Kitabı oxu: «Где. Повесть о Второй карабахской войне»

Şrift:

Individuum®

От главного редактора

Вот как эта книга попала в редакцию. Ко мне обратилась художница Элиза Олькиницкая – мы сидели на скамейке у озера Вардавар в Ереване, толком не успели даже познакомиться. Узнав, что я работаю в издательстве, Элиза предложила мне прочитать еще не изданную повесть ее приятеля по имени Коля.

Коля – армянин, ему 26 лет, воевал в составе армянской армии в Нагорном Карабахе, чудом уцелел. Только что закончил свое первое произведение, сюжет которого основан на пережитом им опыте.

Я ожидал прочитать текст, полный ненависти к Азербайджану и, возможно, России. Ожидал политической агитации и проклятий. И еще боялся попросту низкого художественного уровня. Ни с чем из перечисленного в тексте я не столкнулся, – и даже наоборот: я обнаружил живой и искренне запечатленный мир, в котором красиво, страшно, а иногда даже смешно. Я немедленно попросил познакомить меня с автором. Здесь склейка, вместо которой мог бы быть описан кропотливый процесс издательской работы, и вот – книга перед вами.

Нагорный Карабах – это живописная территория размером с два Люксембурга внутри Азербайджана. За контроль над ней долгие годы велись споры и войны между Арменией и Азербайджаном. Как так вышло – вопрос, уводящий в историю становления и распада СССР. В короткий период между окончанием Первой мировой войны и установлением в Закавказье советской власти в Нагорном Карабахе шли кровопролитные столкновения между азербайджанцами и армянами: на эту территорию претендовали как Республика Армения, так и Азербайджанская Демократическая Республика. Конфликт был «заморожен» большевиками, в 1920 году взявшими под контроль обе страны. В итоге спорная территория, исторически населенная преимущественно армянами, превратилась в Нагорно-Карабахскую автономную область внутри Азербайджанской ССР. Распад СССР привел к новому витку территориальных споров и – первой войне.

Всего за последние тридцать с небольшим лет было четыре войны за эти земли между Арменией и Азербайджаном. Первая – с 1992 по 1994 год. После распада Советского Союза состоялся референдум, в результате которого жители автономной области – армянское большинство – проголосовали за независимость. Азербайджанское меньшинство этот референдум бойкотировало. Конфликт привел к вооруженным столкновениям, началась война. Тогда многие жители получившей независимость Армении эмигрировали, в том числе в Россию; среди них были и родители Коли Степаняна.

В той войне победу одержала Армения. Возникла Нагорно-Карабахская Республика (НКР) – непризнанное государство, контролировавшее бо́льшую часть территории Нагорного Карабаха (или Арцаха, так эти места называют в Армении) и «зону безопасности» из семи районов бывшей Азербайджанской ССР, не входивших в состав НКАО. Статус-кво после Первой Карабахской войны сохранялся больше двадцати пяти лет, с периодическими столкновениями на границе и безуспешными попытками решить вопрос Карабаха дипломатическим путем.

Вторая война продлилась четыре дня в апреле 2016 года и не привела к серьезным территориальным изменениям. Третья шла намного дольше, и стала известна как «Вторая Карабахская» – это была осень 2020 года, когда весь мир с нетерпением ждал отмены ковидных ограничений. Незадолго до начала боевых действий Коля, получив высшее (лингвистическое) образование в Москве, приехал в Ереван и отправился на военную службу. Началась война, и вскоре он перестал выходить на связь. Родные и друзья стали задаваться тревожным вопросом: «Где Коля Степанян?».

Пересказ того, что было дальше, послужил бы спойлером, ведь дальнейшее и составляет сюжет повести. Кстати, автор настаивает, что это не репортаж, не документ и не свидетельство очевидца: это именно художественное произведение, и воспринимать его следует соответствующим образом.

Надо сказать только, что итогом Второй Карабахской войны стало поражение совместных сил Армении и НКР. Районы Азербайджана, окружавшие Нагорный Карабах, вместе с частью территории самой НКР перешли под контроль Баку. Это позволило Азербайджану фактически блокировать оставшиеся территории НКР.

А три года спустя – в сентябре 2023 года – произошла еще одна, самая короткая война. Азербайджан за сутки окончательно взял под контроль территорию Нагорного Карабаха. Нагорно-Карабахская Республика прекратила свое существование, и десятки тысяч карабахских армян вынуждены были эвакуироваться.

