Kitabı oxu: «Белая верблюдица», səhifə 2
– А ведь чудно всё это! За такую малость, за небогатые наши с мамонькой сбережения в один пятак, а такую красоту, не торгуясь, отдали. И, что того чуднее, так это то, как радостно набросились они на огурчики-помидорчики, что в узелке были! Словно не купцы богатые, а… – но не успел Ваня все это обдумать хорошенько, как услышал вдруг где-то рядом совсем тихий печальный вздох и нежный девичий голосок, который совершенно внятно произнес:
– А проходимцы-оборванцы!
Ваня оглянулся по сторонам, пытаясь понять, откуда дивный голос послышался в ответ на его мысли. И увидел, что эта самая Белая Верблюдица, вздохнув глубоко и печально, продолжила совершенно девичьим голосом, озадачив этим Ваню до крайности:
– Не купцы это вовсе, Ванечка! Не купцы, а обманщики!
– Свят! Свят! Это что же получается? Почудилось мне или вправду животное по-нашему изъясняется? А может быть, ворожба? – пробормотал Ваня, озираясь по сторонам. А Верблюдица ему в ответ:
– Ворожба! Ворожба, Ванюша, самая настоящая и есть. И, знаешь, пойдём-ка побыстрее отсюда, Ваня! Уведи-ка ты меня с базара, а по дороге я тебе все объясню. А пока прими сердечную мою благодарность за то, что выкупил ты меня у обманщиков – купцов-чародеев. И оттого, что вызволил ты меня, спали с меня на свободе чары окаянные – речь человеческая ко мне вернулась! – сказала она, стараясь говорить потише, чтобы только Ваня её мог слышать. Но Ваня возразил ей:
– Да почему же это обманщиков? Я сам их товар видел. Товар отменный. Сам любовался, насмотреться не мог. Вон, оглянись! Сама увидишь, сколько народу и сейчас у их прилавка толпится, любуется! – возмутился Ваня, услыхав такую напраслину. И тут Верблюдица возразила ему:
– Да чары все это! Чары, Ваня. А чары они наводить – ох, умельцы! И меня, честную девушку, околдовали и в верблюдицу превратили! – упорно возражала ему Белая Верблюдица, стараясь объяснить ему, что к чему.
– Да что ты? Для чего это?! – удивился Ваня.
– Чтобы была бессловесной прислугой. Чтобы ту рухлядь, рвань, осколки да обломки, что они перед народом на прилавок выкладывают, огромными тюками покорно перетаскивала с базара на базар. И ни словечком возразить не могла, – горестно вздохнув, объяснила Белая Верблюдица.
– Так ты что же? Не Верблюдица вовсе? – в ужасе переспросил Ваня.
– Да нет же! Ваня! Не знала я, чем они промышляют, вот и пошла на свою беду к ним в прислуги. А как узнала, что они обманщики-чародеи, бежать хотела да обличить их, бессовестных. Да не успела я. Околдовали. Кого хочешь – всех околдовать могут! В услужении у них и мухи-чаровницы. Вьются, жужжат перед носом покупателя. Чары наводят. Так от этих чар вся та рвань да обломки то коврами роскошными, узорчатыми, мастерской работы, то бесценной золотой и серебряной посудой кажутся, – объясняла она, позвякивая драгоценной уздечкой. Но крайне озадаченный Ваня ей возразил:
– Да ну! Право слово… Что такое говоришь? Зачем эта напраслина?
– А ты не спорь, Ванюша! А лучше посмотри на мою уздечку, что так крепко в кулаке сжимаешь! – сказала Верблюдица, опуская голову поближе к Ване.
– А вот и посмотрю-ю-юу! О!!! Это что же такое делается?! Это что же такое!!! Люди добрые!!! – воскликнул Ваня в крайнем изумлении, глядя то по сторонам, то на потертую, кое-где в узелках уздечку. Видимо от изношенности, она не раз рвалась, и кому-то приходилось ее связывать. Но за разговором базар был далеко позади. А эта рвань вместо той, сверкающей золотом и драгоценными камнями, уздечки лежала на его ладони.
– А ты мне не верил! Говорю же тебе, Ваня, чары. Чары все это! Так и покупателей своих они обманывают, мерещится людям на рынке, что лежит на их прилавке роскошь невиданная. Всё сверкает-сияет: что посуда золотая, украшенная драгоценными каменьями, что ковры восточные с узорами невиданными, что халаты шелковые, что украшения красоты неописуемой, но это все только кажется людям. А лежит на прилавке тех купцов разложенная ими рухлядь, рвань. Да осколки-обломки – словом, мусор разный. Не хотела я в обманах этих участвовать! Потому и отдали меня в обмен на твой узелок. Понимали: «Кто верблюдице поверит?» У-у-у! Бедная я! Бедная! – пролепетала она, роняя сверкающие не хуже самоцветов крупные слезы.
– Ну… ты… того, ну не плачь. Сердце мне не рви! Да шут с ней, с уздечкой этой. Да не на сбрую же я польстился. Да и негоже честную девушку на поводке водить! А вот сейчас же и сниму! Зачем мне эта старая веревка! Никакая это не уздечка! – И с этими словами Ваня решительно снял с Белой Верблюдицы потёртую уздечку. Белая Верблюдица обрадовалась этим словам и освобождению:
– Ох! Спасибо тебе. Спасибо! Сердечный ты человек! – обрадовалась Верблюдица, прыгая от радости по траве в каком-то диковинном танце, глядя на который Ваня залюбовался. Но тут вдруг Ванино внимание стала отвлекать жужжащая муха. Она вертелась так и эдак, словно хотела Ване всю свою красоту показать и затмить пляску Белой Верблюдицы. Словом, мешала смотреть. И всё пыталась на нос ему сесть. Как будто отдохнуть. Но Ваня решительно отгонял эту назойливую муху, размахивая обеими руками. Белая Верлюдица встревожилась.
