Kitabı oxu: «Мышление третьего тысячелетия. Поиск смысла в мире бессмыслицы», səhifə 2

Эксперты и псевдоэкспертиза

Современная наука, как правило, сложна: она развивалась при помощи математических моделей, совершенно недоступных для понимания большинства. Чтобы их понять, требуются годы обучения. Это часто приводит к тому, что люди безоговорочно следуют советам или указаниям экспертов («Ну вы же все равно не поймете формулы, поэтому просто делайте что вам говорят»). С другой стороны, в некоторых людей роль несведущего вселяет такое чувство беспомощности, что они хватаются за возможность проявить антагонизм и отказываются слушать экспертов.

Эта дилемма особенно ярко проявилась во время пандемии COVID-19. Ученые давали множество рекомендаций: «Не носите маску», «Носите маску», «Прививайтесь, чтобы уберечься от ковида», «Прививайтесь, чтобы легче перенести ковид» и так далее. Однако мало кто из нас понимал, что стояло за этими советами и почему они со временем видоизменялись. Мало кто мог объяснить, что вообще такое вирус или как именно все эти меры могли помочь от него уберечься. «Автономия» в этой ситуации, казалось, сводилась к следующему: вы могли попытаться изолировать себя от всей противоречивой информации или попробовать выбрать среди экспертов тех, кому доверяете больше всего.

Растерянность, вызванная переизбытком информации (разной степени качества) во время пандемии, – это один из примеров более глобальной проблемы: на нас обрушивается обескураживающий поток информации на любую тему, способную представлять практический интерес. Если тема требует специальных знаний, как поступить, чтобы найти самую достоверную информацию? Кому довериться? Почему следует отдать предпочтение одним экспертам, а вовсе не другим?

Для принятия практических решений, когда требуется точная информация, руководствуйтесь следующим: используйте источник информации, который работает. Возьмем, например, сельское хозяйство. Люди занимаются земледелием уже давно – примерно 12 000 лет. И если вы соберетесь фермерствовать, есть разные способы узнать, когда, скажем, лучше выращивать кукурузу. Можно положиться на слово духовного лидера. Или на совет того, кто заявляет, что на время сева кукурузы укажет положение звезд. Эти способы могут прекрасно работать в стабильной обстановке; духовные наставники и астрологи наверняка подстраивают свои предсказания под местные условия среды на протяжении многих поколений. Однако научный подход – эксперимент и наблюдения – предлагает серьезное преимущество. Поищите более удачные сорта семян, изучите более эффективные способы полива. Попробуйте разные варианты и понаблюдайте, что приносит наилучший результат. Какой бы сильной ни была ваша вера в духовного лидера или предначертания звезд, она быстро иссякнет, когда вы увидите, что у соседа урожай куда выше и что у него густо, а у вас – пусто.

Самое замечательное в науке то, что она работает. Вряд ли стоит упоминать, как глубоко она проникла в нашу повседневную жизнь: от медицины до продуктов питания, от автомобилей до Интернета – едва ли кто-то с этим поспорит. (На самом деле одна из причин, по которым нам сложно ориентироваться в бурных потоках информации, – множество безумных утверждений о возможностях науки: от вживления микрочипов в вакцины до замены солнца электронными лампами. Наука добилась таких высот, и ее могущество считается настолько очевидным, что многим людям не составляет труда предположить, что она способна и на подобные чудеса.)

Наука работает не по волшебству, а по расчету. Она помогает не увлекаться заманчивыми идеями, не имеющими под собой никакой основы. Всем нам непросто преодолевать свои естественные предубеждения, но ученые также разработали ряд методов защиты. Это «беспристрастные» методы, поскольку, оценивая данные, вы можете запустить процесс более-менее механически, не вовлекая проявления вашей психики. Эти методы общие для всех наук; в разных дисциплинах они называются по-разному, и все же суть у них одна. И если вы до сих пор не используете эти методы, вам следует о них узнать. Они научны, но ничего сверхсложного там нет: их нетрудно понять, они не требуют математических вычислений и позволят вам, не будучи экспертом, разбираться в том, что говорят ученые.

