Kitabı oxu: «Вкус жизни. Комплект из 2 книг Олега Роя», səhifə 16

Глава 7
Детективщицы

Сима сняла его двумя пальцами, поднесла к глазам. В ней немедленно проснулась «великая сыщица», хотя сердце ее болезненно екнуло. Волос был, несомненно, женским и не ее…

«А что ты хотела? – ехидно заметил кто-то в ее голове. – Чтобы ты была для него единственной и неповторимой, и чтобы он больше ни с кем не общался? Что ты вообще о нем знаешь, дорогуша? Может быть, он женат, несмотря на отсутствие кольца на пальце? Валентин вот тоже кольца не носил… Может быть, к нему не одна натурщица ходит? Может быть, он спит не только с тобой, а с каждой из них?!»

– Ты ему кто, жена? – прервала она свои умоизмышления. – Ты ему никто! И иди домой, тебя ждет Полина. Хоть кто-то тебя ждет…

Но волос она все же забрала с собой, завернув в бумажную салфетку.

– Ты себя в зеркало видела? Тушь размазана на пол-лица, – сказала Полина Андреевна, едва только ее жиличка появилась на пороге.

Сима, поспешно сбросив обувь, заглянула в ванную. Не так ужасно, как описала Полина, но… да, кошмар, как зомби. Сима умылась.

– Всегда следи за своей внешностью, – назидательно сказала Полина. – Особенно после сорока. Кстати, маску бы сделала… Ну ладно, успеется. А теперь рассказывай, что там за погромы, показывай фото. Еще не так поздно, чтобы ложиться спать.

И Сима показала ей то, что нащелкала на первом этаже, рассказала про все мелочи, стараясь не упустить ничего.

– Мелочи имеют иногда первостепенное значение. А иногда – никакого, – заметила Полина. – К примеру, этот снимок. Что мы на нем видим?

– Кухонную зону, – послушно ответила Сима, хотя это и так было для нее очевидно и не требовало пояснений.

– И все? – ехидно переспросила Полина. – А часы ты на снимке видишь?

– Да. У него же потрясающие часы! – оживилась Сима. – Они, главное, не кварцевые, а механические и очень красивые, с гирьками. Они не только под старину, но и под цвет – он специально искал такие настенные, чтобы под серое дерево. Бесшумные, и даже бой он отключил, ему просто нравился внешний вид, вот он их и купил – давно уже!

Сима была очень горда собой, что все это запомнила, – ведь это были факты из жизни дорогого ей человека.

– Наговорила-то сорок бочек арестантов, а толку пшик, – насмешливо резюмировала Полина. – Будто убалтываешь меня такие же купить. Ты время на часах видишь?

– А что время? – присмотрелась Сима. – Ой…

– Вот тебе и «ой». Два часа пять минут. Часы-то работают? Или они действительно так, для красоты?

– Работают, – пристыженно признала Сима. – Но я была там часов в девять вечера, а на них почему-то…

– И о чем нам это говорит? – тоном учителя вопросила Полина Андреевна.

Сима уставилась ей в рот:

– О чем?

– О том, что он их просто не завел как минимум, – ответила лиловая дама.

Сима разочарованно выдохнула.

– Такие часы заводят раз в неделю, – продолжала та. – А он не завел. Почему – неизвестно. Забыл по небрежности, по плохому самочувствию. Моя версия – пришло время завода, но к этому моменту его уже не было в доме. Например, он заводил их по воскресеньям вечером. Сегодня что? Среда. Вероятно, именно ты и отвлекла его от еженедельного завода часов. Ему было не до того – ты занимала его мысли, руки и все остальное. Но то, что он не завел часы и они остановились, может вообще ничего не значить. Просто не завел, и все.

– Вы натуральная миссис Марпл, – пораженно пробормотала Сима.

– Она была МИСС, – недовольно проворчала Полина. – И старая дева. Ну спасибо тебе – я всю жизнь замужем, а ты меня в старые девы произвела. Да и невеликие у меня дедуктивные способности… Ну-с, что у нас дальше?

И Сима заторопилась, выкладывая свои наблюдения и догадки – что, по-видимому, у Алекса в его отсутствие была какая-то женщина, скорее всего, любовница или жена, что-то искала, не нашла, со злости разбила кувшин, отшвырнула подушку и вдобавок насорила волосами…

И она развернула салфетку.

– У него, разумеется, была в лофте женщина, волос-то женский, – кивнула Полина. – Но кто тебе сказал, что она была именно в день погрома и что у них какие-то отношения? Может, это его дочь, например.

– Дочь? – ошарашенно переспросила Сима.

