Kitabı oxu: «Будь что будет»
Jean-Michel Guenassia
À DIEU VAT
Copyright © Éditions Albin Michel – Paris, 2023
Перевод с французского Риммы Генкиной
© Р. К. Генкина, перевод, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Азбука», 2025 Издательство Азбука®
* * *
Рудольф Валентино
Это далеко, очень далеко от Парижа, на планете, где жизнь прекрасна, или же рай земной похож на этот ресторанчик на берегу Марны под кроной гигантской плакучей ивы, нависающей над рекой среди густых каштанов и цветущих лип, куда нет хода бытовым неурядицам. Здесь не принято сетовать на изнурительную работу и начальство, никто больше не заговаривает о войне и гриппе, о них не забывают – как можно? – но выжившие не хотят упускать ни мгновения чудесного июльского дня, за которым последует волшебная ночь. Рай навсегда. Смеяться. Веселиться. Петь. И они устремляются к Феликсу в надежде занять хороший столик, чтобы полакомиться жареными пескариками, рыбой под винным соусом или фрикасе из кролика с кувшинчиком этого терпкого белого вина, которое словно само льется в глотку.
А еще потанцевать.
Феликс знает, как приманить клиентов: невысокие цены, добротная кухня и Сильвио с его аккордеоном и пальцами кудесника, которые гонят влюбленных кружиться по танцполу или на террасе, под сводами, увитыми глициниями и плющом. Сильвио играет, улыбаясь и прикрыв глаза, без устали чередуя вальсы, яву и мюзет. Все чокаются с друзьями: мужчины – абсентом, пропущенным через сахар на ложечке с дырками, дамы – ванильной ратафией.
Ирен в белом переднике бегает от столика к столику, подносит, уносит, принимает заказы, кричит, Да-да, уже иду. Возвращается на кухню, заказывает следующие блюда, утирает лоб манжетой, грузит на поднос целую пирамиду, толкает задом служебную дверь, снова ныряет в сутолоку и да-да, уже иду. По воскресеньям настоящая запарка. Весь день. И допоздна. По субботам – просто гульба. На неделе спокойнее, Феликс открывается только вечером. В саду играют в шары, в кегли, в лягушку, женщины в шляпках клош раскачиваются на качелях, придерживая полы узких платьев, мужчины в галстуках скидывают пиджаки, примериваясь к спортивным снарядам, а потом, спрыгнув на землю, снова приобретают благопристойный вид. Только буржуа могут позволить себе небрежность. После полудня наступает время сиесты в тени, гребли для удальцов и вальса-мюзет для ненасытных танцоров. Скрипач и кларнетист приходят на подмогу Сильвио, а Ирен после второй смены наконец может продохнуть – теперь на столах теснятся «Пикон»1, пиво и лимонад, Да-да, уже иду. Оркестр заводит все самое модное: по танцполу растекаются звуки «Неаполитанского ветерка» и «Потерянных надежд», сплетенные танцоры вертятся юлой, и раздаются первые ноты «Сумеречного вальса».
Тут они и появляются. Он худощав, взгляд сумрачный, и оттого лицо слегка печальное; он бросает канотье друзьям за соседним столом, напомаженные волосы разделены пробором, тонкие черты и выщипанные брови придают ему сходство с Рудольфом Валентино2. Со своей ямочкой на подбородке он столь же элегантен, как и его эталон. На спутнице – бледно-голубое газовое платье, темно-синяя шляпка клош, оба начинают кружиться влево, и другие пары расступаются. Вальс-мюзет во всей красе. От них невозможно отвести глаз. Ирен в оторопи, вращение становится головокружительным, они словно растворяются друг в друге, ускоряются вместе с музыкой, не отклоняясь ни на сантиметр от рисунка, и, когда Сильвио замедляет ритм, заканчивают в медленном темпе, чуть отстранившись друг от друга, – у женщины разрумянившееся сияющее лицо, мужчина невозмутим, смотрит поверх ее плеча, замечает Ирен, посылает ей легкую улыбку, Боже, как он красив!
Усевшись с друзьями, Жорж окликает Ирен, та мчится на зов, он делает заказ, А вы что пьете? У него блестящие карие глаза, тонкие губы, Нам не разрешается пить с клиентами. Она отходит, слыша за спиной, Что ж, значит, потом.
