Kitabı oxu: «Чайный бунт», səhifə 3
– Я не это имела в виду. Вы же меня совсем не знаете.
Она медленно кивает:
– Правда. Но я знаю Лорвин, а она против себя ради других не пойдет. Так что она либо знает о тебе достаточно, чтобы доверять, либо упражняется в искусстве сострадания. А вот я действительно неравнодушна даже к малознакомым людям, и мне не нужно от них никаких гарантий.
Равнодушная Лорвин – звучит хоть и убедительно, но однобоко. Что бы между ними в детстве ни случилось, это серьезно.
– Лорвин сказала, что вы сдержите слово несмотря ни на что, – говорю я.
Ристери напрягается, глубоко вздыхает и переводит тему:
– Мы можем обсудить условия твоей жизни здесь завтра. Сегодня тебе еще что-нибудь понадобится?
Я почти говорю «нет», но, вспоминая, что не слежу за ощущениями, я замолкаю и думаю.
– Не найдется ли у вас дома немного лишней еды? Я давно не ела… – спрашиваю я.
Ристери хмурится:
– Как давно?
Я начала соблюдать пост вечером накануне церемонии, так что…
– Сутки примерно.
Ристери дергается:
– Жди здесь.
Я поддаюсь соблазну надеть носки, а затем осознаю, что из дома Ристери не вышла, только спустилась вниз.
– Это все, что у меня с собой есть, – говорит она по возвращении и протягивает мне мешочек с орехами и кусок сыра.
– Вы носите еду в плаще? – спрашиваю я.
Ристери пожимает плечами:
– Никогда не знаешь, где тебя поджидает магический карман и сколько придется в нем просидеть. Лучше быть к нему готовой.
Звучит мудро. Подозреваю, что очень скоро я тоже приучусь брать с собой перекус и запас хорошего чая, а также обзаведусь крепкой обувью.
И носками!
– Я попробую найти еще что-нибудь в доме, – говорит Ристери. – Съешь пока то, что есть, и готовься ко сну. Выглядишь так, будто вот-вот упадешь от усталости.
Глаза у меня уже слипаются, усталость подкрадывается почти так же внезапно, как это было в поезде. Я еле расправляюсь с перекусом, надеваю пижаму и проваливаюсь в сон, не дождавшись Ристери.
Глава 4
Я просыпаюсь с пением птиц и растерянно смотрю в потолок, не украшенный мозаикой с изображениями трех великих духов мира. Это самый обычный белый потолок. Озираюсь: сквозь окно различаю контуры деревьев. Мне незнаком этот вид, но теперь, кажется, он мой.
В моей комнате есть окно. В покоях принцесс это недопустимо, даже в таком безопасном городе, как Митеран.
Воспоминания вчерашнего дня постепенно возвращаются ко мне. Не помню, как я оказалась в постели: либо легла сама, либо меня уложила Ристери, а я не заметила.
Потираю голые запястья. Надо быть внимательнее. Наверное, мне можно простить неосмотрительность в первый самостоятельный день, но тем более нельзя превращать ее в привычку, меня больше некому защищать. Теперь это моя обязанность.
Пока что мне чрезвычайно везло, но нельзя и дальше полагаться на чужую доброту.
Вставая с кровати, я чувствую, как на коже трескается корка грязи. Несколько секунд спустя я уже в ванной. Делаю вдох, обдумываю минувшую ночь и указания Ристери. Соображала я туго, но хотя бы слушала. Покрутив ручки, наконец набираю горячую ванну. Флаконы средств для умывания обнаруживаются в шкафчике.
Я погружаюсь в воду и упиваюсь ощущением всеохватывающего тепла. Эту способность воды я раньше явно недооценивала. Затем я пытаюсь разобраться, как пользоваться средствами из флаконов; хорошо, что они подписаны.
С грустью выхожу, когда вода начинает остывать, надеваю висевший тут же халат. Лавандовый шелк мастерски расшит порхающими фиолетовыми птицами – я моментально в него влюбляюсь. Затем вспоминаю, что он не мой. Ничто здесь не принадлежит мне. Снова бездумно потираю запястья.
