Kitabı oxu: «Пазлы судьбы», səhifə 4

Фрагмент второй
Очки в толстой оправе

Глядя на кусочек картона, Рус поневоле снова ушел в воспоминания, как и пару недель назад, но теперь воспоминания были совсем другие. Думал он и о Володиных родителях, и о своих собственных. Пришла вдруг мысль, что воспоминания – это словно лестница вниз. Спускаешься с этажа на этаж, а там двери, двери, двери… И за каждой что-то спрятано. За одними то, что хочется воскрешать в памяти снова и снова, а за другими такое, что от одних только мыслей об этом становится не по себе – то сдавливает сердце до сих пор не утихнувшей болью, то сами собой сжимаются в гневе кулаки, то заливаешься до самых ушей краской так и не изжитого стыда…

Как ни неприятно было это признавать, но за дверью с надписью «Отец» воспоминаний почти не сохранилось. Так, скорее только ощущения, чем воспоминания. Собственно, ничего удивительного в этом не было, потому что отца Рус не видел как минимум лет сорок пять, с тех пор, как тот ушел из семьи – «бросил их», по словам матери. Она редко и крайне неохотно вспоминала о бывшем муже и на все вопросы сына отвечала: «Он нас предал. Меня и тебя. Не хочу говорить о нем».

Казалось бы, после такой аттестации Руслан должен был бы ненавидеть отца. И все же то чувство, которое он испытывал к этому, по сути, фантомному образу, не было ненавистью. Скорее обидой. Обидой на то, что уход отца из семьи лишил его, маленького, чего-то очень важного, совершенно необходимого.

И – хорошего.

Потому что, несмотря ни на что, Руслан все равно сохранил о папе пусть и мизерные и весьма смутные, но удивительно приятные воспоминания. Что-то на уровне ощущений – поскольку, как отец выглядел, Рус не помнил и даже не представлял. Ни одной папиной фотографии не сохранилось. Старых фото в их доме вообще почему-то не было: ни мамы в детстве, ни ее родителей. Мама была интересной женщиной – высокой, статной, с большими глазами и пышными каштановыми волосами, – но фотографироваться отчего-то не любила. Разве что с сыном. Вот фотографий Руслана у них действительно был полный дом – особенно снятых после того, как он начал заниматься танцами. А снимков отца не было ни одного. Только далекие-далекие смутные ощущения…

И теперь, сидя за письменным столом над фрагментом пазла, изображающим очки в толстой оправе, Рус вдруг сумел вернуться в те самые детские ощущения. Словно осветили фонариком темную комнату, и вокруг стали проступать очертания предметов. Он вспомнил, как спокойно и хорошо было, вскарабкавшись к отцу на руки, засыпать там, где было безопаснее всего. На руках отца… Кажется, Руслан даже почувствовал запах отцовского одеколона и прикосновение чуть шершавой щеки, когда папа его целовал.

«Капитан, капитан, улыбнитесь…»

Чей это голос? Конечно отца, ведь он частенько напевал сыну эту песенку. А Руслан слушал и снимал с него очки, чтобы разглядеть папины глаза. Его серые глаза в разбегающемся веере лучиков-морщинок, которые у отца всегда появлялись от улыбки. Глаза его улыбались, а без очков взгляд как будто слегка делался беспомощным. Еще Рус вспомнил, что, когда он снимал с отца очки, глаза того словно становились больше. Ну, правильно: очки же для дали, с минусовой диоптрией. Но ребенком-то он таких вещей не знал и всегда видел в этом маленькое волшебство.

Отец…

И вдруг как озарение откуда-то свыше, дарованное особыми, неподвластными человеческому пониманию силами, пришла мысль: ведь он, Руслан, вообще ничего не знает о своем отце. Даже фамилии – потому что мать после развода дала ему свою. Не говоря уже обо всем остальном: кто тот по специальности, где живет, когда родился и сколько ему сейчас может быть лет. Если он вообще жив…

Внезапно Руслана охватил настоящий ужас. Ведь он уже давно лишился матери. А отец?! Его Рус потерял и вовсе рано. И даже став взрослым, ни разу за всю жизнь не сделал и попытки хоть что-то узнать о нем.