До следующего воскресенья, райское место.
Остаются завсегдатаи. Их немало, всем хочется продлить этот летний вечер. У особо привилегированных свои машины. Или они живут недалеко. Жорж ужинает с другом. Сильвио наигрывает им под сурдинку. Жорж приглашает Ирен на танец, Нам не разрешается танцевать с клиентами. Тогда Жорж идет к Феликсу, неизменно восседающему на кассе. Пара слов, Феликс улыбается. Ирен волнуется, Я не умею танцевать.
– Не бойся. Слушайся меня, и все.
Вот бы превратиться в стрекозу. Он берет ее за руку, выводит на танцпол. Сильвио начинает медленный вальс. Ирен кладет руку на плечо Жоржа. Закрой глаза, расслабься. Коленки у Ирен подгибаются. Все на нее смотрят. Ее сейчас удар хватит, это точно, раньше она уже танцевала, но только с подружками. Жорж кладет руку ей на бедро, Как же он красив. Дыши, говорит он. Ноги у нее чугунные. Она отдала бы жизнь за хрустальные башмачки. Он делает шаг вправо, разворачивается, она следует за ним и начинает вальсировать. Может, и не так грациозно, как Лои Фуллер3 или Айседора Дункан. Но Ирен всего восемнадцать. И она танцует с Рудольфом Валентино.
Жорж упрям. Вот ему уверенности не занимать, он всегда добивается своего. Вопрос времени и настойчивости.
Он вернулся назавтра, а затем приходил почти каждый вечер. Один. В конце смены приглашал Ирен на танец, она взглядом спрашивала позволения Феликса, тот пожимал плечами. В конце концов она поняла, в чем секрет, Просто надо позволить себя вести. Для совсем еще зеленой девчонки у нее получалось не так уж плохо. А потом Жорж исчез. На пять вечеров. Почему? Я сказала что-то такое, что ему не понравилось? В воскресенье он появился вновь. Элегантный, как обычно, Я думал о тебе.
– Правда? Я тоже.
И тут же Ирен пожалела о своих словах, Я тоже. Что он подумает о ней? Она покраснела. Симона, ее напарница, предупредила, Особо этому субчику не доверяй, он из тех, кто такого наобещает, лишь бы тебя… ну, ты поняла. Он для тебя староват. И тогда Ирен собрала все свое мужество в кулак, Сколько вам лет?
– Двадцать пять. Мне не повезло, я родился в декабре девяносто девятого, и меня призвали в восемнадцатом. На последние полгода войны. Я был ранен при Аргоннском наступлении. В плечо.
Он приходил, когда ему заблагорассудится. Вваливался в полночь, когда все уже прибирали и подметали, спрашивал, не приготовят ли ему омлет. Повар отбыл еще час назад. И Феликс сам становился к плите, а Жорж растирал лицо, Я совсем вымотался, мы вкалываем по шестнадцать часов. Но надо успеть к сроку. Ирен его обслуживала, А чем вы занимаетесь? Жорж уплетал за обе щеки, как мальчишка, Я работаю в кино.
Ирен вовсе не была дурой, что бы некоторые ни говорили. Она просто чувствовала. У нее была эта способность – если хотите, дар – улавливать предзнаменования. Случайностей не бывает. Никогда. Небо отправляет нам таинственные подсказки, но разгадать их могут лишь те, чей ум открыт.
Знаки судьбы.
Как иначе назвать те камушки, которые провидение в охотку разбрасывает на нашем пути? Ирен не станет перечислять все вешки, значение которых разгадала за много лет, – список получился бы слишком длинным, и это личные подробности, интересные только ей самой, – но она выбрала бы три, которые оставили отметину на ее судьбе и предупредили о том, что случится. Когда в августе четырнадцатого отца мобилизовали, она сразу почувствовала, что дело плохо, а ведь ей тогда было всего девять, семья жила в Эпине, южном предместье Парижа, недалеко от берега Иветт. Наутро после отъезда отца, открыв дверь, она увидела перед ковриком лужу крови. Никто так и не узнал, откуда эта кровь взялась и чья она – то ли раненого животного, то ли человека, или же просто кто-то дурно пошутил. И ее мать Вивиан, и сестры ломали голову, задавали тысячу вопросов и строили тысячу пустых предположений. Ирен потрясла эта зловещая жидкость, Наверное, это папа, он скоро умрет. Вивиан, женщина суровая, отвесила дочери оплеуху, едва не своротив ей голову. Однако несколько недель спустя получила недоброе письмо, сообщающее о смерти мужа в битве на Марне.
