Екатерина I: от прачки до самодержицы

VIII
Пётр Романов

Декабрь 1703 года

Не пойму, что меня привлекает в ней? При нашей первой встрече она показалась мне жалкой деревенщиной, подстилкой друга. Даже сам Меншиков стеснялся её, когда представлял мне. А теперь мне нравится проводить с ней время. Её голос как-то магически действует на меня. Услышав её, мне хочется забыть обо всём. Давно я не испытывал подобных чувств, особенно после того, как прекратились мои отношения с Анной Монс.

Завтра я должен уехать.

Я лежал на кровати, размышляя о жизни, когда рядом со мной оказались Анисья Кирилловна и Алексей. Сын лег рядом со мной и подложил мою руку под свою голову.

– Я скучаю по матушке, – вздохнул мальчик.

– Я знаю, Алешка. Да вот сделать ничего не могу. Твоя мать предала нас.

– Не правда! – голос сына выражал отчаяние и злобу. – Ты можешь её вернуть, просто не хочешь, – он стал кричать.

Никогда прежде я не слышал, чтобы мой сын повышал на меня голос. Конечно, я не могу осуждать его за это. В конце концов, ребенок лишился близкого человека.

– Алешка, пойми же ты. Она совершила страшнейшее преступление – пошла против меня, против тебя, против государства. Не могу я её помиловать, даже ради тебя.

– Тогда позволь мне навестить её. Я только съезжу к ней на несколько дней и вернусь.

– Исключено! Этого не будет. Твоя мать наказана.

– Но ты наказываешь и меня тоже. В чем я провинился перед тобой? – из глаз мальчика потекли горькие слезы.

– Послушай, скоро у тебя появится маленький брат или сестра. Вы будете проводить много времени вместе, играть, научишь его всему, что знаешь.

– Не хочу. Ребенок крестьянки мне никто. Я не приму его как родного.

Алексей очень огорчен и теперь изо всех сил пытается задеть меня. Я знаю, ему не хватает моего внимания. Но что я могу ему дать? Сейчас я занят войной и государственными делами, сына могу видеть только изредка. Благо, моя любимая сестра взялась заменить ему обоих родителей.

– Как ты разговариваешь с отцом? Тебе что плетей дать?

Я хоть и старался быть с ним помягче, этого не удавалось. Последняя фраза прозвучала слишком грозно. Обиженный, мальчик убежал.

– Пётр Алексеич, не сердись на него. Он скучает, поэтому так себя ведет. Ты же редко приезжаешь, а когда приезжаешь и то проводишь с ним не так много времени, – начала Анисья.

Она присела на колени рядом со мной и погладила мое лицо своей прохладной ручкой.

– Ты давно не заходил в мои покои, – вздохнула она. – Я тебе разонравилась?

– Анисья, Анисья, как ты можешь разонравиться, я не захожу к тебе, потому что боюсь быть окутанным твоими чарами, – подбадривал я её.

– Заходи сегодня ночью ко мне. Я буду ждать, – прошептала девушка мне на ухо.

Что ж, хотя этой ночью я планировал хорошенько выспаться перед отъездом, но все же от женской ласки я оказаться не в силах. Бог знает, сколько времени придется провести на боевом поле. Когда ещё я смогу насладиться плотскими утехами. Анисья, конечно, давно не привлекает меня. Раньше она способна была обольстить мужчину, но время идет, и её красота ушла вместе с годами, а некогда миленькое личико покрылось морщинами и осунулось.

– У меня к тебе есть просьба, – начал я ненавязчиво утром, вставая с её постели и набрасывая на себя рубаху.

– Для тебя я выполню все, что хочешь, – промурлыкала Анисья.

Она лежала обнаженная на белой простыне и проводила рукой по моей подушке.

– Пригляди за Мартой. Она совершенно не приспособлена к жизни. Ты знаешь, она крестьянка, поэтому ничего не знает о нашем образе жизни. Пиши мне каждые три дня и докладывай обо всем, что с ней связано.

– Эта латышка задела тебя за живое… Ты увлечен ею, – обидчиво брякнула Анисья.