Но это ведь, в сущности, бесчеловечно. Тем более что отец для него всегда был хоть и далеким, но таким светлым воспоминанием. Конечно, в детстве Рус никоим образом не был способен отстоять свою позицию перед матерью и предпочел просто никогда не упоминать о папе, чтобы, как обычно, не огорчать маму.

Но теперь-то ситуация совсем другая!..

* * *

К дому Володи Рус прибыл в субботу точно в девять утра, как договаривались. Пожал руку другу, вышедшему из подъезда с большой пузатой сумкой, и уточнил:

– Динька не поехала.

Володя лишь понимающе кивнул в ответ:

– Твоего тезку тоже сегодня не ждем. У какой-то родственницы Катерины, его девушки, репетиция свадьбы.

– Тематической. В стиле «Русских Супергероев», – уточнила следовавшая за мужем Людмила.

– Ух ты! – присвистнул Руслан. – Надо будет потом фотки посмотреть.

Загрузились по машинам и отправились за Володиными родителями, которые, как выяснилось, действительно жили совсем недалеко, буквально на соседней улице.

Володина мама узнала Руслана с первого взгляда. Всплеснула руками, крепко обняла, а потом отстранилась, чтобы получше рассмотреть.

– Ну надо же, какой ты стал… Прям красавец-мужчина. Как кинозвезда.

А он тоже во все глаза смотрел на нее и узнавал. Оказывается, она совсем невысока ростом, едва достает ему до плеча. Волосы, прежде русые, теперь стали совсем белыми. Короткая стрижка ей очень к лицу. Да, постарела, конечно, но не одряхлела и не сгорбилась, не потухла взглядом.

– Вы почти не изменились, – искренне произнес он. – Выглядите великолепно.

– А зубы-то какие, а! – подмигнув, похвасталась она в ответ на его комплимент и продемонстрировала голливудскую улыбку, а потом с гордостью поделилась:

– Дети подарили недавно.

Тут подошел и тоже немного постаревший, но полностью узнаваемый дядя Костя, шутливо ворча:

– Дайте и мне приложиться-то. Припасть к телу, так сказать. А то оттеснили старика… А ты и впрямь красавец вымахал. Спортивный, форму держишь, молодцом! Танцуешь еще?

Совершенно неожиданно для себя Руслан прокрутил легкое фуэте прямо на асфальте.

– О как! – крякнул дядя Костя, а тетя Света захлопала в ладоши.

– Не танцую, дядя Костя, – сокрушенно признался Руслан и осекся. – То есть я хотел сказать – Константин Владимирович.

Тот махнул рукой:

– Как называешь, так и называй. Что еще за церемонии?

– Хорошие мои, может, поехали? – взмолилась Люда. – А то шашлыки протухнут, жарко ведь… И никакая сумка-холодильник не спасет.

И все дружно послушались, без всяких возражений отправились рассаживаться по машинам, продолжая болтать и смеяться. Несмотря на годы и появление в семье новых лиц, у Вележевых все было по-прежнему. Дружная семья, где общаются легко и с теплотой. Как и тогда…

Родителей Володи усадили в машину сына, нагрузили до отказа пустой багажник Руса – Володя попросил ничего съестного с собой не брать.

– Перебор будет, – предупредил он. – Мама так рассуетилась – она ведь заготовками занимается, так столько банок тебе припасла, что бо'льшую половину на дачу не возьмем, а оставим у тебя же в багажнике. С собой увезешь.

– Вот кто бы спорил! Тети-Светины заготовки – это м-м-м… – Руслан прищелкнул языком и мечтательно закатил глаза. – Не поверишь, до сих пор помню ее кабачковую икру. Никакая другая с ней не сравнится.

– Что же – поверю, – возразил Володя. – Мамуля только совершенствуется с годами. Это ты еще ее огурцы не пробовал!

После недолгих обсуждений решили, что Люда сядет за руль Володиного авто и повезет старшее поколение, а друзья детства поедут на машине Руслана.