Важно проговорить: издательство принципиально не занимает ни одну из сторон этого военного конфликта. Межэтнические армяно-азербайджанские столкновения 1980‐х и войны 1990‐х и 2020‐х унесли жизни огромного числа людей, и еще большего – оставили покалеченными, лишили домов и сломали судьбы. Война – это всегда горе, разрушение, гуманитарная и гуманистическая катастрофа, настоящая трагедия, виновники которой – допустившие распрю правительства. Разделение людей на своих и чужих по национальному, расовому или классовому признаку, – как и по религиозным убеждениям, – неминуемо приводит к страху, насилию и войне. Учитывая вышесказанное, я призываю отнестись к этой книге не как к апологии войны, а как к художественной фиксации наблюдений писателя, оказавшегося в экстремальных условиях.

Повесть не подверглась цензуре. Мы посчитали важным кроме художественной правды сохранить в произведении и правду живой речи со всеми ее характерными особенностями. Если нецензурная брань для вас неприемлема, не читайте эту книгу.

И последнее: при чтении важно помнить о таком явлении, как «ошибка выжившего». Изложенная в повести череда событий – не правило, а фантастическое исключение.

Алексей Киселев

главный редактор издательства Individuum

Где

Вторая Карабахская война шла осенью 2020 года – с 27 сентября по 9 ноября. Однако для меня и моих друзей она закончилась не в ноябре, а в конце декабря. Вот история о том, как это случилось.

* * *

Нахожусь в полном окружении близ города Гадрут. Вспоминаю все мои любимые фантастические истории и понимаю, что моя им ничем не уступает. Но только – вот ведь незадача. Я нахожусь в полном окружении близ города Гадрут.

Где это – город Гадрут?

Азербайджанцы скажут, что в Азербайджане. Армяне скажут, что в Армении. Вот и вся проблема.

Я, кстати, армянин.

Группой в двадцать один человек мы скрываемся в ущелье после проигранного боя. Вокруг – холмы и горы. Погибшие и смертельно раненные повсюду среди нас. На возвышениях – враг. Мы в ловушке. Их гораздо больше, и они отрезали нам путь к своим.

Мы можем их слышать. Мы также можем слышать наших раненых братьев в агонии их последних часов – по ущелью разносится многоголосый стон. Самое худшее – запах. Запах смерти. В общем-то, могу сказать, что ситуация для нас не лучшая. Крайне дерьмовая ситуация, если быть совсем честным.

Мы прячемся за густыми деревьями без воды и еды, уставшие и без малейшего понятия, что делать дальше. Четверо тяжело ранены. Командование, с которым мы сумели связаться, дало приказ ждать помощи. Надеюсь, помощь придет быстрее, чем помрет телефон. Или я.

Я обезвожен и голоден. Я сильно устал. Не уверен, что слово «устал» подходит сюда. Я изможден.

Наблюдаю за потихоньку умирающими людьми вокруг. Восемнадцатилетние, девятнадцатилетние ребята. Я всего на четыре года старше, но на пороге смерти эта разница ощущается огромной. Мне кажется, я успел что-то увидеть в этой жизни. Я путешествовал. Я любил.

А они? Мне очень хочется верить, что и они успели.

Если я взгляну назад, вглубь ущелья (очень не хочу этого делать), я увижу множество тел. Ближайшее ко мне принадлежало парню, с которым мы однажды вместе дежурили на КПП. Огромный. Добродушный. Он рассказывал мне забавные истории. Говорил, что мечтает стать менеджером в KFC.

– Мечтаешь стать менеджером в KFC? – я спросил его удивленно, с улыбкой.

– Ну да. – Он ответил холодно, вероятно, жалея о том, что поделился со мной своей мечтой.

Теперь вот он мертв. И я, скорее всего, тоже буду мертв очень скоро.

Я не жалею, что все так получилось. У меня нет права скорбеть по своей жизни. Напротив, я благодарен за нее. Но мне очень грустно за ребят, которые ушли слишком молодыми.

Рядом со мной – мой друг или уже скорее брат – Манч. Рослый, широкоплечий, он постоянно подкручивает свои густые усы в стиле Нжде. Это вызывает улыбку.

– Это конец, брат, – сказал я ему шепотом. – Они нас слышат. Чуть стемнеет – спустятся, чтобы завершить дело.

Он даже не взглянул на меня. Его лицо не выражает никаких эмоций. Пальцы медленно подкручивают усы.

– Не спустятся.

Звучит совсем неубедительно.

К концу дня я печатал прощальное смс своему брату. Перебирал буквы на своей кнопочной «нокии» (печатать прощальное письмо на кнопочном – та еще пытка!), то и дело приходилось прерываться, – убирать с глаз слезы. Чтобы видеть нормально этот чертов экран.

