Три Дюма

Тип донжуана имеет множество разновидностей. Донжуан жестокий и циничный мстит всем женщинам за то, что его отвергла одна из них, за то, что его произвели на свет, или за своё собственное уродство. Донжуан сатанинский не столько стремится внушить любовь, сколько попрать все законы, божеские и человеческие. Донжуан разочарованный ищет совершенную любовь, не находит её и с грустью продолжает свои поиски. Донжуан — добродушный сладострастник берёт женщин лишь потому, что хочет их, точно так же, как он собирал бы плоды, если б был голоден. В нём нет ничего сатанинского, он не мстителен, ему бы очень не хотелось огорчать ни одну из своих любовниц; он старается сохранять их всех одновременно, что очень великодушно с его стороны, но утомительно; и так как все они ревнивы, ему приходится лгать всем, что неизбежно приводит его в круг Ада, уготованный для обманщиков, то есть в восьмой круг.

Таким донжуаном был и Дюма.

Его обвиняли в том, что он забавен, плодовит и расточителен. Неужели для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным?

— Ну, как прошел обед, Дюма?

— Черт побери, — ответил он, — если б там не было меня, я бы страшно скучал.

Неосторожное слово – и ребенок взрослеет, обманутая любовь – и человек ожесточается.

Дюма ввел новых героев, например лакея Гримо, великого молчальника, односложно отвечавшего на все вопросы: выдумка, свидетельствующая о большой находчивости Дюма, так как газеты платили построчно. Столь стремительный диалог имел двойное преимущество: облегчал чтение и удесятерял гонорар автора. Но в один прекрасный день все пошло прахом. «Ля Пресс» и «Ле Сьекль» объявили, что отныне они будут платить лишь за те строки, которые занимают больше половины колонки. Директор «Фигаро» Вильмессан случайно оказался в этот день у Дюма. Он заметил, что тот перечитывает рукопись и вымарывает целые страницы.

— Что вы делаете, Дюма?

— Да вот убил его…

— Кого?

— Гримо… Ведь я его придумал только ради коротких строчек. Теперь он мне ни к чему.

Одно поколение может ошибиться в оценке произведения. Четыре или пять поколений никогда не ошибаются.

Гюго хотел быть мыслителем. Дюма довольствовался ролью развлекателя.

История в обработке Дюма была такой, какой ее хотели видеть французы: веселой, красочной, построенной на контрастах, где Добро было по одну сторону, Зло — по другую.

И в невежестве есть свои преимущества: когда классиков читают слишком рано, их не понимают и проникаются к ним отвращением. Если же их открывают в двадцать лет, в возрасте, когда начинают испытывать описываемые ими чувства, к ним привязываются.

"Заставляет ли Дюма думать? - Редко. - Мечтать? - Никогда. - Лихорадочно переворачивать страницы? - Всегда".