Следующий достойный упоминания намек имел место в двадцать втором году, когда Ирен уже исполнилось семнадцать. Во время семейного обеда дядя, брат матери, изуродованный на войне, показал Вивиан две фотографии веселого заведеньица, где он до войны работал поваром, и сказал, Как же мы тогда были счастливы, дай бог каждому такое испытать. Ирен внимательно рассмотрела снимки, и ее поразило полнейшее счастье, которое исходило от них, Вот там мне хочется работать. Дядя ответил, Ты еще слишком молода, Феликс нанимает только опытных официанток, работа тяжелая.
Чем дело кончилось – известно.
Третье предзнаменование, которое Ирен любила вспоминать, случилось уже у Феликса несколько недель назад. К концу воскресной смены персонал вымотался, не было времени присесть с самого полудня. У Ирен – может, потому, что она была самой молоденькой из официанток, – силы еще оставались, и она сказала Симоне, Ты устала, отдохни, я сама занесу стулья. Что она и сделала. И вот, складывая стулья стопкой, она уронила на землю газету, забытую посетительницей. Это оказался «Киножурнал», который она читала каждый месяц, но последний не успела купить, – особенно ей нравились подробные описания фильмов и сплетни о звездах. Просто чтобы немного помечтать. И кто же красовался на обложке этого номера? Конечно, Рудольф Валентино. То ли от радости, что ей перепал бесплатный журнал, то ли под действием образа пылкой кинозвезды, – так или иначе, Ирен поцеловала фотографию Валентино. Четыре раза. Звонко. Все услышали и посмеялись.
Без комментариев.
* * *
Темно-синей ночью фонарь освещал вход в большое кирпичное здание на авеню Генерала Гальени. Жорж толкнул калитку в кованой ограде и пропустил Ирен в огромный мощеный внутренний двор, где смутные силуэты перетаскивали высокие расписные панели и мебель, Вот мои владения, тут работают двадцать четыре часа в сутки. Это студия «Пате»4. Если хочется найти более красивую и современную, чем в Жуанвиле, придется ехать в Америку. В день можно снимать семь фильмов сразу, потому что здесь семь павильонов размером с вокзал, но такого пока не случалось, еще тут семьдесят гримерок для звезд, по десять на павильон, под павильонами – бассейны для водных сцен, ночью накануне съемок в мастерских строят декорации, изготавливают бутафорию, мебель, костюмы, их у нас тридцать тысяч, мы все делаем прямо на месте. Здесь настоящий городок со своей электростанцией, гаражом, столовой, яслями, медпунктом. На нас работают лучшие режиссеры: Ганс, Фейдер, Дювивье. Жорж взял Ирен за руку и повел к павильону номер шесть высотой с шестиэтажное здание, где дюжина рабочих собирала элементы декорации: балдахины, гипсовые лепные колонны и зеркала роскошного ночного клуба, развешенные над красными диванами; грузчики таскали столы и обитые тканью стулья, ожидающие своей очереди на огромных моторизованных тележках. На колосниках Ирен увидела нагромождение балок, мостиков, кабелей и прожекторов, которые электрики переставляли на штанкеты. Человек в синем рабочем комбинезоне окликнул их, Эй, Жорж, пришел поработать?
– Нет уж, я в дневной смене. Провожу экскурсию для мадемуазель.
Пока Жорж переговаривался с коллегой, Ирен наступила на что-то твердое, наклонилась и подобрала позолоченный наперсток. Она еще не понимала, знак ли это судьбы, но положила наперсток в карман. На всякий случай. Внимательно посмотрела на Жоржа, Вы не актер?
– Нет, что ты. Я плотник. Меня нанимают на фильм, минимум двенадцать съемочных дней плюс подготовка и демонтаж. Работы выше головы. Днем тут настоящий улей. Ну, как тебе?
