Kitabı oxu: «ELAI. Том I. Несколько жизней», səhifə 6
ELAI. Chapter V.
Я медленно делаю шаг, чувствуя холод досок под ногами. Босыми стопами я ощущаю шероховатую поверхность, которая, кажется, продолжает разрушаться, несмотря на то, что это незаметно для глаза. Из-за этого невозможно пройти по полу бесшумно.
Скрип стоит в помещении, усиливаясь в тех местах, где я наступаю всей подошвой. От этого никуда не деться, и мне придётся привыкнуть к этому в ближайшее время. Этот противный звук преследует меня с каждым шагом, словно проникая в голову. Его невозможно забыть или проигнорировать, приходится только терпеть, понимая, что сосредоточиться не получится.
В этом доме невозможно бесшумно добраться до своей комнаты, будто всё было устроено так, чтобы слышать каждое движение в доме. Не получится и незаметно улизнуть на улицу – вслед обязательно услышишь нравоучения о том, насколько ты бесполезен, и требования немедленно сделать что-то, хотя за всё это время ты успел только вдохнуть.
В самом начале я не обратил на это внимания, поскольку в первые дни обо мне просто забыли. Я надеялся, что за такой короткий срок смогу быстро адаптироваться к новой атмосфере.
Как же я ошибался насчёт этого места! Как же я сожалел, что не остался в прежнем, пусть и менее комфортном, но зато спокойном месте, где меня не беспокоили, если не считать редких происшествий, которые случались накануне и несколько месяцев назад.
« – Тебе следовало быть тише, мог бы хотя бы притвориться, что спишь.»
Она, словно тень, мелькнула из-за угла, но мне удалось рассмотреть её лицо. Нельзя сказать, что оно было уродливым, скорее бледным и прозрачным, с многочисленными ссадинами и синяками. Её чёрные волосы часто скрывали эти недостатки, образуя гладкие, ухоженные пряди.
Девочка была ненамного старше меня, с явным худощавым телосложением. Её кожа казалась почти прозрачной, и сквозь выступающие сухожилия и участки большей объёмности костей можно было увидеть синие вены. Она настолько умело скрывалась, что я даже не слышал скрипа от её шагов. Очевидно, ей пришлось приложить немало усилий, чтобы достичь такого мастерства.
Мне, конечно, далеко до подобной способности, но было бы неплохо овладеть и этим навыком «выживания». Однако этот скрип предательски выдал моё местоположение, и вскоре я услышал доносящиеся до меня голоса.
Нахмурившись, девочка словно растворилась в воздухе. Её лицо выражало такое презрение, что я ощутил себя совершенно беспомощным.
Это Филиция, и я не уверен, сколько ей полных лет. Она кажется старше меня, не намного, но точно на несколько лет. Её взгляд всегда был полон боли и отражал лишь пустоту, сквозь которую сложно проникнуть и понять те необъяснимые эмоции и чувства, которые она испытывает.
Мне трудно представить, что у неё на душе. Она словно не существует для меня. Её одежда всегда чёрная, даже волосы темнее самой ночи, а этот пустой взгляд, который ни с чем не сравнится…
Её бледная кожа сине-жёлтого оттенка напоминает мне о прошлом, о тех эмоциях, ощущениях и безысходности, которые поглощали меня. Венки, которые красуются по всему телу, ярко выражены, оплетая каждую косточку и сухожилие. Кожа кажется прозрачной.
Её настроение нельзя назвать даже пессимистическим. Ей просто всё равно на жизнь, на всех и на себя. И это не приносит ей заметного удовольствия. Это что-то ужасное, что заставляет её так сильно реагировать на окружающие обстоятельства.
Она постоянно старалась избегать моего присутствия, даже если я пытался сблизиться. Часто она старалась случайно не столкнуться со мной, но в итоге это касалось не только меня одного.
Она продолжала пропадать в огромном доме, который каждый раз с радостью поглощал ту информацию, которую она подавала, не издавая ни звука. Реже она помогала, но только в крайних ситуациях, которые не касались её напрямую и не влекли за собой внезапных болезненных решений, как с её сестрой.