– Ты не права, она мне безразлична. Мне её просто жаль.

– Тогда зачем тебе нужно, чтобы я все докладывала о ней?

– Так ты не собираешься исполнять мою просьбу? – я спросил более жестко.

– Исполню. Прости меня. Если ты просишь, значит так надо, – она подошла ко мне и поцеловала в плечо.

После завтрака, попрощавшись со всеми, я отправился в путь.

Январь 1704 года

Прибыв на то место, где всего пару дней назад состоялась довольно серьезная битва, я внимательно изучил данные о потерях с нашей стороны и со стороны шведов. Доклад о судьбе битвы был подготовлен Федором Алексеевичем Головиным.

– Ваше Величество, наши силы на исходе. Нужно подкрепление. Бойня была кровавой, но мы её успешно отстояли, однако армия устала, у нас кончаются и оружие, и запасы продовольствия. Совсем скоро лошадей будет нечем кормить.

– Сюда скоро пришлют ещё войска. Федор, будь готов, в ближайшее время состоится ещё одно сражение близ Невы. Мы должны его выиграть любой ценой. Там находится важный для нас стратегический объект.

– Есть, государь. Сделаем все необходимое. Можете быть уверены, мы не сдадимся.

– Что известно о Голицине²⁵? Он все ещё находится заключенным в Константинополе?

– Да, Дмитрий Михалыч все ещё в крепости под строжайшим надзором. Наши дипломаты работают над его освобождением, пока все тщетно.

Я глубоко вздохнул. Несколько важных русских персон оказались обвинены в разного рода преступлениях за границей. Эти люди нужны нам здесь. Помимо Голицина в холодных стенах крепостей находится ещё Иван Иваныч Бутурлин²⁶.

– Значит плохо работают наши дипломаты раз не могут решить вопрос. Ладно… Давно я не интересовался твоими сыновьями, давно их не видал. Выросли поди уже?

– Старший в недавнем времени женился на дочери Шереметева, а младший пока учится, планирует стать инженером. А твой Алексей ещё не просится с тобой на стычки?

– Не просится. Этот мальчуган вовсе не любит воевать, не в меня пошел. Хулиганить любит. Спорить. Не знаю, выйдет ли из него хороший правитель.

– Да брось, Пётр Алексеич, он ещё слишком мал, ничего пока не понимает. Подожди, вот вырастит, сам не заметишь, как станет достойным отца государем.

– Надеюсь.

Дел здесь очень много, почти две недели армия занималась восстановлением поврежденного лагеря. Я с головой отдался любимому делу. День и ночь я нахожусь в своем шатре, продумывая план предстоящей брани. Генералам уже отправлены извещения о необходимости срочно двигаться на Неву. Битва окончательно создаст нам условия для завладения этой территорией, и тогда застройка продолжится с ещё большим размахом.

Я получаю много писем. Пишут в основном сестра, Анисья и Меншиков. Последний стал писать реже и теперь формулирует свои мысли в весьма формальном контексте. Он все ещё не может забыть то, что я провёл ночь с Мартой.

Анисья в подробностях расписывала состояние здоровья Марты и до мелочей описывала, чем она занимается. Время от времени между строк её писем проскальзывали фразы о том, что латышка ходит поникшей, без настроения, часто заговаривает про меня и всячески интересуется моей жизнью. Все указывает на то, что девушка заинтересована мной. Что ж, это неплохо, в конце концов, должна же мать моего ребенка испытывать ко мне несколько иные чувства, нежели ненависть. Она хотя бы перестала воспринимать меня с отвращением. Непонятным для меня было только то, что я думаю о ней, часто воспроизвожу её образ в голове. И опять же это хорошо, ведь до встречи с ней мое сознание было поглощено Анной Монс, а теперь она совсем не трогает меня.

IX
Марта Скавронская

Июль 1704 года

Схватки начались неожиданно – раньше положенного срока. Все случилось, когда мы прогуливались в саду с Натальей Алексеевной. У меня вдруг закружилась голова, и я почувствовала боль в животе.

– Анисья, Анисья, – закричала царевна. – Зови скорее повитуху, кажись началось!