– Все такое громадное.
– Если хочешь, можешь прийти посмотреть на съемки. – Жорж указал на стойку для костюмов и смокингов и на другую с четырьмя вечерними платьями. – Сейчас снимают «Вечного жида», большой проект с Андре Марнеем и Антоненом Арто. Фильм должен идти больше пяти часов, его покажут несколькими частями. Это платья для Джинн Хельблинг.
Ирен погладила шелка и кружева, Какая красота. Жорж положил руку ей на плечо, Валентино послал ей улыбку, придвинулся ближе, она закрыла глаза. К чему сопротивляться? Последовал долгий поцелуй.
Кинопоцелуй.
* * *
Жорж – трепетный мужчина, он готов был в лепешку разбиться, лишь бы доставить Ирен удовольствие. А это нелегко, ведь приходилось совмещать личную жизнь с работой на студии, где Жорж не жалел ни времени, ни сил, и в понедельник, выходной Ирен, он был занят. Кроме тех недель, когда нет съемок. Но сейчас съемки есть. Круглые сутки, Грех жаловаться на избыток работы. Поэтому Жорж договорился с коллегами, отпросился у ассистента режиссера, запрыгнул на велосипед и, крутя педали быстрее, чем Боттеккья5, «стрела» из Фриули, уже через десять минут увидел свою красавицу, У меня полчаса до смены декораций для Франсуазы Розе. И уехал, не допив пиво с лимонадом. Обратный путь был дольше, потому что дорога шла в гору. Когда в воскресенье он наконец-то освободился, оказалась занята Ирен, и ни единого шанса отпроситься. Так сложно быть влюбленными. Но выпадали и волшебные мгновения. Редкие послеполуденные часы, когда можно погулять по берегу, или посмотреть потрясающий фильм «Рыжик» Дювивье в кинотеатре «Трианон» в Ножане, или же пройтись по Пряничной ярмарке на площади Нации, где Жорж ловко забросил мяч в кольцо, выиграл плюшевого мишку, пригласил Ирен на все аттракционы, и ей это ужасно понравилось. Ирен хохотала от души.
– Обожаю твой смех, – говорил он.
Жорж купил два карамельных «яблочка любви», одно вручил ей. И когда она сказала, Хорошо бы нам встречаться почаще, это поставило его в тупик. С этой девушкой он чувствовал себя по-особенному. Никогда еще такого не было. И нежность, и тревога, и сердце выпрыгивает из груди. Никогда еще у него не подкашивались ноги при виде девушки, никогда еще не сжималось горло, даже в шестнадцать, когда он впервые влюбился, Сколько надо ждать, чтобы сделать предложение? Он задал этот вопрос двум коллегам, те не подняли его на смех, но сами ответа не знали и все же не отказали себе в удовольствии отпустить пару шуточек.
Вечером в четверг запыхавшийся Жорж появился у Феликса: он крутил педали как бешеный, времени мало, у него ночная съемка. Весь красный, он твердил себе, что выглядит нелепо, но все равно задаст этот вопрос.
Вопрос жизни и смерти.
Ему нужен ответ. Нужен как воздух. А если она отвергнет его, если решит, что он слишком стар или просто ей не нравится, то лучше уж умереть на месте от разрыва сердца. А она все бегает, Да-да, уже иду. Он падает на колени посреди танцпола – он видел, так делал герой в фильме Гриффита с Лиллиан Гиш, – протягивает бархатную коробочку с бриллиантовым кольцом, и не какое-нибудь поддельное барахло, как потом предположит Симона, он заплатил наличными у «Братьев Морен», ювелиров на Венсенском бульваре, Ирен, любовь моя, ты выйдешь за меня? Ирен ошарашена – еще бы! – как, собственно, Феликс, Сильвио и остальные. Все смотрят на Ирен.
Да или нет?
Она молчит, растерявшись, дрожит, тоже становится пунцовой, что-то шепчет, но никто не может разобрать ее лепет. Жорж на пределе, у него сейчас сердце разорвется, это точно, Я не расслышал, что ты сказала?
– Да-да. Конечно выйду.