Брат очень похоже что я совсем скоро умру Брат, я вас всех очень люблю и очень перед всеми виноват. Очень надеюсь что вам всем удастся очень скоро преодолеть это горе и продолжить жить. Мне бы очень не хотелось чтобы обсуждая мою смерть кто-то сказал что она была глупая или напрасная. Я жил и умер ради того во что искренне верил и верю и даже сейчас не жалею что я тут. Мама папа Эрминка я вас безумно люблю и обнимаю мы все обязательно еще встретимся. Худшее что вы можете сделать это бросить жить будьте друг с другом, живите полной жизнью а я буду счастлив смотря на вас сверху. Люблю вас всех ваш Кока.

Нет, я совсем не верил, что буду смотреть на них сверху. Но казалось, это хоть что-то. Хоть что-то, что я мог для них сделать. Сердце разрывалось на кусочки, как только я представлял свою мать и беременную сестру, рыдающих над этим письмом (к счастью, брат никому его не показал).

По мере того как проходил второй день, я все больше и больше недоумевал, как это мы все еще живы.

– Что происходит? Где люди? Армяне, азеры? Где все?

Кажется, будто ни одна из сторон не имеет особого в нас интереса.

На третий день начались галлюцинации. Все сливалось в хаотичном танце образов, свойственных предсмертным часам. Моя жизнь, моя семья, лес, горы, мои друзья и мои враги. Мои мечты, которым никогда не суждено сбыться. Девушка, которую я никогда не встречу. Дети, которых никогда не воспитаю. Я не мог сказать наверняка, что было сном, а что было реальностью.

Надежд и раньше особо не было, сейчас их не было и в помине. Спасения не будет. Как долго мы можем прожить без воды? Глаза закрыты. Все кажется одной несмешной шуткой.

Как вдруг. Ни с того ни с сего. Я услышал кое-что. Кое-что, что выдернуло меня из глубокого сна. Заставило проснуться и начать бороться за жизнь.

Я услышал коровье «Му!».

Открыл глаза. Гениальный план ворвался в мою голову. Я точно знал, что надо делать.

– Манч, вставай! Вставай, брат! Ты что не слышал?? – я энергично прошептал в сторону своего дремлющего товарища.

– Слышал что?

Его сонное усатое лицо. Еле открытые глаза. Он действовал мне на нервы. Был слишком спокойным. Почему он так спокоен?

– Братик, там где-то корова. Ты что, не слышал «Му»?

– Слышал. Что дальше? – он спросил без каких-либо эмоций.

– В смысле – что дальше?? – Я прошептал это настолько громко, насколько мог, в его тупое несмышленое ухо. Я ожидал, что он будет так же воодушевлен, как и я.

– Я пойду доить ее!!! – Я схватил его за бушлат и притянул к себе. Улыбка на моем лице. Восторг на моем лице.

Тишина.

– Слушай, дружище, если ты еще не заметил, мы умираем от жажды, – продолжил я, не заметив у него энтузиазма. – У меня уже галлюцинации. Там, мать ее, корова, и у нее сто процентов есть немного молока для нас. Как насчет того, чтобы ты проснулся наконец и мы пошли искать ее?

Моя уверенность зашкаливала. Я был бесконечно счастлив этому шансу. Манч чувствовал иначе. Он присел. Стряхнул землю с бушлата. Протер глаза.

– Так, значит, ты хочешь пойти подоить корову? – спросил он наконец.

– Ну лучше, конечно, если мы вместе пойдем.

Он улыбнулся.

– Да уж лучше я здесь умру от жажды, чем буду застрелен с выменем в руке. Коля, блять. Серьезно. Ты можешь представить себе лица азеров, когда они увидят нас за этим делом?

Мы так и не подоили ту корову. Вместо этого нашли деревню, в которой она жила и откуда мычала (но теперь всякий раз, когда мы где-нибудь слышим мычание коров, каждый считает своим святым долгом посмотреть на меня с хитрой улыбкой).

Несколько дней спустя я пишу брату еще одно сообщение. Зарядки мало – надо торопиться.

Я еще жив лол но ситуация еще опасная пиздец надеюсь все будет хорошо

Батарея села, и это был последний раз, когда я выходил на связь. После этого – шестьдесят семь дней борьбы за жизнь в тылу врага. Несколько встреч с врагом, ночная охота за едой и питьем, чуть самогона, много боли и неопределенности. Сомнения. Отчаяние. И еще чертова куча всего.

Но послушай! Это не грустная история. Знаешь почему?

Потому что мы все еще живы, лол.

Часть первая
Октябрь

Бояться смерти есть не что иное, как думать, что знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто же не знает ни того, что такое смерть, ни того, не есть ли она для человека величайшее из благ, а все боятся ее, как будто знают наверное, что она есть величайшее из зол. Но не самое ли это позорное невежество – думать, что знаешь то, чего не знаешь?
Платон. «Апология Сократа»

1

Этой книгой я хочу защитить войну.