Всю дорогу говорили о детях – вернее, как уже повелось, говорил в основном Рус, а Володя только слушал да изредка задавал наводящие вопросы. Руслан рассказывал о дочке, которая собралась летом с подругами на рафтинг по реке где-то в Нижегородской области. От такой новости Рус здорово разволновался, пришлось даже с Олей переговорить. Хотя, впрочем, слово «пришлось» тут совсем не подходило. На самом деле он был только рад, когда находился предлог позвонить Ольге, а еще лучше – встретиться с ней. Ему все еще хотелось видеть бывшую жену, нравилось общаться с ней, даже просто слышать голос в телефоне. Но – и в этом Руслан пока что не признался даже Володе – просто так, без повода, общаться у них не получалось. Да и с поводами, честно говоря, не очень хорошо выходило… Так что, с одной стороны, Рус был даже где-то как-то рад, что у дочки возникла такая идея, но что касается самого рафтинга – тут он был против категорически. Сразу же связался с Олей и высказал все, что думает по этому поводу. Что еще за фантазии? Девочке всего пятнадцать лет. Разве можно отпускать ее, считай, одну в длительный поход, да не просто поход, а сплав по реке? Он как отец категорически возражает.

Однако бывшая жена отнеслась к Мышкиной затее на удивление спокойно. Явно повторяя с чьих-то чужих слов, Ольга заверила, что рафтинг предполагается совсем простенький, для начинающих. Река безопасная, мелкая, не быстрая, плавает их дочь очень хорошо. Участвует в рафтинге целая группа, в основном семьи с детьми, многие меньше Мышки, самому младшему вообще всего лишь пять. Будет много взрослых, а ведет их в поход опытный инструктор – отец Мышкиной подруги, чью семью Ольга хорошо знает и полностью доверяет им. Руслан выслушал ее аргументы, но продолжал настаивать, и в итоге разговор закончился так же, как чаще всего у них с Олей случалось после развода – ссорой и взаимными обидами.

– И что же вы в итоге решили? – поинтересовался Володя, выслушав эмоциональный монолог друга.

– Да, по ходу, Мышка все же поедет… – нехотя признал Рус, не забывая, однако, глядеть на дорогу. – Будь я с ними, конечно наотрез бы отказал ей. Но мы в разводе – и получается, что мой голос уже как будто и не имеет силы. Хотя ведь это чушь собачья! Разве мужчина перестает быть отцом, когда разводится с матерью своих детей?

– Всякое бывает… – хмыкнул друг детства. – Но у тебя, конечно, совсем не тот случай. Пить хочешь?

– А? Нет, спасибо. А Ольгу я вообще понять не могу! – продолжал Руслан, притормаживая на светофоре. – Как можно быть такой беспечной! А вдруг с ребенком что-то случится? Они еще даже не уехали, а я уже сам не свой от тревоги за Мышку.

– Не только за Мышку, – откликнулся Володя, открывая бутылку воды. – За себя тоже. Собственно, почему мы так боимся, что с нашими близкими что-то случится?

– Как это «почему»? – удивился Руслан. – Потому что любим их. И желаем им только хорошего.

– Это, конечно, верно, – кивнул Володя и сделал большой глоток. – Но боимся мы не только за них, но и за себя. Боимся той боли, которую обязательно испытаем, если с ними случится несчастье. И тут нет ровным счетом ничего такого, чего следовало бы стыдиться или скрывать. Это не эгоизм или что-то подобное, а всего лишь проявление инстинкта самосохранения. То есть того, что главным образом помогает нам всем выживать в этом непростом мире.

– Гм… – хмыкнул Рус, на миг оторвав взгляд от шоссе, но тут же вернулся к управлению автомобилем. – Признаться, я никогда не думал об этом в таком аспекте. Возможно, ты и прав… Знаешь, вот поделился с тобой – и вроде действительно как-то меньше стал волноваться за Машку. Эх, если бы с Егором было так просто…

– Ты, кстати, о нем так и не рассказал, – заметил Володя, закручивая крышку на бутылке. – Сколько ему сейчас лет? Чем занимается? Где учится?