– Ну, дочь, сестра, кузина, какая разница, – в нетерпении отмахнулась лиловая дама. – Домработница приходящая. Версий до чертиков, но можно пролететь с любой. Да, это факт – что-то искали. А что искали и нашли или нет – пока непонятно. Деталей много, да. Но иногда даже то, что ты видишь собственными глазами, бывает не тем, чем кажется, поверь моему опыту. Например, подушку мог никто и не бросать. Художник твой мог машинально прихватить ее с дивана, где сидел в прострации, и уронить у подножия лестницы.

Сима промолчала. Да, Полина была женой следователя. Сима ведь действительно прихватила подушку с собой, когда прогуливалась на второй этаж, – а зачем прихватила? Ни за чем. Именно в прострации…

И, несмотря на нелестные слова вдовы о своих способностях, слова эти были не очень справедливы. Полина примечала очень многое. И наверняка в многолетней практике ее мужа было много случаев, когда даже, казалось бы, неопровержимые улики оказывались вовсе не уликами…

Но боль в душе от этого понимания не утихала.

– Может быть, мы никогда детально не узнаем, кто там был, – тихо сказала Сима. – Важно не это. Важно, где сам Леша.

– Да, – кивнула Полина. – Он мог уехать к себе в квартиру, отключить телефон.

– В какую квартиру? – не поняла Сима.

– Судя всему, он человек небедный, – прикинула вдова. – У него вполне может быть квартира помимо этого лофта. Это же просто мастерская. И ты действительно о нем не знаешь ничего.

– Вот я дура, – потрясенно прошептала Сима.

– Никакая не дура, – защитила ее Полина. – Просто неинформированная…

– …провинциалка, – обреченно закончила жиличка.

– Ну, и провинциалка, – согласилась вдова. – Но это не ругательство и не приговор. Прекращай себя уже затаптывать, сколько можно? Ну и если он у тебя такой нервный, то мог от сильного стресса в самом деле загреметь в клинику. Ведь ты говоришь, пропажа креста сильно его расстроила?

– Еще как…

– Ну и вот, – кивнула Полина. – Но давай подумаем об этом завтра.

Она часто цитировала эту фразу из «Унесенных ветром» и в отличие от Симы не только смотрела фильм, но и читала книгу и хорошо ее помнила.

– Давайте, – вздохнула Сима. – Только в полицию, наверное, все же не надо.

– Да уж, как-нибудь без полиции обойдемся. Что ты там скажешь? Мужик трубку не берет, а у него дома кувшин разбился?

…Наутро легче не стало. Телефон молчал – ни звонка, ни эсэмэс, ни гудков. Все то же отсутствие абонента в сети.

Сима очень страдала. Вспоминая их с Лешей-Алексом встречи, прогулки, разговоры, молчание, прикосновения, занятия любовью – все то недолгое, что было между ними, – она все сильнее чувствовала, насколько привязалась к нему. И эти чувства в буквальном смысле разрывали ее сердце напополам. С одной стороны, ей, как любому человеку, было очень больно от того, что ее бросили. Может, конечно, и не бросили – только как это еще можно было назвать, если она осталась одна?

«С другой стороны, ведь у меня было все это, – говорила она себе каждый день, повторяла, как мантру, – а могло бы и не быть, и я так и не узнала бы, что такое любить по-настоящему!»

«То есть “любовь по-настоящему” это для тебя боль? – вступал в “разговор” внутренний ехидный голос, голос-скептик. – Так и до мазохизма недалеко. Тебе оно надо?»

«Боль – не всегда оборотная сторона любви, – говорил голос ненормальной оптимистки. – Бывает, что любовь – это светло и хорошо».

«Только не у тебя…»

«Хватит!» – она усилием воли заставляла все эти внутренние голоса замолчать, а то это уже попахивало не мазохизмом, а шизофренией.

Сима ходила по тем же улицам, где они гуляли, сидела в том же ресторанчике «Сфера» и бесконечно разговаривала с ним. Про себя, конечно.

– Сегодня на Якиманке выставка Босха и Брейгеля, Леш, – говорила Сима и направлялась туда. Она смутно представляла себе, что это за художники, но помнила, что ее «Принц датский» когда-то упоминал их имена – и этого было достаточно.

– Леш, я их боюсь, – жаловалась она, выходя уже после посещения арт-галереи. – Это же ужас что такое, ночные кошмары какие-то…

Но, к сожалению, Алекс ничего не говорил ей в ответ. Интересно, а что бы он мог сказать? Возражал бы? Соглашался? Что-то другое?..

