаза, помогли в становлении лучшим человеком. Когда Кикудзи и Фумико сидят и смотрят на чашки господина Митани и госпожи Оота, это кажется судьбой, но оба в итоге разлучаются жестокой реальностью. Думаю, одним из важнейших элементов были именно письма Фумико, которые будто поставили точку.
Очень японская, немного странная на европейский взгляд, прекрасная и печальная повесть о молодом человеке Кикудзи и его запутанных отношениях с несколькими женщинами. Они очень разные - Тикако, бывшая любовница его отца, учительница чайной церемонии, ещё одна любовница, Оота-сан, её дочь Фумико и красавица Юкико, которую Тикако хочет сосватать за Кикудзи. Довольно сложно понять, чего же хочет сам главный герой, такой он невразумительный товарищ. И вся эта история полна недосказанности и незавершённости.
Журавль в Японии означает надежду, благополучие, счастье, Помните девочку Садако Сасаки, которая хотела сделать тысячу бумажных журавликов? Кстати, в другом переводе книга называется "Тысяча летящих журавлей". Есть также легенда о раненом журавле, который превратился в девушку, вышедшую замуж за спасшего её юношу. С журавлём связан образ Юкико, которую главный герой идеализирует и превозносит.
Через всю историю красной нитью проходит чайная церемония. Многие важные моменты в сюжете связаны с ней. "Тядо" ("путь чая") - средство постижения законов природы, гармонии, просветления. Большое значение японцы придают посуде и утвари для церемонии. Судьбы героев сплетаются вокруг одной чашки. И Кикудзи приходит к мысли, что и у неё есть своя судьба, и лучше отпустить её жить своей жизнью.
"Прекрасная и совершенная в своей красоте чашка сама по себе не может вызывать горьких мыслей и нездоровых чувств, и, если у кого-либо возникает нечто подобное при взгляде на эту чашку, виновата не она, а наши воспоминания".
Меня заинтересовала мелодия Рэнтаро Таки "Луна над развалинами замка (Cojo no Tsuki)", которая звучит в повести. Впечатлила обработка для флейты и арфы. Мелодия очень медленная, медитативного характера. Переборы по ступеням японской пентатоники изображают лунный свет. Конечно, это стилизация, но очень созвучная настроению повести. И совсем неожиданно - есть вариант в исполнении Scorpions. Вот это популярность!
"Тысячекрылый журавль", "Снежная страна" - реалистичные повести о послевоенной Японии. Немного напоминает Маркеса, но с оттенком восточной созерцательности и меланхолии. (2005)
Красиво написанная история про отношения парня с любовницами его бати. Много говорится про чувства (про стыд) и природу.
«У самой галереи цвело персиковое дерево...». Стоило погрузиться в крылатые страницы сей повести, как настигло оно: узнавание. И вновь – окно поезда, озарённое багровым закатом, и вновь – терзания по смутному, и вновь – воспевание прекрасного. Изящные гвоздики в элегантной вазе, яркая утренняя звезда, убаюкивающая песнь ночного дождя... Ветер приносил чудесный цветочный аромат, листья о чём-то шептались, в небеса взмывал белокрылый журавль, а Кикудзи тем временем пребывал в том состоянии, которое и словами-то описать сложно, но оно отзовётся многим. «Утренний туман омыл зелёные деревья. Наверное, потом он вошёл в его голову и тоже всё промыл там дочиста. В голове не осталось ни одной мысли». Это был даже не страх, это было ощущение самого страха, нечто между тревогой и стыдом, и грязное это было чувство, скверное, гнусное. Не всегда по наследству передаётся слава или богатство, порой дети заполучают от родителей бремя такой тяжести, что и не знаешь, как с ним справиться. Воспоминания донимали юношу, домыслы истязали его, он вершил такое, что потом будет долго его мучить... А природа тем временем очаровывала его своей прелестью, даря не забвение, но успокоение. «Белый олеандр и красный олеандр... Пунцовые цветы в густой тёмной зелени горели, как полуденное солнце, а белые источали прохладу».