Жорж целует ей руки. Кажется, он сейчас разрыдается. Танцующие кричат, Поцелуй, поцелуй! Они целуются под всеобщие аплодисменты. Он говорит, Надень кольцо. Она надевает, кольцо идеально подходит, Это добрый знак, ты должна его носить. Жорж заказывает игристого, все выпивают за их здоровье, и он спешно отбывает, иначе его ждет нагоняй. Все поздравляют Ирен и с радужным будущим, и с кольцом, даже Феликс. Только Симона не пылает энтузиазмом, у нее не злой язык, просто она реалистка, Ты не обязана соглашаться. Лучше еще подумай. Ты его знаешь всего три месяца. То есть совсем не знаешь. Я бы на твоем месте поостереглась. И потом, кольцо, может, какая-то стекляшка.
– А как узнать, что все по-настоящему? Сколько надо ждать, чтобы сказать «да»?
К ним подходит Сильвио, Если бы кто-то знал ответ, не было бы песен о любви. Любовь до гроба – красиво звучит, но в жизни все сложнее, тут уж как повезет. Слушай свое сердце.
Ирен в растерянности, предложение свалилось как снег на голову, она недоумевала, что́ такой мужчина – красивый, умный, танцует как бог, и у его ног все женщины мира – нашел в ней, самой обычной девушке. Ирен рассматривала себя в зеркале – не красавица. Но и не уродина. Не слишком высокая, не коротышка. Красивые волосы, черные и блестящие, это правда, она самую малость не дотянула до аттестата, знает главные города департамента, хорошо готовит, если верить Вивиан. Наверное, это и называют любовью, думала она, – когда нет объяснения и все похоже на чудо.
Жорж ее успокаивал, Мы поженимся, когда захочешь, но чем раньше, тем лучше. Мне хочется иметь семью. А тебе? Ирен никогда не задавалась этим вопросом. Да-да, это же естественный ход вещей, подумала она и ответила, Вообще-то, я тоже. Он жил на улице Аристида Бриана в Жуанвиле, в двухкомнатной квартире с видом на Марну из окна ванной, он действительно был на все руки мастером, просто до невероятия, Я не силен только в орфографии, так что любовных писем от меня не жди. Он освободил место в шкафу у входной двери. Ирен перебралась к нему, правда не до конца, из-за строгих принципов матери, но Вивиан не стала ее ругать, Он твой суженый, дочка, а это совсем другое дело.
Жорж заходил к Феликсу почти каждый вечер, до или после работы, как получится. Ирен говорила, Мне не нравится, что ты танцуешь с другими. Теперь я твоя невеста. Жорж никогда ничего не делал наполовину, он безропотно повиновался, Клянусь, с другими женщинами покончено, я всегда буду танцевать только с тобой. Слушай, Ирен, ты умеешь шить?
– В школе я считалась из лучших. У нас был сложный выпускной экзамен. Нам выдали по куску перкаля, и надо было вдоль основы подогнуть пять сантиметров, сделать тройную складку посередине и сметать, а сбоку вшить воздушную петлю для пуговицы, так вот, я получила девять из десяти! А что? Пришить тебе пуговицу?
– Да нет, просто спросил. На всякий случай.
На следующей неделе Жорж пригласил Ирен посмотреть «Месье Бокэр» на Больших бульварах, хотя сам уже видел его три раза, – в фильме роскошные исторические костюмы, каждый кадр он помнил наизусть, а Валентино в сложной роли герцога Шартрского проявил все величие своего таланта, Сама увидишь, это лучший актер в мире.
На выходе из кинотеатра он предложил Ирен поесть мороженого в «Бребане», он молчал и, кажется, чем-то был озабочен. Ирен вгляделась в него, Что-то не так? Знаешь, мне очень понравился фильм.
– Я придумал, как нам больше не расставаться. Поговорил со старшим костюмером, спросил, не нужна ли ему подручная – короче, портниха. Он ответил, что ему всегда нужна швея, способная подогнать костюм по фигуре статиста или актера второго плана, чтобы работала быстро и не была косорукой, а еще жила в ритме съемок, ведь мы иногда заканчиваем черт-те когда. Подписываешься на месяц съемок, потом две недели передышки, и, как все вольнонаемные, идешь туда, где берут, работаешь на студиях в Бийанкуре, в Монтрёйе или в Эпине. Это утомительно, приходится вставать в четыре утра из-за транспорта. Зарплата средненькая, костюмерша получает двести тридцать франков в неделю.