Мне казалось, что я ей неприятен, хотя я постоянно пытался понять, в чём дело, но, как и раньше, не получал ответа на свои вопросы. Я заметил, что она часто проводит время в одиночестве, погружаясь в размышления на интересные мне темы.
Её аккуратность граничила с небрежностью, которую можно было заметить в её волосах. Создавался лаконичный образ, над которым она, вероятно, не очень старалась. Всё это было сделано для того, чтобы скрыть её от посторонних глаз в этом мрачном месте, где всё продолжало гнить, наполняя воздух неприятным запахом.
Её волосы всегда были собраны в хвост или аккуратно спускались вниз, скрывая новые синяки или ссадины, которые часто появлялись на её лице. Я не сразу понял, что происходит в этой семье, и даже спустя несколько дней не мог осознать не только суть происходящего, но и то, можно ли вообще считать это семьёй. Вокруг пустота.
Скрип старых половиц был слышен даже тогда, когда я ступал по ним босиком, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить этот протяжный звук.
В воздухе витал густой запах духоты и неприятный запах, который невозможно было терпеть. Казалось, что все вещи вокруг начали гнить, заражая своим вирусом всё, к чему прикасались. Стены, казалось, вот-вот рассыплются, если я их коснусь, и от этого помещение напоминало мне пепельницу.
Знаете, у нас дома тоже была похожая вещь – прозрачная резная пепельница. Отец часто пользовался ею и забывал убирать за собой пепел. Кажется, мама не трогала её всё это время, это было её маленькое воспоминание о нём. Она очень любила отца и, вероятно, погрузилась в депрессию из-за этого, не зная, как выйти из этого состояния, и тянула меня за собой…
Из-за угла лестницы медленно вышла девушка, её стройный силуэт сразу выдавал подростковые черты, и было очевидно, что она старше меня. Филиция всегда ходила с пустым взглядом и не обращала на меня особого внимания. Её советы часто помогали мне в сложных ситуациях, но она никогда не заступалась за меня.
Я никогда не видел живого блеска в её глазах, и эта пустота расстраивала меня, мешая понять её необъяснимые эмоции и чувства. Казалось, ей всё равно на себя и на окружающих. Даже её одежда была в самых тёмных тонах, её волосы чернее самой ночи, а губы были словно покрыты сажей. Казалось, что она использовала пепел вместо пудры, а её кожа становилась всё бледнее, особенно при свете луны.
– Ты же знаешь, что разозлишь её? Поднимайся и иди спать, оставь всё на завтра, что бы ты ни задумал.
Я даже не слышал её шагов, она словно плыла по воздуху, и лишь слегка скрипели половицы. Опустив глаза, я послушно отправился в свою комнату.
Никогда бы не подумал, что в этом доме мне предоставят собственную комнату, пусть и не похожую на те, что были раньше. Но знаешь, сейчас в мою дверь не будут стучать, и даже если я не проснусь рано утром, никто не станет проверять, есть ли я в ней. От этого на душе какая-то непонятная мне пустота, так странно, что я могу остаться в полном одиночестве.
– Элай, Элай! Ну же, просыпайся, ты обещал поиграть со мной!
Я сонно приподнялся с кровати и потёр глаза рукой. Энни продолжала шуметь – видимо, её матери в данный момент не было дома. Она лучезарно улыбалась, словно солнышко заглянуло ко мне и пыталось обнять своими лучиками всех вокруг. Её щёчки были покрыты веснушками и слегка покраснели, а глаза сияли, как два изумрудных озёрца. Энни напоминала мне ангелочка, который иногда обижался по пустякам.
Её волосы были словно яркие лучи заката – оранжево-огненные. А веснушки на её щечках, казалось, были поцелуями самой Саммэр, которая, должно быть, благословила маленькую Энн. Она всегда чётко и звонко разговаривала, а на её зубах были брекеты с цветочками – видимо, она сама выбрала их.
«– Где же твои крылья, мой милый ангел, неужели ты потерял их на ветру?»
Я слегка улыбнулся и нежно потянул её за розовые щёчки. Энн съёжилась и закрыла глаза.
– Я встаю.
– Ну же, давай, скорее! Мне так не хватает терпения!