Возьмем, к примеру, молекулярного биолога, изучающего специфические белки в организме человека. Такой ученый сможет взглянуть на данные эксперимента в области возрастной психологии – скажем, о том, как дети постигают арифметику, – и понять его логику. Это произойдет совсем не потому, что карьера в молекулярной биологии подразумевает много специальных знаний о процессе обучения у детей. Здесь не требуются математические навыки, и математический анализ, вероятно, будет довольно простым. Скорее это объясняется тем, что эксперименты в любой научной дисциплине сопряжены с одними и теми же проблемами, и все ученые должны обезопасить себя от одинакового набора предустановок. Научиться этим методам нетрудно даже в отсутствие научной подготовки – на самом деле это нетрудно и в случае, если у вас нет формального образования. Они незаменимы и вне контекста академических исследований, даже когда вы размышляете об очень практических вещах, например чем накормить ребенка или стоит ли вакцинироваться.

Имея представление об этих методах, мы не сможем повторить эксперименты ученых и не приобретем специальных научных знаний, на накопление которых требуются долгие годы. Однако мы будем в состоянии определить, что перед нами – честная работа, приближающая нас к истине, или просто красивая сказка, играющая на наших предрассудках. Мы сможем отличить экспертизу от псевдоэкспертизы. Поэтому сформулировать суть методов и инструментов научного мышления и вооружить ими читателей – одна из главных целей этой книги.

Выбор ценностей

Однако в большинстве случаев для принятия решения одних фактов недостаточно. В самом деле, порой у нас вообще не возникает потребности во внешних фактах. Кто смешнее: Чарли Чаплин или братья Маркс? Какой соус вкуснее: красный или зеленый? Но чаще всего, хотя для принятия решения нужны факты, это все же не единственное, что нас волнует. Важными параметрами, влияющими на наш выбор, часто становятся ценности, этика, страхи и цели.

Даже в медицине два человека, обладающие одинаковыми знаниями, могут выбрать разную тактику лечения. Вернемся к сценарию, где вы очнулись на больничной койке. Вам надо оценить, на что указывают имеющиеся данные, но при этом взвесить, что в этой ситуации для вас важнее. Люди могут оценивать риск по-разному. Вы можете подумать: «У меня такой же шанс поправиться, если я просто приму лекарство, но я не могу рисковать жизнью, и поэтому выберу операцию. Осложнения возможны, но это испытанное и проверенное медицинское вмешательство, и вряд ли я от этого умру». Или же, если вы несколько смелее, вы скажете себе: «Я не желаю проходить через все мучения операции и последующего восстановления, если шансы на выживание при этом не будут намного выше, поэтому я рискну и выберу медикаменты». Вам решать, какое значение придавать этому риску. Врачи могут оценить степень риска – но не степень его важности лично для вас.

Подобные проблемы особенно мучительны для родителей ребенка, у которого, допустим, диагностировали онкологическое заболевание. Для вас может быть совершенно неприемлемой мысль, что вашему ребенку назначат радикальное лечение с высоким риском неблагополучного исхода, которое сработает, если шансы сложатся в вашу пользу. Или вы даже настоите на радикальной терапии, не в силах смириться с тем, что болезнь будет прогрессировать. Какое значение вы придаете риску, зависит только от вас: здесь эксперты ничего посоветовать не могут. Никто, кроме вас, не может решать, перевешивает ли риск смерти вашего ребенка от рака риск того, что он выживет, но будет страдать от необратимых пагубных последствий лечения. Сложной математической формулы или научного эксперимента, способных соизмерить эти факторы, не существует.

Здесь у нас есть целый ряд представлений, которые мы называем «ценностями» и противопоставляем поиску фактов – тому, чем пытаются заниматься ученые. Вероятно, ваши ценности исходят из семьи, религиозной общины, или вы просто переняли их у людей из ближайшего окружения и усвоили из прочитанных книг. Люди по-разному смотрят на те или иные ценности, и большинство руководствуется набором не вполне последовательных установок. Все эти факторы способны влиять на то, какое значение вы придаете риску всевозможных негативных исходов при принятии решения, и на то, насколько важны для вас предполагаемые благоприятные последствия.

Не существует «экспертов» по оценке таких вопросов – как есть, например, специалисты, рассчитывающие возможные риски или преимущества вакцинации. Однако существуют люди, которые много размышляют над моральными проблемами, в особенности теми, что часто возникают в реальной жизни, – и им знакомы доводы, обычно приводящиеся с разных сторон. Не зря больницы и университеты нередко нанимают таких специалистов для помощи в принятии практических решений. Многие из нас знают людей, с которыми особенно хочется поговорить о вещах, сложных с моральной точки зрения, – это могут быть родители, партнеры, духовные наставники или старые друзья. Но не бывает экспертных комиссий, общепризнанных в качестве авторитетов по моральным ценностям, в отличие от экспертных комиссий, дающих рекомендации по вопросам вроде последствий употребления табака.