Я нахожу гребень и пытаюсь причесаться, но живот начинает урчать от голода. Последние два дня я почти ничего не ела, а надо бы. На голодный желудок без толку за что-либо браться: начиная с умения не засыпать в присутствии незнакомцев и заканчивая умением не зависеть от их великодушия.
В кухне на столе, прямо перед табуретом, лежит записка от Ристери: она оставила в холодильнике суп. Отлично, потому что я понятия не имею, как добыть себе еду. Я не могу связаться ни с Лорвин, ни с Ристери, денег на продукты тоже нет, да я и не знаю, где их купить.
Масштаб последствий вчерашнего импульсивного решения угрожает оказаться мне не по силам. Я, конечно, понимала, что отныне буду самостоятельно искать себе пропитание, но не учла некоторые детали. Мне придется заново учиться жить.
Я делаю несколько глубоких вдохов. Воздух успокаивает. Снова потираю запястья. Одергиваю себя. Я разобралась с тем, как принимать ванную. Значит, и с едой разберусь.
Холодный суп подернулся пленкой; думаю, его надо подогреть. Если я могу вскипятить воду в чайнике, это тоже получится.
Я осматриваю кухонные шкафчики, удивляюсь количеству посуды и приборов, обслуживающих нужды всего одного человека: бокалы, тарелки, салатницы, мерные ложки и множество неизвестной мне утвари, видимо, для готовки. Я останавливаю свой выбор на котелке, переливаю в него суп незнакомым мне приспособлением и включаю хлопком волшебный огонь на плите, даже не осознав этого.
Интересно, что именно готовка – воплощение земли и питания – так легко дается мне сегодня, ведь еще никогда я не была так далека от своих корней. Словно я совершенно новая Мияра.
Нет, впервые в жизни я – это я.
Пока ищу плошку с ложкой, думаю, пользуется ли кухней бабушка Ристери. Или уже много лет к этой посуде никто не притрагивался? Приходит ли к ней каждый день слуга? Или знатная дама, ровесница моей бабушки, научилась готовить?
Тогда, может, и я смогу.
Вскоре я уже сижу на табурете с плошкой горячего супа. Молочно-желтый цвет и насыщенный вкус грибов, капусты и лапши с перцем. Я отвлекаюсь на вкус, чтобы есть медленнее: нельзя обжечь язык, сегодня мне снова могут понадобиться вкусовые рецепторы.
Пока суп остывает, я пристальнее изучаю домик. Все это время я бродила по нему, как призрак, но, если сегодня в чайной у меня все получится, я проведу в его стенах целых полгода.
Здесь уютно, хотя само понятие «уют» совсем не ассоциируется у меня с бабушками. Лучше сказать, с моей бабушкой, самой влиятельной правительницей Исталама и, наверное, далекой от обычных представлений о бабушках.
Хотя опять же, откуда мне знать? Может быть, все бабушки непостижимо мудрые и грозные. Но и такое описание не вяжется у меня с этим домиком.
Стоило провести всего один день на холоде, как я начала ценить уют в моей жизни.
Кухня, с ее белоснежными шкафчиками и медными ручками, совершенно не сочетается с гостиной – там пол устлан коврами винного оттенка с желтыми цветами; у камина стоит огромное кремовое кресло с тем же узором. Перед креслом – бронзовый столик, столешницу которого покрывает мозаика с рубинами и золотом. Толстое шафрановое одеяло заманчиво лежит рядом.
А вот алтаря для поклонения духам нет. Наверху я его тоже не видела. Это крайне необычно – по крайней мере, судя по моему опыту. Хотя я мало бывала в гостях.
Так что, может быть, алтарь не самая распространенная вещь, но для меня все же важная. Впуская в дом духов, вместе с ними впускаешь их милость и равновесие в жизнь. Это что-то да значит.
Может, как появятся деньги, сооружу себе свой. В домике не так много открытых пространств, но цветы не помешают.
Я уже расправилась с супом и начала искать вазу, как в домик без стука врывается Лорвин. Она пинком захлопывает дверь и смотрит на меня. Я хмурюсь в ответ.
– Ты что в такую рань не спишь? – возмущается она.
– А ты что в такую рань грубишь? – парирую я без колебаний.
Лорвин замирает, не сбросив до конца плащ, и косится на меня.
– Я всегда одинаково очаровательна, даже не выпив свою дневную дозу чая.