Она сразу же вскочила и убежала в неизвестном мне направлении. Я осторожно поднялся с кровати, но даже это движение вызвало легкое головокружение. Немного подождав, я привел себя в порядок и смог пойти.
Вечерний дом казался совсем другим, чем днём. Здесь было спокойнее и не так страшно. Даже дом ужасов не сравнится с этой обстановкой и атмосферой. Это место словно из другой эпохи: старые и выцветшие обои были намертво приклеены к стенам, а пол скрипел при каждом шаге. Создавалось впечатление, что ремонт не делали с момента постройки здания или просто не хотели тратить на это время и средства.
Осмотрев потолок, я заметил гипсовые резные круги, которые обрамляли несколько ламп. По вечерам они моргали, привлекая мошек, а иногда и светлячков. Это выглядело волшебно.
Комары иногда покусывали мою кожу, оставляя после себя волдыри, которые я расчёсывал в кровь. Это их собственный яд в виде инъекции, так им проще питаться. Но сколько ещё они будут есть меня? Разве моя кровь становится вкуснее от этого? Возможно, она насыщается всеми мыслями и рассказами, которые приходят мне в голову? Довольно интересный повод для того, чтобы полакомиться моей кровью и плотью, совсем немного, но лично для меня это небольшая пытка. Укусы сильно горят и покрываются бугорками, напоминающими воздушные шарики, которые лопаются и щиплют. Вероятно, у меня собственная непереносимость комариных укусов. После подобных столкновений Филиция помогает мне справиться с этой болью, мажет мазью, несмотря на личную неприязнь, как мне казалось. Нет, это больше нейтральность к моей персоне, но при этом она делает вид, что ей всё равно, продолжая заботиться. Она довольно странная в своём поведении, но меня это ничуть не беспокоит.
Я наблюдал за тем, как Энни радостно бегает по дому и двору, а Фил зорко следит за ней, чтобы она не упала и не попала в беду. Я знаю, что старая Анхерт очень любит свою младшую дочь и буквально души в ней не чает. Однако, когда речь заходит о Филиции, я не могу сказать того же.
Она всегда ходит с печальным лицом, словно кто-то уже покинул этот мир. Этот взгляд невозможно описать иначе. Она делает всё возможное, чтобы защитить малышку, и если та получает небольшую травму, как, например, царапину или синяк, то Фил достаётся вдвойне. Энни ещё слишком мала, чтобы понимать это, но Филиция не винит её за эти «наказания», ведь она знает, что это не её вина.
Кажется, Фил уже давно терпит такое отношение к себе, но на её лице всё написано.
«– Я знаю, что ты хочешь сдаться…»
Фил посмотрела в мою сторону и улыбнулась натянутой улыбкой, а затем снова перевела взгляд на свою сестру. Я направился к Энн, которая уже бегала, собирая в банку бабочек.
– Братик, я нашла самую красивую бабочку! Посмотри!
Каждый день она ощущала себя самым счастливым человеком, ведь Фил делала всё возможное, чтобы её дочь не узнала о тёмной стороне своей матери. Энни с упоением рассматривала своих «самых красивых» бабочек, считая их все уникальными.
– И эта, и эта… Братик, ты меня совсем не слушаешь!
Я был немного удивлён, но, потрепав её по волосам, вновь погрузился в свои мысли.
– Прости меня, Энни, кажется, я задумался.
– Ты снова так делаешь! Я всегда тебя зову, а ты куда-то убегаешь!
– Я не убегаю.
Энни не ответила мне и, словно забыв обо всём, продолжила играть со своими бабочками. Почему-то они не кажутся мне печальными, ведь они должны быть счастливы, что проводят свои последние минутки с Энни.
«Наверное, так и должно быть, бабочки ведь очень хрупкие существа, не так ли? Им лучше веселиться среди множества других, которые всё равно погибнут. Они не стоят того, чтобы грустить Эн, а значит, и мне, и Фил. Мы можем пожертвовать бабочками…»
Я остановился и на мгновение застыл на месте, ощущая, как лёгкий ветерок обдувает моё лицо. Лето выдалось очень жарким, но даже небольшого ветерка было достаточно, чтобы остудить пыл Саммэр.