Все становится еще запутаннее, когда в процесс принятия решения вовлечена целая группа или сообщество. Трудно может быть не только прийти к согласию по поводу фактов (хотя, если в вашем арсенале имеются инструменты, о которых мы только что начали рассказ и которые обсудим в последующих главах, у вас будет шанс выявить надежные источники информации), – в вашей группе могут найтись люди с различными, даже противоположными ценностями. Мы сосредоточимся на этой проблеме далее в этой книге.

Экспертиза и полномочия

Итак, когда мы обдумываем различные варианты выбора и пытаемся представить себе потенциальные последствия наших действий, нам нужно найти источники надежной фактической информации и рассмотреть эту информацию в контексте наших ценностей. Но кто в итоге имеет полномочия принимать решения?

В большинстве современных обществ существует презумпция того, что человек имеет право самостоятельно принимать касающиеся его решения. Но задумывались ли вы над тем, почему именно вы должны иметь право на такие решения? Этот вопрос стоит в центре многих актуальных дискуссий.

Предположим, что все мы, включая вас самих, желаем вам только блага. Почти все мы можем вспомнить моменты, когда мы ошибались, совершали поступки, о которых потом сожалели, или принимали решения, которые привели к плачевным последствиям. Мы не всегда сведущи в том, что приведет нас к желаемому результату – не только когда дело касается сложных медицинских вопросов, но и во многих других областях. Если вы просто хотите, чтобы у вас все складывалось хорошо, быть может, решения за вас должны принимать эксперты.

Большинству из нас эта идея покажется сущим кошмаром. Мысль о том, что общество будет управляться экспертами, решающими, что и когда нам есть, какие лекарства принимать, какие медицинские процедуры проходить, какую профессию выбрать, к каким социальным группам принадлежать, каким спортом заниматься и с кем встречаться, видится нам кромешным адом, даже если эксперты будут во всем правы. Нам хочется сохранить за собой право наплевать на советы «экспертов». Но будет ли это рациональным? Вы возразите – и, наверное, будете правы, – что даже «эксперты» порой ошибаются, и вы в любом случае можете расходиться с ними в понимании ваших интересов. Такое, конечно, не исключено. Однако не исключено и то, что вы подвержены саморазрушительным порывам – что так же плохо; что для вас было бы гораздо полезнее, если бы единственными людьми, принимающими касающиеся вас решения, были эксперты. Так почему же нам настолько претит мысль об отказе от своих полномочий?

Естественным будет ответить, что вы росли – по крайней мере, в демократическом обществе, – считая себя свободным человеком, со своими правами и обязанностями. Вы ожидаете, что вашу свободу будут признавать и уважать. Мысленно вернитесь к ситуации, когда вы приходите в себя после сердечного приступа: как поступить дальше? В конце концов именно вам предстоит оценить ситуацию и принять решение. Вы не можете просто поддаться на уговоры экспертов, утверждающих, что они лучше знают, что вам нужно. Решение за вами.

Но во многих важных вопросах на кону стоит не ваше личное благополучие, а благополучие другого человека, который не в состоянии принять решение. Предположим, ваша бабушка при смерти, и нет никакой надежды, что полноценная работа ее организма восстановится. Она находится без сознания на аппарате жизнеобеспечения. Бабушка дала вам право решать, когда его отключить. Когда следует – и следует ли вообще – это сделать? Что ж, почитатели искусственного интеллекта могли бы ответить: пусть решает машина, которая учтет все имеющиеся медицинские и статистические данные о вероятном исходе. Могут понадобиться вычисления, гораздо более сложные, чем вы могли бы сделать самостоятельно, основанные на всевозможных сведениях о вашей бабушке и современных знаниях в области медицины. Проблема в том, что в подобной ситуации решение придется принимать именно вам – об этом вас попросила бабушка. Выбирать вам. Нельзя предоставить это машине. Недостаточно просто сказать: «Ну, машина же сказала, что бабушку пора отпустить, вот я и вынул вилку из розетки». Возможно, машина могла бы предложить разумные аргументы и доводы, которые следует принять во внимание, но вам нужно в них разобраться и все взвесить, чтобы сделать окончательный выбор. Будучи свободной, независимой личностью, вы должны сами принять ценностное решение в отношении человека, который доверил вам заботу о себе, даже если перед этим вы посоветуетесь со множеством других людей или машин и даже если вы последуете их совету.

