Ариадна Борисова

За городом, наверное, уже всё цветёт. Берёзки распустили свои клейкие листья, а ёлки и сосны стояли такие нарядные, будто их только что облили свежей зелёной краской. Мы так соскучились по лесу, что решили одни, без взрослых, выбраться за город на дачу к Олегу и встретиться с июнем. Часа за три вполне можно успеть туда и обратно. В автобусе было много людей. Мы с Олегом стояли, не держась за поручни, зажатые толпой. Когда автобус останавливался, людей захватывал нечаянный прилив и отлив. Тогда все толкались и кричали друг на друга. Крик был как мячик, он летел от одного к другому – недобрый мячик в какой-то злой игре. Вдруг что-то зашумело, откашлялось, и по автобусу пронеслись совсем другие звуки, лёгкие, как бабочки, – звуки музыки. Сквозь них послышался мужской голос. Он говорил смешно и немножко не по-русски: – Дарагой гаспада! Мушшин и жэншшин! Пасматри в акно: такой прэкрасный дэн, такой добрый солнцэ, такой хароший лэта наступил! А вы – ругаться! Нэ нада! Вы будэтэ всэ шшасливый, эта я вам гаварю, ваш шафор! Все замолчали, как выключенные. Злой мячик выпрыгнул в окошко, и стало тихо: слушали музыку. Потом одна бабушка сказала: – Я третий день на дачу езжу. Этот шофёр, наверное, всё на магнитофон записал. Каждый день одно и то же говорит. Все сразу заулыбались. Кто-то кому-то отдавил ногу и попросил прощения, а ему весело ответили: – Ничего страшного, у вас и вес-то бараний. Никто больше ни на кого не обижался и не ругался, хотя на остановках качало по-прежнему.

Избирательная память Изы обращалась с воспоминаниями, как школьница с кипой переводных картинок. Захочет – сделает картинку ярче, не захочет – сомнет и выкинет.

От тоски по родине лечит только родина, медицина тут бессильна

— Человек ко всему приспосабливается, — бормотала она. — На человеке пробуют всякие опыты. Могут продать наивного, юного в вертеп за долги, отнять веру в людей и бога, душу перевернуть в нем с ног на голову или вовсе выдрать с мясом… Человека ослепляют красными лозунгами, оглушают громкими словами, на деле не стоящими ломаного гроша. Оставляют голодным во льду, в грязи, вони и вшах… Человек — живучее существо… Промерзнув до костей, он теплеет от ласкового взляда, слова, прикосновения, или греется у чужого костра, если свой огонь давно растоптали… Растоптали и кованым каблуком поерзали, чтоб не выбилось ни искры… Человек верит в любовь, несмотря ни на что. А если не верит — он уже не человек.

Мозги не сразу умнеют, а постепенно. И ты когда-нибудь тоже обязательно поумнеешь.