Эй, Саммэр, тебе действительно нравится поливать нас горячими каплями, из-за которых кажется, будто души выдыхают пар, словно варясь в дьявольском котле? Прошу тебя, дай нам немного отдохнуть, хотя бы на мгновение, чтобы мы могли перевести дух. Я не слышу себя, не чувствую воздух, мне не хватает кислорода»
Как бы мне ни было хорошо, одиночество не даёт вздохнуть. Лёгкие словно разрывает боль в груди, но ты не понимаешь, каково это. Я знаю, что ты не поймёшь, как бы я ни старался объяснить тебе.
Ты не знаешь, каково это – находиться среди людей и чувствовать, что тебя не замечают. Ты словно один в этом бесчувственном мире. Никому нет дела до того, что с тобой происходит! Все мы эгоисты, и я могу это понять. Даже тем близким, которые всегда были рядом, всё равно на тебя.
Ты всегда один, и это до жути больно. Ты можешь положиться только на себя, но я верю, что ты не такой эгоист, как я. Иначе ты думаешь точно так же, как и я: все тебе чем-то обязаны, но ты в ответ не стараешься.
Простительно даже то, что многие пытаются навредить мне. Это хоть какое-то внимание к моей персоне, но я же не ищу его. Внимание, которое я всеми силами то и дело пытаюсь получить, – это твоё! Но ты не видишь меня! Ты не замечаешь этой тяги, этой до боли обидной ситуации и то, как я всё-таки стараюсь.
Эта боль не похожа на те, что оставляют солнечные ожоги или порезы, какими бы глубокими они ни были. Она особенно жгучая и затрагивает сердце, вызывая настоящее страдание.
Ты не знаешь, что такое улыбаться, не представляешь, как можно страдать, плакать и ощущать пустоту в душе, наполненную жгучей ртутью. Тебе легко живется в своём «космосе», ведь у тебя нет этих переживаний. Но это мой мир, реальность, в которой я до сих пор тону. Вопрос лишь в том, успеешь ли ты меня спасти или даже не собираешься?
Найт продолжал рисовать ночные пейзажи, наполняя их маленькими островками, изображающими города. Виднеются небольшие дверцы и окна, из которых, кажется, выглядывают огоньки, оставленные небесными жителями.
Возможно, они тоже готовятся ко сну, но мне не удастся уснуть этой ночью. Я чувствую, как ветер нежно ласкает мою кожу, словно убаюкивая, но от этого становится ещё больнее, будто он издевается надо мной. Хочется кричать и биться в истерике, но этот крик уже звучит внутри меня, не выходя за пределы моего сознания.
– Снова здесь? Неужели ты так сильно любишь это одиночество? – Фил аккуратно присела рядом на землю, но, кажется, я даже не заметил этого, словно так и должно было быть. В тот момент я не мог сдвинуться с места, да и не хотел. Я просто смотрел в одну точку, лишь изредка слыша её голос.
– Всё это происходит настолько однообразно, что начинает утомлять, слишком скучно и повторяемо.
– О чём ты? Если хочешь, я могу оставить тебя здесь.
– Я совсем не против твоей компании, честно говоря. Я имел в виду события, которые происходят, и то, как логично, что ты приходишь утешить меня, словно это уже предусмотрено сюжетом и иначе быть не может.
– Ты всегда говоришь такие странные вещи, иногда мне не удаётся уловить твою мысль.
– Тебе и не нужно понимать то, что буквально свалилось на меня. Это нормально, что ты не понимаешь.
– А что делать, если я хочу понять?
– Наверное, просто пытаться.
– И этого будет достаточно?
– Не думаю.
Выдохнув накопившийся в лёгких кислород, я осторожно поднялся на пригорок, где сидел раньше. Посмотрев в её глаза, я не увидел в них блеска и понял, что со мной происходит что-то гораздо более серьёзное, чем просто желание покончить с собой. Я просто хочу жить в своём «наилучшем» мире без людей, которые постоянно появляются рядом и раздражают меня или просто своим присутствием убеждают, что мои мечты не сбудутся.