Кажется, принятие решения, касающегося себя самого, отличается от принятия решения, способного повлиять на жизнь пожилого родственника, ребенка, страдающего от онкологического заболевания, или младенца, который не способен за себя говорить, или же решений о животных, деревьях и неодушевленных предметах. Возьмем животноводство. Если вы занимаетесь фермерством и хотите, чтобы с вашим скотом все было хорошо, в вашем распоряжении столетия знаний и научных данных о том, что нужно делать; от фермеров и скотоводов ожидается, что они воспользуются всей этой информацией в своей работе. Нас не беспокоит, что фермеры принимают решения, не спрашивая мнения животных, – справедливо это или нет, но мы считаем, что обладаем свободой, которой у животных нет. Есть огромная разница между ученым, дающим советы в отношении людей, и фермером, решающим, стоит ли, например, проводить вакцинацию скота. Мы признаем других людей самостоятельными личностями и ожидаем от них того же. (Отчасти мучительность принятия решений за престарелого родственника или маленького ребенка объясняется тем, что, хотя это и невозможно, нам все-таки хочется спросить мнения самих пациентов, ведь мы полагаем, что выбор должен быть за ними, а не за нами; по поводу животных мы, как правило, такого дискомфорта не испытываем.)

В некоторых случаях нам приходится принимать решения не за человека, который не в состоянии сделать это сам, а как одному из членов группы или сообщества, коллективно признающих, что последствия этого решения затронут всех. И хотя в примере с сердечным приступом вы, вероятно, отвергли демократический метод выбора, голосование является одним из способов включения членов сообщества в процесс принятия решения, которое касается их самих. Принимая участие в коллективных решениях, мы бываем вынуждены учитывать многочисленные и противоречивые интересы и ценности, а также разные мнения по поводу того, какие факты считать надежными и каким экспертам доверять. Далее в книге мы обсудим несколько методов, позволяющих группам не только совместно оценивать информацию, но и вдумчиво анализировать ценности друг друга, совершенствуя тем самым голосование, которое мы обычно считаем демократическим процессом.

Есть несколько особых случаев, когда люди, затрагиваемые определенным решением, могут не обладать полномочиями их принимать. Помимо рассмотренных нами ситуаций с недееспособностью, это также ситуации, когда последствия персональных, казалось бы, решений человека могут отразиться не только на нем самом. Именно по этой причине, например, мотоциклисты обязаны надевать шлемы, а органы здравоохранения наделены полномочиями закрывать школы во время пандемии. И все же чаще всего мы подразумеваем, что именно индивиды и сообщества имеют право принимать касающиеся их решения.

Режимы отказа

Итак, эффективное принятие решений зависит от трех составляющих, которые мы обсудили выше: точной информации от надежных экспертов, внимательного анализа ценностей, а также структуры, которая наделяет полномочиями принимать решения того, кого они затронут. Если одна из этих составляющих сильно перевешивает остальные, мы сталкиваемся с явным отказом системы и понимаем, что что-то пошло не так.

Например, что произойдет, если мы переоценим роль экспертных знаний в процессе принятия решения? Некоторые политические философы в последнее время заговорили об экстремальной версии подобного сценария, «эпистократии» – обществе, где, чтобы иметь какое-либо право голоса, человек должен обладать определенным уровнем образования или знаний. Возможно, голосовать будет позволено лишь тем, кто окончил среднюю школу или вуз. Или голосовать смогут все, но чем выше ваш уровень образования, тем больше будет вес вашего голоса ⁴.

Очевидно, какими бы ни были преимущества эпистократии, ей, несомненно, свойственны тревожащие характеристики, и мы обсудим это ниже. И все-таки как работать с учеными, не наделяя их слишком широкими полномочиями? Роль ученых по отношению к нам нельзя приравнивать к роли владельцев фермы: мы не хотим, чтобы нами управляли, словно овцами. Мы не желаем, чтобы ученые имели над нами власть, на которую мы не соглашались. Мы хотим самостоятельно контролировать ценностные аспекты своих решений. И если ученые захотят повлиять на наш выбор, им придется нас в нем уверить – объяснить обнаруженные факты и продемонстрировать, какие методы применялись для обеспечения объективности результата, и уже тогда мы сможем решить, насколько это все убедительно.

Это означает, что все – как ученые, так и неспециалисты – должны иметь некоторое представление о методах, используемых исследователями для того, чтобы делать выводы, и неудивительно, что это те же методы, которые мы уже называли важными при выборе надежных экспертов. И, как мы уже говорили, это не какие-то тайные знания: мы все можем им научиться, и это одна из целей данной книги.