Все вокруг тут же забегали. Ко мне подбежали несколько служанок и, подхватив за руку, повели в дом. Подол моей юбки весь намок. Рядом шла Наталья Алексеевна и подбадривала. Она видела, что я не на шутку напугана. Меня всю трясло от страха.

– Как больно! – произнесла я, стиснув зубы.

– Терпи, дорогая, терпи. Скоро все закончится, – твердила царевна, поглаживая меня по голове.

Служанки помогли мне улечься. Повитуха уже ждала меня в комнате. Она раскладывала на столе какие-то инструменты – железные, острые, от одного вида которых мне становилось не по себе. Я стала биться в истерике.

– Успокойся, это на случай, если что-то пойдет не так, – говорила Анисья.

– Больно, – плакала я.

– Тужься, сильнее тужься, – командовала старушка-повитуха.

– Не могу. Не получается. У меня нет сил.

Силы действительно иссякали, с каждой секундой я становилась все слабее, а ребенок не показывался.

– Давай, дорогая, давай, – говорила Наталья Алексеевна. – Ещё чуть-чуть.

Я промучилась в родах около часа. Наконец, послышался плач младенца. Старуха схватила его за ноги и подняла, демонстрируя всем присутствующим, что родился мальчик.

Моей радости не было предела. Я плакала, но в то же время проваливалась в сон от усталости.

– Дайте, дайте мне его. Я хочу подержать моего ребенка, – просила я, еле слышным голосом.

Повитуха ополоснула дитя водой из кувшина и положила рядом со мной. Господи, как он похож на своего отца. Я дотронулась до его головки. Такая мягкая шелковистая кожа, тоненькие жидкие волосы, слабые пальчики, которыми он ухватился за мой палец, будто чувствуя себя в безопасности здесь, на груди у матери. Как можно быть таким крохотным и беззащитным? Никто из присутствующих не осмеливался взять его, все боялись навредить малышу.

– Пусть мать покормит его, – сказала старуха. – В комнате слишком много людей. Нехорошо для ребенка. Ещё сглазят, – проворчала она, глядя на хозяйку дома.

– Правильно, выйдите все, – приказала царевна.

Я поднесла ребенка к груди. Он пил молоко очень жадно.

– Какой красавец, брат будет рад узнать о том, что у него родился сын. Ты счастлива, Марта? – спросила Наталья Алексеевна.

– Очень счастлива. Я и подумать не могла, что дитя можно так любить. Я готова за него жизнь отдать.

Я держала его нежно, но в то же время крепко, готовая в любой момент защитить его от любой беды.

– Так и должно быть. Говорят, когда ребенок рождается, у женщины появляется смысл жить. Жаль, я не смогла познать радости материнства. И замуж не вышла. Эх.

– У вас ещё будут дети, Наталья Алексеевна, вы ведь так молоды и красивы.

– Да нет уж, я стара для замужества. Да и привыкла я находиться в женском обществе, не могу даже представить себя, живущей с мужчиной. У меня вон Алешенька есть, я его с рождения практически воспитываю. Он мне как сын родной. Люблю его очень, – улыбнулась она. – Ну ладно, ты корми свое дитя, а я пойду брату напишу. Пусть приедет скорее повидаться.

В тот же день вечером в Преображенское приехал Александр Данилович. Он тихо зашел в комнату и положил рядом со мной охапку цветов. Комнату тут же овеяло ароматами гортензии.

– Как ты, Мартушка? – поинтересовался он, поцеловав мою руку.

– Хорошо, как видишь. Мне пока нужно лежать.

– Маша сказала, что роды были тяжелые.

– Было немного мучительно, но все прошло нормально. Главное, ребенок родился здоровым.

Он подошел к кроватке младенца и, смеясь, произнес: «Какой крупный. Неудивительно, что тебе было сложно его родить». Он внимательно присматривался к нему в надежде разглядеть собственные черты в ребенке, он не верил, что это ребенок государя, но глаза не дали ему обмануться, малыш необыкновенно похож на Петра Алексеевича: у него те же черные глаза, широкий подбородок и вьющиеся мягкие волосы.

