Kitabı oxu: «Искренне я. Письма поддержки для родителей маленьких детей», səhifə 3

Как собственная история влияет на родительство

Рождение ребенка – это начало новых отношений. А начать отношения с кем-либо – большой труд. Чем позже начинаются любые отношения, тем выше ожидания. Если мы запланировали отношения, чтобы поставить воображаемую галочку, то это больше похоже на проект, чем на искреннюю историю. У каждой мамы есть ожидания от ребенка, особенно когда это первенец: я хочу, чтобы он был здоровым, общительным, послушным (нужное подчеркнуть). Когда тебе 20 лет, ты расслабленнее относишься к тому, что будет с ребенком, потому что у тебя самой еще вся жизнь впереди. Ты неминуемо больше отдаешь, включаешься в процесс, меньше думаешь о том, «а как могло бы быть по-другому», «а что, если…».

Когда ты рожаешь в 30 лет и позже, есть не просто ожидания, а готовый план. В своей практике я часто встречаю женщин, которые живут по плану: родить во столько-то лет, отдать ребенка в сад в таком-то возрасте, на хоккей / художественную гимнастику / плавание он пойдет тогда-то. Главное разочарование случается, когда ожидания и реальность не совпадают. Тогда вероятность депрессии многократно возрастает. Расставаться с багажом знаний и привычной картиной мира очень трудно. В 30–35 лет выходить из-под действия наркотика под названием «трудоголизм и суперактивность» под силу не всем. Женщина сама себя сковывает, говоря: «Сейчас не время рожать, нужно закончить проект», «Через два года я наконец получу повышение, потом подумаю о ребенке».

Нередко я наблюдала женщин, которые пытались зачать ребенка всеми силами, но у них не получалось из года в год. Тогда ребенок становился одержимостью, идеей фикс. Если в этом состоянии «наконец-то я мама!» женщина рожает – добивается беременности сама или с помощью вспомогательных репродуктивных технологий, – она включена в ребенка на 100 %. Кажется, так и должно быть. Но есть обратная сторона – гиперопека. Когда женщина все поставила на сына или дочь – остановила карьеру, потратила на него много сил, времени, денег, нервов, – может произойти слияние с малышом. Сепарация в будущем не происходит или происходит мучительно. Из других симптомов гиперопеки: в речи присутствует только местоимение «мы», грудное вскармливание длится дольше трех лет, ребенок очень долго спит с мамой отдельно от папы, партнер вытесняется из отношений, женщина перестает ухаживать за собой, нарочито небрежно одевается. Ведь ей некогда, у нее ребенок. Она чувствует себя самой лучшей и самой нужной мамой на свете, но при этом теряет себя как женщину. В эпицентре этих отношений – гиперожидания от ребенка. В некоторых случаях происходит обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) – осада мозга навязчивыми мыслями, например, о болезнях ребенка. Женщина больше не принадлежит себе, она отдает и отдает, но во вред себе и часто во вред малышу. Это жертвенность в кубе.

Совсем иначе ведет себя мама-пофигист, которая находится в другой крайности. В первые дни после рождения маленького человека в доме появляется няня или бабушка, которая проводит с ребенком большую часть времени. В этом случае мама превращается в няню по своей сути, а другой человек становится мамой. Самое страшное для малыша, когда «маму» – человека, который был значимым взрослым, – меняют.

Однажды я работала в семье, где было шестеро детей, папа – миллиардер, мама – актриса. В своих интервью на вопросы о том, как она в свои 39 лет совмещает карьеру и рождение детей, у нее был готовый ответ: дети – это возможность открывать новые двери в жизни. На нее работал целый штат профессионалов – повара, гувернантки, педагоги, несколько нянь. Переступив первый раз порог дома, я ждала встречи с хозяйкой. Мне важно было понять, как взаимодействовать с двухмесячной малышкой, ради которой меня пригласили. Но в тот день мы не познакомились. В следующие несколько недель тоже не было встречи.

