Максим Немцов

высохших, словно дряблое дерево, выброшенное на берег морской, а потом Резчик повернулся к нему и прошептал. Койл нагнулся расслышать. Поговори со мной, сказал Резчик.

восьмом номере. С самого утра там сегодня, и ни один не может разжиться поручительством. Теперь он смотрел на Саттри с бо́льшим

над головой, зеленя и уродуя все лица, сияли ртутные лампы, удаляясь асимметричной V к востоку, где темно и баров больше нет.

чудом. («Ведь мудрый каждый раз добивается успеха, но, приступая к чему-либо, полон нерешительности». – Книга XXVI, «Чжуан-цзы» 109 .)

Но тогда они выплясывали по улицам, как дурошлепы, а я тащился за ними, как всю жизнь волочился за теми, кто мне интересен, потому что единственные люди для меня – это безумцы, те, кто безумен жить, безумен говорить, безумен спасаться, алчен до всего одновременно, кто никогда не зевнет, никогда не скажет банальность, а лишь горят они, горят, горят, как сказочные желтые римские свечи, взрываясь среди звезд пауками, а посередке видно голубую вспышку, и все взвывают: «А-аууу!»

что как образованье ни зови – в нем аромат останется все тот же, если не лучше 168

Все мы вчетвером – кровные родственники и говорим на некоем эзотерическом семейном языке, изъясняемся чем-то вроде семантической геометрии, где кратчайшее расстояние между двумя точками – примерно полная окружность.