– Ох, тут сложно все… – покачал головой Руслан. – Ему девятнадцать. И нигде он пока не учится. Сказал, что хочет взять после школы год, ну, как на Западе, Gap year. Он всегда любил спорт, а в старших классах увлекся горными лыжами. После выпускного сразу рванул в Красную Поляну. Устроился там куда-то то ли в мастерскую спортинвентаря, то ли сторожем, то ли официантом… Я, признаться, смутно себе представляю, что там летом на этих горнолыжных курортах делается. Но так или иначе, а к началу сезона сумел полностью экипироваться. Подработал, что-то с рук купил, привел в порядок… Во всяком случае, у нас с Олей денег не просил.

– Что ж, это делает ему честь, – похвалил Володя. – Молодец.

– Молодец, – вынужден был признать Руслан. – И теперь круглый год в Сочи пропадает. Домой только наездами, в межсезонье. Летом подрабатывает там, где и чем может, зимой катается. Моего мнения, как ты понимаешь, и тут никто не спросил. Со мной-то он по-прежнему не разговаривает, я только через Машу и Олю иногда что-то о нем узнаю… Погоди, мы что, приехали уже? Так быстро?

– Ну да, я ж говорил, что дача у нас недалеко, – кивнул Володя. – Вон наш дом, третий от угла.

Открыли ворота, въехали на участок, припарковались на специально отведенной для этого площадке, где уже стояла Володина машина. Стали разбирать вещи, и с заготовками в его багажнике вышло именно так, как и предсказывал друг детства.

– Вот, Русик, – строго заявила тетя Света, забрав из обширных запасов всего две банки. – А это все повезешь к себе домой. Тут огурцы, опята, лечо, свекла с яблоком, варенья три вида… Икра кабачковая. Помню, ты в детстве душу за нее готов был продать.

– Я и сейчас могу! – рассмеялся Руслан. – Спасибо… Это уж подарок так подарок.

Уже в доме он вручил родителям друга свои гостинцы. И снова все вышло в точном соответствии со словами Володи: тетя Света обрадовалась элитным шоколадным конфетам, а дядя Костя – редкому сборнику, посвященному шахматному турниру в Дебрецене двадцать пятого года прошлого столетия.

– Издание, понятно, репринтное, – пояснил Рус. – Зато переплет хороший.

– Уважил старика, – покачал головой довольный дядя Костя. – Будет чем заняться долгими зимними…

– Рус, а ведь и у нас для тебя еще кое-что есть, – таинственно произнесла тетя Света и извлекла небольшой подарочный пакет. – Ну, это так. Небольшие воспоминания детства.

Руслан заглянул – внутри была винтажная кобальтовая чайная пара.

– Из тех самых? – ахнул Руслан.

– Из тех, из тех…

– Невероятно. Вот спасибо. Я ведь недавно эту чашку вспоминал, и… вообще всё-всё… – он был так растроган, что не мог подобрать слов.

Володя уже колдовал у уличного мангала в глубине сада. Люда тоже что-то готовила, и от помощи Руслана оба отказались категорически. Мол, сами справимся, а ты иди с родителями пообщайся, они так хотели тебя видеть.

И Руслан не без охоты повиновался.

Сели втроем на открытой веранде, разлили по стаканам мятный лимонад, неторопливо поговорили о том о сем – кто как да у кого что. А через некоторое время, когда в разговоре возникла пауза, у Руслана вдруг само собой вырвалось:

– Скажите, а вы знали моего отца?

Володины родители переглянулись, на их лицах отразились удивление и некоторая растерянность, и одинаковое выражение на миг сделало пожилых людей похожими друг на друга, словно они были не супругами, а братом и сестрой.

После долгой паузы тетя Света осторожно подтвердила:

– Да… Мы знали его. Приятельствовали. Можно даже сказать – дружили, особенно Костя.

– Пожалуйста! Расскажите мне о нем! – попросил Руслан и, видя, что выражение растерянности не сходит с их лиц, торопливо пояснил: – Я сам помню об отце так мало… а знаю и того меньше. Мама вообще ничего о нем не говорила. Ну, кроме…

Он запнулся.

