Kitabı oxu: «Петр Первый на земле Донской», səhifə 2

Александр Данилович Меншиков

Сам же Александр Данилович Меншиков вовсе не считал себя выскочкой и горел желанием в походах и битвах с врагами России показать свое полководческое умение.

Еще раз оглядев собравшихся пытливым взглядом, Петр взволнованным голосом заговорил:

– Господа военный совет! Сия консилия собрана нами, дабы решить наиглавнейший для государства Российского вопрос о выходе к морям Азовскому и Черному. Держава наша до тех пор не будет иметь росту политического и торгового, доколе не заимеет выхода в Европу. Вопрос сей, господа военная консилия, есть вопрос жизни и смерти для государства нашего!

Петр замолк и, тоном уже спокойным и рассудительным, продолжал: «Империя Оттоманская занята сейчас войною с Австрией, Речью Посполитой и Венецианской республикой. Силы ее, у Азова обретающиеся, не столь велики, как ранее были. Настал наш час, господа. Недавняя Марсова наша потеха под Кожуховым стала предвестником настоящего дела. Посему предлагаю: дворянская конница и украинские казаки гетмана Мазепы, общим числом до ста двадцати тысяч, под непременной командою Бориса Петровича Шереметева нанесут удар по днепровским низовым укреплениям Тагану, Казикерману, Арслон-Ордяку. В официальном нашем манифесте, предназначаемом для султана турского и Европы, мы объявим Крым главным местом военных действий, в то время как сей главный удар нанесем мы по Азовской твердыне турок!»

Петр решительным движением пододвинул к себе карту и упер указательный палец в устье Дона, где располагался Азов. «Для сей цели, – продолжал он, – предназначаются полки регулярного строя, а именно: Преображенский, Семеновский, Бутырский и Лефортов. В помощь им придаются московские стрельцы, городовые солдаты, украинские и донские казаки. Всего, господа, наберется, как я полагаю, более тридцати тысяч бойцов».

Собравшиеся одобрительно загудели, Меншиков, приподнявшись, покрутил головой, улыбаясь. Лишь Шереметев и Гордон промолчали. «Во главе сей азовской армии полагаю быть консилии, из трех генералов состоящей: а именно Головина, Гордона, Лефорта. В команду каждому из вышеназванных генералов выделяется по дивизии солдат».

– Мин херц! – не выдержал Меншиков. – А кой чин в сем походе будешь иметь ты?

– Сыщется и мне чин, Данилыч! – улыбнулся Петр. – В походе сем буду именоваться я «господином первым бомбардиром Петром Алексеевичем!»

– Полагаю, – вмешался в разговор Патрик Гордон, – что решения консилии вступят в законную силу не иначе, как с согласия бомбардира Преображенского полка Петра Алексеева?

– Истинно так! – просто ответил Петр и добавил – Отныне прошу вас, господа, так меня и величать, в переписке особливо, ибо замечен особый интерес к нашим предприятиям со стороны господ иноземных послов и дипломатических агентов. Вот, например, принадлежащий к иезуитскому ордену австрийский дипломатический агент Плейер, коий обретается в державе нашей под видом изучения языка российского, а на самом деле для распространения своей веры католической, доносит в Вену императору Леопольду, что «царский двор», то есть мы, «постоянно тайно о чем-то совещаемся» и что мы через посредство атамана донских казаков собираем сведения о состоянии турецкой крепости Азова. Это бы еще ничего, мало ли в прошлые годы запрашивали мы сведений об Азове у донских казаков, только вот доносят мои послы в Константинополе, что султан турецкий Мустафа интересовался у патриарха константинопольского не мыслит ли белый царь, то есть я, похода под Азов и просил патриарха посоветовать нам воздержаться от похода сего. Но мы не станем воздерживаться! – улыбнулся Петр. Обстановка в зале несколько разрядилась, присутствующие, уставшие от долгого сидения, задвигались, загомонили.