– И, правда, похож, – сдался он.

– Очень. Надеюсь, мне удастся воспитать его не таким жестким как отец.

– Это будет не просто. Наталья Кирилловна тоже хотела видеть сына угодным ей, но прогадала – государь никогда не слушался свою мать, за исключением одного раза – женитьбы на Евдокии. Как видишь, и матери не всегда бывают правы.

– Ты видел государя? – не выдержав спросила я.

– Видел. Мы вместе сражались, захватили ещё больше территорий. Сейчас он находится в Ниене. Следит за тем, чтобы новая крепость была заложена правильно. Он ждет приезда итальянского архитектора, чтобы вместе с ним спланировать город.

– Как скоро он сам приедет к нам?

– Думаю, как только закончит дела.

Меншиков недолго пробыл в Преображенском. Пожелав мне удачи и скорейшего выздоровления, он сел в карету и отправился в Москву.

О нас с новорожденным ребенком в доме очень заботились, особенно Наталья Алексеевна, она почти все свое время проводила у детской кроватки, помогала пеленать и кормить кроху. Алексей Петрович, похоже, был не рад рождению брата, он навещал его изредка, да и то смотрел на малыша с пренебрежением. Я понимаю его чувства, это ревность запылала в его сердце. Я попыталась наладить с ним отношения. В очередной раз, когда он по настоянию тетки зашел из вежливости побыть с братом, я осторожно начала с ним разговор.

– Алексей, ну как тебе твой брат? Посмотри, какой он милый. Ты ему нравишься, только погляди, как он тебе улыбается.

– Ребенок как ребенок. Они все в таком возрасте милые, – юноша не желал идти на контакт.

– Ты не рад тому, что он появился?

– Чему радоваться? Теперь все внимание уделяется только ему. А обо мне все забыли. Даже тетя теперь все время с ним.

– Это временно. Пока ещё он совсем мал, и я пока не могу вставать с постели. А через несколько дней все вернется на свои места.

– Обещаете?

– Конечно. Все так и будет, вот увидишь. К тому же, скоро приедет твой отец.

– Ну и что. Он не тратит на меня свое время. Зато на женщин времени у него всегда полно.

Мальчик застал меня врасплох.

– Ты имеешь в виду меня? Думаешь, я отняла у тебя отца?

Сейчас я расскажу ему, что его отец не тратит на меня много времени, что я не причина его проблем с государем.

– Не вас. Я говорю об Анисье Кирилловне, Варваре Михайловне и Анне Даниловне.

– Что ты такое говоришь? Они все…, – не успела я договорить, как мальчик прервал меня.

– Все они его любовницы.

Я не могла очнуться от его слов. Юноша задел меня за живое. Казалось, он ничего не видит, наивный мальчик. На самом же деле он все замечает, и его это сильно ранит. Теперь ясно, почему эти женщины живут здесь. Пётр Алексеевич всех своих женщин привозит в имение своей сестры. Как я раньше об этом не догадалась. Боже, какой стыд и разочарование. Мне уже начало было представляться, что я нравлюсь ему. Теперь все ясно, я лишь одна из наложниц. Это все объясняет. У него словно коллекция, он собирает нас всех в одном месте как экспонаты.

– Прости меня, мальчик, – прошептала я и обняла его крепко-крепко.

– За что, Марта Самуиловна?

– За то, что я считала тебя капризным ребенком, пытающимся привлечь к себе слишком много внимания. Знаешь, я ведь тоже его любовница.

– Вы отличаетесь от остальных. Их он целует, зовет к себе или сам идет к ним, а с вами не так. Я ни разу не видел вас вместе.

– Но я родила от него ребенка.

– Когда Вы сюда только приехали, я думал Вы такая же, как они. Но теперь мое отношение поменялось. Вы такая же забытая и не нужная ему, как и я. Те дамы двуличны, они общаются со мной только, чтобы нравится моему отцу.

Я находилась в негодовании, из глаз рекой полились слезы, и мне вдруг стало жаль этого мальчика больше, чем себя. Я эгоистка. Хотела привязать к себе государя, в то время как даже его родной сын не может этого сделать.