Она зашла в «Сферу». Знакомый официант по привычке пошутил насчет супа том ям, она вежливо посмеялась, а когда он ушел, оставив ее наедине с кофе, не удержала слез.

Они смотрели с Полиной Андреевной фильмы, которые они с Лешей обсуждали, и Сима каждый раз упоминала: «А Леша этого артиста назвал…», «А Леша сказал про этого режиссера…», «А Леша этот фильм очень любит…», пока Полина не сказала ей, что она занимается типичным саморазрушением.

Единственное, что не то чтобы утешало, а, по крайней мере, отвлекало, – это ее «кино», которое она продолжала придумывать, и ее «картиночки», как она их называла. Ей очень нравилось кропотливо ковыряться в мелочах. Она ведь давно начала рисовать («писать», – поправляла она себя) копии известных пейзажей, а потом стала копировать фотографии, найденные в интернете.

Иногда Полина заглядывала к ней в комнату, где на стеллажах были аккуратно расставлены по зонам принадлежности для работы с ногтями и всякие художественные «прибамбасы».

– Знаешь, у тебя обиталище приобрело свое лицо, – одобрительно отметила вдова. – Довольно приятственное. Мастерская. Бутылечки всякие, пузыречки, лампочки… Уютно тут стало.

– Ну и хорошо, – радовалась польщенная Сима – «мастерская»…

Она уже давно, еще в период жизни в Выхино, купила небольшой набор масляных красок и кистей и крошечные картонки в овальных и прямоугольных рамках. Когда краски кончались, она докупала новые. Удивлялась, что у нее уже появились свои пристрастия к тем или иным цветам – как они ложились на картон. У нее уже были свои любимые кисточки…

Казалось бы, чего еще больше – у нее есть знакомый художник, почему бы не показать ему свои творения, не попросить совета?.. Полина ей так и сказала.

– Да вы что? – засмеялась Сима. – Куда я со свиным-то рылом да в калашный ряд? Позориться только. Да ни за что я ему не покажу! На ноготках фитюлечки вырисовывать – это одно, для себя баловаться – тоже, а он же… Ху-дож-ник… Настоящий!

– Ну и зря, – решительно сказала лиловая дама, рассердилась даже. – Ты сама себя обесцениваешь, обезличиваешь и еще хочешь, чтобы тебя всерьез принимали.

И сердито укатила в своем кресле к балкону, вышла на него своими ногами и стала отстраненно курить. Через час Сима едва уговорила ее вернуться обратно и пить чай с крафтовым мармеладом, который Полина очень любила, а Сима знала и приберегала его для таких вот случаев…

– Даже не верю, что прошло всего две недели, как исчез Леша, – сказала она Полине Андреевне удивленно. – По моим ощущениям, год прошел…

– Ты мне года-то не прибавляй, – не преминула заметить лиловая дама.

Таинственный художник Алекс по-прежнему не появлялся ни в реальности, ни по телефону. И Сима поняла, что, как ни цепляйся за воспоминания, надо жить дальше. Банально? Безусловно, банально, только очень больно. Такого Сима еще не испытывала. Она перепробовала дыхательную гимнастику, которой научила ее Полина Андреевна, пила успокоительные, витамины…

– Все это отлично помогает, – врала она квартирной хозяйке.

– Врешь, – говорила проницательная вдова.

Потом Симе посчастливилось найти работу в небольшой парикмахерской с маникюрным зальчиком. Не бог весть как высокооплачиваемую, но жить и снимать квартиру можно. Кроме того, парикмахерская располагалась недалеко от дома с лофтом Алекса, тоже на Пресне.

– Ну все, – махнула рукой Полина. – Теперь у тебя совсем крышу снесет.

– Мне кажется, наоборот, – возразила влюбленная натурщица. – Я боюсь туда заходить. Просто боюсь. Я не хочу видеть это запустение. Словно это гробница какая-то.

– Вот ты мастер нагонять тоску, – недовольно говорила Полина. – Гробница… Тогда подумай о живой старушенции, которой давно пора сделать свежий маникюр.

– Ой, да, конечно!

Еще через неделю Сима вдруг обеспокоилась:

– Да что я, как росомаха – а вдруг он вернулся?! А там грязища такая!

– Так ты же говоришь – «боишься там появляться», – подначила Полина.

– Перебоялась! – бодро ответила Сима. – Я назначаю себя смотрителем его мастерской.

– Юмор прорезался – жива будешь, – заключила лиловая дама.

– Там же все пылью зарастет! – пыталась оправдываться Сима.

– Переживаю я за тебя, дуреха ты моя!

– Я знаю, – обняла ее та.