– Мой друг Лейбниц, – обращаясь к Петру, сказал Гордон, – пишет мне, что в Европе существует сугубое убеждение, что армия вашего величества непременно пойдет воевать Крым и что, изгнав турок из Крыма, вы, ваше величество, во многом далее преуспеете. Господин Лейбниц желает вам в сем походе большего успеха, чем он был во времена князя Василья Голицына.

– Передайте от меня, господин генерал, благодарность и наилучшие пожелания другу вашему господину Лейбницу, может когда и свидимся с ним⁷. Мы воспользуемся его советом относительно надлежащей подготовки оного похода. Вас же, Патрик, прошу не забывать, что отныне я есть бомбардир, а не ваше величество!

– Сию минуту исправлюсь, герр Питер! – смущенно улыбнувшись, поклонился Гордон.

Все заулыбались.

– А теперь, господа, – продолжал царь, – обсудим маршрут движения войска нашего к Азову. Прошу к карте!

Присутствующие встали со скамей, подошли к дубовому столу.

– Дивизии господ генералов Головина и Лефорта двинутся на судах по Москве-реке, далее перейдут на Оку, – палец Петра соскользнул вниз по карте, – а затем по Волге спустятся до Царицына, откуда сухим путем проследуют до Паншина-городка. Здесь войско снова погрузится на суда и по Дону дойдет до Черкаска – главного казачьего городка, – палец государя остановился у устья Дона. – Как видите, господа, путь сей труден и долог и требует особливой подготовки, но об этом я скажу потом. Сейчас же обсудим маршрут дивизии генерала Гордона.

Петр слегка потеснился за столом, давая возможность шотландцу стать рядом с собой, и продолжал:

– Ваша дивизия, генерал, собирается здесь, – царь ткнул пальцем в то место карты, где был обозначен Воронеж. – А из Воронежа плыть в качестве авангарда к Черкасску, где будет ждать вас атаман Фрол Минаев. Соединившись с его казаками, вы, генерал, должны следовать к Азову и блокировать сию крепость, дабы она не смогла получать каких-либо подкреплений людьми, боевыми припасами и продовольствием.

– Зело трудное сие дело! – раздумчиво протянул обычно веселый и озорной Александр Меншиков.

– Нелегкое предприятие, Данилыч, посему и готовимся заранее, – откликнулся Петр. – В Паншине-городке намечено создать продовольственные склады для пропитания нашей армии. Большая казна! для сих целей выделила тридцать тысяч рулей, а купцы московские Горезин, Воронин, Ушаков обязались поставить нам сорок пять тысяч ведер уксусу, столько же ведер вина, десять тысяч пудов ветчины, двести пятьдесят пудов масла коровьего, восемь тысяч пудов соли, сто пятьдесят тысяч штук осетров, щук, судаков, лещей и другой рыбы.

– Позвольте узнать, господин бомбардир, – подал голос доселе молчавший Лефорт, – каким образом дивизия моя будет обеспечена лекарями, ведь не на прогулку же идем!

– Для сего случая, Франц, выписаны нами из-за границы пятьдесят один дохтур, но пока прибыли сюда только двое. В Аптекарском приказе обретаетца ныне один дохтур, семнадцать человек лекарей и два костоправа. Есть лекарские ученики и аптекарских дел ученики. Сих слуг Эскулапа мы отправим из Москвы на дохтурском струге, а для больных и раненых подготовлены будут девять отдельных стругов. Несколько стругов делаем мы под мыльни для солдат. Для вас же, Франц, приготовлен особый струг с брусяною светлицею и такою же мыльнею; с той и с другой стороны сего струга устроены печи и окна. Струг оный может служить вам жилищем и под Азовом. Кроме сего, под людей и запасы ваши дано вам, Франц, еще три особливых палубных струга!

На этом военный совет на Пушечном дворе закончился. Вскоре государевы глашатаи объявили сбор войск.