Ага.
– А ты, я посмотрю, еще более дерзкая после завтрака и теплой ванны, – никак не угомонится Лорвин. – Стесняюсь спросить, а что ты сделала с волосами?
Стало хуже?
– Хотела расчесать.
Лорвин вздыхает, и этот вздох – всем вздохам вздох.
– У тебя есть старшие сестры, да?
Не совсем понимаю, при чем здесь они, но киваю. Не чувствую тут никакого подвоха.
Она вскидывает руки:
– Ну конечно есть! А вот я проклята, и у меня только младшие. Пойдем-ка наверх, приведем твою голову в порядок, но предупреждаю: я не буду расчесывать тебя каждый день. Лучше просто обрежь их.
Лицо тут же выдает охвативший меня страх.
Лорвин снова вздыхает, и я молча поднимаюсь за ней по ступеням.
С короткими волосами скрываться будет легче, но уверена, до такого не дойдет. Конечно же, я разберусь, как ухаживать за волосами без слуг, так ведь?
Наверху Лорвин сразу начинает рыться в шкафу.
– Надо убедить Талмери, что ты ничем не хуже чайного мастера, пусть и без сертификата, так что выглядеть ты должна подобающе, – бормочет она и вдруг замирает. – Проклятье. Любой признает в этом парадную тунику ее бабушки. Я об этом не подумала.
– Нет, – возражаю я. – Такие туники были в моде в прошлом году, знатные дамы не носят вещи два сезона подряд, да и узор стал слишком узнаваемым. Я буду выглядеть лишь слегка старомодной. Но ты уверена, что мы можем ее взять?
Пижама – одно дело, а вот нарядное платье…
– Знаешь, у меня парадные прикиды под ногами не валяются, – говорит Лорвин. – Давай примерь.
Она машет бледно-желтой, солнечного оттенка тканью с фиолетовыми украшениями.
– Другого варианта нет? – спрашиваю я.
Она округляет глаза:
– Ты придираться собираешься? Мы не можем выбирать весь день.
– Мне не стоит надевать одежду такого цвета, тем более осенью, если хочешь, чтобы твоя начальница сочла мои знания этикета удовлетворительными.
Лорвин вскидывает руки.
– Ладно. Поищи сама, а я схожу за гребнями и заколками. – Она вихрем несется по лестнице вниз, и меня на миг пробирает сочувствие к ее младшим сестрам.
Пожалуй, самый странный момент утра – это перебирать гардероб парадных туник и брюк. Дело не в том, что все это чужое, а в том, что ощущение мне знакомо. В нарядах я хотя бы разбираюсь и знаю, как себя подать… хотя нет, не знаю. Я больше не принцесса.
Я впервые воспринимаю эту мысль без удивления. Отлично.
Я выбираю кремовое платье, расшитое медными перьями, а под него оранжевые брюки от другого комплекта. Оранжевый – оттенок для весны, но в паре с кремовым это будет незаметно. Приятно, что мне удается надеть платье самой, но беда в другом.
Судя по всему, бабушка Ристери выше меня и немного крепче. Высокая горловина широка для моей шеи; рукава болтаются; подол платья ниже, чем нужно, а прорези начинаются не на уровне талии.
Я смотрю на этот цирк в зеркало, и меня пронзает ужас.
Но тут же на моих глазах ткань волшебным образом подтягивается по фигуре.
Я оборачиваюсь и вижу Лорвин: она смеряет меня взглядом, стоя у лестницы.
– Вот так, – говорит она. – Временно сгодится. Но экспериментировать с колдовством, чтобы распутать тебе волосы, я не стану. Садись на кровать, и давай-ка приведем их в порядок.
– Экспериментировать? – повторяю я.
Она отмахивается:
– Со своими волосами я и без колдовства справляюсь. Хочешь, чтобы я потренировалась на твоих?
– Нет, спасибо, – выстреливаю я в ответ, сдерживаясь, чтобы не закрыть волосы руками.
– Вот и я так думаю. А теперь сиди смирно.
При дневном свете лавка «Чаи и сборы от Талмери» оказывается не таким уютным местом, каким я его увидела, будучи насквозь мокрой. Бледно-зеленый фасад и золотистая надпись на вывеске выделяют чайную среди непримечательных каменных домов по соседству, но выглядит она холодно и тускло.
