Сны в кулаке. Избранное

© Анна Гордеева, 2016

ISBN 978-5-4483-4986-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Художник

 
Художник случайно залез не в зелёную краску,
И тут же окрасилась алым трава на картине.
Он кистью размашисто пишет, и как по указке
Все стало живым и послушным руке властелина.
 
 
Мазок за мазком, и уже в этом море багряном
Танцуют фигуры с клинками, искру высекая.
Но стоит коснуться холста, и покрыто бурьяном
То место, где воины гибли, в крови утопая.
 
 
Чуть-чуть бирюзы, и спокойным становится небо.
Подвластно Творцу за мгновенье унять непогоду,
И где ты теперь, и кем бы ты, в сущности, не был,
Один Он решает, по прихоти или в угоду.
 
 
Он пишет картины, и в этом, воистину, Мастер.
Любою судьбою, и каждым твореньем гордится.
И разницы нет, что рисует Он, горе иль счастье.
Ему все едино, умрет кто-то или родится.
 

Слышишь?

 
Слышишь, как в старом парке скрипят качели?
Ветер их потревожил, ему не спится.
Видишь, как час за часом текут недели?
Вроде бы новый день, но все те же лица.
Знаешь, туман бывает противно липким?
Смок с каждым вздохом мне разъедает глотку.
Чувствуешь, как на сердце рыдает скрипка?
Хочется закурить, опрокинуть сотку.
Веришь, я безнадежно влюбленный в небо.
Мне бы его обнять, только сил не хватит.
Помнишь, каким я в юности был нелепым.
Все, что хотел сказать, лишь писал в тетради.
Ждешь? Нет, уже не ждешь, видно отболело.
Время ушло, сменяют друг друга люди.
Видишь, опять не в срок зацвела омела?
Слышишь, меня здесь нет, и уже не будет.
 

По привычке

 
Кто-то спросит «любишь?», не люблю.
Это все, скорее по привычке.
Например, я год как не курю,
Но всегда ношу с собою спички.
 
 
Никогда не пил зеленый чай,
Но опять в корзину, по привычке.
Ты его пила весь прошлый май
И меня пыталась им напичкать.
 
 
Каждый вечер подхожу к окну,
Раздвигая шторы по привычке.
Чтобы ты с утра прильнуть к нему
С зеркальцем могла и косметичкой.
 
 
Часто, проходя мимо зеркал,
Засмотрюсь, все так же по привычке.
Помня, что сквозь них я наблюдал
Как ты раздевалась фантастично.
Я ложусь всегда на правый край,
Место оставляя по привычке.
Тошно мне, хоть волком завывай.
Не люблю. Мне просто непривычно.
 

Знаешь, мама…

 
Я что-то делаю не так, мама.
Я так стараюсь, но пока тщетно.
Вновь спотыкаюсь, хоть и шел прямо.
И оступлюсь еще не раз где-то.
 
 
А знаешь, все почти прошло, мама.
Я чувств растраченных подбил смету.
И не кровит в душе моей рана.
Я привыкаю по чуть-чуть к свету.
 
 
И я почти неодинок, мама.
Со мной всё будет хорошо, правда.
Сердцебиение, пока, рвано,
Но боль не бьет меня уже градом.
 
 
А ты без слов все знаешь, да, мама?
Я виноват перед тобой сильно.
С тобой не ноют все мои шрамы.
Твое тепло мою теснит зиму.
Я благодарен, что ты есть, мама.
Всех слов не хватит, чтоб сказать это.
Какая б в жизни не была драма,
Твоя улыбка дарит мне лето.
 

Разговор с дождем

 
Поговорю с дождем о прошлом,
В себя вбирая капель звуки.
Он приласкает осторожно
Мои нагие плечи, руки.
 
 
Прикрытых век слегка касаясь,
Расскажет о былом и вечном.
Микро салютами взрываясь
В признаниях чистосердечных.
 
 
Утонут капли в водной глади,
На смену им придут другие.
Он в откровениях не жаден,
Покорно примет и чужие.
 
 
Со мной всегда готов поплакать
И посмеяться звонким боем.
А недовольство свое знаком
Укажет гром над головою.
Поговорю с дождем, и где-то
В душе становится мне легче.
С заходом солнца. До рассвета.
Наш разговор о прошлом, вечном.
 

Ночные пляски

 
Стайками собьются в небе звезды, начиная пляску.
Их танцпол в час сумрачный и поздний залит черной краской.
Музыка ночная породит ритмичные удары.
И луна для них привычно станет
дискотечным шаром.
Кружатся они в созвездьях под вселенские мотивы.
Зажигают небо вместе, рассыпаются красиво.
Посылают вспышки света, что столетия не гаснут.
Временами тухнут где-то, выгорая в танце страстном.
В сотнях, тысячах галактик, на просторах бесконечных,
Сколько телескопов хватит виден ритуал извечный.
 

Сбились координаты…

 
Сбились координаты. Стерты шаги-пунктиры.
Память зовет куда-то – снова дома, квартиры.
Улиц сырых простуда кашляет едким дымом.
Шум, суета повсюду. Смена картин в витринах.
 
 
Время теряю – жалость. Надо менять маршруты.
Давит свинцом усталось. Тело стянули путы.
Разум в бездумной спешке шлет мышцам лже-сингалы.
Вроде спокоен внешне. Сколько еще осталось?
 
 
Через мосты, тунели – этот пейзаж забытый.
Школы, сады, отели пылью дорог покрыты.
Кто-то шальной рукой мне спутал следы, границы.
Только попасть домой и только б не заблудиться.
 

