Евдокия Гуляева

и чувствую, как щёки наливаются румянцем. Время от времени поднимаю вверх голову, словно читаю на мигающем электронном табло остановки

состояние смущением космического масштаба. Спасает положение зажигательный танец сотрудниц бухгалтерии. Только чтобы перетянуть на себя внимание Генерального они прямо-таки идут ва-банк. С отчаянной смелостью сразу приступают к базовым движениям: делают глубокие прогибы, двигают

корыстное предложение? Глупость. Не просто так ещё вчера всё представлялось

нельзя измерить степень чужого горя с точки зрения собственных критериев. Все люди даже боль воспринимают по-разному. У каждого свой порог чувствительности, свой предел гибкости. Одни легко выдерживают и справляются там, где другие мгновенно ломаются. В этом нет ничего абсолютного. Нельзя говорить о том, попробуй-ка, пожри такого же дерьма, или вот когда я был(а) на его месте – выдержал(а), а он с хуя ли, сука, убивается?

живы. Пока. Я уверена, что меня не убьют.

день сохраняй этот образ, и тогда ты сможешь протянуть до вечера. «Не реви», – из раза в раз повторять себе, слыша, как от слёз клокочет собственный голос. Улыбайся

Его рука скользит дальше по бедру, сминая ткань платья, и я пытаюсь вырваться, но хватка Келлана в моих волосах крепчает

если это любовь. И бороться за любовь не нужно – только за своё счастье. Поверьте, даже из разбитой на осколки жизни, можно собрать цветную мозаику сверкающего калейдоскопа!

щенная похоть, больно простреливая в пах… Провожу напряженными пальцами по спине, до кромки ее промокших трусиков и веду ими вдоль поясницы