Ночные мотыльки уже начали свои бесконечные хороводы, приглашая светлячков присоединиться к ним. Они продолжают кружить, отгоняя своим видом всех насекомых, которые когда-либо причиняли мне боль.
« – Прости…»
Не в силах сдержать эмоции, я не заметил, как по моим щекам потекли слезы. Филиция нежно обняла меня, словно пытаясь заглушить всю боль, накопившуюся во мне за долгое время. Я позволил себе разрыдаться, а Фил, поддерживая меня своей поддержкой, словно вытягивала из меня все оставшиеся силы.
Я ощущал, как ей больно, ведь она всегда берет на себя все удары и эмоции, но продолжает держать себя в руках. Однако я прекрасно понимал, что это лишь видимость. Внутри Фил уже давно ушла в свой «наилучший» из миров, и это далеко не тот мир, о котором постоянно говорю я.
***
Оглядевшись вокруг, я осознал, каково это – быть свободным, ведь именно сейчас я ощущаю это чувство в своей душе. Вокруг лишь снег, и никого, кроме близких мне людей, нет поблизости. Это так ощутимо, правда, глотать холодный воздух, что будоражит изнутри.
Я помню тебя, и мне от этого становится легче, словно ещё несколько шагов, и я смогу тебя коснуться. Я протянул руку перед собой и попытался схватить, сжав кисть в кулак. Пусто.
Но ветер щипал щеки, напоминая о реальности, которая оставляла меня в одиночестве. Я шагал по мягкому снегу, медленно углубляясь в свои мысли. Каждый след – это напоминание о тех мгновениях, которые мы провели вместе. Я слышал твои слова, как будто они все еще витали в морозном воздухе.
Снег искрился в лучах зимнего солнца, и я вдруг ощутил, как некий свет пробивается сквозь тьму моих переживаний. Я остановился, прислонившись к дереву, и закрыл глаза. Внутри раздался тихий голос: «Не сдавайся». Это была ты, та самая поддержка, которую я искал. Я понял, что ты со мной, не физически, но в каждом вдохе, в каждом шепоте ветра.
Скоро вечер окутал мир, и звезды начали мерцать в ясном небе. Хотя ты далеко, я чувствую, что ты всегда будешь рядом. Это чувство свободы наполняет меня надеждой. Вздохнув полной грудью, я продолжил свой путь, уверенный в том, что каждый шаг приближает меня к моменту, когда мы снова встретимся.
Я начал ступать по земле вперёд, снег уже давно спустился и крупными хлопьями ложится на землю.
– Так много снега, правда, красиво?
– Не думаю, что тебе важно моё мнение.
Я оглянулся, чтобы посмотреть на выражение лица Фелиции, но оно не показывало никаких эмоций, она словно вновь превратилась в куклу, которая закрылась от меня. Мы с ней чем-то похожи, только я, наверное, более чувствителен ко всему вокруг. Я не могу остаться в стороне, я не могу остаться бесчувственным сейчас.
Я почувствовал, как в груди закололо, когда взглянул на её неподвижное лицо. В такие моменты она напоминала мне марионетку, лишённую жизни, и внутри меня что-то резко сжалось. Мне хотелось протянуть руку, развеять эту невидимую преграду, но я боялся, что она не ответит. И что тогда? Я вновь окажусь один, с разочарованием и пустотой в сердце.
Вспомнился тот вечер, когда мы гуляли под звёздами, смеясь и делясь тайнами. Тогда её глаза светились, как лампочки, и мне казалось, что между нами нет преград. Теперь же ее молчание давило на меня, подобно тяжёлому одеялу. Я понимал, что мои слова, возможно, не достигнут её, но я не мог просто так оставить всё как есть.
Я собрался с силами и произнёс её имя: «Филиция» . Мой голос звучал беспомощно, как эхо в пустом помещении. Я надеялся, что хотя бы на миг она вернётся ко мне, вспомнит те моменты, которые нас связывают. Нежные воспоминания свернули внутри, напоминая о том, что всё возможно, если только захотеть. Но в ответ лишь тишина, она не ответила.