Город горит

 
В спешке закрыты неплотно окна.
В щель воровато вползает свежесть.
Ты без зонта, и насквозь промокла,
Но даже дождь тебя не удержит.
 
 
Смотришь, как ночь поглощает тени,
Черной парчой укрывает город.
Серая лента-дорога стелет,
И ты по ней вся полна задора.
 
 
Город искрит, утопает в красках.
Любишь смотреть, как с заходом солнца
Мир возрождается, словно в сказке,
Шумный, шальной озорно смеется.
 
 
Город горит и пестрит рекламой,
Россыпью звезд, вспышками неона.
Неописуемой панорамой
Яркой, живой и такой знакомой.
Мост над рекой в ореоле света,
Городу ночью совсем не спится.
И ты по набережной до центра,
Чтоб с его жизнью и ритмом слиться.
 

Он смотрел из окна…

 
Он смотрел из окна, видел свет теплотою манящий,
Что искрился и таял, укутанный в бархат ночи.
Наблюдал за грозою, неистово землю разящей.
А в стекле отражался, мигая, огарок свечи.
 
 
Строил мысленно замок надежд, шпилем в высь уходящий.
И вдыхал аромат сигарет, что приятно горчил.
Пил напиток мечты освежающий, животворящий.
Уходя от реальности, в грезах и выдумках жил.
 
 
Он любил этот мир, им придуманный, ненастоящий.
И струились с безудержной силой фантазий ручьи.
Он хотел стать свободною птицей, над Суей парящей.
Закрывался от всех на замки, переплавив ключи.
 
 
Он шагал из окна прям в объятия улиц неспящих.
Его разум вопил, а он шепотом молвил: «Молчи».
Его жизнь поглотил грохот молнии, землю разящей.
На окне потухал одиноко огарок свечи.
 

Не танцуют демоны

 
Этот танец давно забыт, нет ему названия.
От того и движенья стали теперь неведомы.
Не приходит во снах туманное узнавание,
и все реже внутри стенают желанья-демоны.
И все дальше восток, и тише звучит мелодия.
А от ярких огней не слепит уже, все блеклое.
В отражении силуэт незнакомый – вроде я.
Все размытое от дождя и на ощупь мокрое.
Нервно дрогнет рука, ведомая древним импульсом.
По инерции тело жаждет движений, глупое.
И замрет, как вулкан, на миг перед мощным выбросом.
Но уже никогда, увы, не покинет ступора.
И мотивами не заполнят просторы памяти
обессилевшие, немые желанья-демоны.
Не считая шагов, не зная теперь куда идти,
будут стерты те па, что кем-то когда-то сделаны.
 

Ускользай…

 
Я бы очень хотел, быть может,
Заплести в твои косы счастье.
И, рисуя узор на коже,
Звездным небом ее украсить.
 
 
Разноцветными миражами
Обернул бы тебя, как в сари.
Стан твой стройный ласкал руками,
Как шедевр свой Страдивари.
 
 
И в уста б твои влил по капле
Сладость трепетного томленья.
И пока б оно неиссякло
На двоих разделил влеченье.
 
 
Как мерцаньем на водной глади
Отражаясь танцует солнце,
Так бы радость жила во взгляде,
От которого сердце бьется.
Но ты медленно ускользаешь,
Между нами чертя границу.
Все, что хочешь, ведь ты же знаешь…
Ускользай, моя чудо-птица.
 

Я приеду

 
По стальным параллелям поезд меня уносит,
Миловидная проводница предложит чай.
Где-то там, за плечами мокнуть осталась осень.
Я стремительно мчусь сквозь вьюгу
в душистый май.
 
 
Рубежи-километры мне заменяют время,
Часовой механизм счастливому ни к чему.
Ясный день за окном сменяет сплошная темень.
Я, блуждая во снах, подушку к себе прижму.
 
 
Будет долгим мой путь, попутчиков вереница.
Каждый дорог мне станет ровно на краткий миг.
Я имен их не вспомню, не опознаю лица.
Только снова один, и снова к окну приник.
 
 
Мерным ходом состав меня, будто в колыбели,
Укачает, развеет мысли, прогонит грусть.
Март растопит снега, сирень зацветет в апреле…
Я приеду, а может просто назад вернусь.
 

Портрет

 
Распечатай меня на матовой, чтоб без блеска.
И оформи в землисто-серое паспарту.
Рамку выбери поплотней и сожми до треска,
Не оставив вокруг ни щели, ни пустоту.
 
 
Под стекло, чтобы перекрыть доступ кислорода,
Ты повесь меня на забитый неровно гвоздь.
В пыльной затхлости чердака, далеко от входа,
Чтоб меня не увидел твой неслучайный гость.
 
 
И навечно забудь о том, что я существую.
Не тревожь понапрасну, не зажигай здесь свет.
Сотни рамок вокруг взывают к тебе, тоскуют.
Я на них не похож. Я просто живой портрет.
 

Сумасшествие чувств

 
Скрывало тонкий силуэт поношенное платье.
Она качалась на ветру, в руке зажав распятье.
Безумным вороном метались, расплетаясь, косы.
И по просторам разлетался крик звонкоголосый.
Тонуло в бездне бесконечности её сознанье.
Душа безумству отдана была на поруганье.
В пылу заламывала руки, заходилась смехом.
Боль прошивала иглами, окутывала мехом.
Слезами выливалось сумасшествие наружу,
И с каждым вздохом становилось непомерно хуже.
Змеёй отчаянье душило, обвивая шею.
В груди разверзлась пустота, всё ширясь и чернея.
В обхвате зажимало рёбра до глухого хруста.
Так погибал не человек. Так умирали чувства.