– Не так уж плохо.
– А после сорока восьми часов начисляются сверхурочные, и столовая недорогая. Но главное – потрясающая возможность оказаться рядом с Гарри Бором, Габи Морле или Дитой Парло, представляешь?
– Думаешь, у меня получится?
– Это всего лишь подгонка костюмов, ремонт. Зато мы всегда будем вместе.
Позолоченный наперсток! Это был знак, точно вам говорю.
На Пряничной ярмарке Ирен приметила гадалку с клиентами, четверо ждали своей очереди, и это верный знак, потому что четверка – ее счастливое число: лотерейные билеты она выбирает с цифрой 4, если найти 44, то цена билета возмещается, а однажды она отыскала 444 и выиграла 400 франков! Ирен попросила мадам Надию погадать, та выложила на столик четыре карты, Пришла пора вам повзрослеть, я вижу женщину, которая после треволнений укрощает льва, вас ждет плотская страсть с мужчиной, обладающим сильным характером, и ревность тоже, будут и испытания, но вы их преодолеете и обретете равновесие между тенью и светом, время станет бесценным союзником, усилия вознаградятся, и в конце концов все наладится. А раз «Колесница» стоит перед «Императором», надо ковать железо, пока горячо.
Ирен Маршан и Жорж Шарден заключили брак в мэрии Жуанвиля. Жорж отказался от религиозной церемонии, Только этого не хватало!
Я жена Жоржа. Навсегда.
По мнению знатоков, свадьба у Феликса прошла на редкость успешно. И заодно стала прощанием Ирен с друзьями. В следующий понедельник ее взяли на съемки фильма «Нитчево», крупного месячного проекта, который затянулся еще на девять дней, – под него заняли два павильона и в большом бассейне построили подводную лодку в натуральную величину. Режиссер, Жак де Баронселли, рвал и метал, потому что внутрь просачивалась вода, но из мастерской Ирен совсем не видела съемок – она должна была подгонять форму подводников, и ей выпала честь перешить тесное платье Сьюзи Вернон, которая во время примерки репетировала роль и не удостоила швею ни единым взглядом. Чего ради она учит наизусть? – недоумевала Ирен. Ведь фильм немой. Зато Шарль Ванель, пока она штопала обшлаг рукава, спросил, как ее зовут, улыбнулся, а когда три дня спустя она пришила пуговицу на его командирской гимнастерке и закрепила погон, он назвал ее по имени и поблагодарил. Ирен быстро выучила азы профессии: работать урывками и очень быстро, в суматохе, если главный костюмер сердится, огрызаться нельзя, а потом часами ждешь следующего обвала. В это время можно спокойно готовить костюмы к сцене, болтать с подружками – чего-чего, а сплетен тут хватает – и курить на улице. Она твердо усвоила золотое правило: не болтать лишнего, а если распускать язык, на следующий фильм не возьмут.
Пользуясь затишьем, Жорж пригласил Ирен в «Трианон» на «Черного орла», новый фильм с Валентино. Зал был битком. Ирен то и дело поглядывала на Жоржа, за развитием сюжета можно было следить по его лицу. Жорж волновался, топал ногами, хохотал, кусал кулак. На финальных титрах зал встал и взорвался аплодисментами, Жорж был в экстазе, Это один из лучших фильмов, которые я видел, или даже лучший. Ирен не разделяла восторга, сюжет показался затянутым, Валентино – слишком напыщенным и нагримированным для искателя приключений, ей больше по душе мужественный Дуглас Фэрбенкс, который великолепен в «Зорро», но она благоразумно помалкивала, тем более что в следующее воскресенье вместо танцев у Феликса Жорж снова захотел посмотреть фильм – и так каждое воскресенье, пока его крутили. Муж отпустил бачки, как у Валентино, и стал бриолинить волосы; иногда на прогулке Ирен замечала, как им вслед оборачиваются изумленные женщины, Неужели это он? В Жорже таился своего рода художник, завороженный грацией и легкостью Валентино, – это не актер на экране, а воплощение красоты и изящества, Жоржу так хотелось бы походить на него, обладать его непринужденностью и шармом, он мечтал блистать, подобно своему кумиру. Поэтому одевался как денди: рубашки с накрахмаленным английским воротником и серебряной булавкой, галстук в горошек, твидовый приталенный пиджак в тонкую полоску и высокие ботинки, – к счастью, эта экстравагантность стоила ему недорого, он умел подсуетиться и за сущие гроши прикупить детали костюмов после съемок. Когда он повел Ирен на бал в Шамбоне, она ступила на танцпол с изяществом Полы Негри, упоенно игнорируя завистливые женские взгляды, и старалась быть достойной парой этому необыкновенному мужчине. Танго вышло неплохо, а вальс получился рваным – она позволяла себя вести, но не предугадывала движения. Жорж сердился, Вот не умеешь ты танцевать с Валентино.