Как же это так, защитить войну, спросишь ты.

Да хоть сказать, что она не такая и ужасная.

Что она для чего-то. Или из-за чего-то. Я хочу сказать ей спасибо.

Не могу забыть, как впервые поел горячей еды после начала боевых действий. Уже больше месяца не ел ничего теплого.

Маленькая армянская деревня. Опустошена. Захвачена врагом. Непрекращающийся лай собак, одичавших без хозяев, которым пришлось наскоро покинуть свои жилища. Я и двое моих армейских друзей в каком-то полупогребе-полугараже. Каждый день мы выходим из нашего укрытия за едой. Этой ночью в полупогребе-полугараже я увидел маленький газовый баллон. Почему бы нам что-нибудь на нем не приготовить?

Посреди войны, в тылу врага, я и два моих лучших друга жарим картошку с яйцами. Я нарезал картошку кубиками. Мелко-мелко. Пожарил. И залил яйцами. Ребята удивлены – они такого никогда не ели. Запах спешно овладел пространством. Звук шипящего масла вернул нас куда-то очень далеко. Мы сидим вокруг газового баллона и завороженно слушаем. Завороженно смотрим. Завороженно вдыхаем аромат.

В том моменте было так много жизни.

Так много любви. Любви к жизни!

Скажу честно, меня сильно раздражают люди, которые никогда не были на войне, но искренне думают, что что-то о ней понимают.

Невозможно понимать любовь, не испытав ее.

Точно так же невозможно понимать войну. Или смерть.

На протяжении трех месяцев мы ели, пили и спали посреди дикой природы. Вне мира, построенного человеком, – в мире, построенном Богом. Со всеми его опасностями. Со всеми его чудесами.

Для меня, москвича, это вообще был первый опыт соприкосновения с дикой природой.

Чтобы выжить в ней, необходимо и самому одичать. Мы не могли не замечать, как быстро адаптируется наше тело. Самые ужасающие, устрашающие для человеческого сознания переживания стали обыденностью.

Спать на улице, в снегу. Охотиться. То и дело натыкаться на тела. Скелеты. Убивать.

Война отправляет человека прямиком в первобытность. И в этой первобытности, когда смерть поджидает за каждым углом, Бог как на ладони.

Ну, это исключительно мое ощущение, я не настаиваю. Мои ребята вот не верят в это во все, и ничего страшного. Но, черт возьми, я не переставал чувствовать присутствие. Сначала пуля пролетает максимально рядом с твоей башкой, не задев, и ты думаешь: ладно, повезло.

Потом это происходит второй, третий, четвертый раз. Вспоминаешь, как смеялся над любимыми боевиками, где герой все никак не мог умереть, и недоумеваешь: так значит, это действительно возможно. А потом происходит все больше и больше мистики. Каждый чертов день.

Мы привыкли видеть божественное на небесах, но как насчет земли?

Не поверишь, но в полном единении с ней почти что любое наше желание сбывалось в течение считаных часов.

Дав хотел вафли – мы нашли их в тот же день. Ато хотел попробовать азерские консервы – мы нашли их в тот же день. Каждый раз, когда подобное случалось, мы приходили обратно с «охоты» и кричали шепотом (да-да! Именно кричали шепотом): «Вы будете визжать как сучки!» – и они визжали.

Только одно желание, или даже скорее мечта Манча так и не исполнилась. Он хотел нутеллу.

Война – про крайности. Про жизнь и смерть. Красоту и уродство.

Она очищает.

В отличие от мира, она никогда не спросит, готов ты к уроку или нет, – просто швыряет его в твое тупое трусливое лицо.

Ничто не приводит человека в настоящее так, как война.

Сожаления о прошлом? Зачем? Если каждая секунда может стать последней. Переживания о будущем? Какое будущее?

Поверь, очень просто жить здесь и сейчас, когда в любой момент снаряд может прилететь тебе по голове.

Как ничто другое война учит любить. Как ничто другое она учит ценить.

Нет сигареты лучше той, что ты разделил в окопе с боевым товарищем.

Меня очень часто, уже после войны, призывали забыть все, что произошло, и жить дальше. Из благих намерений, конечно же. Но я не хочу ничего забывать. Хочу помнить об этой чудесной истории всегда. Очень рад, что она у меня есть. Она меня изменила, и я ей благодарен.

Книга небольшая, всего 256 страниц, но уверяю: для нас эта история длилась вечность. Удивительно, но вечность прошла. По истечении этой самой вечности я лежал на больничной койке утром после операции. Ног у меня больше не было.

Хотите верьте, хотите нет – но и этому тоже я был очень рад.

Ведь на войну мне больше не надо.

Pulsuz fraqment bitdi.