Няня двухлетней дочки хозяев рассказала, что она в этом доме уже около двух лет и девочка называет ее мамой. Няня тоже испытывала к ней материнские чувства, ведь она нянчила ее с двух месяцев. Настоящая мама виделась с детьми раз в неделю, обычно делила их на две группы по трое и по очереди проводила с ними два-три часа. Когда мы с ней наконец познакомились, я наблюдала, как хозяйка-актриса заходила в дом, но не подходила к малышам. Она поднималась на верхние этажи и лишь перед моим уходом брала у меня кроху, крутила ее в руках, как фарфоровую куколку, спрашивала что-то несущественное – почему распашонка мокрая? – и быстро возвращала малышку в кроватку. В эти моменты в голове у меня раздавался звон разбитого стекла. На осколки рассыпалось мое представление о внимательной и любящей многодетной маме. Я не смогла проработать там и месяца – жесткость хозяйки дома, ее маниакальное стремление к внешнему порядку, невключенность в дела детей заставили меня принять решение об уходе. Я поняла, что не хочу менять свою роль мамы на что-то другое и сделаю все возможное, чтобы мои дети росли со мной.

Вот так предыдущий опыт может определять отношение к себе как к родителю и отношение к ребенку. Конечно, гиперопека и безразличие – это крайности. Стиль большинства родителей где-то посередине: кто-то чуть больше опекает детей, кто-то – относится проще. Но на образ родительства влияет предыдущий опыт.

До рождения малыша ты можешь не осознавать свой детский опыт: обиды, непрожитые эмоции, страхи, гнев могут быть надежно замурованы подсознанием. Поэтому важный совет: еще до того, как планировать ребенка, проконсультироваться с психотерапевтом и, если нужно, проработать вместе свои травмы. Потому что позже, когда уход за младенцем будет отнимать много времени и сил, может быть сложнее или попросту некогда работать с травмами, болезненными переживаниями, сложными воспоминаниями и в целом с тем опытом, который был в жизни до родительства. А этот опыт – отношений в семье, учебы, работы, переездов, дружбы – в любом случае будет влиять на общение с ребенком и на собственное родительство. Для того чтобы сделать свое взаимодействие с ним осознаннее, прожить роль родителя глубже, с удовольствием, стоит понять, оценить свой опыт до родов.

Сохранить себя

В начале родительства мы нередко меняемся ролями с младенцем: начинаем полностью зависеть от него. А ведь все наоборот – ребенок полностью зависит от нас. Когда ты помнишь об этом, то можешь поддерживать себя, быть опорой для самой себя, очень помогая этим своему малышу. Ты начинаешь заботиться о нем, нести за него ответственность с чувством эмпатии, потому что САМА это выбрала. Без ощущения: «Вот бы кто-то пришел и спас меня! Занялся всем этим вместо меня». Безусловно, тебе нужна помощь, чтобы разгрузиться, отдохнуть. Но основа для младенца – твое внимание. Если в первые полгода-год ты пропустишь этот важный пласт отношений с собственным малышом, его придется потом «донашивать». Ребенок неосознанно будет требовать додать ему, и тебе все равно придется это делать.

Симбиоз «мама – ребенок» в первый год трудно переоценить. У младенца еще нет ничего своего: все твои чувства и состояния – это и его чувства тоже. Эти избитые фразы: «счастливая мама – счастливый ребенок», «спокойная мама – спокойный малыш» – действительно работают. Когда я себя программирую на спокойствие, уверенность, собственную значимость, я понимаю, что могу в миллион раз больше. В состоянии тревоги, апатии, усталости моя способность отдавать стремится к нулю. Поэтому не пренебрегай отношениями с собой. Они – фундамент для отношений с ребенком, партнером и остальным миром.

Подумай об этом

● Попробуй рассказать свою историю с самого детства и до рождения ребенка. Если трудно, попробуй записать ее текстом или на видео. Это нужно для того, чтобы понимать, как ты себя определяешь, о чем хочешь говорить, какие стороны жизни, наоборот, желаешь скрыть.

● Есть ли в твоей жизни травматичные события, связанные с детством, родителями, которые тебе трудно отпустить?

● Как думаешь, какой твой жизненный опыт значительно повлияет на взаимодействие с твоим ребенком?

● Можешь ли ты сказать, что живешь свою жизнь – идешь к собственным целям, выбираешь себя, создаешь в своей жизни то, что нравится тебе и вдохновляет?

● Попробуй представить, что впервые знакомишься с собой, как с незнакомцем. Какое у тебя впечатление? Что за человек перед тобой?

● Теперь подумай о тех чертах, увлечениях и фактах биографии, которые мало кто знает или почти никто не знает. Рассмотри подробнее эту сторону своей личности.

● Был ли у тебя опыт продолжительной психотерапии? Если нет, то представь, что ты на приеме у специалиста. О чем бы вы поговорили?