Я разочарована. Хочу помнить это место лучиком света и надежды, который вывел меня из тьмы.
Зато внутри тепло, а при входе, стоит Лорвин отпереть дверь и впустить меня, звенит колокольчик. В этот раз горят волшебные лампы, и я наконец могу рассмотреть обстановку.
В дальнем конце комнаты видно дверь в лабораторию и склад Лорвин. Есть и другие двери: за углом от входной и в боковой стене – куда они ведут, я не знаю.
Передняя часть зала занята в основном круглыми столиками разного диаметра, покрытыми пастельными скатертями. В центре каждого стоит композиция из сплетенных вместе цветов и свечей. У боковой стены – прилавок, у которого я вчера сидела, оборудованный плитой, чайниками и специальным буфетом с маленькими отделениями, в которых, я надеюсь, хранится чай. Позади выстроились шкафчики с приспособлениями для заваривания чая; чашки и заварники выставлены не наборами, а как поместятся.
Остальное пространство занимают полки: на самых верхних я вижу дорогие чайники и фарфор, а также сушеные листья высших сортов в рамках.
В продаже имеется простой классический чайный набор, а вот на нижних полках собраны более странные товары: блокноты с надписью «дневник чая» – чтобы записывать сорта чая, которые пробуешь? – свечи и благовония, украшения с подвесками в виде чашек и чайничков, иногда баночек с чайным порошком. И…
– Здесь написано «чайное мыло»? – шепчу я Лорвин.
– Да, и нет, я не могу это объяснить, – отвечает Лорвин. – Ты готова? – Я не спрашиваю, почему она не поинтересовалась раньше, и просто киваю.
В ту же секунду дверь за углом от входной распахивается настежь.
Оттуда выходит довольно зрелая женщина, может даже пожилая. Исталка, как и мы с Ристери, но коренастее и с более плоскими чертами лица. У нее гордая осанка, а ее платье – свободное, до колен, надето поверх укороченных брюк – отлично скроено. Могу предположить, она преуспевающая купчиха, но не из знати.
– Лорвин, как неожиданно и приятно видеть тебя в магазине с самого утра! Я ушам своим не поверила, когда услышала отпирающийся замок. Так, пока ты не занялась тем, зачем приехала, помоги мне…
– Талмери, я хочу тебе кое-кого представить, – говорит Лорвин, отступая в сторону, чтобы указать на меня.
Талмери замолкает, будто только что меня заметила. Ее выжидающая вежливая улыбка чересчур напускная, чересчур вымученная.
– Да? Э… подруга?
В ее словах слышится намек: неверие в то, что у Лорвин могут быть друзья. И хотя я едва ее знаю, слышать это все равно неприятно. Возможно, потому что никто не верил, что я сама способна с кем-то дружить.
– Нет, – отвечает Лорвин напряженно, с натужной улыбкой. – Не подруга.
Талмери кивает, явно готовая к такому исходу:
– Так рассказывай. У меня на утро весьма много дел…
– На утро? – перебивает Лорвин. – Значит, ты снова оставишь магазин и этого неумелого мальчишку на смене без присмотра?
Талмери смотрит на нее с укором:
– У меня заболела очень близкая подруга, Лорвин. Конечно же, я должна ей помочь. Ты справишься…
– Нет, если буду совмещать с разработкой сносного масложучного чая, не справлюсь, – возражает Лорвин. – Кстати, если бы ты меня о нем предупредила, то можно было бы…
– Тем более хорошо, что ты пришла так рано, верно? – произносит Талмери с плохо сыгранной радостью.
Лорвин рядом со мной напрягается. А я, наоборот, расслабляюсь.
Я выросла при королевском дворе, где с такими едкими улыбками ходят все. Талмери, конечно, еще проявит свой непростой характер, но с тем, что я вижу, я справлюсь.
– Прошу прощения, что потревожила, когда вы так заняты, – говорю я. – Я и не знала, что ситуация здесь столь напряженная. Я могу вернуться позже в удобное…
Взгляд Талмери метнулся ко мне.
– Напряженная? Нет, вовсе нет. Прошу, чем я могу помочь?