 
Не утренняя заря занимается —
Бежит-то из Москвы скорый посол,
Держит во руках грозный указ,
Чтобы были мы, солдатушки, приубранные,
Перевязи-портупеи были бы беленые
И ружьица были бы чищеные.
Нам заутра, солдатушкам, в поход идти,
В поход идти под Азов-город…
Россияне поднимались в поход…
 

В главный казачий городок Черкасск пришла весна. Обычно тихий Дон в эту пору вышел из берегов и привольно раскинул свои воды на огромном пространстве поймы. Озера и ерики, во множестве расположенные в окрестностях казачьей столицы, заполнились гомонливыми стаями птиц, прилетевших с юга. Зазеленели деревья, повеселели казаки.

Но смутно было на душе донского войскового атамана Фрола Минаевича Минаева⁸. Выйдя на крыльцо своего двухэтажного каменного куреня, он молча и рассеянно смотрел на величественную картину весеннего разлива, а думы, одна тревожней другой, теснились в его голове.

Атаман знал, что государь Петр Алексеевич в великой тайне ото всех готовит большой поход под город Азов с намерением добыть эту турецкую крепость, получив таким образом давно желанный выход в Азовское и Черное моря. «Сколько казаков сложили здесь свои головы, пытаясь взять сию проклятую крепость! – подумал Минаев. – Вот уже второе столетие делаются безуспешные попытки добыть Азов, но тщетно. Правда, в 1637 годе, при атамане Михайле Татаринове, взяли-таки деды наши и отцы Азов-город, пять лет держали его своей столицей, отбились от много тысячного басурманского войска, но не помог тогда им государь Московский, дед нынешнему Петру Алексеевичу Долго тогда совещался государь Михаил Федорович с лучшими людьми земель русских, долго судили-рядили дворяне и священнослужители, дети боярские и посадские люди брать или не брать Азов под высокую руку государеву, да так и не рискнули принять сей дар казачий, опасаясь войны с султаном турским. Если б тогда государем был Петр Алексеевич, он бы принял Азов!..»

Донской войсковой атаман Фрол Минаевич Минаев, участник Азовских походов Петра 1 1695–1696 годов, любимец царя-реформатора и «первый казачий адмирал».

Рис. А.П. Ковалева

Журавлиный клич раздался откуда-то сверху, Минаев поднял голову: мощный клин журавлей, устало рассекая крыльями воздух, тянулся откуда-то с юга. «Грядут события, кои взбаламутят тихий Дон, – подумал Минаев, опуская голову. – Надобно иттить в станичную избу, честь старшинам грамоту государей Ивана да Петра Алексеевичей.

В просторной станичной избе, стоявшей на высоком незатопляемом месте, уже собрались близкие к атаману старшины: Обросим Савельев, Лукьян Максимов, Илья Зерщиков, Григорий Белицкий⁹. Последний только что вернулся во главе зимовой станицы из Москвы с государевым жалованьем и грамотой. Эту-то грамоту и собрались сейчас слушать старшины.

– Братья казаки! – оглядев собравшихся, сумрачно начал Фрол Минаев. – Сотоварищ наш Григорий Белицкий ноне возвернулся из Москвы и привез грамоту от государей наших Ивана и Петра Алексеевичей.

Илья Григорьевич Зерщиков и Лукьян Максимович Максимов – участники Азовских походов Петра 1 1695 и 1696 годов. Донские войсковые атаманы.

Худ. А.П. Ковалев

Фрол протянул грамоту сидевшему на скамье войсковому дьяку и коротко приказал:

– Чти, Данила!

Дьяк начал… После обычного предисловия и титулатуры государей шла царская благодарность атаманам и казакам за то, что они «зачали строить ледник и льдом накладен будет». Благодарили государи и за то, что доложили об измене «Аюкая тайши и его улусных людей». Старшины напряженно слушали, ожидая главного.