Съемки шли чередой, наслаивались, прекращались, начинались снова, откладывались, внештатникам приходилось подстраиваться и говорить спасибо, и горе тем, кто жалуется, Ирен ни свет ни заря ездила до Бийанкура через весь Париж, согласилась работать за сто семьдесят в неделю, не хотите – как хотите, перестала обращать внимание и на сверхурочные, и на собственную гордость, потому что в местной иерархии ниже костюмерш только уборщицы, часто двери студий захлопывались перед носом, У нас полный набор! или, что еще хуже, Следующий фильм только через месяц. Нет съемок – нет и денег, приходится затягивать поясок. Сколько еще так продлится, пока ты не сломаешься? Феликс нанял ее воскресной помощницей, но этого не хватало. Ирен подменила приятельницу, которая уехала в провинцию сыграть свадьбу, а до того работала на дому, обшивая богатеек из Сен-Мора. Поспокойнее, чем на студии, платят лучше, да и все то же портновское дело. Платья по выкройкам для нарядных девочек, матросские костюмчики для мальчиков. И занавески. Она даже штопала носки. Все подспорье в домашнем хозяйстве. К тому же одна из женщин, на которых она работала, оказалась приветлива. Не то что режиссеры, которые обращаются с тобой, как со скотом.
* * *
Валентино госпитализировали в клинику на 50-й улице с сильной лихорадкой после операции. Ему всего тридцать один, а состояние его безнадежно. Боже, неужели он умрет? Этого не может быть, все вранье. Его наверняка отравили. Восемь дней подряд тысячи людей стояли на тротуаре, перекрывая движение, бесчисленные букеты цветов громоздились у входа. Жорж пребывал в ступоре, не веря в происходящее, он следил за агонией, приникнув ухом к радиоприемнику и ловя каждое слово из выпуска новостей. Даже после смерти брата от испанки он не горевал так беспросветно; сказавшись на студии больным, он, неверующий, всегда кичившийся тем, что не бывал в церкви, отправился поставить свечку святому Карло Борромео. Опустившись на колени перед Пресвятой Девой, он сложил ладони и молился бог знает кому. Те же молитвы возносились на всех континентах, люди в тревоге молили о выздоровлении. И тут трагедия! Двадцать третьего августа 1926 года. Страшный день. Величайшая звезда всех времен погасла. Мир рухнул. Всю следующую неделю десятки тысяч людей днем и ночью проходили перед его гробом. Сто тысяч пришли на похороны в Нью-Йорке, женщины бросались с небоскребов, чтобы воссоединиться с ним в вечности.
Для Жоржа время разделилось на до и после, жизнь потеряла смысл, он сидел в прострации, не ел, не мылся, не отвечал, когда Ирен к нему обращалась, иногда по щекам катились слезы, и он их даже не утирал. Тяжесть давила на грудь, не давая дышать. Врач отказался прописывать лекарства, которые сделают только хуже, посоветовал заняться физическими упражнениями и есть красное мясо. Эта болезнь оказалась совсем некстати, Ирен работала в Эпине над «Жаном Шуаном» и была по горло завалена подгонкой костюмов революционной эпохи на статистов. Она возвращалась в полночь, брала Жоржа за руку, вытаскивала из дома, и они гуляли по берегу Марны – он плелся, как немощный старик, она пересказывала студийные сплетни, упоминала Луитца-Мора, такого любезного режиссера. Слушал ли Жорж? Ирен не знала, как донести до его сознания, что за эти три месяца сбережения растаяли, на следующий платеж она еще наскребет, но что делать, если он не вернется на студию? Я слышала, что Дефонтен наконец-то берется за «Бельфегора», с понедельника начинается подготовка к съемкам на три месяца, они сейчас набирают команду. Тебе надо встряхнуться, Жорж, подумать о чем-то другом. Жорж замер, глядя в пустоту, потом взял руку Ирен, сильно ее сжал, Я хочу, чтобы у нас родился мальчик, мы назовем его Рудольфом.