Я низко кланяюсь. Улыбаться нельзя. Это было легко.
– Милостивая Талмери, у меня есть опыт в приготовлении и подаче чая. Я надеялась, вы окажете мне честь служить у вас.
Я застываю на месте, Талмери переводит взгляд с меня на Лорвин:
– Что происходит?
Лорвин отвечает:
– Я думаю, она должна здесь работать.
Да что ж ты! Я только подцепила Талмери на крючок, а Лорвин решила действовать в лоб!
Талмери мотает головой:
– Нет, извините, я не знаю, что вам пообещала Лорвин, но она в курсе: я не нанимаю девушек.
Лорвин оборачивается ко мне и говорит:
– Талмери занимается здесь и тем, что учит богатых мальчиков обслуживанию и этикету. Так они смогут выгоднее жениться. Брать молоденьких мальчиков в качестве слуг – ее фишка. Но, – Лорвин оборачивается на Талмери, – ты ведь не против женщин на других должностях. Я вот отвечаю за подсобку и лабораторию, а ты смотришь за гостями в зале.
– И какую именно должность ты хочешь ей предложить? – спрашивает Талмери, застыв с той же улыбкой.
– Твою, – выдает Лорвин.
Наступает мертвенная тишина.
– Что, прости? – отвечает Талмери, ее напускное радушие вмиг растворяется.
Я практически вижу, как перспектива жилья на полгода вперед и заработка, не говоря уже о независимой жизни, превращается в пепел на моих глазах. О едва начатом алтаре – уголке личного пространства – и думать не смею.
– Ты уже больше месяца на полную смену не выходила, – продолжает Лорвин. – Как думаешь, кто обеспечивает тебе хороший образ перед гостями? Эти неумелые мальчишки? Тебе вряд ли захочется, чтобы за обслуживание зала отвечала я. Как думаешь, почему, когда нам так нужна прибыль, ее все меньше?
– Могу спросить тебя о том же, – отвечает Талмери. – Да ты не представляешь, сколько обязанностей на мне лежит.
– Представляю, потому что в итоге почти все из них выполняю я!
Довольно.
– Простите меня, милостивая Талмери.
Они смотрят на меня, явно недовольные и удивленные тем, что ссорятся на глазах незнакомки. Интересно, как часто это происходит.
– Я не была целиком посвящена в планы Лорвин, – продолжаю я. – Но верю, что могу принести вам пользу. Я понимаю, это ваше заведение и вы лучше всех знаете, что ему нужно. Прошу прощения, что потревожила вас в столь загруженное время. Прежде чем мы продолжим, сочту за честь, если вы позволите подать вам чай.
Талмери вперяется в меня прищуренным, полным недоверия взглядом.
Лорвин добавляет:
– Пожалуйста, позволь ей, и я найду способ включить масложуков в чайную карту к завтрашнему утру.
– Так скоро? – тут же спрашивает Талмери. – Разве не ты говорила мне, что понадобится минимум две недели и что вообще может не получиться?
– Я же не просто выдернула какую-то бабку с улицы, – говорит Лорвин. Именно так все и было. – У Мияры прекрасно развиты вкусовые рецепторы, и вчера она указала мне путь к большому прорыву с масложуками.
– О, неужели? – спрашивает Талмери, поворачиваясь ко мне. Я почти чувствую вихрь ее мыслей, притворная улыбка вновь пляшет на ее губах. – Лорвин невероятно привередлива. Если вы двое неплохо сработались, возможно, вы захотите иногда заглядывать в чайную и помогать ей.
Я раскрываю рот, чтобы согласиться, но Лорвин опережает:
– Уверена, Мияра будет рада предложить свои услуги бесплатно. Разве что, увы, ей тоже нужно на что-то жить и что-то есть.
Талмери сердито зыркает на нее.
Так вот оно что. Хозяйка чайной не предложила мне работу, она хотела обманом выудить мои услуги.
Я наклоняю голову, выражая признательность и сожаление одновременно.
– Ох, вы только взгляните на эти манеры, – мурчит Талмери и складывает руки на груди. – Ну хорошо. У вас есть один шанс впечатлить меня, милостивая Мияра. Какой чай вы мне приготовите?
Началось.
Я не знаю, какие сорта и инструменты имеются в наличии, так что буду надеяться на лучшее и примусь за работу.