Сентябрь 1704 года

Государь приехал раньше, чем мы все ожидали. Он был очень рад встрече с маленьким сыном.

– Я волновался. С тобой все хорошо? – начал он.

– Более чем.

– Ему уже два месяца, пора бы имя дать.

– Какое имя Вы хотите дать сыну?

– Выбери ты. Я на любое соглашусь.

– Хмм, тогда назовем сына в честь великого отца. Петром.

Государь засмеялся.

– Раз на то твоя воля, значит, так тому и быть. Завтра утром придет священник.

Он взял на руки ребенка. Грубый царь разом переменился. Я увидела в нем нечто детское, ласковое и спокойное. Он держал малыша, словно бесценный хрусталь, боясь уронить его. С непередаваемой любовью он смотрел на ребенка. Они улыбались друг другу. В этот самый момент я почувствовала себя абсолютно счастливой. И пусть государь не любит меня, и я никогда не стану для него кем-то важным, мне достаточно того, что он будет обожать нашего ребенка.

Вечером нам с Петром Алексеевичем довелось остаться одним в гостиной.

– Тебе здесь нравится, Марта? – спросил он.

– Очень. Мы проводим много времени с Натальей Алексеевной за разговорами.

– Я рад, что ты смогла прижиться здесь. Марта, должен тебя кое о чем просить.

– Все, что угодно.

– Ты теперь являешься матерью ребенка царской династии, тебе следовало бы принять православие.

К этому разговору я была готова. Варвара Михайловна предупреждала меня о том, что мне предстоит сменить вероисповедание. Я не собиралась этому противиться. В конце концов, теперь я живу в России, а здесь очень трудно оставаться лютеранкой.

– Я готова креститься в любой момент, – уверенно заявила я.

– Прекрасно. Тогда завтра же мы тебя и крестим вместе с сыном. Ты не против, если тебя будут звать Екатериной Алексеевной Михайловой? Я хочу назвать тебя в честь своей сестры, Екатерины Алексеевны, она же будет твоей крестной вместе с Алексеем.

– А откуда такая фамилия?

– Во время походов, чтобы никто не знал, кто я есть на самом деле, я пользовался фамилией Михайлов и сейчас часто так делаю, желая остаться не известным, – пояснил он. – Вот и ты будешь Михайловой.

– Хорошо, Ваше Величество.

– Твоя крестная приедет завтра утром. Пожалуйста, будь с ней ласкова. У неё сложный характер, к тому же возраст солидный. Она недовольна тем, что ребенка мне родила не русская, поэтому постарайся произвести на неё хорошее впечатление.

– Я поняла.

– А теперь о приятном. Ты осчастливила меня, подарила здорового сына, я должен отблагодарить. Скажи мне, что ты хочешь получить в подарок?

– Мне ничего не нужно. У меня и так все есть, – смутилась я.

– Нет, так не пойдет. Это традиция, в нашей семье всегда мужчина одаривал мать своих детей достойными подарками

– Тогда подарите мне то, что сами считаете нужным. Я не привередлива. Буду рада любому подарку.

Пётр Алексеевич улыбнулся мне в ответ.

– Я заметил, ты подружилась с Алексеем.

– Мы нашли общий язык.

– Вероятно, это было нелегко.

– Напротив.

– Я очень рад, Марта, что ты с ним ладишь. У него такой возраст, что ему трудно угодить.

– Ваш сын очень замкнут в себе, потому что ему тяжело не видеть Вас часто. К тому же, он скучает по матери.

– Я бы хотел, чтобы ты стала ему матерью, раз уж он так привязался к тебе. Во время ужина он только с тобой и разговаривал, игнорируя всех остальных.

– Ему кажется, что Вы не любите его. От этого он страдает.

– Я люблю его, но царский статус обязывает меня на первое место ставить обязанности. Наши взгляды не сходятся ни в чем.

– Уверена, все изменится, и когда-нибудь он продолжит Ваши начинания.