– Мы понимаем, – вздохнула тетя Света, опять помолчала и затем уточнила: – Володя нам сказал, что Галины Николаевны… больше нет?

Рус кивнул молча.

– И она тебе действительно ничего не рассказывала об отце? – спросил дядя Костя.

– Нет, – мотнул головой Руслан. – Она вообще не любила говорить о прошлом. Даже о своем детстве ничего не рассказывала. И о папе она за всю жизнь не сказала ни слова… Ну, кроме того, что он бросил нас. Я правильно понял, что он ушел к другой женщине?

И, увидев, как снова переглянулись его собеседники, предположил:

– Или все было не совсем так?

– Совсем не так, – буркнул дядя Костя, подчеркнув интонацией первое слово.

– Так расскажите, как было на самом деле! – почти взмолился Рус. – Почему они разошлись?

– Русик… – снова помолчав, осторожно проговорила тетя Света. – Не думаю, что рассказывать тебе об этом должны мы. Ведь это твои родители и их отношения. Да, мамы твоей больше нет. Но очень надеюсь, что с твоим отцом все в порядке, пусть мы и давно потеряли друг друга из виду. И о том, что между ними произошло, вправе рассказывать только они.

– А я что же? – мотнул головой Рус. – Разве я не имею права знать о своем отце?

– Об отце – имеешь, – твердо сказал дядя Костя. – И я с удовольствием расскажу тебе о нем, потому что он был прекрасным человеком. Хочется верить, что и остается. Не в том смысле, – тут же поправился он, – что Боря изменился, в такое трудно поверить, а в том, что он жив и здоров. Так что слушай.

Дядя Костя допил последний глоток лимонада, снова наполнил стакан, откинулся на яркие диванные подушки и неспешно приступил к рассказу, в который тетя Света периодически вставляла уточнения и дополнения. А Руслан жадно внимал, боясь пропустить хотя бы одно слово.

Выяснилось, что дядю Костю и Бориса, отца Руслана, подружили именно они с Володькой – будучи совсем крохами. Тетя Света на момент рождения первенца еще училась в институте, и муж всячески помогал ей закончить учебу. В выходные дни и вечерами после работы он подолгу гулял с коляской, чтобы жена могла позаниматься и немного отдохнуть. Тогда такое было редкостью: в советское время считалось, что детьми, как и всем домашним хозяйством, должны заниматься женщины, мамы и бабушки, а дело мужчины – обеспечивать семью, а не возиться с младенцами. При этом факт, что женщины работали (за исключением недолгого декретного отпуска) наравне с мужчинами, да и зарабатывали не меньше, а иногда и побольше, в расчет отчего-то не принимался. Соседи, особенно бабушки и молодые мамы, с недоумением, а порой и с осуждением поглядывали на длинноволосого парня в брюках-клеш, нарезающего с коляской круги по двору. Потому Костя и был особенно рад встретиться с Борей – «товарищем по счастью», как кто-то из них пошутил в первые же минуты знакомства. Худощавый, коротко стриженный, с застенчивой улыбкой и в очках с толстой оправой, Борис был воплощением типажа «скромного интеллигента», который в те годы был персонажем каждого второго отечественного фильма. Он, как и Костя, часто гулял с месячным сыном Русланом, так что вскоре молодые отцы стали «совмещать приятное с полезным» – созванивались и выходили во двор в одно время. С Галиной, мамой Русланчика, Вележевы тоже вскоре познакомились, но с ней дружба как-то не завязалась, уж очень они были разными. Рассказывая сейчас об этом, дядя Костя и тетя Света изо всех сил старались не лепить ярлыков и не давать никому оценок, особенно негативных, но даже по их более чем тактичным формулировкам Рус сразу представил себе картину – ведь свою мать, в отличие от отца, он прекрасно знал. Конечно, у интеллигентных Вележевых было мало общего с разбитной, энергичной и малокультурной Галей, превыше всего в жизни ставившей материальные блага.