Тебе письмо

Самые важные отношения у каждой из нас всегда будут с самой собой. Их необходимо построить до вступления в брак и до рождения ребенка. На них нужно выделять время, силы и другие ресурсы. Важно научиться замечать свои чувства и состояния, осознавать собственные цели, понимать и выбирать себя.

Когда ты уже станешь родителем, можешь упасть в темную пропасть отчаяния от недосыпа, непонимания, что нужно ребенку, от неуверенности, от десятков самых разных «не». Плач твоего ребенка может сорвать замки с самых темных воспоминаний и вернуть мысленно в то время, когда тебе не разрешали слез. И в этом всем самой прочной опорой, которая всегда будет с тобой, останешься именно ты. Не потеряй себя, помни, что тебе интересно, что вдохновляет, каким человеком тебе нравится быть. Опираясь на себя, ты сможешь выбирать то, что делает тебя счастливой и подходит именно тебе. Тебе будет по силам преодолеть все трудности и глубоко прожить радости и в родительстве, и в любой другой сфере.

Потому что главный человек в твоей жизни – это ты.

Глава 3. Для двоих

Начало

Первое января в Израиле – просто смена даты в календаре. Никаких нарядных елок, салютов, боя курантов, салатов и подарков в шелестящей бумаге. Начало года и настоящий праздник – Рош ха-Шана – наступают в сентябре. В первый год в Израиле я осталась без привычного праздника зимой.

Чтобы получить новый паспорт, я должна была не покидать страну в течение всего года. Девушки, с которыми я снимала квартиру, уехали к родственникам, и я осталась совсем одна. Это было странное ощущение покинутости, ведь Новый год я всегда отмечала с семьей или друзьями. Но в канун праздника я увидела объявление местного русскоязычного комьюнити о празднике в одном из клубов.

Мне было очень сложно прийти в какое-то новое место, где я никого не знаю. Особенно туда, где надо отдыхать. Учиться вместе – пожалуйста. А развлекаться, быстро знакомиться с незнакомыми людьми – нет. Но сидеть в пустой квартире в одиночестве настолько не хотелось, что я все-таки поехала в Тель-Авив на эту встречу, где меня никто не ждал. Я проделала путь длительностью около двух часов и просто стояла около стены в большом темном зале. На мне была шляпа, под которой я носила короткую стрижку «под мальчика», в носу красовался пирсинг, на лице – яркий макияж. Я выглядела очень экстравагантно. Вокруг ходили люди с бокалами, по полу стелилась искусственная дымка, сквозь нее просачивался свет софитов.

Одна из девушек – Ева – подошла ко мне, у нас завязался разговор, во время которого я обратила внимание на молодого человека. Это момент был похож на кадр из фильма: дым, софиты, вокруг смутные очертания людей, а я вижу только его. Он был единственным в зале, кто носил пиджак и рубашку с запонками, ботинки с узорами, подвеску в виде самолета на шее. В руке он держал стакан, на дне которого было виски со льдом. Взгляд его при этом был грустный и немного отрешенный.

Подойти к кому-то первой, чтобы познакомиться, – невозможно представить. Я этого не делала никогда. Но вдруг я говорю своей новой подруге:

– Ева, как я выгляжу?

– Отлично! Ты просто красотка!

Я отворачиваюсь к стене, открываю зеркальце, чтобы поправить макияж. Через секунду я поворачиваюсь обратно, но его уже нет. Присмотрелась внимательней – нет, он точно ушел. Я иду в другой зал, в темноте и дымке спрашиваю у всех подряд: «Вы не видели парня в зеленом костюме?», но никто не понимает, кого я ищу. Мне кажется, что проходит ужасно много времени. Я поднимаюсь наверх, вижу охранника:

– Ты видел парня в зеленом костюме?

– Вот этого, который в такси садится?

В этот момент закрывается дверь такси, и машина уезжает.

Следующие три дня я думаю о том, что это был единственный парень, который мне понравился за долгое время. И он так просто ускользнул. Я день и ночь придумываю, как его найти. Третьего января на мой аккаунт в соцсети подписывается молодой человек по имени Родион Грин. Я захожу на его страницу и понимаю, что это он! Сердце стучит так, что мне кажется, его удары слышны даже соседям через стенку. Это невозможно, он меня не видел и не знает. Успокоившись, начинаю внимательно изучать его страницу. Есть фотографии в форме, значит, он служит в армии. Я размещаю одну за другой свои новые фотографии, и он первым их отмечает. Двадцать фотографий за 20 дней. Все это время я нахожусь в каком-то лихорадочном нетерпении, в ожидании, когда же он мне напишет. Спустя три недели я вижу на экране уведомление о сообщении. Отправитель – Родион Грин:

– Гo гулять!

