Олег Рой

маму, та обиделась, расплакалась. Потом ему стало стыдно, он просил прощения, и мама, конечно, простила, обнимала его

Громыко, это не повод лапы распускать на девочек. – Ты притихни с такими сравне

так и не поинтересовались, что там. А кто риштовку убрал, того не знаю – как сильно стрелять начали, три дня в подвале сидела, вылезала

Ведь русский – это не национальность, русским может быть кто угодно – украинец, белорус, чеченец, татарин, еврей, мордвин, бурят, якут, эвенк – человек любой нации, любой расы, религии и культуры. Русский – это исторический феномен, это своя, отдельная цивилизация.

И даже сейчас, много лет прожив в полном достатке, она нет-нет да и вспоминала и колоритного дядю Сережу, и коммуналку на Блохина, и весь их с мамой серенький трудный быт

привыкает… Сима отчетливо помнила, как стояла на дорожке у дома и ждала маму. Это было так волнующе – ждать маму! Сима

нужно выставлять заведомо невыполнимые или крайне невыгодные другому условия – так договоренности не выйдет! СОВЕТ ТРЕТИЙ – ДОМА ДОЛЖНО БЫТЬ КОМФОРТНО

Сегодня сам Бог велел. – Это знак, приятель, – усмехнулся

Кофе. Чай – это прекрасно, но чай, пожалуй, требует компании. Собеседника. Кофе же – для беседы с самим собой. Невозможно его пить, нервничая. То есть возможно, конечно, но невкусно совершенно. Ни о чем. Кофе – не просто напиток, он – возможность увидеть себя и мир по-новому. Пауза, дарующая время отстраниться, переоценить, настроиться, услышать.

Люди, особенно те, от которых, как они думают, ничего не зависит, стали нынче донельзя ленивы и косны. Они разобщены и безучастны почти ко всему, кроме своего маленького мирка. Мы придумаем им страшилку на весь мир, разведем по домам, запрем их всех по своим клеткам, и они разойдутся безропотно, как овцы. Они будут делать все, что мы им прикажем. Вставят в нос колокольчики или наденут светящиеся ошейники. Дурацкие остроконечные шапочки или намордники. Мы запретим им здороваться за руку, и они начнут покорно стукаться при встрече подошвами, локтями или коленками. Опустеют школы, университеты, театры и прочие места, где они прежде любили собираться. Будут тихо сидеть за закрытыми ставнями и тихонько блеять от ужаса. А потом мы прикажем им прийти к нам по одному, чтобы мы могли поставить на каждого нашу печать, и они придут. Мы прикажем им принести нам своих детей, и они принесут.