Как оказалось, по взглядам на жизнь и системе ценностей отец оказался гораздо ближе к Вележевым, чем к маме. Борис был мягким, скромным, вежливым, хорошо образованным и совершенно непрактичным. Только сейчас Руслан впервые узнал, что его отец, оказывается, окончил математический факультет педагогического института, после чего его по распределению отправили преподавать в техникуме. Техникум коммунального хозяйства (или как он там тогда назывался?) считался далеко не самым престижным местом работы, и остальные выпускники всеми силами постарались избежать такого распределения. Вот и досталось место скромному и безотказному Борису, который был несказанно рад уже тому, что его оставили в Москве, а не отправили куда-нибудь за Урал.

Именно там, в техникуме, он и познакомился с Галиной Левашовой. Та приехала в Москву из Липецкой области, как это тогда называлось, «по лимиту». Поработала несколько лет на заводе, потом устроилась в ЖЭК, там тогда была реальная перспектива через несколько лет получить квартиру в столице. Попав в систему коммунального хозяйства, Галя решила в ней остаться, сделать карьеру. Но для этого необходимо было образование, хотя бы среднее специальное, – вот она и поступила в техникум, где и увидела молодого преподавателя математики.

Завидным женихом Бориса трудно было бы назвать – не красавец-спортсмен, не душа компании, не сын обеспеченных влиятельных родителей. Ни дачи, ни машины, зарплата скромная, жил в коммуналке с братом и родителями, отец – инвалид войны. В общем, никакой не принц на белом коне, просто хороший и добрый человек. Но у многих не избалованных богатством выбора молодых коллег-преподавательниц и студенток он пользовался успехом, что, впрочем, в силу природной скромности и невысокой самооценки почти не замечал. Зато его заметила Галя и сразу оценила по достоинству: москвич, непьющий, внешне симпатичный, да еще и добрый, мягкий, покладистый.

Слушая рассказ Володиных родителей, Рус так и не понял, любила ли мама отца или просто прибрала его к рукам, потому что хотела замуж, да и «возраст уже поджимал» – ей на тот момент было около тридцати, она была старше отца. А вот Борис однозначно влюбился. Романтик, знавший жизнь только по хорошим книгам, будущий отец Руслана принял то, что происходило между ним и Галей, за счастливую любовь. Галя – яркая, бойкая, настойчивая, приглашала его к себе в общагу, кормила его любимыми блюдами, лепила пельмени, даже пироги пекла. Борина собственная мама-учительница готовила так себе, да и не до пирогов ей было – на руках муж-инвалид. А тут тебе – и угощение, и забота, и смотрят ласково… Ну и секс конечно. Дядя Костя со свойственной их семье деликатностью на эту тему ничего не говорил, но Рус и сам догадался, что у его двадцатитрехлетнего отца Галина, возможно, и вовсе была первой женщиной… Пока она еще училась в техникуме, Борис стойко держал оборону, но как только Галя получила диплом, сдался и уже той же осенью повел свою бывшую студентку в ЗАГС. Почти сразу же после свадьбы Галина забеременела и еще до рождения сына сумела выбить для своей молодой семьи двухкомнатную квартиру в том же дворе, где тогда жили Вележевы – тоже молодожены, только что произведшие на свет Володю.