Жорж вернулся на работу, стал приносить домой получку, но больше не улыбался, приходил поздно или не приходил вообще, ничего не объясняя. Ребенка все никак не получалось. Почему так долго? Если окажется, что Ирен не способна родить, это станет катастрофой. Жизнь текла почти по-прежнему, Жорж переходил от фильма к фильму, Ирен часто простаивала, он пытался замолвить за нее словечко главному костюмеру, но тот не брал ее, потому что она медленно работает, Мы занимаемся кино, а не высокой модой, тут надо пошевеливаться, и потом, твоя жена не хочет в конце дня гладить костюмы, мол, она портниха, а не гладильщица. Жорж работал в Булони над интерьерами «Наполеона» Абеля Ганса, съемки которого начались два с половиной года назад, стоили целое состояние, на них были заняты двести техников, и требовалось построить сто пятьдесят декораций в натуральную величину; Жорж трижды переделывал бальный зал поместья Мальмезон – Ганс, из раза в раз недовольный пастельной росписью, требовал, чтобы оттенки соответствовали общему колориту замка, хотя фильм черно-белый, Псих, который воображает себя художником и снимает по двадцать дублей. А Дьёдонне6 возомнил себя императором и разговаривал только с самим собой. Продюсер рвал на себе волосы, съемки по шестнадцать часов в день вымотали всех, Жорж ночевал в пансионе в Булони, чтобы не таскаться туда-обратно, фильм должен был идти восемь часов, продюсер разорился, съемки остановились, потом возобновились. Жоржа выставили со съемочной площадки после драки с коллегой, которому он засветил в глаз, когда тот назвал Валентино «пидором, размалеванным, как девка» и посмеялся над его гротескной мимикой, – оба замечания были нестерпимы для Жоржа, который проводил вечера в кинотеатре «Мажестик», где безостановочно крутили «Сына шейха», посмертный фильм почившего кумира, прекраснейший из всех, и при каждом просмотре он восклицал, как современна и потрясающе убедительна актерская игра величайшей звезды всех времен, ушедшей так рано. Во время съемок ленты «Деньги» Марселя Л’Эрбье Ирен обнаружила, что беременна.
Наконец-то.
Жорж редко появлялся дома, и когда он забежал за кое-какими вещами, она сообщила ему прекрасную новость. Кажется, он удивился, Ну надо же! И тут же исчез. Она воздержалась от замечаний – ведь он мгновенно взрывается, будет кричать, упрекать ее в том, что она все время жалуется и не хочет работать, а однажды он схватил ее за руку и начал трясти, как грушу.
По воскресеньям она оставалась одна, Жорж больше не водил ее потанцевать.
Из-за кризиса в Жуанвиле уже три месяца не было съемок, – к счастью, Ирен работала портнихой на дому. Мадлен Янсен хотела поменять двойные шторы в своем огромном доме в Сен-Море посреди парка и фруктового сада, Нужно что-то повеселее, с бахромой и цветными подхватами. Расходы на позументы ее не волновали, она заказала ткань из Венеции. У Мадлен был особый характер, она не ведала усталости даже после ежеутренней двухчасовой прогулки быстрым шагом. Едва проглядывал луч солнца, она устраивалась в шезлонге за лавровой изгородью и могла загорать так часами. Со своим мужем, капитаном Янсеном, она лишь неделю оставалась в Суассоне, где квартировал в казармах его 67-й пехотный полк, Я чуть не умерла со скуки, вы себе не представляете, там ничего не происходит, ну просто-таки ничего. Года через два Шарля, может быть, переведут в Нанси или Ренн, а позже в Париж.