– С вашего позволения я проведу чайную церемонию, – говорю я.
Талмери медленно вздымает брови. Даже Лорвин удивлена.
Мастера чайных церемоний практикуются годами. Ее можно провести худо-бедно, но моя решительность убедила их, что я действительно что-то умею.
– Вы не говорили, что вы чайный мастер, – произносит Талмери.
– Мне самой жаль, что это не так. – Я снова склоняю голову. – Однако выношу свои умения на ваш суд. К сожалению, я не могу подтвердить свое образование соответствующими документами. Записей об учивших меня мастерах нет, я также не проходила необходимых экзаменов. И тем не менее, думаю, вы не будете разочарованы.
– Почему вы думаете, что я найму вас как мастера чайных церемоний, если этого не сделал ни один знатный дом? – спрашивает Талмери.
– Я не претендую на позицию чайного мастера, – говорю я. – Я не настолько самонадеянна. Однако вижу, что вы управляете особенным бизнесом и не боитесь идти на некоторый риск. Ни с масложуками, ни с такими неординарными сотрудниками, как Лорвин. Я не требую взять меня на работу, но надеюсь, что вы рассмотрите такую возможность.
– Хм-м. Ответ здравый, показывает, что вы полностью осознаете свое место, но в то же время вежливый. – Талмери одаривает Лорвин своей яркой притворной улыбкой. Я замечаю, что напряженный оскал самой Лорвин – ее искаженное отражение. – Манеры, которые мы теперь так редко видим в повседневной жизни, не находишь?
– Да уж, – сухо отвечает Лорвин.
– Прекрасно, – говорит Талмери. – Будем пить чай в комнате для церемоний. Посмотрим, на что вы способны.
Лорвин почему-то начинает нервничать:
– Талмери, мы давно этой комнатой не пользовались.
– Значит, надо привести ее в порядок, так ведь? – говорит она, протягивая руку.
Лорвин морщится и отдает ей ключ.
– Это не совсем то, что… – Она замолкает, когда Талмери распахивает дверь и нас окружает клуб пыли.
– Видишь? – спрашивает изнутри Талмери. – Прекрасно сгодится.
– Она в жизни не убиралась, – объясняет мне Лорвин вполголоса.
– Лорвин, – говорю я тихо. – У тебя есть благовония из нектара алойи?
Она кидает на меня быстрый взгляд, пытаясь угадать мои мысли. Нектар алойи вкупе с огнем вытянут пыль из комнаты.
– Могу сделать немного.
– Если получится, нужны три штуки, – говорю я. – Высосем всю пыль, пока Талмери не начала кашлять.
– Сейчас принесу, – отвечает Лорвин. – Скоро вернусь.
Дальше я сама. Я переступаю порог. Испытание начинается. Кладу ладони на бедра и кланяюсь.
На каждой из стен расположены алтари, я кланяюсь им по очереди, а затем и моей гостье. Встаю коленями на подушку перед низким квадратным столиком в центре.
Талмери морщится, но пока держится, не кашляет. И уж точно не признаёт, что была не права. По крайней мере, не переложив часть вины на Лорвин.
– Все необходимое найдешь в кладовке справа.
Я снова кланяюсь и открываю дверцу. Внутри раковина, плитка с чайником, а под ними чемоданчик со всеми принадлежностями для чая – к счастью, все куда организованнее, чем в передней комнате, а чемодан защитил их от пыли. Еще есть полка с несколькими банками чая.
Следующая часть испытания: не только провести церемонию самостоятельно в незнакомой обстановке, но и выбрать верный чай.
Я смотрю на форму листьев в каждой баночке и беру две. Втягиваю носом аромат и принимаю решение. У Талмери много работы, но сейчас у нее будет тихий перерыв на чай с подругой – я заварю классический зеленый, связанный с элементом воды. Он поможет приспособиться к изменениям.
Слышу, как открывается дверь: должно быть, Лорвин принесла благовония.
Я грею воду в чайнике и расставляю предметы на деревянном подносе: глиняный заварник с изображением закручивающейся вокруг него волны в тему церемонии; две фарфоровые чашки; ковшик для воды, питомец и подставка для чайника. Значение имеет не то, что именно на подносе, а как расставлены на нем предметы – для каждой церемонии свой порядок. Когда всё на месте, дверь снова закрывается.