Я в замешательстве. Где же привычное «Привет, можно с вами познакомиться»?

– Молодой человек, а мы с вами знакомы?

– Честно говоря, я не люблю переписки. Оставь свой номер, я позвоню.

В первый же вечер мы проговорили три часа. Был январь, но все эти 180 минут я была на улице, не хотела подниматься домой, где плохо ловил сигнал. На мне были дырявые джинсы, легкая куртка – я не готовилась к долгой прогулке. Но для меня было важно не потерять эту связь. Его звонок казался мне нереальным, каждую секунду я думала, что сейчас он куда-то исчезнет, что это мне снится. Но мы продолжали говорить и сразу смогли нырнуть на глубину. За эти три часа я узнала о его семье, как он оказался в Израиле, о чем мечтает, чем хочет заниматься, какие цели впереди. Пожалуй, впервые за 20 лет у меня был такой честный, удивительный и почти безумный в своей откровенности разговор.

– Ты знаешь, мне вообще-то не нравятся короткие стрижки у девушек, я люблю длинные волосы. То есть я так раньше думал. У меня был какой-то образ в голове, который мне нравился. И ты абсолютно не попадаешь в этот образ. – Его слова проникали мне в ухо теплым мягким шелестом. – Но я увидел твое фото после вечеринки в Facebook, и мне стало просто необходимо тебя видеть. Это интересно и так странно.

После этих слов на исходе третьего часа у меня разрядился телефон. Дома я села на кровать с кружкой чая и с ясным ощущением – сейчас произошло что-то важное. Мы договорились увидеться через день.

При встрече я сразу взяла его за руку. Невероятно, но моя рука была сухой. Такое со мной впервые – с детства у меня мокрые ладони. Мне давно поставили диагноз гипергидроз – особенность, при которой ладони и стопы часто очень влажные. Куда только меня ни водили, чтобы выяснить, в чем причина. После работы с одним доктором я поняла, что это началось после падения в детстве в колодец, – мне все время было страшно соскользнуть в пропасть. С тех пор при каждом стрессе мои ладони были не просто холодными, а мокрыми, как губка, поэтому я никогда никого не брала за руку. От мальчиков, которые хотели «подержаться за ручки», я тут же отстранялась без объяснения причины. Я не могла им признаться в своей особенности и не могла это принять в себе. Но сейчас, с этим человеком было иначе: появился сильный эмоциональный и физический контакт. Мне было с ним спокойно, были приятны его запах, манера жестикулировать, говорить, одеваться – все без исключения.

Развитие и кризис

Мы жили в разных городах, в часе езды друг от друга. Между нами постепенно родилась влюбленность, уровень которой зашкаливал до предела. Хотелось проводить друг с другом все свободное время, но это было невозможно: Родион служил в израильской армии уже год. А это значит, что в течение еще двух лет, пока длится служба, у нас будет всего два дня раз в две недели и телефонная связь в ограниченном доступе. В один из его свободных дней мы гуляли до шести утра, потом вместе сели на первый автобус. Он – домой, я – в гости к подружке, к той самой Еве. В сонном утреннем автобусе я слышу его голос:

– Давай поедем ко мне.

– ???

– Ты будешь спать в другой комнате. У меня есть отдельная комната. Давай мы будем спать в одном доме. Когда я проснусь, я хочу видеть, что ты есть, что ты реальная и никуда не исчезла.

– Нет, я не могу.

– Соглашайся!

– Не могу.

– Ладно… Но через несколько часов, когда мы поспим, я опять хочу тебя видеть.

И так проходил день за днем – ожидания встречи, неразлучные два дня и снова ожидание.

В израильской армии есть три больших подразделения: сухопутные войска, военно-воздушные силы и военно-морской флот. Есть еще секретное подразделение – разведка «Саерет Маткаль», есть полицейские и работники, которые проходят службу в офисах. В Израиле пойти в армию так же естественно, как в России после детского сада пойти в школу. Потому что в стране есть идея – быть защитником. Родион служил в ВВС, где ребята носят красивую белую форму. Смуглая кожа, яркие черты лица в сочетании с белоснежным кителем и синим беретом… Я была в таком восторге, что даже дыхание само собой замирало. Иногда казалось, я даже не выдержу такого счастья – разлечусь на маленькие кусочки.

