Фиалка Пратера

Ну что же это моя вторая книга мистера Ишервуда, состоящая из 2-х повестей. Первая "Труды и дни мистера Норриса", действие которой происходит в Германии перед войной. Герой этой повести молодой англичанин Уильям Бредшоу знакомится в поезде с неким мистером Артуром Норриссом, весьма загадочным господином. Где бы записать тот примечательный для меня факт, что я не могла оторваться от шпионского романа, абсолютно не мой жанр, но автор сделал так, что все это шпионство оказалось слегка сдвинуто от первого плана, но на втором плане не было. И экономический кризис в Германии и общая атмосфера романа - это как ты по телевизору смотришь на митинг в далеком городе и думаешь, чем бы заняться в выходные, все очень просто и в тоже время очень любопытно, чем дело кончится, кого арестуют или убьют? А вот вторая повесть "Фиалка Пратера" меня разочаровала, не оправдала моих ожиданий, хотя с некоторыми героями мне захотелось познакомиться лично. Она немного напомнила роман "Голливуд" Буковского, тема та же, но место - киностудия 30-х годов, сценарий, актеры, все тот же экономический кризис так знакомый по романам Ремарка, по моему весьма скромому мнению, что хотя бы имя Фрица Ланга или Марлен Дитрих придало бы роману более живой и узнаваемый характер.

С творчеством Кристофера Ишервуда я познакомилась по чистой случайности. Вернее, по двум. Периодически нападающее желание ликвидировать проблемы в образовании внезапно совпало с медленным разжевыванием литературоведческого кирпичика Малькольма Брэдбери. Нужно ли говорить о том, что Ишервуду там был посвящен преинтереснейший разделец? Англичанин, уже почти не модернист, кембриджец, социалист, гей, поехавший в начале тридцатых в Берлин за богемной жизнью? Конечно, такие сапоги надо брать! Я честно настроилась на трагизм, надрывы и исковерканные судьбы, запаслась лиричным настроем и ломанулась на штурм "Трудов и дней мистера Норриса". Очень удивилась.

Нет-нет, с надрывами и исковерканными (вплоть до полной летальности - во всяком случае, в "Трудах, "Фиалка Пратера" - она попроще) судьбами у Ишервуда все на уровне. А вот трагизм там такой... Колкий, звенящий, необычный, а главное - совершенно неожиданный. И вот как бы его описать... Ну вот, допустим, берем мы героев, к примеру, Вудхауса - считай, современников почти. Ограничиваем их в свободе маневра, половину оставляем, как есть, а половину треплем за шиворот, пока внутренний стержень не потеряет точку опоры. Затем помещаем всех в откровенно неуютные обстоятельства, и смотрим, что из этого получится. Что-то еще? Ах да. Юмор оставляем - и почти в полном объеме. Только он выйдет куда горше и свирепее.

Ишервуд прекрасен, о чем бы он ни писал. "Фиалка", по сути, почти автобиографичная повесть-зарисовка о буднях безумно профессиональных (а местами - вполне профессионально безумных) киношников. "Труды и дни" - более глубокий, более пугающий, а заодно - и даже более забавный маленький роман о наблюдениях за нелепым авантюристом в естественной среде. Только, чтобы назвать естественной среду преднацистского Берлина, определенно нужно сделать над собой усилие. Ишервуд точен в зарисовках, бодр в эпизодах, саркастичен и лиричен одновременно. И ненавязчиво страшен - убедительным описанием того мира, который уже сдвинулся, а в это еще никто не поверил.

"Я, как и мои знакомые, понимал, что войны в Европе не избежать, но понимал как-то умозрительно. Так человек знает, что он смертен, но все-таки не верит, что это может случиться с ним. Война была так же непостижима для моего сознания, как и смерть. Я не мог ее представить, потому что за ней ничего не было видно. Разум отказывался ее принимать; так зрителю не дано увидеть, что происходит за кулисами театра. Война, как и смерть, перечеркивала мое представление о будущем. Стена, за которой — неизвестность. Стена означала мгновенный и безоговорочный крах моего мира. Когда я думал о ней, меня охватывал тоскливый ужас и начинало противно сосать под ложечкой. И я либо отмахивался от неприятных мыслей, либо память милосердно подсовывала мне свои лазейки. И, как каждый человек при мысли о собственной смерти, я втайне шептал себе: «А вдруг? Вдруг пронесет? Вдруг обойдется?»" - "Фиалка Пратера"