Я выдыхаю, осторожно поднимаю и выношу поднос. Лорвин нигде нет. Видимо, Талмери попросила ее уйти. Я не против: Лорвин только настраивала бы ее на дурной лад. К тому же чайная церемония – таинство, поэтому присутствовать должны только я и Талмери.
Я снова кланяюсь в пояс, держа поднос перед собой, параллельно столику, тем самым показывая гостье, что я могу о ней позаботиться. Угол наклона идеален, поднос не дрожит.
Я ставлю его на стол, кланяюсь еще раз, в этот же момент свистит чайник. Я поднимаю его, ставлю на место и опускаюсь на колени.
Чайная церемония состоит из цепочки продуманных действий, каждое из которых имеет свое значение. Часть из них – чисто утилитарная: выбор метода заваривания, наилучшим образом раскрывающего вкус листьев; подготовка заварника и чашек; слив первой воды. Но даже такие мелочи служат главной цели чайной церемонии – впечатлениям.
Гость всегда должен чувствовать, что о нем заботятся, что его обслужат лучшим образом. Ему должно быть комфортно, он должен чувствовать себя особенным. Должно создаться ощущение, будто церемония – это священный оазис. Последовательность конкретных действий создает ритуал, вовлекающий гостей в это переживание. Каждый поворот чашки, каждый всплеск, каждый поклон создают атмосферу. Поклоны – это вторая натура для всех придворных. Но не единственная моя сильная сторона.
У меня есть чайный питомец, но я и без него знаю, как скоро кипяток остынет до надлежащей этому чаю температуры. Мне даже не нужны часы.
Каждое мое действие тщательно выверено, так что в церемонии не возникает заминок, во время которых гость начинает нервничать и терять внимание, а еще я точно знаю, как наиболее выгодно показать свой наряд. Я без весов вижу, сколько чая зачерпнуть и как долго ему нужно настаиваться. Я знаю, как просидеть на коленях несколько часов, если придется обслуживать всех гостей.
Подавая Талмери чай, я уверена, что, если она, несмотря на наши с Лорвин чаяния, не возьмет меня на работу, причиной тому станет что угодно, только не моя некомпетентность.
Талмери делает большой глоток чая. Глаза прикрыты, она вдыхает его аромат.
– Что ж, – говорит Талмери и с легким вздохом ставит чашку на место. – Что ж, Мияра, не буду врать, мне хотелось бы взять тебя на работу. После такого-то представления.
Несмотря на прежнее спокойствие, чувствую укол паники.
Я не понимаю, как еще могу ее убедить и где искать работу.
– Но?.. – спрашиваю я тихо.
– Вести бизнес в этом районе непросто, – говорит Талмери. – Нам приходится беречь каждую монетку. Лорвин получает зарплату, но мальчики – нет: их обучение – это услуга, которую я предоставляю их семьям. Тебе нужно жалование, на которое можно прожить, а я тебе его обеспечивать не собираюсь.
Я впиваюсь в нее взглядом, пытаясь усмирить дыхание, пытаясь думать. Нет. Надо слушать.
Она легко управляет голосом. Последняя фраза должна была прозвучать как утверждение, но вышло иначе.
Значит, у меня есть шанс поторговаться.
Саяна однажды сказала, что дипломатия и торг – одно и то же.
– Можете не платить мне полноценную зарплату так сразу, – говорю я. – Главное, чтобы хватало на пропитание, хозяйственные принадлежности и возможность выглядеть подобающе для работы в вашей чайной. Вопрос оплаты жилья у меня не стоит, поэтому я могу начать с небольшого жалования, пока не докажу вам свою полезность.
Рискованное заявление, с неясными вводными. Но я должна превратить ее «нет» в «да», прежде чем выдвину условия.
– Как вариант, – соглашается Талмери. – А что, если я решу, что ты и вовсе не достойна полной оплаты?
– Уверена, этого не будет.
Талмери смеется.
– Мне нравится твоя уверенность, но мне нужен план действий, Мияра, – говорит она решительно.
– Он ведь у вас уже есть.