– И как к вам ся наша грамота придет, – возвысил голос дьяк, – и вы б, атаманы и казаки, и впредь нам, великим государям служили и над неприятелем, басурманами, азовцами и над иными их татарскими юртами, где доведетца, воинские промыслы чинили по-прежнему своему войсковому обычаю, и о поведении их, неприятельском проведывая, писали в верх по Дону, к генералу нашему к Петру Ивановичу Гордону и во всем остерегательство ему чинили, со всяким радением и прилежанием, – дьяк поперхнулся, замолчал на мгновение, потом продолжал окрепшим голосом: – А он, генерал, с нашими, великих государей, ратными людьми идет к вам в войско, в Черкасской.

Дьяк Данила аккуратно свернул грамоту и передал ее Минаеву. Тот, собранный и слегка бледный от волнения, тихо сказал:

– Казаки, как вы зрите ноне, идеть на Дон рать государей наших воевать басурманский город Азов, который нам и отцам и дедам нашим столь много пакостей чинил и чинить продолжает. С божией помощию государь наш Петр Алексеевич град сей должон взять, и мы ему в том его предприятии споспешествовать должны, тем паче, что намедни получил я государскую грамоту, в коей сказано, чтоб мы в том воинском промыслу с генералом Петром Гордоном и с великих государей ратными людьми были и промысл над неприятелем чинили. Бросать клич по всем рекам казачьего присуду будем, гонцов с грамотами во все концы немедля посылать надоть… Большому походу быть!

И полетели вестники быстроконные из Черкасска во все городки верховые, поднимая донцов в поход на басурманский Азов:

 
Вы вставайте, добры молодцы,
Вы вставайте, други, пробудитесь,
Борзых коней, други, вы седлайте,
Под Азов-город, други, поезжайте.
Ой, мы город разорим с головы до ног,
Много казны возьмем, много золота:
Сам сизой орел пробуждается,
Сам Петро царь подымается
Со своими князьми, боярами,
Со своими донцами, со своими запорожцами¹⁰.
 

Вскоре Черкасский городок стал наполняться конными отрядами, которые со всех сторон земли донской шли сюда скорым маршем. К концу мая в донской столице и ее окрестностях собралось более пяти тысяч доброконных казаков. Ждали прихода государя Петра Алексеевича.

Государь же Петр Алексеевич тем временем двигался с войском к Черкасску. Армия вышла из села Преображенского солнечным весенним днем. Во главе нестройной колонны войск в роскошном парике и скромном мундире вышагивал генерал Головин. За ним дружно топали солдаты Преображенского полка, поднимая клубы пыли. Впереди этого полка шла бомбардирская рота под началом «первого бомбардира Петра Алексеева». Светило солнце, восторженные толпы приветствовали войска, желая им победы. Солдаты в предвкушении новых приключений на далеком юге пели только что сложенную песню:

 
Собирается православный царь
                                      под крепкой Азов-город,
Собирает он тележенек сорок тысячей
В каждую тележку сажал по пяти молодчиков,
По шестому приставливал по извощику,
Укрывали суконцами багрецовыми,
Убивали гвоздочками полужоными.
Подъезжали к азовским крепким воротичкам,
Возговорит православный царь таково слово:
«Ой вы гой естя, азовские караулыиички!
Доложите во Азове свым начальничкам —
Приехал к вам богатый гость Федор Иванович
С теми ли с товарами со заморскими,
Со куницами приехал и с соболицами.
 

Сначала были песни, потом стало трудней, о чем можно судить по письмам «бомбардира Петра Алексеева» к лицам, к коим он питал особое расположение. «Min Her Kenich, – писал царь своему «потешному генералиссимусу и королю» Федору Родомановско-му из Нижнего Новгорода, – возвещаю, что холопи ваши, генералы Автомон Михайлович и Франц Яковлевич со всеми войски дал бог здорово, и намерены завтрашняго дня иттить в путь, а мешкали для того, чтобы иные суда в три дня насилу пришли, и из тех многия, небрежением глупых кормщиков, также и суды, которые делали гости, гораздо худы, иные насилу пришли».