– Спасибо, Марта. С тобой очень легко говорить. Мне это нравится. Ты простая. Искренняя. В тебе нет той корысти, которую я наблюдаю в каждой из своих женщин с того момента, как взошел на престол.

– Я ценю качества людей, а не их положение в обществе. Этому меня научил пастор, у которого я жила после того, как осталась сиротой.

– Надеюсь, этому же ты научишь и наше дитя.

– Непременно.

Крещение было назначено на десять часов утра. Я не спала всю ночь, мною овладевало сильное волнение. Перед тем, как представить меня своей сестре, Екатерине Алексеевне, государь зашел в мою комнату и торжественно вручил небольшую бежевую коробочку, обвязанную алой атласной лентой. Открыв её, я обнаружила роскошный золотой гребень для волос, украшенный маленькими жемчужинами и рубиновыми вставками. Государь удивил меня. Я ожидала получить в подарок менее дорогой подарок. Украшение было изящным и тяжелым из-за множества камней.

– Как прелестно! – воскликнула я. – Благодарю.

Пётр Алексеевич сам помог мне заколоть гребнем локоны. Он отвел меня к зеркалу.

– Как тебе? Нравится?

– Безусловно. Я буду носить его, не снимая.

Затем мы отправились в сад, где должны будем встретить Екатерину Алексеевну. Александр Данилович тоже был там, он беседовал с Дарьей Михайловной Арсеньевой.

Карета царевны приехала чуть с опозданием. Перед нами предстала царственная особа, статная, пышно разодетая, с головы до ног обвешенная драгоценностями. Женщина весьма манерна. Она не выражала абсолютно никаких эмоций. Черты её лица очень строгие.

– Добро пожаловать в Преображенское, сестрица, – отрепетировано сказала Наталья Алексеевна, на что та ответила лишь холодным кивком.

Женщина поздоровалась со всеми остальными, а, когда я, поклонившись, выразила ей свое почтение, она только бросила на меня надменный взгляд и направилась в дом, ничего не ответив.

– Не обращай внимания. Она всегда была горделивой, – шепнул мне Меншиков.

– Она унизила меня перед всеми, – поникла я.

– Она обожала супругу Петра, Евдокию, поэтому тебя не приемлет.

– Тогда почему именно она должна быть моей крестной? – возмутилась я.

– Так решил государь. Екатерина Алексеевна не злая, просто пока что не может смириться с тем, что царский род продолжат дети не полностью русского происхождения.

– Его семья никогда ко мне не будет относиться благосклонно. Они будут видеть во мне исключительно крестьянку – латышку, которую государь случайно обрюхатил с пьяни.

– Милая моя, это не так. Может только поначалу. Потом все изменится, вот увидишь. Я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы у тебя и твоих детей было прекрасное будущее.

– Меншиков, что ты говоришь. Не тешь меня пустыми обещаниями. Помнится, ты обещал мне, что мы будем счастливы вместе всегда, а что в итоге?

– Прости меня. Я не мог отказать государю. Я знаю, ты глубоко разочарована во мне, но прошу, поверь, я не оставлю тебя в беде. Ты всегда сможешь на меня рассчитывать.

– Верится с трудом.

Мы отправились в небольшую церковь, что находится недалеко от дома царевны Натальи. В баптистерии нас приветливо встретил епископ в богатом белом одеянии. В центре зала стояла огромная чаша со святой водой для крещения. Служитель церкви помог мне взобраться на неё, затем стал произносить надо мной слова: «Крещается раба Божия Екатерина во имя Отца, аминь, и сына, аминь, и святого Духа, аминь», затем я трижды погрузилась в воду.

– Дочь моя, – начал епископ. – Ты должна знать учения о Святой Троице, о христианской церкви нашей, а также молитвы Господню.

– Я все выучу.

– Храни тебя Бог.

Крестная помогла мне облачиться в белую сорочку. Алексей надел на мою шею освященный крестик на золотой цепочке.

Следующим крестили нашего сына.

Весь день я пыталась привыкнуть к новому имени. Я без конца повторяла его то вслух, то мысленно.

– Михайлова Екатерина Алексеевна, – так необычно осознавать, что ко мне теперь будут обращаться по-иному.