«Проходя мимо неё, он почувствовал едва уловимый запах стоявших в вазе белых пионов...». Узнавание проскальзывало и здесь: герой опять решительно ничего не понимал, а героини вновь неистово страдали. Впрочем, пусть Кикудзи и не вызывал симпатии, сердце у него не сказать что пустое, что-то в нём всё же жило... Женщин же было жаль. Всё это действо со слезами, метаниями и мольбами о прощении и впрямь было очень грязным, и начал его человек, который совсем не думал о последствиях, когда, будучи женатым, ходил от одной любовницы к другой, да не один, а с сыном, а когда страну разрывала война, он спокойно принимал помощь от маленькой девочки, которая добывала ему – а точнее, для его сына, – лакомства. И вот спустя столько лет всё вновь вернулось, только вот с плодами бездумных действий отца пришлось разбираться уже его сыну. «Очень тихо там у вас... Я даже по телефону слышу тишину вашего дома». Не сказать, что у него получилось. Не был он ни умным, ни деятельным, да и думал в первую очередь о себе и своих желаниях, посему и попал в такую ловушку. Но именно это вызывает пусть и не сочувствие, но что-то очень близкое к нему, потому что кое-какие выводы он, надо признать, сделал. Радостно в итоге лишь за Фумико, хотя опять же, назовёшь ли это освобождением?.. «В нём было всё, в этом аромате: и длинный день, и летний зной, и сама жизнь».
«Белые и бледно-розовые цветы... Белое с розоватым отсветом сино... Розы, гвоздики и керамика растворялись друг в друге, поглощали друг друга...». Чайная церемония и драма человеческая и правда в этой истории поглотили друг друга. Горечь Ясунари Кавабата была ощутима; традиции умирают, это так печально... Но это ли должно печалить? А может, стоит грустить из-за поведения мужчины, который без зазрения совести использовал женщин? Или из-за омерзительного отношения к “старым” и “уродливым” женщинам? Какой бы прекрасной ни была чайная церемония, всей этой гнили она не скроет, как ни пытайся. Время идёт, человек умирает, как и некоторые традиции, посуда же остаётся... «На пиале бледно-синяя глазурь в одном месте переходила в бледно-жёлтую. Создавалось впечатление лунного пейзажа на грани ночи и рассвета». Умирание традиций не так страшит, как суждение других. Гармония, чистота, спокойствие, уважение – вот что должны соблюдать во время традиционной чайной церемонии, и вот что погибло в первую очередь, а не оплакиваемое традиционное, которым так любят прикрывать неприглядное. Читая такое, радуешься, что многое меняется. Жить вот так и считать это нормой... нет, благодарю. А чай в хорошей компании – это, конечно, другое дело. «Зелёный чай в тёмной чашке – как это прекрасно! Невольно приходит сравнение с молодыми весенними побегами».
«На горном склоне росла дикая азалия, покрытая нежной завязью бутонов...». И всё-таки это хорошая повесть, в ней нет ярко выраженного начала или конца, она как хайку – тонкая и изящная, с множественными намёками и подтекстами. Даже раздражение из-за действий героя притупляется, а потом и вовсе стирается, ибо замечательно было показано, к чему в итоге приходит тот, кто так ошибается. И пусть у Кикудзи и не было гармонии с собой и окружающими, у него была гармония с природой, это, пожалуй, одна из главных ветвей – и одна из самых прекрасных. «Жалкое занятие – собирать черепки, когда над головой сияет такая живая, такая свежая звезда!». Возможно, этим следовало ему заняться – продолжать любоваться серебряным морем, по которому проходилась звёздная рябь, посиживать в густой тени граната, которая дарила столь желанную прохладу, вслушиваться в птичье пение, что таило в себе столько очарования, – а не продолжать то самое традиционное отцовское, которое ему навязали. Пусть финала как такового и не было, ясно, что ничем хорошим эта история кончиться не может. Это вызывает грусть, но что с этим сделаешь, это выбор, выбор человека, а не судьбы, на которую так любят ссылаться. Это жизнь. Только и всего. «В токонома в плоской вазе стояли ирисы. И на поясе девушки были красные ирисы. Случайность, конечно...».
«Тысячекрылый журавль» kitabının rəyləri, səhifə 4, 38 rəylər