И все-таки было очень трудно быть в отношениях на расстоянии. Мне пришлось изменить типичный взгляд на будущее: после института выйти замуж, начать зарабатывать, копить на квартиру, продвигаться по службе. У меня была эта программа от родителей и всего окружения. Но я понимала, что, когда Родион закончит службу, ему будет 23 года и он только пойдет учиться. Входит ли в его планы создание семьи в ближайшие 10 лет, я не знала. Ни у него, ни у меня в Израиле не было никакой «подушки безопасности»: ни сбережений, ни квартиры от родителей. Чтобы купить двушку в далеком городке, нужен миллион шекелей, по нынешнему курсу это больше 20 миллионов рублей, – огромные для нас деньги.

Мне не хватало опоры под ногами и понимания, что будет дальше. Был страх застрять в состоянии «бедный голодный студент». Я помнила историю моих родителей, которые росли вместе. Я тоже хотела быть рядом с человеком, с которым можно вместе развиваться. Мне было неинтересно вступать в отношения, где уже все готово, заработано и достигнуто до меня. Важно находиться на одной ступени развития с мужчиной. Я мысленно готова была стать мамой, создать семью. Родион был тем парнем, который отвечал всем моим внутренним запросам. Он давал ощущение надежности, которое мне было нужно. Мне хватило мудрости не путать мужчину с отцом, не искать в нем родителя. В это время я старалась поддерживать теплую связь со своим папой – мы много разговаривали, он меня поддерживал, высказывал свое мнение.

И вот наконец армия закончилась. Казалось, что все сейчас устаканится. Но после армии у Родиона случился кризис. Ему предложили подписать контракт – на три, пять или 10 лет. В Израиле почетно быть офицером, служить в армии, здесь постоянно военное положение. Эта работа хороша достойным доходом и ранним выходом на пенсию. В обществе принято уважать армию, на улицах много военных, на которых ты рассчитываешь, – все это позволяет гражданскому населению чувствовать себя под защитой. Родион был готов подписать долгосрочный контракт. Внутри меня все этому противилось, в голове стучало: «Нет! Не хочу! Ты будешь ограничен во всем: в передвижении, в выборе места жительства, в свободном времени». К тому же у него уже появилось ощущение, что он мне должен. Я часто рассказывала ему, что я хочу, как я вижу наше будущее. Я не стеснялась сказать, что если будет не так, как мне надо, то я уйду. У меня было мышление человека, который не готов к компромиссам и не готов ждать.

Он колебался. У него было и другое желание: поступить в один из самых престижных старинных институтов Израиля – Технион в Хайфе. Эта идея тоже вызвала во мне переполох: обучение там длится семь лет, студенты живут в отдельном закрытом городке в другой части страны. Я понимала, что туда не поеду. Я не хотела ничем жертвовать ради мужчины. Ждала два года – и теперь снова ждать? Если он решит уехать, наши пути расходятся, как бы больно мне ни было. Теперь я была уверена: отношения – это не так сложно, как казалось раньше. И встретить «своего» человека тоже возможно.

Родион начал сдавать психометрический экзамен – объемный вступительный тест, которой чем-то похож на ЕГЭ. Ему не хватило всего нескольких баллов. Я видела, как мой любимый человек за месяц пришел в подавленное состояние: он не чувствовал себя уверенным, не знал, что делать дальше. Он был не готов к тому, что может не получиться. Плюс я давила на него тем, что мне нужно другое. Все вместе завело его в тупик.

Я продолжала ходить на работу, оплачивать счета и квартиру. Родион почти не выходил из дома, он замкнулся, сильно похудел, мне было страшно за ним наблюдать. Сначала я поддерживала его, как могла. А потом у меня тоже кончились силы, я начала думать о разрыве. Мне казалось, что он безразличен ко мне – не встречал с работы поздно вечером, не интересовался моими делами. Вернувшись после двух работ, я могла застать его спящим. Мне было тяжело, и в какой-то момент я решила поставить точку – собрала чемоданы и сказала: «Я ухожу». Мы оба плакали. Нам обоим было тяжело расставаться, но мы не знали, как все исправить.