И Сима, давно уже не позволявшая себе этого, как-то в конце рабочего дня решительно отправилась в лофт совмещать приятное с полезным. Под предлогом уборки, а на самом деле, конечно, в надежде, что вдруг все же Леша объявится.

А что?! Да в конце-то концов!

И Сима представила, как она сидит на серо-лиловом диванчике в кухонной зоне и даже кофе не пьет, а просто сидит и ждет. И вдруг слышит, как поворачивается в замке ключ… Какой удивительный звук. Ничего более волнующего она в своей жизни еще не слышала!

Ключ не просто так поворачивается – входит ее дорогой Леша! Похудевший, осунувшийся, небритый, но такой родной.

– Я сбежал из алжирского плена, – говорит он…

Почему из алжирского и как его вообще туда занесло, Сима придумать не могла – ей было достаточно того, что он пришел! Эта мысль заставила ее прибавить темпа, и вот она снова отпирает своими ключами заветную дверь, где совсем недавно она была счастлива.

Похоже, что с последнего ее прихода ничего не изменилось – вот как попало сваленные подрамники, вот разбитый кувшин, перевернутая табуретка… Только маленькая подушка лежит теперь не на полу, а на диване, заботливо перенесенная туда Симой давным-давно. И Сима сделала вывод, что за время ее отсутствия больше никто мастерскую не посещал.

Ей внезапно сделалось стыдно. Тоже мне «смотрительница лофта». Гнать в шею таких «смотрительниц»! Даже в голову не пришло навести порядок за столько-то дней, все переживала…

Поскольку от визита в полицию они с Полиной Андреевной отказались еще в день погрома и не нужно было сохранять этот погром в первозданности, дабы не затоптать следы, Сима, как говорится, засучила рукава. Как ни крути, а лучшее средство от депрессии – это работа, любая. Сима предусмотрительно взяла с собой старенькие спортивные брюки и футболку, в которых она обычно дома наводила чистоту, перчатки. И принялась за уборку, приговаривая вслух:

– Так, для начала соберем кисточки. Куда бы вас положить? А вот мы стянем ваши деревянные ручонки резинкой, чтобы не рассыпались…

Кисти были сухие и совершенно чистые – Леша был таким аккуратистом.

Сима вздохнула. Стало грустно, и даже разговаривать с самой собой расхотелось. Она молча подмела пол – очень тщательно, потому что мелкие осколки кувшина, оказывается, разлетелись по углам довольно далеко. И под занавеску даже, и к ступеням лестницы. Ссыпала содержимое совка в мусорное ведро. Потом принялась ставить на место подрамники и картины, подолгу рассматривая каждое полотно. Все-таки потрясающе. Нереально так человеку писать…

Вот, скажем, букет полевых цветов, стоящий в стеклянной банке. В ней отражалось окно и пейзаж за окном. Целый мир в банке. А на лепестках цветов – капли росы, свежие-свежие. Сима потрогала написанную каплю, посмотрела на палец.

– Сухой, – прошептала она. – А капля мокрая. Живая…

Каждая работа Леши… нет, художника Алекса была для Симы откровением. Как много его работ она, оказывается, еще не видела. Что она вообще видела. Как жаль, что она так мало успела узнать о нем. Только бы с ним все было хорошо…

Наконец все полотна были расставлены по местам. Конечно, скорее всего, не в том порядке, в котором они стояли когда-то, но уж и не этот хаос, который она обнаружила здесь больше двух недель назад. Кто же все-таки все перевернул? И чей это волос?..

Интересно, если это его любовница, то делала ли она влажную уборку и в его мастерской?.. Фиг там. Любовницы – не большие любители никаких уборок, тем более влажных.

– А мы вот возьмем да помоем все полы, – решительно сказала она и пошла на штурм.

Хорошо, когда чисто, по-домашнему, обжито. Было бы здорово сварить ему кофе.

Она вспомнила, как они пили здесь кофе. Может, сварить себе?.. Нет, себе одной неинтересно. «С корицей, как вы любите», – искусительно шепнул голос внутри. «Отвяжись. Дома попью», – решительно отказалась Сима.

А потом обнаружила себя поднимающейся по лестнице на второй этаж. Может быть, перестать наконец себя мучить? Да, здесь, на этой кровати у них впервые произошло ЭТО. И в последний раз – тоже здесь. Возможно, это был самый последний раз…

Она легла на кровать, погладила ладошкой простыню – на ней когда-то они обнимали друг друга, потрогала одну из подушек – тут когда-то лежала его голова.

Что же это она? На первом этаже прибралась, а на втором? Валяется она. Ведь куда бы Алекс ни пропал, ему будет приятно вернуться в чистое помещение.