Небо сгущалось облаками, такой тёмной ватой, что скрывало за собой звёзды, но луна предательски выглядывала и освещала тем самым путь, освещая каждую тропинку, отражая лучи от снега. Было не так уж и темно, но, кажется, мы что-то упустили. Я вижу деревья, покрытые густым снегом, далёкие заснеженные поля, вот Фил, а где?..
– Энни… Где она?
– Энни?
Внезапно страх словно сковал меня, мы с Фил переглянулись и начали искать глазами знакомый силуэт, но её нигде не было. Я просто бежал вперёд, чтобы можно было хоть за что-то зацепиться. Ну где она может быть? Где? Где?
– Энни!
Сердце стучало так, будто собрало всю силу, чтобы вырваться наружу. Каждый шаг отражался эхом в голове, и мне казалось, что где-то в этом бескрайнем пространстве её голос звучит как хриплый шёпот. Фил шла рядом, её лицо исказилось от волнения, и я понимал, что она тоже начинает паниковать. Мы будто оказались в ловушке, и паутина тревоги всё ещё обвивала нас.
-Энни!
Тишина, никто мне не ответил, лишь поднялся небольшой ветер и предательски дует мне в уши, словно пытается направить или дать подсказку. Я всё бежал и бежал, пока не услышал Фил.
– Вот она!
– Энни!
«– Ты не сможешь по-другому, ты должен поступить именно так»
Энни как ни в чём не бывало, бегала по льду и ловя снежинки, слышно было эхо смеха. Но в тот момент я взглянул на лёд, слышно было, как под ним гудит вода. Ощущение страха накатило к горлу, тут же стало плохо.
– Энни!
Она просто не слышит меня. Долго не думая, я рванул прямиком по льду, в страхе наступая на трещащий лёд. Периодически падал, подскальзываясь на снегу.
– Энни!
– Элли… Смотри, я нашла её!
Она только успела произнести слова и тут же провалилась под лёд. Я видел, как её куртку тянуло куда-то в сторону. Я побежал за ней, примерно перегнав поток, побежал вперёд и, опустившись на колени, с криком начал долбить кулаками лёд. Ещё немного, ещё чуть-чуть, только бы успеть.
– Энни!
Тут же провалившись руками под лёд, я нащупал куртку и резко вытащил её вместе с девчонкой. Схватив её на руки, я побежал к Фелиции, только слышал, как трещит лёд. Только бы успеть.
– Элай, давай её!
Я быстро отдал Энни Фелиции, она положила её на землю, как добежала до берега, и та сразу откашлялась. После того как я увидел, как Энни открыла глаза и от страха обняла Фил, заплакала. Я тут же почувствовал слабость, от усталости я замедлил шаг, картинка поплыла. И в то же мгновение я почувствовал хруст и ледяную воду, что понесла меня куда-то.
«Где я, я уже умер? Я чувствую леденящий холод внутри, не могу двигаться и вдохнуть, лёгкие не слушаются, конечности свело. Что со мной? Неужели это конец, а, Фрост?»
Я постепенно осознавал, что моё тело охвачено холодом и мраком, и лишь далёкие звуки, словно эхо, напоминали о реальности. В моих мыслях звучал смех Энни и голос Фелиции, уносившийся в бескрайние просторы.
«Нет, я не могу так просто сдаться!» – пронеслось в моей голове, и я с усилием попытался собрать оставшиеся силы. Воспоминания о смехе Энни давали мне надежду. В моём сознании вспыхнули яркие образы: её глаза, её смех, словно они пытались вернуть меня из ледяного плена. Я словно заставлял себя думать о них, о том, что ещё не всё потеряно.
Но силы покидали меня, и с каждой секундой мир вокруг всё больше затягивался темнотой. Воскресить в себе энергию стало непосильной задачей.
Помогите…
Но из моих уст не вырывалось ни звука. Холод всё настойчивее проникал в грудь, и я чувствовал, как теряю контроль над своим телом. В голове мелькали образы: мать, отец, его друзья и знакомые – всё это казалось размытым и исчезало в бесконечном холодном пространстве, пока не растворилось в ледяной воде, словно пустота.
«– Прости, Элай, кажется, ты сделал всё, что был должен. Ты оплатил свой долг перед ним, теперь осталось только потерпеть».