Первое время у Бориса и Галины Арефьевых шло ни шатко ни валко, но с каждым месяцем семейная жизнь все меньше напоминала безмятежное счастье. Руське не было и полугода, когда Галя вышла на работу – молодой семье нужны были деньги. Сыном чаще занимался Борис, у него, как у преподавателя, было больше свободного времени. Понимая, что в смысле культурного уровня жена сильно ему проигрывает, он старался ее «образовывать», рассказывал, объяснял, водил на хорошие фильмы, в музеи, театры и на концерты, приносил книги, зачитывал ей выдержки из того, что самостоятельно она никогда бы не осилила. И до свадьбы Галя на все это соглашалась, даже делала вид, что нравится, ходила с мужем «просвещаться», и книги иногда читала, и слушала, что тот ей читает. Но с рождением ребенка все «образовывание» сошло на нет. Устав притворяться, Галина вновь стала самой собой и начала посвящать выходные не чтению и походам с мужем на выставки, а промтоварным магазинам, сплетням с подругами по телефону и обсуждению, кто что купил. Пельменей и пирогов в домашнем меню становилось все меньше, но страдал Борис, конечно же, не от этого, а от того, что в семье не стало понимания. Да и было ли оно когда-нибудь вообще – между такими разными людьми? «Стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой», – цитировала Пушкина Светлана, глядя на чету Арефьевых. Очень быстро стало ясно, что общего у этих двоих только одно – любовь к сыну, в котором оба действительно души не чаяли. Борис не говорил о своих переживаниях другу, не жаловался, не было у него такой привычки, но Косте все было понятно и так. Он догадывался, что в семье друга больше нет супружеской любви – если она вообще когда-то была со стороны Гали. Но ясно было и то, что Борис хоть и понял, что счастья с женой не будет, все равно не собирался ничего менять и намерен был сохранять семью – ради сынишки.

Вот только жизнь распорядилась иначе.

В один совсем не прекрасный день Борис сказал другу, что разводится с Галиной. Что послужило причиной, для Руслана осталось тайной, Вележевы ему этого так и не сказали. Узнал он только то, что разрыв родителей оказался окончательным и бесповоротным. Галя выставила мужа из дома, и тот безропотно собрал свои немногочисленные пожитки и ушел.

– Ты попробуй понять их обоих, Русик, – говорила тетя Света, отодвигаясь от заглянувшего на веранду солнца. – Тут ведь важно не то, кто прав, кто виноват и насколько виноват, – дело прошлое… Важно то, что они оба тебя очень любили. Для Галины ты вообще весь свет в окошке был. Она ведь день и ночь мечтала только о том, чтобы ты был счастлив – в ее представлениях о счастье, конечно. Чтоб у тебя была московская квартира, дом полная чаша, высшее образование, престижная непыльная работа. Она страшно боялась, что с тобой что-нибудь случится, что ты в плохую компанию попадешь или того похуже. Отчаянно боялась потерять тебя. Вот она и тряслась над тобой, как орлица над орленком…

Руслан в ответ только кивнул – о маме он все знал не хуже Вележевых.

– А что папа? – спросил он.

– Борис тоже очень любил тебя, – это сказал уже дядя Костя. – Но Галя после развода так злилась на него, что и тебя маленького настроила против отца. Каждый раз, когда Боря пытался встретиться с тобой, ты кричал ему: «Уходи, ты плохой! Я тебя не люблю!» Плакал, с кулаками на него бросался, а потом убегал.

– Не передать, как нам тогда было тебя жаль, – тихо сказала тетя Света. – Конечно, было понятно, почему ты так себя вел. Малышу невозможно справиться, когда такие противоречия. Ты ведь и папу любил, и маму. Но папа теперь был далеко, а мама оставалась с тобой. Накручивала тебя, и ты ее слушался. Мы тогда втроем с Борисом посовещались и решили, что надо дать тебе время, не травмировать тебя пока встречами.

– Пока мы жили с вами рядом, – продолжал дядя Костя, – то часто перезванивались с Борей. Он потом уехал из Москвы, но по межгороду звонил. Все расспрашивал, как ты. Мы рассказывали. Как ты растешь, как учишься, чем интересуешься, как не на шутку увлекся бальными танцами. Мы-то все это знали от вас с Володькой. А Боре, как разведчику, приходилось добывать сведения окольным путем… Но тебе об этом мы не говорили ни слова.

– Решили, что для тебя так лучше, – пояснила тетя Света. – Тебя же Галя так против него настраивала…

– Ну а потом мы переехали в Ясенево, – закончил рассказ ее муж. – Тебя больше не видели и с Борей потихоньку потерялись. Знаешь, как это бывает…

– И вы не знаете, где он сейчас? – глухо спросил Руслан. – Хотя бы жив ли?

Константин Владимирович и его жена с сожалением покачали головами – почти в унисон.

– Знаешь, Русик, – мягко сказала тетя Света. – Ты только не вини себя ни в чем, прошу. Ты был слишком мал, чтобы хотя бы понимать, что происходит.