А что, если мы переоценим роль автономии в процессе принятия решений? Этот режим отказа включается, когда тонкий баланс между составляющими решения превращается в выбор «либо-либо»: «Вы можете либо отказаться от свободы, передав ее технократам, либо сохранить ее, отказавшись от их так называемых экспертных знаний, и проводить свои собственные исследования». Это, к примеру, закончится тем, что вы проведете пару сотен часов за просмотром видео на YouTube и отбором информации, которая покажется вам «похожей на правду». Конечно, проблема в том, что это «похожее на правду» может с одинаковой вероятностью оказаться как верной, так и фатально ошибочной информацией. У нас есть предубеждения, которые, например, заставляют нас доверять заявлениям особенно харизматичных личностей или верить историям, подтверждающим уже имеющиеся у нас предрассудки или демонизирующим людей, которые нам не нравятся. (Мы обсудим когнитивные искажения более подробно в последующих главах.) Когда мы руководствуемся здравым смыслом в попытках определить, что «похоже на правду», наша слепота к собственным предрассудкам приводит к уязвимости перед ошибками – порой даже фатальными. Мы словно атакуемая армия, у которой отключен радар: мы просто не знаем, от чего защищаться.

Иной режим отказа включится, если мы неправильно поймем, как сделать так, чтобы во время принятия решения наши коллективные и индивидуальные ценности были надлежащим образом сопоставлены с экспертными знаниями. Мы настаиваем на том, что компетентные ученые не должны вмешиваться в обсуждение ценностей. Конечно, нам бы очень хотелось, чтобы ученые, работающие над определенной проблемой, задумывались о том, как будут использоваться результаты их исследований и – как, например, в случае с атомной бомбой – должны ли они использоваться вовсе. На самом деле мы надеемся, что хорошая научная подготовка поощряет такое этическое мышление. Мы не хотим, чтобы ученые редактировали геном человека или считывали человеческий мозг, не задумываясь о последствиях – как хороших, так и плохих. Итак, более развернутая трактовка нашей цели заключается в том, что мы хотим отделить фактические изыскания ученых от проявлений их житейской мудрости по поводу ценностей, о которых идет речь, поскольку мы хотим видеть в них в первую очередь экспертов по фактам, и только потом участников дискуссий о ценностях. Консультируя нас, эксперт, которому можно доверять, должен уметь разграничивать эти две роли.

Примеры режимов отказа системы не ограничиваются тремя, описанными выше: существуют всевозможные сценарии, при которых нарушается хрупкое равновесие между экспертными знаниями, ценностями и автономией. Когда мы принимаем решения, коллективно или индивидуально, часть нашей задачи – внимательно следить за этим балансом, а также за процессами, приводящими к определенному выбору. Интересно, что здесь также есть место экспертным знаниям. В частности, знания, необходимые для понимания (иногда демократического) процесса принятия общественно значимых решений и для изучения последствий предлагаемой политики для общества, нередко сами по себе являются еще одной формой научного мышления. Как мы увидим, идеи и наработки из социальных наук могут быть невероятно полезными для того, чтобы определить, как организовать совместное принятие решений. Можно улучшить способы принятия решений в обществе, чтобы аргументы и предпочтения каждого имели должный вес.

Подобные экспертные знания могут также быть особенно важными для признания таких ценностей и целей, о которых раньше у нас имелось лишь смутное представление, но которые кажутся полезными и даже необходимыми для принятия решений, как только их удается сформулировать. Например, оказалось полезным затронуть вопрос о разных временных масштабах, в рамках которых социальная политика начнет приносить плоды, и о том, какое значение мы придаем текущим интересам современного населения по сравнению с интересами людей, которые будут жить через тридцать лет (или даже через тридцать поколений).

В конечном итоге, принимая все эти решения, от персональных до общественных, – мы делаем ставки. У нас редко есть гарантия правильности нашего выбора. Эта сторона процесса принятия решений тоже выиграет от применения подходов научного мышления, которые мы обсудим в последующих главах, в особенности методов «вероятностного мышления».

Все, о чем мы говорили в этой главе, также базируется на идее, что существует единая, одинаковая для всех реальность, и что наука может показать, как исследовать ее устройство. Но почему следует думать, что наука рассказывает о внешнем мире, который для всех одинаков? Почему следует считать, что удивительный мир, о котором рассказывает наука – с его крошечными частицами и силами, далекими галактиками, электромагнитным излучением, скрытыми мотивами и резкими изменениями кровотока в мозге, – на самом деле существует, и существует для каждого из нас? Если у нас нет общего мира, совместное принятие решений становится невозможным. И это будет главной темой следующей главы.