Она щурится, хотя вовсе не разочарована:
– Есть. Через три месяца у меня истекает договор аренды. Как думаешь, что это значит для бизнеса в затруднительном положении при повсеместном повышении цен?
– Если ваша прибыль сокращается, выйти на прежний уровень недостаточно – нужно увеличить ее, чтобы оставаться на рынке.
Талмери кивает:
– Именно так. Отлично, ты понимаешь основы коммерции.
– Лорвин намекнула, что я могу помогать с таблицами учета.
– Ха, вот умница! Вовремя вспомнила. В ее стиле – попытаться скинуть их на тебя. Но не все сразу, Мияра.
– Как скажете, милостивая Талмери, – скромно отвечаю я.
– Хорошо, – кивает она. – Теперь вот что. Ты ведь понимаешь, что, даже возьми ты на себя дополнительную работу, это не приведет нас к желанной прибыли. У меня есть кое-какой план, но, если я не могу рассчитывать на то, что доходы взлетят до небес, о чем мы вообще торгуемся?
– О том, чтобы предоставить гостям лучшее обслуживание, – отвечаю я.
– Мы это делаем. Нет, подожди, я понимаю, что могу поднять расценки и предложить дополнительные услуги. Это не тот ответ, который мне нужен.
Я думаю, пытаюсь вспомнить, о чем еще она упоминала с утра. Талмери уйдет навестить подругу, она знает свои достоинства, гордится…
– Репутация, – говорю я.
Талмери медленно кивает, поглядывая на меня с одобрением.
Я вдруг понимаю, что до этой секунды она сомневалась в моем уме.
Талмери указывает на меня – мое тело, одежду, манеру держаться.
– Верно, репутация. С хорошей репутацией можно торговаться, устанавливать нужные связи – откуда, по-твоему, берутся все эти мальчики? – и привлекать инвесторов. А знаешь, кто бы привлек мне таких?
– Чайный мастер, – отвечаю я. – Которого вы не можете себе позволить.
– Но могу позволить тебя, без образования, рекомендаций, документов. Потому что могу платить тебе сколько сама решу.
Я сохраняю невозмутимое выражение. Она хочет добиться реакции, неожиданной угрозы. Знает, что я в отчаянии, иначе требовала бы полную ставку.
– Но я не чайный мастер, – говорю я. – И если вы захотите привлечь с моей помощью инвесторов, все узнают о вашей лжи. А это вашей репутации совершенно не поможет.
– А ты знаешь, как вести игру. Мы с тобой подружимся, – с улыбкой произносит Талмери. – Если в следующие три месяца ты станешь чайным мастером, трудностей не возникнет.
Она не шутит.
– Три месяца?
– Три месяца. Очевидно, у тебя уже есть очень глубокие познания в церемонии, так что этого должно хватить. Конечно же, я предоставлю все материалы для обучения.
Несмотря ни на что, я заинтригована. Авантюра, но если справлюсь, то смогу больше тут не работать – чайного мастера в любом месте с руками оторвут. Предложение тем более привлекательное, что рано или поздно мне придется переехать, чтобы скрыться от семьи.
– Если верно помню, экзамен состоит из нескольких частей, – говорю я. – Мне нужно практиковаться, а эта комната не подходит для регулярных занятий. Могу ли я предложить свою службу в вашей чайной на время обучения?
Она вздымает брови, все еще улыбаясь:
– Прекрасная мысль. Так ты готова на меня работать?
– С некоторыми условиями, – отвечаю я.
Это снова проверка.
– Правда? – вежливо спрашивает Талмери, продолжая улыбаться.
– Если я буду здесь работать, учиться придется в свободное время, – говорю я. – Прекрасное вложение моего времени наперед. Соответственно, я бы хотела получить оплату так же наперед.
– Думаешь, я заплачу до того, как ты что-то сделаешь? – спрашивает Талмери, словно подчеркивая нелепость услышанного.
– Да, – не отступаю я. – Поначалу мы обе будем вкладываться без отдачи: или деньгами, или временем и усилиями. Если вас не устроят мои успехи или у меня возникнут вопросы к размеру жалования, мы обговорим это, пока не проделали больше работы.
– И почему именно я должна согласиться на твои условия?
– Когда я стану чайным мастером, то не потребую соответствующей моему труду высокой оплаты.