Руслан впервые поднял глаза и прямо посмотрел на Володиных родителей.

– Странно я себя чувствую, – сказал он. – Словно весь мой привычный мир вдруг рассыпался… Как пазл, знаете? На кусочки.

Тетя Света ободряюще положила теплую ладонь на его руку.

– Все образуется, Русик. Вот увидишь.

А дядя Костя похлопал его по плечу:

– Всё в наших руках.

Эту последнюю фразу и услышала Люда.

– В наших руках сейчас будет замечательный шашлык, – торжественно объявила она, поднимаясь на веранду. – Идемте, все готово!

Что надо для счастья человеку? Пожалуй, именно быть в обществе дорогих ему людей. И разделять с ними вкусную еду. Как раз во время еды происходит особенное сближение. То самое сакральное «преломить вместе хлеб». Возникает какая-то особая общность, не понятная больше никому постороннему. Это так прекрасно – хотя, по сути, ведь такая малость. Почему же мы отказываем друг другу в этой малости, крадем друг у друга и у себя самих кусочки счастья, сами, своей волей вынимаем их из общей картины? Жизнь ведь не такая уж и длинная…

Это был чудесный день, и Руслан наслаждался каждой его минутой, каждым мгновением. Ему нравилось здесь все – большой участок, аккуратная полянка для барбекю с беседкой и мангальной зоной затейливой ковки, ухоженный огород, где только недавно вскопанные и засаженные грядки разбегались от центральной, как солнце, – расходящимися лучами. И дом с двумя этажами и маленькой мансардой, которую все с улыбкой называли «мезонином». В каждой комнате ощущался необыкновенный уют, который рождали мелочи. То вязаный оранжевый человечек верхом на подушке, то цветок в причудливом кашпо, то забавная этажерка из необструганных березовых полешек, то мохнатые коврики, в которые так приятно зарываться пальцами ног. «У меня дома совсем не так уютно», – вдруг подумал Руслан, но вслух этого говорить не стал. Как не высказал и другой промелькнувшей мысли: если бы сейчас с ним были Оля и дети, он был бы абсолютно, полностью счастлив.

Вечером пили чай – Руслан из синей кобальтовой чашки, теперь уже своей, «законной». И играли в лото. Какая мирная, домашняя, семейная, старинная игра! Как она напоминает блаженное время, когда не надо никуда спешить, лететь, решать проблемы. Просто – отдыхать. Просто – жить…

И спалось Руслану в ту короткую майскую ночь на диво хорошо. Он попросился в мансарду, где пахло свежестью и цветущей сиренью, и уснул, едва голова коснулась подушки.

Проснулся он рано, долго лежал, глядя в окно на небо, и думал, думал, думал. Пока где-то внутри не созрела твердая решимость.

И сразу после завтрака засобирался.

– Куда же ты, Русик? – искренне огорчилась тетя Света. – Мы хотели тебя на озеро сводить. И в лес. Правда, ни грибов, ни ягод пока еще нет…

– Все будет, – с улыбкой заверил он. – И грибы, и ягоды. И на озеро сходим – если еще позовете меня сюда, конечно. А пока…

И, выслушав заверения, что ему всегда будут тут рады, отправился складывать свои вещи. Хотя собирать было особо нечего – зубную щетку, спортивный костюм, в котором он тут ходил, да с благодарностью принятый подарок – синюю чашку.

– Я смотрю, ты на что-то решительно настроился, – заметил Володя, поднявшись в мансарду. Он уже был в курсе, что родители рассказали Руслану о его отце.

– Мне правда надо ехать, – кивнул Рус. – Все обдумать, все осмыслить. Вчера я столько узнал… И теперь я чувствую себя… немного другим. Как будто повзрослел. Как ты считаешь, можно ли повзрослеть после пятидесяти?

– Смотря что ты подразумеваешь под этим словом, – серьезно ответил друг.

Руслан задумался над формулировкой.

– Ну… Наверное, когда научаешься получать удовольствие от ответственности и исполнения своих обязанностей.